Очень просто, ответил Лапочкин. Ведь эти ветеринары-либералы в приюте для бездомных кошек наверняка вывели породу кошек, которым зараза не страшна. Достаточно доставить в Таврический этих хвостатых спасителей, либеральные кошки сожрут опасных мышейи не заболеют! И Россия будет спасена!
Тернов схватился за голову.
Но, Лев Милеевич, Милюков тоже либерал! И он мог бы погибнуть! Неужели ветеринары-либералы покусятся на своих?
Так-то оно так, но либерал он недостаточно либеральный. Либеральная мысль должна от слов переходить к делу. А Милюков не хочет. Видимо, Ардалион предупредил письмом Милюкова о грозящей опасностиза что и был убит.
Надо ехать в Государственную Думу, искать подтверждения вашей версии. Павел Миронович физически ощущал, какая ответственность ложится на его плечи. Разговор измотал его, от утренних светлых мыслей не осталось и следа, он чувствовал страшную усталость, но готов был продолжить сложную интеллектуальную работу. Ответьте мне, дорогой Лев Милеевич, если вы уверены, что дело обстоит таким чудовищным образом, почему вы не приняли мер, чтобы доставить сюда участников гнусного заговора? Где мадемуазель Толмазова? Где Тоцкий?
Мадемуазель Толмазову я хотел сегодня привезти сюда самолично. Утром ездил в меблированные комнаты Будановой, но девушка домой не явилась. Наверное, скрылась.
Ушла в подполье вместе с Тоцким?
Вряд ли. Скорее всего, мадемуазель Толмазовавообще не мадемуазель Толмазова. То есть не дочь саратовского помещика.
На основании чего вы делаете такой вывод?
Основание есть. В ее апартаментах я обнаружил гимназические учебники третьего класса.
Ну и что?
Госпожа Буданова и ее сын Митя уверяют, что мадемуазель Толмазова занималась с детьми. А дети-то учатся в последнем классе! Зачем им повторять курс третьего?
Действительно, ерунда какая-то. А эти Будановыиз сочувствующих социалистам?
Скорее всегосын, а мать его прикрывает. Но главное, я сделал неожиданный вывод: это Митя с товарищами учили невесту Ардалиона латыни, истории древнего мира и ботанике. То есть онане она. Злоумышленница жила под чужим именем!
Тернов покрылся испариной.
Лев Милеевич! Дорогой! взмолился он шепотом, округляя глаза. Никому не слова! Какое чудовищное гнездо мерзавцев! Как бы не пронюхал Коцюбинский! Он же во всем обвинит градоначальника! А почему вы думаете, что она сбежала? Может быть, Тоцкий ее убил и сбросил в прорубь, вон в газете напечатали про какую-то утопленницу!
Лев Милеевич встал.
Тоцкий ни при чем. Он в коридоре дожидается. Я вчера еще велел ему прийти сюда для допроса. Если б убилне пришел бы.
Вы правы, кивнул Тернов, но почему ж до сих пор молчали?
Простите, Павел Мироныч, хотел сначала ввести вас в курс дела, чтобы подручней вам было с негодяем беседовать. Да и ему полезно помучиться неизвестностью, ослабнет нравственно, так мы его и раскусим быстрее.
Вашими бы словами.
Павел Миронович смахнул в верхний ящик стола служебные бумаги, подальше от глаз подозреваемого. Шея его затекла, и он сделал несколько вращательных движений головой. Выпрямил спину. Положил локти на столешницу.
Лапочкин открыл дверь в коридор и пригласил Тоцкого, а сам отошел к окну, чтобы наблюдать оттуда за малейшими изменениями лица либерального ветеринара.
Тоцкий двинулся прямо к столу следователя. Лицо помятое, глаза ввалились, но платье в порядке, отглаженные брюки, сюртук, чистенькая рубашка не из дорогих.
Честь имею представитьсяЕвгений Львович Тоцкий, ветеринар. Прибыл по просьбе господина Лапочкина.
Садитесь, холодно кивнул Тернов. Минута прошла в абсолютной тишине, Павел Миронович пытался сформулировать вопрос, который убил бы наглого негодяя наповал. Милостивый государь, сказал железным голосом следователь, вам придется поехать в морг для опознания тела утопленницы.
Тоцкий вздохнул с облегчением.
Всегда готов, если это поможет следствию.
Не ожидавший такой реакции, Тернов смолк. Прошла еще одна тягостная минута.
