Аля придвинула стул и села, не отнимая руки у Синеокова, судорожно глотающего воду.
Представляете, что сделал этот негодяй? жалобным голосом запричитал Синеоков. Он вчера имел наглость позвонить Дузе! Нет, сама примадонна с таким ничтожеством, конечно, и не думала разговаривать. А эта навозная куча, которая называет себя Элегантесом, наговорила антрепренеру величайшей актрисы, что служит в популярнейшем журнале, что пишет статью о взаимосвязи сифилиса и горностая. И спрашивала, сколько раз обращалась к венерологам Дузе! Представляете, сама Дузе!
Я надеюсь, антрепренер сказал звонившему, что он дурак? участливо спросила Аля.
Уверен, что сказал! Но дело не в этом! Представляете, Алечка, являюсь я сегодня в апартаменты Дузе, протягиваю свою визитную карточкуи вместо уважительного приема, вместо разговора с примадонной получаю выговор от антрепренера И из-за кого? Из-за этого безмозглого бегемота! Со мной отказываются даже разговаривать! Меня обвиняют в том, что журнал задумал опорочить величайшую актрису и сорвать ее выступления в российской столице! А ведь яживой классик театрального рецензирования! Меня сам Коцюбинский хвалил! Говорил, что мой анализ спектаклейсмертный приговор градоначальнику! И что же мне теперь делать?
История неприятная, сказала с материнской строгостью Аля. Похоже, мы действительно лишились блестящего материала.
Алечка, Алевтина Петровна! всхлипнул Синеоков. Ведь Дузе столько раз сыграла «Даму с камелиями»! И у нее было столько блестящих партнеров, игравших морально падших мужчин! В моем описании галерея этих образов вошла бы в театральные анналы!
По щекам Синеокова покатились настоящие слезы.
Я его убью, он скрипнул зубами, все равно убью. Ибо для него даже в аду нет достойного наказаниядвенадцатого круга, где должны пожираться крысами убийцы гениев!
Аля молча гладила Синеокова по голове. Антон Треклесов склонился над бумагами. Самсон отвел глаза и отвернулся к окну. Данила с жалостливой гримаской уставился в потолок.
Прошло несколько тягостных минут, как к причитаниям театрального рецензента прибавились какие-то странные посторонние всхлипы. Все как по команде повернули головы к двери.
Там, на пороге сотрудницкой, стояла маленькая румяная старушка в скромном плюшевом пальто и старомодной шляпке.
Вы к кому, уважаемая? осторожно ступая, Данила направился к посетительнице.
Ее круглые голубые глаза смотрели беспомощно и доверчиво. Она медленно опустилась на колени и простерла руки к замершему от неожиданности конторщику.
Будьте милосердны! Сжальтесь!
Данила попытался поднять старушку, подхватив ее под локоток.
Встаньте, милая, встаньте. Чего же вы хотите?
Верните мне моего возлюбленного Фалалея!
Глава 9
В превосходном расположении духа следователь Казанской части вошел в свой кабинет. Он мурлыкал себе под нос песенку, которую вчера исполняла ему его милая Лялечка, разгоряченная ужином в ресторане с шампанским и цыганами. Даже в интимной обстановке, когда они остались одни, актрисочка искусно оттягивала момент полного сближения и, принимая знаки внимания, неожиданно впадала в творческий экстаз, хватала гитару и, перебирая струны, пела легкую французскую песенку. И чем долее мучительница оттягивала час наслаждения, тем более разгоралась страсть в сердце Тернова, тем более обворожительной казалась ему Лялечка. Была там и одна такая минутка, когда в сознании Павла Мироновича даже сверкнула отчаянно смелая мысльа не жениться ли на Лялечке?
Теперь, напевая под нос милый французский мотивчик и снимая шинель, Павел Миронович вполуха слушал обычные приветствия курьера, заменившего заболевшего письмоводителя. Он размышлял о том, что Россия еще не доросла до истинного прогресса. Он, Павел Миронович Тернов, конечно, готов бы был жениться даже и на какой-нибудь камелии, не то что на актриске, но общество не поймет его благородного порыва! Это в свободной и просвещенной Америке так естественно и с пониманием общество отнеслось к последней матримониальной моде: миллионеры, банкиры, воротилы бизнеса косяками идут под венец с уборщицами, официантками, поломойками, проститутками Когда еще дозреет до такой высоты демократии Россия?
