Не хочу в английское посольство, капризно возразил юноша, встретившись взглядом с импозантным мужчиной средних лет.
В расстегнутой шубе, тот продвигался из глубины холла к журналистам, в лице его было одновременно что-то лисье, и что-то волчье.
Англичане и французы враги, бритты все нам разболтают про французскую Жозефину, заканючил Фалалей, мы больше всех узнаем, а потом сведения другим продадим. Понимаешь?
Господин Черепанов! зазвучал над ними отрывистый бас, мое почтение. И вашему юному другу тоже.
Мужчина в шубе приподнял шапку, приоткрыв пышную пшеничную шевелюру.
А, дядя Пуд, фамильярно хлопнул здоровяка по плечу Черепанов, чего здесь поделываем?
Да вот заглянул за конфиденциальными сведениями.
На кого ставишь?
Дядя Пуд расхохотался.
Красавицыне лошади на скачках. И даже не спортсмены на чемпионате. На них много не заработаешь.
Ну, ну, дядя Пуд, ты не ленишься не только тысчонку схапать, но и рублик.
Что есть, то есть, согласился дядя Пуд, деньги люблю. Выигрываю часто.
Врешь ты все, подзудил хвастуна фельетонист, твои атлеты слабаки. Сколько на них ни ставишь, а все твой конкурент выигрывает.
Дядя Пуд насупился.
Твоя правда, Фалалей. Но не все коту масленица. В среду приходи на соревнования. Фурор будет.
Да слышал я, слышал, скривился фельетонист, твой конкурент обещал нового борца выставить. Имя в секрете держит. Говорит, что кличка у него Русский Слон.
Не иначе как из Индии привез, расхохотался дядя Пуд, ну да в Индии жарко, а у нас холодно, так что заморским силачам несладко здесь придется. У меня-то тоже кое-что в загашнике есть. Завтра афиши развесят, и там будет мой богатырь, имя еще не определил. Как думаешь, что лучше? Невский Челубей? Или Человек-Гора?
Илья Муромец, усмехнулся флиртовец, но вряд ли тебе, дядя Пуд, повезет. Сизиф ты наш.
Посмотрим, антрепренер запахнул шубу, можем и поспорить. И дружок твой нас рассудит. Сколько ставишь?
Не буду я с тобой спорить, отмахнулся Фалалей, мне некогда. А дружок мой тоже журналист, имей в виду, да присмотрись к немутоже в гимнастический зал ходит.
Дядя Пуд протянул руку Самсону, крепко пожал ладонь рослого красавца и поморщился.
Силы мало, мясо требуется нарастить. Может, олимпийским чемпионом станешь. Хочешь?
Я об этом не думал, пролепетал потерянный Самсон.
Думать надо обо всем, дядя Пуд назидательно поднял вверх украшенный массивным перстнем палец, пошли выпьем, хотя бы согреемся.
Нам некогда, у нас дела, сказал Фалалей, оттесняя дядю Пуда от юноши. Бежать надо, дань нашей шемаханской царице собирать.
Ничего вам не надо, ухмыльнулся дядя Пуд, врете вы все. Ваша царица только что в англиканскую церковь отправилась. Под ручку с индусомослепительной красоты мужчина!
Глава 6
Помощник дознавателя Лев Милеевич Лапочкин не мыслил свое существование без сыскного дела, и хотя возраст его уже подбирался к той черте, за которой неумолимо наступала пора пенсии, он всеми силами гнал из сознания думы о том, что последние годы своей жизни принужден будет сидеть в четырех стенах, превратится в заурядного брюзгу в халате. Возраст возрастом, но ведь сил еще предостаточно, ноги еще носят, глазаостры. И кто это придумал такой бесчеловечный закон: уступать место молодым? Таким вот как его нынешний начальник? Человек-то вроде и неплохой, но зелен еще, и слишком страстям привержен. Следственное дело отбывает по чувству долга, а не по душе. Все время на часы посматривает Да оно и понятно: впереди еще вечер, а значит, гулянки с друзьями, рестораны, развлечения, подружки
Было бы полезно, если бы Тернов остепенился и зажил по-семейному, но, кажется, до этого еще далековот и сейчас отправился в театр со своей подружкой. Лялечка, конечно, девица милая, но пустенькая и капризная, из актрисок, но не первых. На что надеется? Вот так по любовникам еще сто лет порхать? Ясно как Божий день, что Тернов на ней не женится.
Тут Лев Милеевич, осмелившийся сесть за начальственный стол и предавшийся глубокомысленным размышлениям, вздохнул: кто знает, может, и женится, ныне мезальянсы в почете, прогрессивными считаются, либеральными.
