А сюда могут прийти полицейские и всех нас арестовать? спрашиваю я. Прохладный лайм нагревается в моих ладонях. Я пробую коктейльон остро-кислый и содержит щедрую порцию алкоголя.
Нет. Мы платим им за невнимание. Но раньше случались облавы.
Ужасно, я вздрагиваю, всматриваясь в танцующих людей. Их движения развязны, бесконтрольны и утрированно нелепы, как кажется мне в тот момент. Потом я привыкну. От тел исходит энергия, потоками, потоками, достигает меня, и я чувствую, как нагревается моя кровь. Впрочем, это может быть результатом выпитого коктейля.
Светлое было времечко. Тебя хватают и волокут. Ты стискиваешь зубы, напоминая себе, что защищаться нельзя, а потом выслушиваешь о себе всякое дерьмо, позволяешь себя пинать и опять-таки молчишь. Ведь, хотя в полиции очевидно злоупотребляют своими полномочиями, ты знаешь, что у них есть право сообщить причину задержания твоему начальству и родственникам. Натуральный шантаж. Терпение за молчание. Классическая схема.
Я не знаю, что сказать на это. Подобные проблемы бесконечно далеки от меня. Я не чувствую уверенности, что все так, как он говорит. Впрочем, мне в принципе тяжело понять мотивацию человека, избивающего кого-то бесправного для личного удовлетворения. Я спрашиваю:
Почему они так с вами поступают?
Потому что мы презираемы. И беззащитны, как они считали. Они облажались, Науэль улыбаетсяшироко, издевательски, показывая розовые десны.
Что случилось?
Во время очередной облавы полицейским дали отпорнескольких ранили, одного прикончили.
Ты при этом присутствовал?
Он рухнул с перерезанной глоткой прямо мне под ноги.
Я холодею от его слов и еще большеот небрежности, с которой они были произнесены.
И что ты сделал?
Науэль взирает на меня с недоумением. Мой вопрос ему непонятен.
Перешагнул.
Я сама ощущаю, как ужас проявляется на моем лице.
Какими были последствия?
Пожизненное за убийство с особой жестокостью, Науэль кривит губы. Чирк ножом. Разве это с особой жестокостью? Двадцать три года было парню
Но полицейские же ваших не убивали.
Но многих покалечили. Я сбился со счету, сколько раз мне приходилось ребра залечивать после их любезных приглашений в участок.
Тем не менее ты жив.
Не их заслуга, отрезает Науэль. Слушай, это бесполезно, жестко обрывает он мою попытку продолжить спор. Я слишком ожесточен. Пусть хоть всех перережут. Меня не заботит судьба этих тварей, так же как их не заботит наша.
Но
Мы их не трогали, перебивает Науэль. Это они пытались раздавить нас.
Все же я не понимаю, как ты можешь столь бесстрастно относиться к убийству, да еще и произошедшему на твоих глазах.
Науэль замкнут и упрям.
Это война. В любой войне есть жертвы. Лучше я буду беспокоиться о своих, чем тратить сердце на врага.
На наш разговор я реагирую беспокойством и раздражением, но продолжаю расспрашивать:
И что же было дальше?
Несколько аналогичных происшествий, но уже без трупов. До них дошло, что у нас сдали нервы и мы готовы на все, защищая себя. Они предпочли не связываться.
Полицейские испугались? недоверчиво уточняю я.
Деточка, как слабоумной, объясняет мне Науэль, они на работе. Разбить физиономию накрашенному мальчику, зная, что твой поступок останется безнаказанным, это очень весело. Но в случае, если возникает опасность получить бутылкой по голове, многие задумаются, покрывает ли их оклад такие риски. Так что они предпочли взять травмы деньгами.
Теперь, вроде, все хорошо?
Вроде, скалится Науэль. Я бы все-таки предпочел периодически лупить этих тварей бутылками, чем набивать их карманы.
Я не знаю, насколько прав Науэль, и прав ли вообще, но не могу позволить себе выяснять это дальше и молча вгрызаюсь в лайм. Он такой кислый, что я зажмуриваюсь. Сквозь выступившие слезы я смотрю на Науэля, погруженного в хмурые раздумья. Я не согласна с ним, но и не осуждаю его. Я догадываюсь, что он не очень-то счастлив в жизни, а, может, даже несчастен, и тянусь к его руке, лежащей на столе. В этот момент Науэль замечает знакомого и поднимается на ноги. Я наблюдаю за их разговором и отпиваю из бокала. Науэль улыбается собеседникутепло, но не весело. Тот проводит по его щеке кончиками пальцев, и Науэль подается ему навстречу, словно кошка, истосковавшаяся по ласке. На секунду он кажется мягким, чувствительным человеком, каким, как я уже знаю, не является. Тем не менее тяжесть в моей груди расходится.