Павел Миронович с нетерпением ожидал своего помощника, Льва Милеевича Лапочкина. Тот должен был вчера встретиться с невестой покойного Ардалиона Хрянова, опытный сыщик наверняка сумел извлечь из разговора новые факты, которые помогут раскрыть это таинственное дело.
Запрос в Саратовскую губернию отправлен? рассеянно спросил Тернов курьера, навытяжку стоявшего у стола письмоводителя. Ответ есть?
Так ведь только вчера отправили по телеграфу, оправдывался покрасневший курьер, еще небось только сейчас на стол тамошнего начальства легла бумага.
Безобразие! буркнул Тернов, усаживаясь на свое уже порядком потертое кресло. В нашей сонной провинции дела ведутся как при царе Горохе. Ямщик в прошлом веке быстрее бы доскакал туда и обратно, чем запрос по телеграфу ходит.
Курьер виновато молчал.
Надо подать Государю доклад, важно заметил Павел Миронович, о необходимости устройства прямого телефона между столицей и Саратовом.
Так точно, ваше высокоблагородие, отрапортовал курьер.
Кажется, ты не рад? подзадорил Тернов подчиненного. Думаешь, уйду я на повышение? И тогда тебе не будет такой вольницы как при моем либерализме?
Я служу Царю и Отечеству, ответил курьер, видавший на своем веку немало сумасбродного начальства, и из консерваторов, и из либералов. И как испокон веку заведено, тяну свою лямку. Должен начальнику на стол с утра положить бумагикладу аккуратной стопочкой. Справасвежие утренние газеты, слевасводки происшествий за минувший день.
Ладно, не обижайся, после вчерашнего удачного свидания Павел Миронович хотел видеть вокруг себя только счастливые лица, сам готов был всех облагодетельствовать. А рапорты агентов еще не готовы?
Дописывают, с минуту на минуту будут. Дозвольте осведомиться о готовности.
Курьер с позволения начальства выскользнул за дверь, и Тернов погрузился в газеты. Читал он их по своей особой методе: статьи о политических вопросах и сообщения о дворцовой жизнивнимательно, вдумчиво. Вести из провинциибегло, нетерпеливо. Объявления о новшествахс карандашом в руках, подчеркивая адреса и фамилии: для последующего внесения в картотеку потенциальных преступников. Уголовную хроникупридирчиво. Сразу после неепереходил к полицейской сводке. Сравнивал тексты сообщений, гневался, если газетчикам становилось известно слишком много. Особенноесли речь шла о делах, расследование которых еще не было завершено.
Утренние газеты на этот раз сообщали немного из криминальной сферы. О смерти Ардалиона Хрянова кратко упоминалось в полицейской хронике: найден труп в прачечной, с проломленной головой.
Павел Миронович повеселел. Ему очень не хотелось, чтобы пресса пронюхала про красный бантик и кочергу. Поднимут вой о засилье социалистов, о том, что теперь беззащитной женщине и в прачечную войти страшно.
Из других происшествий заслуживали внимания немногие: фельдшерица железной дороги ударила по лицу инженераоба арестованы с чердака дома на Овсянниковской украдено стираное исподнее мещанина Б. из проруби на Неве извлечено тело молодой женщины с ножевой раной в спине возле Пассажа нападение хулигана на журналиста Ч., провожавшего даму. В последнем случае пострадали два случайных подростка. В заведение мадам Горшениной ворвался сумасшедший, устроил погромбыл на месте осмотрен врачом, связан и отправлен на освидетельствование. Бесследно исчез сын чиновника Пряхина.
Павел Миронович опять переметнулся к делам государственным, к думским отчетам. Депутат Государственной думы Пуришкевич получил подметное письмо с оскорблениями и угрозой поквитаться с ним на музыкальном вечере вагнерианцев, а Дума создала комиссию по нравственной чистоте, в которую пригласила графологовчтобы доказать причастность к этим угрозам депутата Милюкова.
Знакомая фамилия заставила Тернова напрячься, настроение испортилось. С Милюковым состоял в переписке и Ардалион Хрянов! Не стал ли ветеринар жертвой громил Пуришкевича? Его архаровцы тоже разгуливают в сапогаха именно такой следок и обнаружен в прачечной!
