Аналогично сумасшедшие, ответил Науэль, и вслед за радостным возгласом последовал звук отодвигающегося засова.
Дверь широко распахнулась, и странное существо, скрывающееся за ней, взглянуло на нас изумленными, по-кошачьи зелеными глазами, в первые секунды поразившими меня настолько, что все остальное в человеке полностью ускользнуло от моего вниманиякак будто и не было ничего, кроме этих витающих в пространстве сияющих глаз и надтреснутого голоса, исходящего прямо из пустоты.
Глаза обрадовались тому, что увидели, и, учитывая, что смотрели они на Науэля, даже в текущем помятом состоянии являющего собой прекрасное зрелище, в этом не было ничего удивительного.
Эль, мальчик мой
Науэля обвили костлявые руки в зеленых рукавах. Науэль встретил объятие без восторга, но с несвойственным ему терпением.
Фейерверк, это Анна, переждав выражение привязанности, представил меня Науэль. Анна, это мой любимый собутыльник, Фейерверк.
Твоя девушка, обрадовался Фейерверк, глядя на меня с преувеличенным восхищением, которого я очевидно не заслуживала. Элла говорила о ней.
Она не моя девушка, возразил Науэль, но Фейерверк не слушал его.
Проходите в дом и дальше, в кухню. Там светло. Не разувайтесь. Так, как я живу, впору снимать обувь, выходя на улицу.
В кромешной тьме Науэль ударился обо что-то лбом и выругался.
Осторожно, притолока, деликатно уведомил Фейерверк.
За такое несвоевременное предупреждение полагается выплата неустойки, пробурчал Науэль.
В кухне было не светло, но светлее. Сквозь затянутые грязью окна лес казался затопленным туманом. Отступив в угол крошечного, захламленного помещения, я смогла получше рассмотреть нового знакомого. Он был высоким, возможно, не ниже Науэля, но укороченным сутулостью, согнувшей его спину в подобие горба. Не считая его поразительных глаз, которые и сейчас сияли в полумраке, в остальном он был впечатляюще невыразительнымкак бы странно ни звучало такое определение. С его редкими седеющими волосами и бледной морщинистой кожей, Фейерверка можно было легко принять за старика, и я не сразу осознала, что он гораздо моложе («Тридцать девять», уточнил Науэль позже). Мятая, грязноватая одежда висела на тощем теле, как на палке, штаны на коленях оттянулись. Где Науэль мог познакомиться с таким человеком?
Приятно видеть вас, приветствовал меня Фейерверк с неожиданной галантностью и мило улыбнулся, демонстрируя некомплект зубов, желтых от сигаретной копоти. Учитывая пристрастия Эля, мы уже и не надеялись.
Она мне не девушка, твердо повторил Науэль, хмурясь. И мои пристрастия все еще при мне, его голос смягчился. Мы привезли тебе еды.
Науэль отошел забрать из машины пакеты, и в течение пяти минут мы с Фейерверком смотрели друг на друга и лыбилисья натянуто и немного испуганно, а онлучезарно и, похоже, совершенно искренне. Этот человек определенно не выглядел нормальным. Я улавливала исходящий от него запахгорький и как будто жженый. В звенящей тишине мы услышали, как Науэль глухо стукается лбом о притолоку во второй раз и разражается цветистой бранью. Я отвела взгляд, упершись им в стопку немытой посуды.
Э-э миленько тут у вас, сказала я слабым голосом.
По верхней, опасно накренившейся тарелке ползло какое-то насекомое, быстро перебирая лапками, но все время соскальзывая вниз. Наконец оно добралось до разбухшего окурка и героически преодолело его. У меня встрял ком в горле.
Науэль шумно поставил пакеты на пол, не найдя им места на столе, заставленном грязной посудой и консервными банками, переполненными вонючими окурками. Подумав, начал невозмутимо разгребать стол. Кромешный бардак, царящий в доме, его совершенно не смущал. «И это человек, готовый устроить скандал из-за того, что кофе холоднее на два градуса», подумала я.
Можно? неуверенно спросил Фейерверк.
Конечно.
Фейерверк заглянул в один из пакетов, и у него стало такое лицо, как будто после года блужданий во тьме на него пролились животворящие лучи солнечного света. Мне было почти больно наблюдать жалкую радость этого измученного человека, и я снова направила взгляд к груде грязной посуды. Насекомое скрылось из виду.