Сыщик закусил губу, вечерами в одиночестве он часто мыслил яснее, чем днем. Возможно, тлетворно влиял на ясность ума старого служаки сам Терновон никогда не стыдился тех глупостей, которые, придя ему в голову, сразу вылетали в пространство. А возможно, Лапочкин боялся, что молодой начальник почтет мозги своего помощника косными и постарается выпроводить на пенсию.
Лев Милеевич досадовал. Чего только не говорили они сегодня друг другуи все явная ерунда, вымысел. Тернову-то хорошо, скинул все на помощника и побежал наслаждаться искусством да развлекаться со своей Лялечкой. А он, Лапочкин, что? Общайся с народом, выгляди последним дураком?
Да, он по приказанию Тернова сбегал к товарищу прокурора и выцыганил у того разрешение на задержание и обыск у Братыкина и Синеокова. Но когда следователь вышел за дверь, не бросился обыскивать да арестовывать И задумался.
Во-первых, при допросе Сыромясов хоть и заговорил, но ссылался на полное беспамятство. Даже на описание преступного замысла, изложенное Терновым, прореагировал как-то вяло. Не поймешь, то ли признался в сговоре, то ли не смог с ходу опровергнуть, доказать свое алиби.
Во-вторых, слишком подозрительно выглядела и мольба не звонить ни в коем случае его жене, чтобы та принесла приличные вещи. Как так не звонить? Ведь он, Сыромясов, прошлой ночью дома не был, предстоящей тоже не появится. Неужели супруга не встревожится? Да она сама прибежит в полицию с плачем и просьбой разыскать драгоценного мужа. И как этоскрывать от жены, что муж сидит в кутузке, арестованный по подозрению в возмутительном преступлении?
Если возле гостиницы «Бомбей» вертелся не Братыкин, а другой фотограф, если кто-нибудь из жильцов или служащих что-либо пронюхает, если решат продать выгодно материалец газетчикамда мало ли еще каких «если», вся тайна псу под хвост. Всему миру станет известно о злодеянии, в том числе и женушке сыромясовской.
Следует также рассмотреть и других фигурантов: есть ли возможность их изобличить?
Вот, например, театральный обозреватель «Флирта» Модест Синеоков. Как доказать, что именно он вызывал из Казани дружка-содомита Трусова? Если между ними велась переписка, наверняка письма уже уничтожены, и в доме Синеокова их при обыске не найдешь. Единственный след можно отыскать в почтовом ведомстве, казанском ли, петербургском ли. Но и то лишь в том случае, если этот Трусов состоял под наблюдением полиции. Тогда его переписка перлюстрировалась бы. Значит, придется ждать ответа на запрос, посланный в Казань.
Далееобольстительная госпожа Май. Она, как змея, все время выскальзывает из рук, и в деле убийства Трусова наверняка никаких следов не оставила. Даже если Синеоков признается в содеянном, госпожа Май будет все отрицать. Не исключено, что и в суд обратитсяза защитой чести и достоинства. И такую бучу поднимет о клевете и преследовании, что сам дураком прослывешь.
ЕщеМурин, который якобы причастен к медвежьей морде, для эротических игр. Тут вообще все очень зыбко. Остатки медвежьей шкуры он бы в первую очередь уничтожил.
Теперь фотограф Братыкин. Если он фотографировал оргиюкуда спрятал негативы? Пока негативы не отыщешьсоучастника не изобличить. Но вряд ли такие опасные негативы фотограф держит дома.
Может быть, за всеми фигурантами установить наблюдение?
Дверь в следственную камеру открылась, и на пороге предстал надзиратель. Он откашлялся и вытянул руки по швам.
Лев Милеевич, господин помощник дознавателя, нерешительно завел он от дверей.
В чем дело, Баранов? Лапочкин неохотно поднялся из-за стола навстречу надзирателю.
Господин Лапочкин, задержанный Сыромясов плачет и требует бумагу и карандаш.
Что, готов дать признательные показания?
Не могу знать, пришел доложить, а решать вам.
Бумагу я ему дам, а вот карандаш Не задумал ли он самоубийство?
Карандашом-то? Баранов недоверчиво взглянул на Лапочкина, совершающего сложные маневры у шкафа с канцелярскими принадлежностями. Если проглотит, это не смертельно. А если воткнуть в себя попытаетсяне проткнет, слишком жирный. Я так думаю.
Пожалуй, ты прав, Баранов. Вот тебе бумага и карандаш, неси в кутузку. Десять листов хватит?
Не знаю, арестант просил бумаги побольше.
Ладно, добавлю, согласился Лапочкин, заметно повеселев: значит, бегать придется меньше, если преступник сам изложит события, как они были. Пусть пишет, бумаги не жалко.
