Синие цветы I: Анна - Литтмегалина 17 стр.

Науэль остановился. Наконец сровнявшись с ним, я увидела в его глазах холодную озлобленность.

 Может быть, нет. Может быть, да. Ни одна из этих тварей не смеет портить мне лицо.

Мы дошли до машины, и Науэль прислонился к ее красному боку, не обращая внимания на усеивающие металлическую поверхность дождевые капли. Я обнаружила, что совсем смяла свою сигарету, и выбросила ее.

 Давай закончим с этим побыстрее,  предложил Науэль, прижимая к животу бутылку. Температура как будто бы опустилась на несколько градусов, такой холод от него исходил.  Что тебе нужно прояснить? Нет, я не чувствую себя виноватым. Последнее, что волнует меня в этом миреэто чувства стареющей сучки, к которой ты по наивности своей пожелала проявить сочувствие. Не траться и не смеши меня. Она не нуждается в твоих переживаниях. Она устроилась как нельзя лучше, удалившись от нотаций мужа и забросив подальше детей. У нее все прекрасно в ее обители, где фантазия ее воспаряет к небесам, рождая новые искрящиеся сюжеты, пока она напивается каждый день, собрав в доме сброд со всей Роаны, а ее книги пишет кто-то другой. Иногда ей требуется встряска и немного страданий, и она согласна заплатить вдвое, если вместе с еблей ей предоставят сердечную рану. Сейчас, наистерившись вдоволь, она довольна и счастлива, как насосавшийся вампир, но все равно считает меня мразью,  Науэль отпил вина.  Хотя чего это я. Стоп. Похоже, я оправдываюсь или вроде того,  он рассмеялся.  Вот уж не собираюсь.

 А что ее муж?

 Что ее муж?  повторил Науэль, округляя глаза.  Он предложил ей сделкулюбые оргии в обмен на отъезд из Льеда, где она благополучно позорила своими выходками и себя, и его.

 Почему же они не разведутся?  спросила я, шокированная.

 Потому что она же типа пишет романчики, воспевающие любовь и семейные ценности. И хорошо на них зарабатывает, между прочим. За щедрую плату ее муж согласился еще некоторое время потерпеть свой унизительный статус,  Науэль усмехнулся.  Вот так. Ты ничего не понимаешь в этом мире,  он поставил пустую бутылку на землю и открыл дверь машины. Потянулся внутрь.  Иногда слезывода. И даже если О чем она думала вообще?  выпрямившись, он посмотрел на меня ничего не выражающим взглядом, гладя кончиками пальцев крышечку маленькой склянки с таблетками.  Даже будь ее чувства ко мне реальными, неужели она считает, что моя привязанность ей по карману?

 Какой же ты кретин,  произнесла я почти беззвучно. Науэль снял со склянки крышку. Мое раздражение взметнулось маленьким взрывом, и я со всей силы ударила его по руке. Склянка отлетела в сторону, рассыпая таблетки.  Хватит!  закричала я.  Мне тошно тебя слушать!

Морщась от боли, Науэль потряс рукой.

 И мне противно видеть, как ты глотаешь эту дрянь,  сказала я уже тише.

Оцепенев, Науэль рассматривал меня со столь откровенным удивлением, что в другое время я была бы польщена.

 Чокнутая.

У меня скривились губы. Науэль вырвал из моих холодных пальцев пачку сигарет и зашвырнул ее в кусты.

 В расчете,  сказал он ровно.

Я смотрела на него то ли очень жалобно, то ли очень злобно.

 Думаешь, я полезу за ней в грязь?  истерично спросила я.  Ну уж нет, я не опущусь до этого даже ради сигарет. У меня есть гордость.

 А у меня нет,  пожал плечами Науэль и начал собирать таблетки с раскисшей земли. Похоже, он утратил последнюю брезгливость.

Глядя на его согнутую спину, я обнаружила, что глаза застилают слезы.

 Ты продал себя, как овцу,  бросила я сквозь ком в горле.

Эта фраза прозвучала, и только тогда я осознала, что я сказала. Науэль замер. Посмотрел на меня снизу вверх. Мне стало жутко. Он имел возможность ответить, напомнить мне о самом постыдном эпизоде моей жизни. А ты отдала себя, как овцу. Обменяла на кров и пищу. Я увидела в его глазах, что он вспомнил об этом, и была почти уверена, что он выскажется. Но он промолчал и сунул в рот таблетку, предварительно вытерев ее о рукав.

 Не надо этого взгляда, как будто я тебя убиваю. Я всего лишь не хочу врезаться во что-нибудь или кувыркнуться с обочины. Без таблеток меня просто вырубит.