Внезапно от окна раздался голос Лапочкина:
А не знаете ли вы, милостивый государь, куда исчез стеклянный слоник с бантиком?
Тоцкий порылся в нагрудном кармане сюртука и протянул Тернову молочно-белую фигурку.
Ардалион дал мне сам, когда я ехал к мадемуазель Толмазовой. Она должна была узнать шафера по слонику.
Лапочкин и Тернов многозначительно переглянулись.
А разве господин Хрянов не дал вам фотографию невесты? осторожно спросил следователь, наблюдая за выражением лица подозреваемого.
Тоцкий смутился.
Фотографию дала мне сама мадемуазель Толмазова. Я только вчера с ней познакомился, когда приехал, чтобы везти в церковь. Не скрою, был поражен ее красотой и кротостью. Видимо, переусердствовал в комплиментах. Помнится, я даже сказал, что и сам бы женился на ней хоть сию минуту. Мадемуазель была так добра, что подарила мне фотографию, которую отправляла для объявления в журнал «Флирт». Ардалион-то фотографию ей вернул.
И фотография тоже лежит у вас в кармане? спросил от окна Лапочкин.
Разумеется. Тоцкий пожал плечами. Желаете взглянуть?
Он достал из кармана фотографию и протянул ее Тернову.
Лапочкин приблизился к столу и тоже склонился над снимком.
Лицо мне кажется знакомым, пробормотал Тернов, очень красивое, эротичное.
Я тоже где-то встречал эту барышню, Лапочкин нахмурился, только вспомнить не могу. Жаль, если именно она лежит сейчас в морге.
Тоцкий встал, на его глаза набежали слезы.
Верните мне фотографию, попросил он, пусть она мне напоминает о моем упущенном счастье.
Упущенном или убитом? Тернов с сожалением расстался с фотографией.
Упущенным, сказал неожиданно жестко Тоцкий. А если мне суждено кого-то убить, то будет это поручик Бешенцов!
Глава 10
Самсон Шалопаев испытывал стыд. Сотрудники журнала «Флирт»: забывшие о распре Синеоков и Сыромясов, всегда сдержанно-холодноватый Треклесов, обе редакционные барышни и, само собой, любящий совать нос во все дела Данилавсе успокаивали, как могли, рыдающую даму. Усадили у печки, в кресло, добровольно уступленное Синеоковым, Ася достала заветную скляночку с настойкой валерьянки, Аля принесла еще стакан воды, Данила помог снять плюшевое пальто, ибо в сотрудницкой было жарко, ведущие журналисты эротического журнала внимательно выслушивали сетования старушки, находя для ее утешения все новые и новые аргументы. Самсон впервые видел сотрудников «Флирта» столь дружными, сплоченными, и объединила их доброта и забота о слабом и беззащитном создании. Лишь он один, сгорая от нетерпения, мечтал улизнуть на улицу.
Старушка безостановочно твердила о «возлюбленном Фалалее», и журналисты первое время испытывали неловкость. Они были убеждены, что открыли интимную подробность жизни коллегитайная склонность фельетониста к голубоглазым старушкам поразила даже искушенных во грехе борзописцев. Однако чуть позже старушке удалось убедить собеседников, что она всего-навсего мать Фалалея.
Мечтая попасть как можно скорее в фотоателье Лернера, Самсон вполуха слышал версии исчезновения Фалалея, которые выдвигали сотрудники журнала. Предполагали, что в ходе подготовки материала для следующего номера Фалалей вышел на след интересной личности и не может прервать увлекательной слежки. Предполагали, что он мог быть приглашен на ночной бал-маскарад в какой-нибудь великосветский дом. Или заигрался в картишки у своего приятеля Мурычатам и остался ночевать. Предполагали, что внезапно проявились у журналиста острые признаки инфлюэнцыи он госпитализирован в бессознательном состоянии.
Старушка все внимательно выслушивала, недоверчиво качала головой и отвергала все доводы, один за другим. Ее сыночек, ее Фалалеюшка, всегда возвращался домой. Хотя бы к рассвету! Или давал о себе знать! Беспокоился о матери, не желал ее тревожить понапрасну. Такого заботливого и внимательного сына нет ни у кого! Нет, с Фалалеем случилось что-то ужасноематеринское сердце ей подсказывает!
Самсон слушал и мысленно ругал своего друга-наставника: надо же так прельститься чарами какого-то пупсика из Пассажа! Друга бросил, помчался за мальчишками, видимо, узнал от них адрес незнакомки! Нежится сейчас в пуховиках неотразимой красавицы! Но разве скажешь об этом матери?