Нужно отвлечься от всего, забыть о прошлом и будущем, как, похоже, они все тут сделали. Они будто в трансе. Странно, но после рассказанного Науэлем местная публика кажется более человечной, что ли. Такие же обычные, уязвимые люди, и у каждого свое несчастье, поджидающее снаружи, как приставучая бродячая собака. Я отодвигаю от себя грусть, предрассудки, сомнения, рассуждения и попытки моральной оценки, и мне становится совсем легко.
Цвет воздуха блекло-синий, но скоро меняется. В лилово-розовом я падаю в стол лицом и плачу. Стол пахнет лаймом и сигаретами. Кто-то проводит ладонью по моим волосамласково, с сочувствием. Я поднимаю голову, пытаясь понять, кто это сделал, но все поблизости поглощены собой и одновременно растворены в пространстве, отсутствуют на своем месте и присутствуют в любой точке зала. В моих костях пульсирует музыка. И я улыбаюсь.
***
Все в порядке, повторил Науэль непривычно ласково. Он стер слезы с моих щек и, запустив пальцы мне под волосы, мягко обхватил мой затылок. Я прижалась лицом к его груди, все еще вздрагивая.
Подошедший Фейерверк легонько похлопал меня по плечу.
Что случилось?
Анне что-то почудилось, объяснил Науэль.
Бедняжка, Фейерверк погладил меня по голове. Ты так кричала, что у нас сердца перевернулись.
Тебе лучше? спросил Науэль.
Да.
Не тошнит?
Вроде бы уже нет.
Пойдем к дому?
Только не отпускай меня, я упаду.
Не отпущу.
На поляне угасали последние огоньки. На всякий случай Фейерверк затоптал их. Потрясение должно было меня отрезвить, но вместо этого лишило последних сил. Если бы Науэль оставил меня, я бы просто рухнула под ближайшим деревом.
Мне стыдно, сказал Фейерверк, когда, наконец, мы добрались до дома. Мы не должны были так спаивать бедную девушку.
Подозреваю, бедная девушка была бы в страшной обиде, реши мы заспиртовать себя без нее, возразил Науэль. Анна, как насчет спать?
Нет! я рухнула на стул и снизу жалобно посмотрела на Науэля. Я лучше посижу пока здесь.
Тебя шатает.
Пусть шатает дальше.
Он не стал со мной спорить, просто дал мне стакан воды и сел на соседний стул.
Ты так и не объяснил мне, что заставило вас сорваться с места, обратился к нему Фейерверк. Я закрыла глаза, но слышала, как звякнуло горлышко бутылки о край кружки Фейерверка. Науэль с плеском бросил в чашку кубики сахара. Эти двое еще как-то умудряются пить
Я ввязался в неприятную историю.
Как всегда, рассмеялся Фейерверк.
Как ни странно, в этот раз обошлось без моей инициативы.
Действительно странно. Как будешь выпутываться?
У меня заложило уши, и разговор слышался как сквозь вату. Я попыталась пристроить тяжелую голову на плече Науэля, но оно было слишком костистое.
Анна, глупая, сказал Науэль. Вспомнишь ли ты завтра хоть что-нибудь? и притянул меня к себе, позволил положить голову ему на колени.
Я раскрыла глаза, увидела над собой подбородок Науэля, дно чашки, которую он держал в руке. Науэль накрыл мое лицо теплой ладонью, и я опустила веки. Он продолжил разговор с Фейерверком:
Пока не знаю, но, думаю, выпутаюсь как-нибудь. Не первый раз в забеге. У меня есть подсказка, однако даже после трех таблеток я в нее не врубаюсь.
Какая подсказка?
«Посмотри сквозь себя и сложи две половины полуночи». Туманно.
А если так и не прояснится?
Посмотрим. В любом случае я ухожу.
Почему?
Мне все надоело. Моя клоунада, вымирающие приятели, все эти разговоры, одни и те же изо дня в день. Бинго был последним глотком местного воздуха, и весьма неплохим, но я отчаливаю с этого берега. Последние нити порваны. Я прибыл в Льед будучи одним из тысяч, а спустя десять лет меня знает каждая собака. Это, конечно, лестно, но со временем остается лишь желание, чтобы сучки оставили меня в покое.