 Ты проебал свою возможность выспаться,  сказала я не без злорадства.

 Я проебал ее трое суток назад,  ответил Науэль бесстрастно.  Возвращаясь к твоему вчерашнему вопросу. Нет, люди не меняются к лучшему. Напротив, становятся еще хужеесли что-то начало гнить, оно догниет, уж будь уверена. И все эти надежды, эта самоуверенность, что ты сможешь исправить кого-то это просто глупость.

С бессильным гневом посмотрев в его глаза, я обнаружила в них сосредоточенное, изучающее выражение. Мне вспомнилось, как он отсматривал запись с репетиции его последнего спектакля: внимательно, молча, кусая костяшки пальцев, отслеживая свои движения в стремлении выявить каждую, пусть мельчайшую, только ему заметную ошибку. Я осудила его и кричала на негоон не сердился и не защищался. Возникло ощущение, что даже если я вцеплюсь ногтями в его драгоценное лицо, он продолжит свое безучастное наблюдение.

 Что это за спектакль?  спросила я.  К чему?

Науэль поднял руки, стягивая свои грязные, спутанные волосы в узел. Я вдруг заметила, что тени под его глазами сгустились до темно-фиолетового цвета. Он как будто бы еще похудел, и кожа на скулах обтянула острые кости.

 Выглядишь отвратительно.

 Спасибо, я стараюсь. Поехали,  он сел в машину.

Я забралась на заднее сиденьеподальше от Науэля. Колючие кусты за окном были остры и угрюмы, как мои мысли. Почему-то представились волосы блондинки, рассыпанные по покрывалу. Тонкие, с серебристым блеском, нити. Я подумала: может ли быть так, что я действительно ничего не понимаю в этом мире? Может ли быть так, что слезы некоторых людейвода? Мои всегда были горючими. Я не знаю

 А я же только оговорилась,  устало пробормотала я.  Все дело в воробьях, верно? Та моя фраза спровоцировала тебя на все это. Ты псих,  сказала я громче.

 Да.

Я расплескала свои едкие чувства. Внутри оставалось только одно, которое я ни за что не решилась бы высказатьжгучее, разъедающее, как кислота. Ревность.

5. Фильмы ужасов и порнография

Наверное, мы должны были есть соль, но предпочитали пить что-нибудь бодрящее, и вот результат: шесть лет я ходила на цыпочках, боясь вызвать его негодование, а сегодня осудила, накричала, зашвырнула его нежно любимые таблетки в грязь и что в итоге? Науэль прогнал меня прочь, как я и опасалась? Нет, и как будто бы даже чувствует себя виноватым.

Я молчала и все еще злилась на него, изо всех сил старалась продлить это состояние, но уже чувствовала утомление. Прогоняя тишину, Науэль включил радио, но не слушал егоесли бы слушал, давно бы взвыл от того, что там крутили. Болтался в каких-то мыслях. Я отдала бы собственную голову за возможность забраться в ту, что на его плечах. Мне хотелось курить и шоколадку (больше, конечно, курить). Гордость уже не казалась таким уж ценным качеством. Удобнее без нее, разве нет?

А дорога тянулась и тянуласьполоска серого асфальта, разделенная надвое белым пунктиром. Сизые зеркальца луж, унылые лесопосадки по обочинам тоска. Вот бы уже приехать куда-нибудь.

Полчаса спустя, когда мы добрались до бензоколонки и вереницы пыльных магазинчиков, я потребовала приказным тоном (для чего мне понадобилась некоторая храбрость):

 Купи мне сигарет.

Не то чтобы я всегда мечтала о власти над ним (хотя), но мною двигал неудержимый интерес изучить границы моего новоприобретенного могущества. Кивнув, Науэль вышел из машины, и в мою глупую голову немедленно вторглись неуместные мысли, за которые я уже успела получить по носу. Я с досадой прогнала их. Хватит. И все-таки странна эта покорность с его стороны Для того, чтобы развизжаться, ему обычно хватало и меньшего повода.

Я пронаблюдала, как он идет по автозаправке, светловолосый, высокий, хрупкий и длинноногий, и подобрела к нему еще чуть-чуть. На красивых людей сложно сердиться. Это отвратительно и несправедливо, но это правда. Чтобы подогреть свое недовольство, я попыталась вспомнить черные холодные часы, что провела возле столба, дрожа и впустую ожидая Науэля. Но теперь, когда Науэль был все время рядом со мной, невзгоды прошлого выцвели и растеряли весь смысл, как листы старой газеты.