Доброе утречко, Павел Мироныч! раздался от дверей бодрый голос Льва Милеевича Лапочкина.
Однако вид помощник дознавателя имел несвежий.
Вы плохо себя чувствуете? взглянул исподлобья на Лапочкина следователь.
Никак нет, господин Тернов.
Лапочкин уселся на стул перед столом начальника и отирал платком, зажатым в левой руке, испарину со лба. В правой руке он держал листки бумаги.
Что у вас там? нетерпеливо спросил Тернов. Давайте бумаги сюда. Что это?
Рапорты наших агентов, ответил, протягивая листки через стол, помощник, успел пробежать глазом. Есть кое-что и подозрительное. Обратите внимание, в чайную к Немытаеву вчера поздно вечером приходили Аграфена, соседка Ардалиона, и кузнец Пурыгин, долго беседовали.
Что ж здесь подозрительного? рассеянно спросил Тернов, переворачивая листок. Наверное, о поминках с хозяином беседовали, смерть Хрянова обсуждали.
И то верно, философски откликнулся Лапочкин. Только в отчетце сказано, кузнец какой-то пакет сунул костюмерше. Под столом, тайком.
И что?
Агент проследил за Горячкиной. Она стояла перед дверью Ардалиона. Долго рассматривала опечатанную дверь. Не собралась ли проникнуть в квартиру?
Совсем ты меня запутал, Лев Милеевич, сказал с досадой Тернов. Что еще?
И еще есть. Аграфена-то, на ночь глядя, отправилась через весь город пешком. И куда б вы думали? В приют для бездомных кошек. Там, оказывается, заседает этот самый Союз либеральных ветеринаров.
И что же она там делала?
Павел Миронович старался скрыть нарастающее возбуждение. В мозгу его проносились безумные картины ночного разврата ветеринаров. Тем, наверное, актрисы не по кармануа вот костюмерши
Павел Мироныч, Лапочкин понизил голос и оглянулся на дверь, дело-то политическое. Союз ветеринаровлиберальный! Кузнец с «Сименса» тоже может в антиправительственной ячейке состоять, еще с пятого года. Может, Аграфенасвязная? А Ардалион убит за то, что пронюхал об их замыслах и сообщил в Думу, Милюкову?
А почему именно Милюкову? не понял Тернов. Логичней было быПуришкевичу. Пуришкеич либералов не любит.
Нет, Павел Мироныч, логичнейМилюкову! Он может всю мировую общественность поднять! Кроме того, Милюков в фаворе у самого Коцюбинского!
Тернов, пытаясь осознать глубину выводов своего мудрого помощника, от напряжения свел брови.
А о каких гнусных замыслах вы говорите, Лев Милеевич?
Лапочкин почесал затылок, прищурился, как бы раздумывая, говорить ли уж молодому начальнику всю правду до конца или повременить?
Знаете, что вызывает у меня наибольшее подозрение? наконец спросил он интригующе.
Что?
А вот именно этонестандартность маскировки!
Маскировки?
С одной стороныбезобидные бантики. А с другойсоюз либеральных ветеринаров с «сименсовскими» кузнецами, обогащенный опытом театрального костюмера. Весьма неожиданно: никто ни в чем предосудительном не заподозрит!
Тернов недоверчиво уставился на своего помощника.
Не слишком ли вы усложняете версию? наконец изрек он. По-моему, схема чрезмерно замысловатая. По такой схеме любой замысел трудно осуществим.
Ошибаетесь, Павел Мироныч! Лапочкин вскочил. Я сегодня всю ночь голову ломал. Мы обязаны предотвратить самый страшный из замыслов негодяев. Ардалионлишь первая, случайная жертва. Агнец, так сказать, принесенный на заклание у алтаря свободы.
Прошу вас, Лев Милеевич, друг мой, не изъясняйтесь красиво! взмолился Тернов. Он уже начинал злиться, ему казалось, что помощник специально каждый раз не договаривает самое главное, чтобы начальник лишний раз убедился, что незрел еще для своего служебного кресла.
Я ведь вчера, Павел Мироныч, посетил меблированные комнаты госпожи Будановой, сказал помощник со значением.
Ну и что? Что вы там накопали?
