Мы не попрощались, Элка!произнес из глубины комнаты мальчишеский голос, забытый.Я не успел, помнишь? Мама с отчимом вызвали такси, загрузили меня на заднее сиденье в полшестого утра и увезли на вокзал. А ведь так хотелось!
Это был июнь. Температура на солнце в обеденное время превышала сорок градусов. Да и тень не спасала, потому что жара и духота проникали в каждую щель, в каждую пору, сочились сквозь трещины в асфальте, выдавливали из кожи соленый пот. Элка с утра ждала Лёву Выхина, чтобы отправиться с ним в лес на поиски брата. Волонтеры уже пару месяцев как перестали реагировать на её просьбы, а вот Лёва отзывался, помогал, бродил по оврагам и чащам, терпеливо изучал кустарники, высохшие ручьи, овраги.
Лёву Элка любилатак ей казалось. Но любовь эта была не подростковой, а глубокой, сильной, будто после исчезновения брата все её чувства одновременно направились на Лёву. Несколько раз Элка хотела поделиться этими чувствами, но боялась, оттягивала время. Иногда намекаланеумело и, наверное, не слишком доходчиво. Лёва или не понимал, или не замечал. Но он неизменно приходил каждый день и старался проводить с Элкой всё время. А это что-то да значит, верно?
Вот только в то июньское утро он не пришел. После завтрака Элка быстро собрала походный рюкзак, взбежала на пятый этаж. Дверь открыла мама Лёвы, пригласила внутрь. Там, в коридоре, она торопливо объяснила Элке, что сын уехал к бабушке, потому что южный климат ему не подходит, от ужасной жары у Лёвы постоянно кружилась голова, случалась рвота, он стал вялым и плохо соображал. Решено было отвезти его до конца лета обратно на север, чтобы пришел в себя.
Элка выслушала, а потом отправилась в лес сама. Долго брела между деревьев и кустарников, по знакомым вытоптанным тропинкам, вышла к реке и там, усевшись на гальку, начала плакать. Шум воды заглушал плач. Можно было наплакаться вволю.
Если после исчезновения брата в душе как будто образовался шарик пустоты, то сейчас он лопнул, выпуская ядовитую беспросветную серость. Казалось, в мире больше не осталось никого, кому бы Элка могла доверять.
Хочешь, поговорим сейчас? Попросим друг у друга прощения?
голос Лёвы Выхина раздался едва ли не у самого уха. Алка шевельнулась, повернула голову и посмотрела на бледно-серые одеяла, развешанные вокруг на стульях. Холод отступил, онемение постепенно проходило. Она поднесла правую руку к глазам, пошевелила пальцами, кожа на которых сморщилась и раскраснелась.
Выйди, Элка, я хочу рассказать всё, что не успел. Как скучал и вспоминал. Как боялся вернуться, потому что разбил тебе сердце.
Врёшь ты всё,пробормотала Алла.Нет тебя больше. Мы выросли и постарели.
Мальчишка рассмеялся, звонко и весело. По одеялам над головой прошла лёгкая рябь. Появилась теньнастоящая, а не выдуманнаятонкие чёрные пальцы гладили поверхность одеяла. Им ведь ничего не стоило сломать крепость. Взять и сломать!
Но они не могли. Потому что Выхин каким-то образом создал защиту. Психологическую ли, магическую, не важно. Крепость действительно защищала.
Нам не о чем разговаривать,повторила Алла.Убирайтесь.
Смех прервался. Вместо него раздались десяти голосов одновременно. Детские и взрослые, мужские и женские. Они говорили вразнобой, но чудесным образом сливались в унисон.
Действительно, зачем мы тратим на тебя время?голоса заполнили квартиру, но не проникли в её голову, не завладели её мыслями.Ты не вкусная, Элка. В тебе нет ничего больше, никаких эмоций. Только серая пустота, да воспоминания. Тьфу, гадость. Счастливо оставаться.
И они замолчали разом. В голове зазвенело от неожиданной тишины. Тут только Алла поняла, что всё это время лежала напряженная, готовая вскочить в любую минуту.
Расслабилась. Уронила голову на подушку. Пошевелила ногами, радуясь простым движениям.
Ощущение чужого присутствия прошло. В квартире Выхина снова было пусто, тихо и жарко.
2.
Игнат Викторович услышал, что его кто-то зовет, когда возился с шампиньонами.
Лето выдалось жгучее, жаркое, не щедрое на дожди, из-за этого любые грибы найти было сложно. Шампиньоны прятались в глубоких густых чащах, где еще сохранялась тень, было влажно и по-человечески приятно. Эти места надо знать, не всякий добрался бы сюда.