Прошу вас, сударыня, отправляйтесь домой, предложил Треклесов, делая знаки Даниле, чтобы тот позаботился о черепановской матери. Мы немедленно предпримем все меры, обязательно найдем вашего сына. Эх, жаль, Ольга Леонардовна отсутствует! Ну ничего. Мы сами сейчас посовещаемся и бросимся на поиски.
Я обзвоню все больницы, заявила Аля, и не остановлюсь, пока не найду Фалалея Аверьяныча.
Дадим нагоняя сорванцу, пообещал добродушно Данила, придерживая черепановскую матушку под локоток и направляя ее поступь к дверям, чтоб впредь неповадно было.
А я тотчас свяжусь с полицией, может, они что-то знают, важно добавил Треклесов.
А я сбегаю к Мурычу, обрадовано воскликнул Самсон, уверен. Фалалей там!
Наконец-то подвернулся повод выскочить из редакции и бежать в фотоателье Лернера. Самсон был уверен, что через час-другой Фалалей сам придет в редакцию, да еще со следами любовного угара.
За Самсоном увязался и Синеоковтеатральный рецензент еще не знал, как ему быть дальше, как восстановить свою погубленную репутацию в глазах блистательной Дузе? Но сидеть в одном помещении с мерзким Элегантесом и слушать о горностае, сифилисе и Генрихе Восьмом он, разумеется, не мог.
Мужчины вышли на улицу и направились к Невскому.
Самсон, друг, говорил на ходу Синеоков, я с тобой к Мурычу не пойду. Скучный Мурыч человек. А я хочу первым делом пистолет купить.
Стоит ли, Модест Терентьич, обагрять руки кровью, сказал Самсон примиряюще. Все пройдет. А убьете Сыромясовадля госпожи Май опять неприятности.
Нет, Самсон, я пачкать руки этой гнидой не стану. Меня теперь другое беспокоит. Теперь ведь, знаешь, меня самого могут убить.
Кто? от неожиданности Самсон споткнулся.
Поклонники и администраторы Дузе, мрачно изрек Синеоков, придержав стажера за локоток.
Вы преувеличиваете, не поверил стажер.
Не знаешь ты мира актерского, тяжело вздохнул Синеоков, теперь если сегодня-завтра сборы у Дузе упадут, меня и сочтут виноватым. Или кто-нибудь вздумает отомстить за оскорбление кумира.
Люди искусства не могут быть такими кровожадными, воспротивился Самсон. И потом, у нас еще есть правосудие
Простодушен ты, дружок, жизни не знаешь. Синеоков остановился, схватил Самсона за рукав пальто. Мы уже пришли. Здесь вот, за угломоружейный магазин. Хотя если меня захотят убить, могут и отравить Пришлют, допустим, приглашения на спектакль Дузе, а бумага будет отравленной. Злоба во всех кипит Не чувствуешь?
Нет, не чувствую, Самсон невольно улыбнулся. Они стояли так, что солнечные лучики скользили по лицу, попадали в глаза, одаривали мягким теплом. У нас в редакции, мне кажется, очень добрые и отзывчивые люди.
А я чувствую, скоро разразится скандал, мрачно предрек Синеоков, и это в лучшем случае. В худшемнесчастье.
И с кем же оно случится?
Думаю, с Платоновым. Иваном Федорычем.
Самсон безмолвствовал, соображая, что имеет в виду театральный обозреватель.
Молчать обещаешь? Синеоков прижался к плечу юноши и горячо задышал ему в ухо. Сегодня утром ко мне прибегал Лиркин. Умолял помочь.
И вы помогли?
Конечно нет! поднял брови Синеоков и снова доверительно склонился к Самсону. Очень уж подозрительной мне его просьба показалась! Представляешь, умолял меня и даже обещал заплатить, если я всучу Платонову клавиры Мендельсона. Как тебе это нравится?
Странно, но что ж здесь подозрительного или опасного. Не отравлены же эти клавиры!
Конечно, не отравлены, согласился Синеоков и потрепал Самсона по щеке, умненький ты мальчик. Но слушай дальше. Я говорю Лиркину: Платонов клавиры не возьмет, он в музыке ничего не смыслит, ему слон на ухо наступил. А Лиркин свое: я это знаю, ну и что, пусть не возьмет, а вы предложите!
Смешной этот Лиркин. Может, он желает Платонова просветить, повысить его музыкальное образование? Но стесняется?