В вопросе Фейерверка отчетливо проступило беспокойство:
И что ты намерен делать дальше?
Еще не придумал.
Тогда это бегство, а не уход.
Неважно. А у тебя какие планы?
Элла сказала, что через своих знакомых раздобудет мне документы. Хочу уехать в какой-нибудь маленький городок, поискать там работу. Возможно, в тишине и уединении моя психика позволит мне быть.
Знаю я, какие ты находишь работы. За монетку на убой. Пожалей себя, Фейерверк, это ни к чему. Почему ты не попробуешь с пиротехникой еще раз? Держи меня в курсе, где ты, и я помогу тебе с деньгами. Просто будь осторожен со своими поделками. Взрывы и огонь, конечно, здорово, и тебе хотелось бы, чтобы они были больше и ярче, но придется чем-то пожертвовать, дабы бедные овцы в очередной раз не подпалили свою шерстку.
В этом-то всё и дело. Я не вижу разницу между безвредным и опасным. Я вижу только огни. И не овцы пострадали по моей вине, а люди.
Люди в состоянии прочитать инструкцию, а эти тупые животныенет, вот с ними и стряслась неприятность. Вся эта история яйца выеденного не стоит. Просто нелепо: выставили тебя чуть ли не террористом, нацеленным на массовое уничтожение. Никто даже не умер.
Но кто-то получил увечье.
Ага, а если кто-то навернулся с лестницы в своем подъезде, за его сломанную ногу ответят строители дома. Просто разреши мне похлопотать, чтобы тебя отмазали от их долбаных претензий, и сворачивай свои бега, Фейерверк, у тебя не то здоровье.
Конечно, я хотел бы вернуться в то время, когда у меня был мой магазинчик и жизнь казалась сверкающей, как бенгальские огни. Но я чувствую вину. И, хотя я и боюсь тюрьмы, прячусь от нее, я не могу позволить себе оставаться безнаказанным. Так что никаких фейерверков для старого Фейерверка. Лучше я буду грузить ящики до самой своей смерти.
В таком случае ее не придется ждать долго, уныло заметил Науэль. Его пальцы взволнованно гладили мои волосы.
Почему ты отрицаешь, что любишь ее, Эль? спросил Фейерверк. Ведь это же очевидно.
Это не так, оборвал его Науэль, прекращая гладить меня. Если ты уедешь, Элла поедет с тобой?
Она сказала, что приедет позже.
Понятно.
Она заботится обо мне, правда.
Я бы ей даже крысу не доверил.
Она не так плоха.
Просто непробиваемая дура.
Не будь так угрюм, Эль. Ты беспокоишься за меня, но я не настолько дезориентирован в жизни и людях, как тебе кажется.
Это несправедливо, произнес Науэль глухо. Несправедливо. Почему свою вину не спешат признать настоящие твари?
Если я не уверен, что справлюсь с чем-то хорошо, мне лучше и не начинать. Ты же понимаешь меня, Эль.
Понимаю, буркнул Науэль. Но сейчас, несмотря на все твои квази-разумные убеждения, ты должен помочь мне.
Эль
Лес пропах порохом. Ты не спрячешь свои фокусы от меня.
Как бы я хотел спрятать их от себя так, чтобы не найти никогда, сказал Фейерверк с горечью. Я не хочу, чтобы ты с ними связывался.
Возможно, они спасут меня от большей опасности, чем повредить пальчик или опалить брови. Я объясню тебе, что мне нужно.
Уверен, что сейчас ты в пригодном состоянии?
Я всегда в состоянии, пригодном для того, чтобы поразмыслить, как наподдать своим врагам.
Как знаешь
Анна, голос Науэля зазвучал над самым моим ухом. Аннаделла!
Наверное, минуты через три я смогла бы разлепить веки и ответить, но Науэль, не дожидаясь реакции, сгреб меня и поднял на руки.
Возвращаясь к твоей фразе, протянул Фейерверк, я тут подумал, с первой ее половиной все ясно.
У? спросил Науэль.
Ну, где ты можешь увидеть себя?
По ящику, ответил Науэль, унося меня с кухни.
Не только! крикнул вслед Фейерверк.
Науэль опустил меня на кровать, накрыл одеялом. Даже лежа неподвижно, я ощущала, как вокруг вращается комната.
Я должен уйти, уведомил Науэль шепотом. На пару часов, не больше. Я буду недалеко.
Я попыталась рассмотреть его в темноте.