А накопал я там немало интересного, не смог скрыть самодовольства Лапочкин. Во-первых, там крутился шафер Тоцкий. А из отчета нашего агента следует, что этот субчик, Тоцкий, был на заседании либералов-ветеринаров. По описанию сходится. Во-вторых, осмотрел я апартаменты несчастной невестымадемуазель Толмазовой. Повсюду красные бантики. Девушка-то, похоже, неравнодушна к учению социалистов. Есть и еще кое-что. На ночь глядя явился к мадемуазель Толмазовой еще один подозрительный молодчикжурналист Самсон Шалопаев из «Флирта».
Вот тут-то ничего удивительного нет, возразил Тернов, его, верно, госпожа Май направила, хочет предложить безутешной невесте другую кандидатуру для брака.
Если бы! хитро прищурился Лапочкин. Юнец-то явился не с предложением, а с презервативом в кармане! А презерватив-то был тоже с красным бантиком!
Возмутительно! неискренне строго сказал Тернов, пронзенный мыслью, что его Лялечке такая пикантная мелочь весьма бы понравилась. И где нынешняя молодежь только добывает такую гадость?
Сказал, что на выставке женских гигиенических средств в Пассаже. Лапочкин нагнул голову, чтобы скрыть невольную улыбку. Вообще-то я думаю, что в этой шайке такой опознавательный знак: маленький красный бантик. Для конспирации. Конспирация, знаете ли, большой выдержки и самообладания требует. Не всем дано. Несчастный юноша, Самсон, был деморализован вконец: еще бы, обнаружил при всех склонность к блуду на идейной почве. Даже уверял меня, что у него начались галлюцинации.
Пытался запутать следствие?
Может, и так. Во всяком случае, бормотал, что по оконному карнизу ходят гуськом мышки с красными бантиками на шее. И каждая из них в юбочке.
Притворялся пьяным?
Лапочкин выдержал паузу.
Может, и так. Но меня не проведешь. Я, конечно, сделал вид, что ему поверил. Но ночью у меня в сознании все соединилосьветеринары-либералы, костюмерша, кузнец и мышки.
А при чем здесь Ардалион Хрянов? в нетерпении стукнул ладонью по столешнице Тернов.
Я уже закончил, Павел Мироныч, кротко сказал Лапочкин. Ардалион был убит, поскольку проник в суть замысла с бантиками. Мадемуазель Толмазова приручала мышек. Мадемуазель Горячкина шила им юбочки. Кузнец Пурыгин делал на заводе клетки, для мышек и для кошек. Либеральные ветеринары под покровом ночи заражали приютских кошек какой-нибудь гнусной болезнью.
Тернов непроизвольно выдохнул:
Сифилис?
Возможно. Или проказа.
Зачем? Брови следователя поползли вверх.
Вот здесь-то мы подошли к самому главному, Павел Мироныч, Лапочкин тяжело вздохнул. Думаю, шайка хотела запустить зараженных мышей в Государственную Думу!
Тернов в изумлении открыл рот.
Они же ручные, начал втолковывать начальнику Лев Милеевич, да в юбочках, да в бантиках. Людей не боятся. Депутаты, конечно, брали бы их в руки, играли бы с ними в ходе прений. Ну и понимаете, какие последствия? Лапочкин понизил голос до шепота:Все депутаты вскоре оказались бы в лепрозории!
Тернов наконец закрыл рот.
Чушь, решительно отмел он версию подчиненного. Мышек быстро пожрали бы кошки, их в Государственной Думе развели полчища.
Но тогда сифилисом или проказой заразились бы кошки Государственной Думы, печально сказал Лапочкин. А они во время прений на колени депутатам вскакивают! Все равноэпидемии не миновать!
Где же выход? недоуменно спросил испуганный Тернов.
Лапочкин встал, прошелся из одного угла кабинета в другой, затем снова сел.
Выход злодеи продумали! И еще как! Представляете, в Думе начинается эпидемия, одного за другим наших политических светил отправляют в лепрозорий. С каждым днем редеют ряды государственных умов! И тут группа либеральных проходимцев, то есть ветеринаров, объявляет через прессу, что она в состоянии спасти интеллектуальную элиту Российской империи! Еще не заболевшие депутаты, дрожа от ужаса, собираются на внеочередное заседание. Приезжает сам Государь! Принимается решение: на место погибших законодателей кооптировать спасителей! Дать им руководящие посты! Продвинуть Россию в сторону цивилизованного мира!
И как же, как же это сделать? Тернов в нетерпении наклонился к помощнику.