Брось и думать об этом, голубчик, возразил Синеоков, провожая загоревшимся взглядом статного мичмана, проходящего мимо, но мне некогда, прощай. Только если Лиркин тебя попросит передать клавиры Платоновуне соглашайся!
Не успел Самсон ответить коллеге, как тот развернулся и скрылся за углом. Вздохнув с облегчением, стажер «Флирта» тут же забыл и о Лиркине, и о Платонове и побежал по направлению к ателье Лернера.
Располагалось оно на первом этаже. В огромных витринах помещались портреты в овальных рамках: красавицы с пышными, убранными в высокие прически волосами, с таинственно-задумчивым выражением лиц, с нежными подбородками, с мягкими очертаниями губ. В самом ателье фотографиями были завешены все стены, и не только портретами, но и изображениями мужчин и женщин в полный рост, одиночными, парными, семейными. Отдельную композицию составляли свадебные фото: невесты с вымученными лицами, за ними, стоящие, вцепившись в спинку стула рукой, словно удерживающие невесту на брачном троне, молодцеватые женихи с усиками, будто прилепленными к верхней губе. Много было детских фотографий: капризные ангелочки в пышных платьицах, в матросках, с обручами, с куклами, с пароходиками.
Детские фото Самсона совсем не интересовали, беглым взором скользнул он и по витрине с рамочками: прямоугольными и овальными, бронзовыми, деревянными, просто картонными. Зато он пристрастно изучал женские фотографии, пока его занятие не прервал услужливый приказчик, молодой человек, лет на пять старше Самсона, с кудрявой шевелюрой. Глаза его прятались за круглыми стеклышками в тонкой металлической оправе.
Приказчик внимательно выслушал Самсона, записал в блокнот все, что мог сообщить ему юноша: фотографию делал Братыкин, в 1907 году, скорее всего во второй половине года, девушка в тунике, красивая, там где кончается левая бровьродинка, зовут Эльза, и скрылся за темно-синей плюшевой портьерой.
Самсон в чрезвычайном волнении опустился в мягкое кресло, фотографии на стенах и в витринах его больше не волновали, он успел убедиться, снимка Эльзы там не было. Без интереса смотрел он теперь на немногочисленных клиентов и ждал решения своей судьбы.
К счастью, любезный приемщик появился довольно скоро, минут через пять. В руке он держал негатив и маленькуюпробнуюфотографию. И то, и другое Самсон схватил с нетерпением. Да, это была онаего милая тайная жена, его драгоценная малышка Эльза!
Вам что-нибудь известно об этой барышне? спросил с замиранием сердца Самсон у приемщика.
Тот откуда-то из-под прилавка извлек потрепанную книгу и начал перелистывать страницы. Наконец последний раз глянул на цифры, проставленные на обороте фотографии, сличил их с цифрами в первой графе книги и сказал:
Мадам Жозефина де Пейрак, французская подданная, доктор медицины из Дамаска. Проживала в гостинице «Европа», снималась для участия в конкурсе красоты.
Самсон, открыв рот, переводил взгляд с фотографии, зажатой в дрожащей руке, на приказчика, затем на книгу, затем снова на фотографию. Сознание его мутилось. Фотография в его руке была уменьшенной копией той, что хранилась в альбоме госпожи Май. Самсон был уверенна обеих фотографиях его жена Эльза Куприянская. Однако в ателье она значилась под другим именем! Что все это значит? Его женафранцуженка? Из Дамаска? Доктор медицины? Но как она оказалась в Казани? Как она могла полюбить его, юного провинциала? Как могла выйти за него замуж? Где ее теперь искать? В Париже или в Дамаске?
Позвольте-с фотографию и негативчик тожетаков порядок, поспешил вывести посетителя из столбняка приемщик ателье Лернера. Чем могу служить?
Самсон повернулся и, не сказав ни слова, поплелся к выходу.
Он брел по Невскому, не видя ничего вокруг, наталкиваясь на встречных прохожих. Он не знал куда идет. Он не чувствовал мороза. Уличный шум доносился до него словно через двойную раму окон. Очнулся он лишь на Дворцовом мосту. Схватившись за обледенелые перила, он заглянул в мрачную безднудалеко внизу посверкивала ледяная броня Невы. В лицо ему дул колючий ветер, но он не остужал жара, который пылал в его сознании.
Самсон Васильевич! милый голосок и легкий хлопок по плечу вынудили несчастного обернуться. Вот так встреча! Что вы здесь делаете?