Науэль привел облаченного в оранжевый жилет паренька, пальцем указал ему на нашу машину и снова пропал из виду. Во время заправки невыносимо запахло бензином. Через пятнадцать минут Науэль занял свое место в машине, на этот раз с двумя пластиковыми стаканчиками кофе и пакетом, подвешенным на запястье. Сигареты он мне купил, но не те.

 Это детский вариант? Я не курю легкие. И ароматизированные.

 Сегодня куришь,  отъезжая от заправки, возразил Науэль твердо, но с примирительной интонацией.

Припарковав машину на обочине, он достал из пакета упаковку пончиков и бутылку квази-йогуртаиз тех, что хранятся по три года.

 Это лучшее из того, что там было. На остальное и вовсе страшно смотреть,  он как будто бы снова оправдывался. Значит, чувствовал себя виноватым? Хм

 Я не буду есть еду, купленную на грязные деньги,  заявила я, и у Науэля глаза полезли на лоб.

 Грязные деньги? Аннаделла, ты пересмотрела сериалов про мафию. Деньги не бывают грязными. Если только в буквальном смысле.

 Ну-ну. У меня другое мнение,  я скрестила руки и враждебно посмотрела на покупки, которые Науэль сложил мне на колени.  Я не буду это есть.

 Твой живот урчит громче мотора.

 Я скорее умру от голода, чем предам свои принципы,  опрометчиво заявила я, и Науэля перекосило.

 Осторожнее с бессмысленным пафосом. От сигарет ты тем не менее отказываться не стала.

 Сигареты ты мне должен. Ты же выбросил мои.

На самом деле просто мое желание курить превосходило голод, и Науэль это прекрасно понимал.

 Если так называемые «грязные» деньги тебя не устраивают, вычтем плату за твой обед из той сотни, что у нас оставалась до посещения моей щедрой подружки.

Мой желудок предательски сжался, вынуждая сдаться. Я надкусила пончик, пытаясь не демонстрировать голодную жадность, и во рту расплылась вишневая сладость. Рассматривая белое тесто с вытекающим красным сиропом, я вспомнила, как однажды в клубе Науэль укусил за губу парня, подошедшего его поцеловать («Маленькое предупреждение, мой сладкий: если у тебя есть ко мне претензии, впредь высказывай их мне в лицо»). Науэль мстителен. Черта характера, способная довести до беды.

Науэль надорвал пакет кукурузных хлопьев. «Как чудесно в его рационе сочетаются таблетки и сладости»,  подумала я и, быстро расправившись со вторым пончиком, отодвинула от себя йогурт, решив, что свою сотню уже проела. Было бы эффектнее выкинуть йогурт в окно, но совесть не позволяла мне мусорить, а экономностьвыбрасывать годную еду.

 Слушай, бензобак-то мы залили на грязные деньги. Как ты теперь поступишь?

Я сама улавливала всю абсурдность ситуации, но мне нужно было что-то ответить:

 Езжай медленно, а я пойду рядом пешком. Должна же я как-то отстаивать свои убеждения.

 Я не знаю,  Науэль дернул плечом.  Можно отстаивать их менее обременительно. Напиши плакат.

Вот объясните ему, что такое плохо. У меня никогда не получится.

Он жевал все медленнее и вскоре совсем перестал. Я уже чуть было не предположила, что он таки задумался о своем поведении, но он сказал:

 Полночь. Что бы это могло значить? Я сломал себе голову.

Я пожала плечами.

 А ведь я должен знать,  Науэль завел машину.

Пока Науэль скрипел мозгами, я курила одну сигарету за другой, что почему-то доставило мне куда меньше удовольствия, чем ожидалось. Фантазий о Науэле значительно поубавилось, но их места пустовали, и среди гулкой незаполненности все остальное казалось совсем никчемным. Мы так и будем перемещаться из точки в точку, без какого-либо смысла?

 Смысл есть в любом перемещении,  возразил Науэль.  Ты опять разговариваешь сама с собой.

 И что я сказала?  насторожилась я.

 Ничего, кроме того, чему я возразил.

 А, ну да,  протянула я (дура, однажды такое ему выболтаешь, что он сбежит от тебя, сверкая пятками).  Так уж и в любом? Мы сейчас похожи на мух, тупо бьющихся в стекло возле раскрытой форточки.

 Это называется рефлекс двигательной бури.

 Чего?  я щелчком отбросила окурок, целясь в большую лужу на асфальте, но промахнулась.

 Примитивная защитная реакция. Когда насекомое попадает в неопределенную и потенциально угрожающую ситуацию, оно начинает совершать множество хаотичных движений, некоторые из которых могут случайным образом сработать. В стрессовых ситуациях и высокоразвитые существа склонны вести себя сходным образом.