Мне страшно оставаться одной
Тебе ничего не угрожает.
То, что я видела там, в лесу
Анна, тебе просто приглючилось. Кто бы знал, что папиросы Фейерверка так на тебя повлияют. Ты устала и перенервничала
Я видела ее очень отчетливо, перебила я. Она была смуглой. С татуировкой на пальце. Какие-то знаки не знаю, что они означают. Ты хорошо посмотрел, ее действительно не было?
Я хорошо посмотрел. А глюки и бывают отчетливыми. Как удобно, с моей близорукостьювсе расплывается, отчетливо лишь то, чего нет вовсе, и легко отличить одно от другого, Науэль фыркнул. Подумай сама. Было так темно. Как бы ты смогла разглядеть маленькую татуировку?
Ты прав, я бы не смогла, я опустила голову на подушку, успокоившись. Науэль
Что?
Почему ты помогаешь Фейерверку?
Он мне нравится.
Чем нравится?
Науэль вздохнул, убирая с моей щеки прядь волос. Он наклонился ко мне и сказал очень тихо:
На него обрушилось столько волн, Анна. Его все оставили. Собственная жена приказала ему исчезнуть. У него тысяча причин, чтобы ненавидеть весь мир, но он остается похожим на кроткого ребенка, не ведающего зла. Это его добросердечие оно меня ужасает, но и восхищает в то же время. Хорошо, что он сумасшедший, хоть какое-то объяснение. Я ответил на твой вопрос. Спи.
До или после их возвращения я услышала сквозь сон, как Фейерверк расспрашивает про карты, которые Науэль таскал в кармане.
Слушай, это даже не фокус. Это просто способ оскорблять людей.
Все равно, мне интересно.
Оба умолкли на пару секунддолжно быть, Фейерверк выбирал себе карту.
«Клоун», прочитал он с удовлетворением.
4. Воробьи, золотые рыбки и змеи
You'll be the prince and I'll be the princess,
It's a love story, baby, just say yes.
Taylor Swift, Love Story
Я умирала. Я не понимала, где я. Боль и тяжесть заполняли мое тело. Мои глаза были открыты, но ничего не виделивсе заслоняла темнота.
Я ослепла, сообщила я глухим от ужаса голосом, отлепляя от нёба сухой язык.
Убери пальто с головы, посоветовал ехидный голос Науэля.
Я последовала его совету, и мутный свет царапнул по глазам, не больно, но до того неприятно, что слезы выступили. Я лежала на заднем сиденье машины, и мы куда-то ехалимне ни в жизнь не вспомнить, как я здесь очутилась. Недовольно заворчав, я заползла обратно под пальто Науэля, наброшенное на меня сверху в качестве одеяла.
Я не выживу.
Аннаделла, это неприлично.
Что неприлично?
Так ужасающе напиваться со столь малого количества.
Ты должен был меня остановить.
Мне что-то подсказывало, что лучше позволить тебе продолжать.
После того, как я спала в неудобной позе, упираясь коленями в переднее сиденье, спину и ноги здорово ломило. Я вздохнула:
Хорошо бы оказаться в нормальной постели
Я подумала, не перелезть ли мне поближе к Науэлю, но решила оставаться на месте. Меня безбожно мутило. Голова раскалывалась. Чтобы отвлечься от мерзостных ощущений, я посмотрела в окно. Чахлые деревца, разбитый асфальт. Науэль избегал оживленных дорог и широких шоссе, где неизменно дежурили полицейские. Мы оба понимали, что побег с места преступления автоматически превратил Науэля в первого подозреваемого. Я попыталась восстановить в памяти события пьяной ночи. Рука на земле и прикосновения Науэля вспоминались одинаково смутно. Что из этого мне не приснилось?
Я не попрощалась с Фейерверком.
Он простит. Ты спала так крепко, что я пожалел будить тебя, но все же решил, что не следует задерживаться в его доме дольше.
Есть какие-то планы на сегодняшний день? спросила я, подавляя рвотные позывы.
Нет. Но Фейерверк подкинул идею насчет нашей загадки. Вернее, половину идеи. «Посмотри сквозь себя» может означать «ищи за зеркалом».
А что может быть за зеркалом?
Тайник, сейф. Слово «сложить» указывает на цифры. Но вот что за полночь и как ее складывать?
Меня не особо интересовало все это. Мы сбежали. Чем бы ни была наша разгадка, она осталась в Льеде, который теперь позади, разве нет? Я опустила окно и покурила, хотя меня и трясло при этом от холода.