Эль, ты всегда меня спасаешь, голос Фейерверка подрагивал, стал вдруг тонким-тонким.
Это всего лишь еда, буркнул Науэль.
Я не о еде.
Молчание Науэля выразило его протест яснее любых слов, и Фейерверк предпочел сменить тему:
Как ты нашел меня?
Элла слишком много болтает. На твоем месте я бы ее убил, Науэль говорил очень серьезно, но я все же понадеялась, что он пошутил.
Но я ее люблю, не менее серьезно возразил Фейерверк.
Вот уж не аргумент, фыркнул Науэль. Одно утешаетходи она хоть с транспарантом, наша полиция вряд ли на тебя полезет. А вдруг ты буйный. А вдруг у тебя есть доска с гвоздем. Они так отважны. Им только беспризорников по подвалам пиздить.
Я тяжело вздохнула. Если Науэлю подворачивался повод пройтись насчет правоохранительной системы, он его не упускал. То, что Фейерверка преследует полиция, меня не насторожило. Как-то так получалось, что всех знакомых Науэля преследовала.
Науэль счел, что сказанного мало, и добавил:
И то при условии, что беспризорники удолбаны в хлам.
Фейерверк выудил из пакета пачку молока, оторвал зубами уголок, несколькими мощными глотками отпил сразу половину содержимого и довольно вздохнул.
Спасибо тебе. Как же мне осточертели консервы и кофе. Все время консервы и кофе. Я понимаю, что у меня тут неуютно, но все же спрошу: вы намерены подзадержаться?
На сутки или чуть дольше. Как получится.
Кивнув, Фейерверк улыбнулся, и кожа в уголках его глаз сложилась в морщинки, а сами глаза заискрились. Я засмотрелась на него: он представлял собой такое странное сочетание уродства и красоты, что я терялась дать ему определение. Камень-перевертышиз гранита в изумруд и обратно.
У тебя есть вода? спросил Науэль.
У меня есть озеро. А в озере есть вода.
Надеюсь, в чайнике вода кипяченая.
Кипяченая, Фейерверк потянулся за чайником. Нет доверия к природе?
Никакого. Вот только озерной заразы мне не хватало, Науэль потер воспаленные веки. Полей мне на руки. Я должен снять контактные линзы. Как же они мне надоели, весят по килограмму каждая. Поймет лишь тот, кто носил их двое суток, не снимая. Затем нам с Анной надо немного поваляться. Ночка была не из лучших.
Я покажу, где можно лечь. Только зажгу свечу.
Анна, иди за ним.
Я последовала за Фейерверком. Тесная комната без окон походила на гроб, в ней было темно хоть глаз выколи. Ложе Фейерверка не выглядело привлекательным, и, когда он оставил меня, унося свечу, я опустилась на одеяло осторожно, опасаясь обнаружить скрывающийся под ним выводок насекомых. Многоножки, бегущие по мне в темноте, бррр. Одеяло, которое, как я ожидала, будет вонять, пахло чуть ли не приятноненавязчивый спокойный запах, напомнивший мне об осенних листьях.
В кухне Науэль снял линзы и радостно застонал. Прозвучало эротично. Не решаясь забраться под одеяло, я свернулась клубочком, накрывшись пальто. Беззвучно возникнув в комнате, Науэль прилег рядом (как еще, когда кровать такая узкая). Несмотря на то, что мы почти прижимались друг к другу, я не чувствовала исходящего от него тепла, не слышала его дыхания, хотя и вслушивалась. Как всегдачем ближе он находился, тем меньше он существовал.
Я закрыла глаза, чувствуя себя невероятно усталой. Зазвучала музыка, тихо-тихо доносясь из наушниковНауэль включил плеер, вероятно, заглушая свои мрачные мысли. В черноте перед моими глазами раскручивалась белая спиральвиток за витком, от центра наружу. Я засыпала.
Когда я проснулась, мне не сразу удалось вспомнить, где я нахожусь. Науэль отсутствовал. Поверх пальто меня накрывало одеяло, и мне удалось как-то согреться, пока я спала, но стоило мне подняться, как меня сразу зазнобило. Я вышла, нащупывая себе путь.
В крошечной соседней комнатке на кресле прикорнул Фейерверк. Ноги вытянуты, голова запрокинута. Острый профиль чернеет на фоне ореола света, дрожащего вокруг сильно оплывшей свечи. Картина жутковатая и призрачная. Словно во сне привиделось.