Вот Игнат Викторович знал и добирался. За полвека, проведенные в южном городкеприехал в двадцать лет по срочной службе, да так тут и осталсяон изучил лес вдоль и поперек, знал все грибные и ягодные места и мог добыть шампиньонов на ужин даже в самую удушливую жару.
Дяденька, поделитесь?
Подростковый голос прозвучал из-за деревьев. Игнат Викторович вскинулся, испуганно озираясь. От города он забрел километров на пять и не ожидал здесь кого-то встретить. Туристы в чащи не совались, предпочитая проверенные тропы иличто ещё чащеместа, где можно было беззаботно пожарить шашлык и напиться, не схлопотав при этом тепловой удар.
У вас много грибов, дяденька,продолжал ломающийся на хрипоту, голос.Дайте парочку, ну чего вам?
Ты кто такой?спросил Игнат Викторович. Рюкзак лежал метрах в трех, а в рюкзаке старый шведский нож, еще из Чехословакии. Почему-то подумалось, что нож сейчас не помешает.
Я тут гулял, заметил вас. А ещё давным-давно видел, лет двадцать назад. Вы моложе были. Таскались с рюкзаком через площадь и обратно. Я вас рисовал в тетради, дяденька. Смешной вы такой были, в синих джинсах и дурацкой курточке
Невидимый подросток звонко рассмеялся. Игнату Викторовичу на миг показалось, что смех рассыпался на несколько разных, помельче, и в этом многоголосье проступили злые, угрожающие нотки.
Уходи отсюда, нечего тут детям делать.
Смех резко смолк. Игнат Викторович оглядывался, но не видел никого среди деревьев, будто пацанский голос существовал отдельно от обладателя.
Да вы жадина, дяденька,сказали из леса.Жадина солёная, на костре варёная!
Игнат Викторович почувствовал жжение на левой руке, возле локтя, посмотрел: кожа пошла пузырями, вздулась и вдруг разорвалась, выпуская наружу куски белого варёного мяса. Боль ударила в голову, Игнат Викторович закричал, размахивая рукой, пытаясь стряхнуть наваждение. А уже на правой руке вдруг резко разбухли пальцы, как сосиски, и начали лопаться, с треском ломая ногти.
Из леса рассмеялись. Игнат Викторович закрутился волчком, не соображая, что делает, как избавиться от боли, которая сдавила вдруг с невероятной силой. Глаза лопнули одновременно, а набухший язык покрылся запеченной коркой и забился в горло.
Игнат Викторович упал, задев корзинку с грибами. Левая нога подрагивала, от неё поднимался к голубому небу тонкий белый дымок. На поляне запахло жареным.
Добрыня не любил гулять с бабушкой. У неё вечно находились какие-то свои дела, которые не совпадали с его делами. То она тащила Добрыню на рынок, где долго выбирала разные овощи, переговаривалась с продавцами, сплетничала с подругами. То брала на прогулку свою соседку, а у той была внучка Миланана год старше Добрыни. Так вот Милана постоянно капризничала, отбирала игрушки и вообще вела себя как маленькая разбалованная принцесса из мультфильма. Добрыня не знал, что с ней делать, потому что девочек шлёпать было нельзя, а обычные слова не помогали
Вот сегодня бабушке приспичило прогуляться за трассой, вдоль леса. Она очень хотела собрать дикую малину и землянику, чтобы заварить свежий чай. Домашние ягоды не дают такого аромата, говорила бабушка, да и вкус у них другой.
Добрыня плёлся следом, по старой заросшей обочине, пинал носком кроссовка камешек и мечтал о том, как вернется домой и засядет, наконец, за приставку. Ведь для чего вообще нужны были летние каникулы? Правильно, чтобы получать удовольствие от приставок, ютубов, чатов, переписок с друзьями. А не дикую малину собирать тут
Бабушка шла метрах в трех справа, среди кустов и редких деревьев. Огибала крапиву и высокую траву, иногда останавливалась, собирала ягоды в старый жёлтый бидон. Сколько они тут ещё провозятся, интересно?
Ба! Попить ещё осталось?затянул Добрыня тоскливо. Слева по трассе промчалась фура, всколыхнувшая плотный горячий воздух.
В этот момент бабушка вдруг пропала. Добрыня готов был поклясться, что только что она была вон там, около кустова потом исчезла.