 И что все это означает?

 Что если муха будет долбить в окно достаточно долго, она, скорее всего, в какой-то момент вывалится в открытую форточку.

 То есть главноепросто продолжать что-то делать?

 Ну да. Плюс немного везения.

 Способ не назвать высокоэффективным. И я не верю в удачу. Удачаэто точно не про меня.

Науэль пожал плечами («Кто знает») и протянул мне шоколадку.

 Хочешь?

 Нет,  буркнула я, вспомнив, что все еще злюсь на него.

 Я же знаю, ты хочешь,  протянул Науэль сиропным голосом, и я подумала, что людей надо арестовывать за повышенную концентрацию сексуальной притягательности. Они беспокоят общественность.

 Хотела, но теперь не хочу,  я мрачно нахмурилась.

Во взгляде Науэля мелькнуло беспокойство, но затем его внимание переключилось на что-то впереди.

 Эй!  вскрикнула я, от резкого торможения едва не ударяясь лбом о ветровое стекло.

Но Науэль уже выскочил из машины.

 Круто!  крикнул он, показывая на что-то, и рассмеялся.

Я вышла из машины. Слева и справа от дороги высились два рекламных щита. На одном была реклама нового большого продуктового магазинадевушка с пронзительным намекающим взглядом засовывала в рот банан. На втором Науэль продвигал фильм «Бинго»  запрокинув голову, он сжимал губами дуло пистолета. Близость девушки, сосущей банан, усиливала сексуальный подтекст постера к фильму. Неудивительно, что Науэль был в таком восторгеон обожал гротеск. Губы Науэля-Бинго покрывала ярко-красная помада. Размазанная по подбородку, она походила на потеки крови. Меня передернуло.

 Какая жуткая фотография.

 Ага. До того в стиле Стефанека, точно он вернулся с того света.

Кажется, Науэль впервые произнес при мне это имя. Стефанек был режиссером, фотографом и, судя по его работам, дурным на голову. Он погиб совсем молодым, и пресса любила громоздить ответственность за его смерть на Науэля. Порой мне хотелось задать Науэлю несколько вопросов, но с того самого вечера, когда я нашла газету в почтовом ящике, я не решалась заговорить об этом. Сам Науэль тему избегал. Я предполагала, что он просто не желает погружаться в неприятные воспоминания.

Как и вызывающие, откровенно садистские фотографии Стефанека, Бинго приковывал к себе внимание почти насильственным образом. Он подавлял меня и не вызывал симпатии, даже обладая лицом Науэля, или, может быть, как раз по этой причине. Бинго как будто олицетворял собой его худшие черты.

 Хотя сейчас я категорически не нуждаюсь в дополнительном внимании, но все равно с нетерпением жду выхода фильма. Фильма,  повторил Науэль после короткой паузы и замер. Его рот приоткрылся.

Я смотрела на Науэля, ожидая объяснений.

 Вот маньяк,  пробормотал Науэль.  Да у него видеотека на тысячу кассет. Это для него они все особенные, а я как должен упомнить?

 Это ты к чему?

 Это я к полуночи,  Науэль запрыгнул в машину и поторопил меня:  Поехали.

Он тронулся с места так стремительно, что на этот раз меня отбросило уже в противоположную от ветрового стекла сторону.

 Его самый любимый фильм называется «Полночь».

 И ты вспоминаешь об этом только сейчас? Название любимого фильма человека, с которым ты два года прожил.

 Никогда не обращаю внимания на такие вещи. Да и фильмец, на мой взгляд, так себе.

Я промолчала, угрюмо вжимаясь в кресло.

 Хватит уже дуться на меня,  неожиданно потребовал Науэль.

«Ага, задевает!»  возликовала я.

 Я же ничего тебе не говорю.

 Вот именно. Ты холодно молчишь.

Мне хотелось возразить, что холод моего молчания не сравнится с его собственным, но я сдалась и спросила:

 Тебе это мешает?

 Нет.

Я отвернулась, пряча улыбку. Если я могу задеть его, значит ли это, что я значу для него хоть что-то? (Не начинай.) Дорога уносила нас вперед, узкая, но гладкая, как шелковая лента. Мимо и навстречу спешили машины. Никому не было до нас дела. Вот так бы и оставалось. И все-таки, почему Науэлю так далась загадка Эрве? Ну разгадает он ее, и что? Ничего. Его заявление, что он еще разберется с теми, кто все это затеял, нелепо. Один человек против людей с оружием.