В кухне я застала Науэля за удивительным занятиемприготовлением ужина (где-то среди кухонного завала ему удалось раскопать маленькую газовую плитку). Тусклая смердящая свеча составляла ему компанию. Груда грязной посуды в раковине заметно уменьшилась. Науэль успел где-то вымыть волосы, и сейчас, мокрые, зачесанные назад, они были послушные и гладкие, как покрытые гелем. Да, он времени зря не терял.
Я проснулась, сообщила я, привалившись к косяку двери.
Я вижу, ответил Науэль, не глядя в мою сторону, и вылил воду из чайника в большую розовую миску. Намылил губку.
Какое время сейчас?
Науэль посмотрел на запястье.
Ночь.
Где здесь туалет?
Весь лес в твоем распоряжении.
Там, кажется, дождь пошел.
Ему следовало согласовать с тобой свое расписание.
Вернувшись, я сказала:
Не знала, что ты умеешь готовить.
Если бы ты только знала, что еще я о себе не рассказываю, фыркнул Науэль, сбрасывая в высокую сковородку порезанные стручки фасоли. Не очень-то и умею. Так, делаю вид.
Вот уж чего не ожидала от тебя
Мы иногда готовили, с Эрве, начал Науэль и сразу замолчал.
Расставленные по кухне свечи источали желтый свет, в котором Науэль выглядел нездорово-бледным, а круги под его глазами стали особенно заметны.
Ты спал хоть чуть-чуть? спросила я.
Немного.
Как чувствуешь себя?
Взгляд Науэля был полон неоправданной настороженности.
Мне хорошо.
А по виду не скажешь. Похож на ракового больного.
Сидя на краю жесткого стула, я не сводила глаз с Науэля и уговаривала себя не набрасываться на него. Он был замкнут, собран и спокоен, а мне хотелось разговорить его, заставить выплеснуть те чувства, что сейчас в нем кипелия была уверена в этом, как и в том, что чем холоднее он снаружи, тем раскаленнее внутри. Так когда же начнет плавиться? Он осознавал смерть своего друга постепенно, с нарастающей остротой, но наружу являл одну злость. Пытался предстать бесчувственным, как кукла, которую изображал на одной из фотосессий, с кожей, загримированной до глянцевого, пластмассового блеска, и распоротой грудью, обнажающей пустоту внутри. Зачем он сдавливал себя так, что едва дышал?
Я понимала, что мое желание эгоистично. Я стремилась убедиться, что Науэль такой, каким я его представляю, способен на глубокую привязанность, и, значит, у меня есть крошечный шанс однажды получить от него хоть чуточку любви. Шанс до чего же приятное слово, уместное даже в ситуации, где поражение очевидно, но отрицающее неизбежность проигрыша. Достаточно сказать себе: «У меня есть шанс» и уже можешь немного успокоиться.
Если только Науэль действительно способен чувствовать хоть что-то, к кому-то.
Явился пробудившийся Фейерверк и не узнал собственную кухню.
Старею, сухо прокомментировал Науэль. Беспорядок начал меня раздражать, он потер веки. Его глаза слезились. Меня достали эти линзы. Цветные хуже пропускают кислород, и после длительного ношения в глаза как песку насыпали. Придется купить обычные.
Разве у тебя плохое зрение? спросила я.
Науэль посмотрел на меня с удивлением.
Нет, я таскаю эти штуки в глазах просто так.
Я думала, для красоты. И долго это у тебя?
С детства. Наследственное. Паршивые отцовские гены. Нет, я не могу это терпеть. Лучше поброжу в тумане, Науэль извлек линзы, бросил их в стакан с водой и поморгал.
Отец Было странно осознать, что у Науэля есть родители. Или были. От него исходило такое одиночество, словно он всегда был один, с первых дней жизни. Я проводила Науэля взглядом. Он вышел и пропал, так что еда, которую я разложила по тарелкам, успела остыть. Когда он вернулся, помахивая бутылками вина, до этого прохлаждавшимися в машине, я сразу поняла, что он чем-то закинулся: его до того апатичный, усталый взгляд теперь наполнился блеском. Я заметила в его движениях неуверенность человека, ориентировка которого в пространстве затруднена, но это скорее было вызвано близорукостью.
Считаю, нам всем следует немного взболтаться. Фейерверк, ты не исключение.