Кто-то громко и звонко рассмеялся. Смех доносился из леса, и, хотя деревья стояли редко, видимость была хорошая, Добрыня никого поблизости не увидел.
Ба? Ты где?крикнул он, торопливо спускаясь с обочины вниз, к густо заросшему подлеску.
Пучеглазая сова! Глаза-то по ложке, а не видит ни крошки!задорно крикнули из леса.
Добрыня сразу вспомнил старшеклассников, которые каждую перемену тусовались около спортивной площадки и задирали каждого, кто неосторожно проходил мимо. Как-то зимой Добрыня тоже совершил похожую глупость: два высоченных парня схватили его подмышки, содрали портфель и с хохотом подвесили Добрыню за капюшон куртки на деревяшку уличных брусьев. Так он там и болтался с минуту, пытаясь отчаянными воплями перекрыть гогот старшеклассников.
Гляди прямо! Впередияма!кто-то в лесу тоже захохотал. Теперь Добрыне показалось, что смеются сразу несколько человек, старые и молодые, мужчины и женщины.
Он запнулся, не решаясь спускаться дальше. Увидел бабушку, которая неловко поднималась из кустов, отряхивая сарафан. Она, кажется, споткнулась и упала. Просто упала в кусты, ничего страшного. Жёлтый бидон валялся рядом, ягоды рассыпались.
Мы тебя помним, Клавдия Ивановна!крикнул кто-то сквозь смех.Из церкви выходила, нелепо крестилась, очень смешно. Скетч на тебя отличный получился, язвительный!
Бабушка вдруг выпрямилась и закричала. Руки метнулись к глазам, и Добрыня увидел на бабушкином лице кровь. Много крови. Она брызнула в стороны, будто кто-то резко раздавил две крупные ягоды. Глаз у бабушки больше не было, а были две огромные круглые дыры. Ничего не видя, бабушка расцарапывала брови, попадала пальцами в глазные отверстия и кричала, кричала так громко и страшно, что Добрыня закричал тоже и мгновенно обмочился.
Из леса неторопливо вышло что-то большое и страшное. Жирный двухметровый монстр с тройным подбородком, заплывшими глазами, с огромными ручищами и короткой мощной шеей. Рядом с ним крутился монстр поменьше, но тоже очень страшный. Он проходил на сгоревшего заживо человека: клочья одежды впились в кожу, лицо было покрыто многочисленными шрамами и струпьями, а по обнаженному телу сочилась желтоватая жидкость.
Идемте с вами, Клавдия Ивановна, идемте молиться правильным вещам,сказал двухметровый монстр тем самым подростковым голосом.
Бабушка перестала кричать и упала на колени. Но Добрыня больше не хотел бежать ей на помощь. Он побежал в другую сторонупоскальзываясь на траве, наплевав на мокрые штаны. Побежал в город, к родителям, прятаться, подальше и навсегда.
Капустин сразу привык к крикам ужаса. Даже так: ему изначально было плевать.
Люди разбегались в стороны, что-то кричали, кому-то звонили. Детишки писались в штанишки (да и взрослые почти наверняка, не так ли?). Какой-то нервный велосипедист едва не протаранил Маро, но вовремя съехал с тротуара в кювет, да там и остался.
Что нам эти люди сейчас?
У нас есть цель. Как в умных книгах пишут? Вижу цельне вижу препятствий!
И мы не видим!
Жрать хочется, а не вот это вот всё. Сил нет!
Вдалеке выла сирена. Скоро в маленьком южном городке будет не продохнуть от полицейских, росгвардии, ОМОНа, спецназа, ФСБ, МВДот всех силовых ведомств, в общем, кто примчится на зов перепуганных жителей и туристов.
Вот только уже поздно.
Капустин чувствовал приближение мощной силы. Твари божии тоже чувствовали, трепетали, стонали от сладкого и неудержимого ожидания. Немного осталось до встречи: гроб на колёсиках нашёл твою квартиру и жмёт на дверной звонок.
Толик шёл слева, размахивая хоккейной клюшкой. Сломанные очки болтались на носу.
Маросправа. Её пухлая уродливая ладошка лежала в ладони Капустина. Лёд сковал их, закрепил потусторонний брак.
Сзади вышагивали остальные верные товарищи: рыжая Инга, похожая на иссохшую от холода снежную королеву. На обнажённом теле у неё распустились узоры инея, синюшные рёбра торчали сквозь кожу; сутулый Вано, тоже с клюшкой наперевес; и ещё тихий Стёпа«Стёпа, растёпа, куриная жопа». Присоединился самым последним, ещё не до конца трансформировался. Твари божии выгрызали из его души останки воспоминаний, человеческих эмоций.
В Капустине тоже не осталось ничего. Не то, чтобы он жалел об этом, просто отвык за двадцать лет. Сознание, оттесненное на периферию, радовалось возможности существовать так, как придётся, под управлением тварей божиих.
Если рассудить, в обычной жизни происходит тоже самое. Человек стремится к чему-то, пытается достичь целей, заработать, скажем, на машину или квартиру, преодолеть трудности и получить в итоге какое-никакое счастье. Эта задача ставится перед человеком едва ли не с рождения. Хочешь выжитьнаучись сосать молоко. Надо ходитьучись ковылять на кривых слабых ножках, разрабатывай мышцы, падай, набивай шишки, поднимайся вновь. Первая любовь не обращает вниманиядобивайся! Нужна хорошая работавыучись, устройся, вкалывай. И так далее, до бесконечности.
В погоне за этими целями люди забывают, что можно просто жить. Они мчат по скоростной трассе от рождения до смерти, ведомые ложными задачами. Выполняя ихне радуются, а тут же находят новые, чтобы не останавливаться, чтобы мчать и мчать дальше, пока на финишной прямой не подвернется наспех вырытая могилка где-нибудь на берегу дикой реки.
Тогда-то на их пути появляются твари божии. Они обещают, что сделают вашу жизнь лучше и проще. Они знают, как уверенно рулить на трассе, чтобы приехать точно в срок и без аварий. У них всё всегда подхвачено. Работники банков, доставщики еды, руководители предприятий, директора офисов, любовницы и любовники, коучи, страховщики, ипотечникиони и есть твари божии внутри вас. Имя имлегион, а суть одна: твари божии хотят управлять жизнью.
Ровно в девять утра вы садитесь в мягкое кресло офиса.
В двенадцатьслушаете очередной тренинг от умелого маркетолога на ютубе.
В полвторого едите привезенный службой доставки обед (блюдо днятошнотворное ризотто с фаршем из козьего мяса).
В четыре часа вечера отправляете цветы жене на работу. А любовницекоробку свежих фруктов.
В шесть вечера такси везёт вас домой.
В восемь вечера вы старательно расплачиваетесь по долгам: подписка на телевидение и музыку, оплата интернета и телефона, оплата коммунальных услуг, взнос за ипотеку и кредит за машину, оплата детского сада младшего и школы старшего, подарок на день рождения коллеги по работе.
И конечно, вам не нужно думать ни о чем. Люди вокруг принимают решения за вас. Вы только платите и мчитесь к счастью, не правда ли?
Так вот Капустин считал, что ничем не отличается от стандартного офисного работника. Разве что подгнил немного, да впустил в своё тело потусторонних паразитов, которые тащили егокак мёртвого муравьяна самый высокий стебелек, чтобы там быть ритуально сожранным птицей.
Да простят меня за аллегорию, думал Капустин, вышагивая по широкому проспекту города в сторону площади, но ни один человек не отличается от муравья, которого сфера услуг и жизненные цели приведут в конечном итоге к великой птице-смерти.
Эти мысли забавляли его. В сущности, ничего другого Капустину не оставалось, кроме как размышлять и подчиняться.
Обычные люди разбегались кто куда. Пока ещёобычные.
Развлекаясь, Капустин схватил за плечи худенькую девушку в купальнице, оставив на загорелой коже холодные ожоги в форме собственных пальцев. Рассмеялся от её болезненного крика, отпустил, выкрикивая вслед дурацкие дразнилкивсё, что запомнилось на подкорке, осталось от прошлой жизни.
Твари шептали:
Скоро настигнет их рука божия, с шариковой ручкой и тетрадью. Тогда порисуем!
Ух, порисуем на злости и отчаянии, на жажде мести и агрессии! На страхе!
Каждого зарисуем! Скетчи! Наброски! Шаржи! Неважно.
Владелец руки божией шёл со стороны леса. Всё вышло так, как твари и задумали. Выхин спустился в кенотаф, и друзья набросились на него, забрались в него, подчинили его. Самопожертвованием и не пахло. Это была отложенная месть, не более того. Холодная и прекрасная.
То, что когда-то было Капустиным, торопилось на встречу. Оно задержалось только у фонтана в центре площади. Зачерпнуло рукой стремительно подмерзшую воду, подцепило со дна несколько монеток и бросило в карман. Это была местная традиция всех подростков. В кармане должна болтаться мелочь, на удачу.