Вряд ли Фейерверк заметил измененное состояние Науэля, сам балансируя на грани. Из того темного угла, где он сидел, мерцали его поразительные зеленые глаза.
Штопор есть?
Чтоб у меня, да не было, промурлыкал Фейерверк и зарылся в ящиках стола.
Губы Науэля дрогнули.
Что скажешь? он посмотрел на меня.
Это не опасно для нас? Разве мы не должны сохранять бдительность?
Сомневаюсь, что в данный момент они так уж озабочены поиском нас.
Откуда такое убеждение?
Науэль усмехнулся уголком рта.
Меня всегда недооценивали.
Фейерверк отметил, как ловко Науэль вывинтил пробку.
Годы ежедневных тренировок, ухмыльнулся Науэль.
Чего ты наглотался? продолжила я доставать его. Ты не можешь предсказать, как это срезонирует с алкоголем.
Я знаю, как это срезонирует. Наипрекраснейшим образом. Я все проверил опытным путем.
Но мне все равно было страшно за него, когда он сделал глоток из надтреснутой чашки.
Хватит, с внезапной злостью отмахнулся Науэль от моего неотступного взгляда. Дай мне возможность отвлечься.
Он налил мне вина в мутноватый, единственный в этом доме, бокал, плеснул красной жидкости в кружку Фейерверка, и мы расселись вокруг колченогого стола. Глаза Фейерверка излучали теплое неоновое сияние, глаза Науэля окружала мрачная синева. Свет падал так, что их носы как будто удлинились, отбрасывая тени. Я задумалась, выгляжу ли я столь же странно, и попробовала рагу, приготовленное Науэлем. На кулинарный шедевр оно не тянуло, но все же оказалось довольно вкусным, тем более что я была ужасно голодна.
Пока мы уже не спим и еще не пьяны, минуту поговорим о деле, Фейерверк, Науэль отхлебнул вино большим глотком, как воду.
Каком деле? Фейерверк понюхал вино с очевидным удовольствием.
Светлячках.
Фейерверк уронил с вилки кусочек картошки. Лицо у него стало длинное-длинное.
Я больше этим не занимаюсь, Эль. Достаточно с меня.
Разве? во взгляде Науэля бестолковое веселье мешалось с цепким вниманием. Я сомневаюсь, что ты смог отказаться. Бум, памкак можно жить без этого.
Глаза Фейерверка стали большими и отчаянными, как у дикого кота.
Я чувствую запах химии, Фейерверк. Устраиваешь вечеринки для себя одного? Лес такой сумрачный. Так и тянет озарить.
Я должен прекратить, сказал Фейерверк несчастным голосом. Но люди, у которых в голове темно, любят яркие огни.
Да уж, согласился Науэль и подлил себе вина.
Фейерверк мягко, почти ласкающе коснулся меня взглядом.
Можешь говорить, ты ее не шокируешь, разрешил Науэль. Он добавил в вино два кубика сахара и перемешал. Она прошла мою спецподготовку.
Моя страсть, объяснил Фейерверк оправдывающимся тоном и поднял взгляд вверх, как будто обращался к кому-то подвешенному под потолком. И она меня погубит. Однажды в школе, на лабораторной работе по химии, учитель смешал восстановленное железо, перманганат калия и древесный уголь. Когда смесь взорвалась огненными брызгами, я не мог отвести взгляд.
Науэль усмехнулся и пояснил:
А позже он сам работал учителем химии в школе, откуда был уволен за демонстрацию опасных опытов.
Да каких опасных
Ты упоминал, они сказали «взрывчатые вещества».
Какие взрывчатые. Просто маленькие фейерверки.
Науэль рассмеялся. Смех не слишком естественный. Проникая в его кровь и смешиваясь с химическими веществами, растворенными в ней ранее, алкоголь оказывал усиленный и измененный эффект. Я рассматривала Науэля с настороженным интересом. Прежде я частенько видела его с бутылкой (собственно, почти всегда), но даже в наши славные попойки прошлых дней мне не доводилось наблюдать его по-настоящему пьяным.
Смелость его химических изысканий, вкупе с безустанной готовностью просвещать страждущие юные умы, не прекращали радовать школьную администрацию.
Я пытался переместить мои опыты к себе домой, но жена сильно пугалась, встрял Фейерверк.
Его жена никогда не была склонна к бесцельному прожиганию жизни, объяснил Науэль. И квартиры.