Надзиратель ушел, а помощник дознавателя вновь уселся за стол начальника. Несмотря на то, что Сыромясов без его участия склонился к добровольному признанию, Лапочкин все же ощущал, что задержался на службе дольше обычного не зря. Кто знает, может, какие флюиды уловил сквозь стены
Он представил себе, как обрадуется завтра Павел Миронович, и усмехнулся почти по-отцовски, снисходительно. Затем смело взялся за трубку телефонного аппарата. Услышав голос телефонной барышни, велел соединить его с квартирой Сыромясова. Все-таки супруге надо сообщить о несчастье
В сыромясовской квартире довольно долго никто к телефону не подходил. Наконец трубку сняли, и послышался недовольный старческий голос.
Кто у аппарата? строго спросил Лапочкин.
Хозяина дома нету, а я кухарка, Нюша.
Очень хорошо. Позови барыню.
Барыни тоже дома нету.
А где ж она?
Да в Юсуповском саду. На коньках катается с подругами. Лед там хороший.
Вот как? изумился Лапочкин.
Да вот так. В наше-то время такого бысстыдства не знали. Чтобы на коньках да мужней жене. Зла не хватает на нонешних греховодников. Совсем стыд потеряли. А вы, извиняюсь, кто будете?
Я-то? Дознаватель помялся. Я из Окружного суда, хотел сообщить барыне, что господин Сыромясов у нас пребывает
А, всего-то? разочарованно протянула Нюша, да она знает. Своими ушами слыхала, как она говорила.
И что же? Что? досадливо перебил кухарку Лапочкин. Не беспокоится барыня?
Да беспокоится, да ведь не впервой
Что не впервой?
Да ночные отлучки барина, хихикнула Нюша, да можно спать спокойно. Времена ныне такиесами знаете.
Знаю, знаю. Времена-то эти я знаю недурственно, подтвердил Лапочкин, дивясь нахальству прислуги. А вот как ты, милая, можешь хихикать в данных обстоятельствах, не понимаю.
А мне что? Плакать прикажете? удивилась собеседница. Да мне некогда с вами лясы точить, ужин еще не готов, дрова в печи зря переводятся
Ты вот что, старая, не дерзи, разъярился Лапочкин. А лучше передай своей барыне, чтобы одежду какую поприличней супругу принесла.
Вот еще! воспротивилась кухарка, вы его держите, вы его и одевайте. Не голый же он. А барыне некогда глупостями заниматься. Она и учится, и к лимпиаде готовится.
К какой лимпиаде?
Откель я знаю, какой? Слыхала, подруги ее подговаривали ехать на лимпиаду, за большим кушем. На коньках-то хозяйка птицей летает.
Тьфу ты! Лапочкин с досадой хлопнул трубку на рычаг. Ну и жены! Никакой нравственности!
Помощник дознавателя встал и, заложив руки за спину, заходил по кабинету из угла в угол, проклиная и современных жен, и современную прислугу. Потом, успокоился и вновь вернулся к телефонному аппарату.
Алло, барышня, соедините меня с приемной доктора Самоварова, попросил он устало и, дождавшись ответа, продолжил. Приемная? Могу я поговорить с доктором?
Он занят с пациентом, прощебетал на другом конце провода молодой девичий голосок.
А когда освободится?
А кто говорит, по какому вопросу?
Из Окружного суда.
Я передам доктору, что звонили. Благодарю вас за беспокойство. Кабинет уже приведен в порядок.
А приемная?
Благодарю вас, никогда не ожидала от следствия такого внимания. Все как новенькое.
А шкура медвежья на полу лежит?
Не извольте тревожиться, кокетливо ответила барышня, лежит, в целости и сохранности.
А шкура та же, что и раньше лежала?
А вы бывали у нас и раньше? Тогда приходите еще, всегда рады постоянным клиентам. Заодно и сами убедитесь.
Тьфу ты! в досаде Лапочкин снова хлопнул трубку на рычаг.
Значит, доктор Самоваров шкуру белого медведя Мурину не дарил. А Мурин, значит, не колдовал над ней, не отрезал голову, не перекрашивал, не вручал Сыромясову. Впрочем, в столице сколько угодно медвежьих голов по гостиным валяется.
Мысль дознавателя летела стрелой, прямо и отважно: а что, если медвежья шкура с мордой просто-напросто лежала в гостиной самого Сыромясова? Он, разумеется, не признается. Возможно, и жена скроет, и кухарка. Но нет, вряд ли. Все-таки господин Сыромясов недаром имеет псевдоним Дон Мигель Элегантес! Если бы что-то европейское, новомодное, цивилизованноетогда такие подозрения были бы обоснованы. А медвежья шкураслишком обыденно, дурным вкусом попахивает, не стал бы Сыромясов такую лапотную, дремучую вещь в собственном доме держать!
Почва под версией, выдвинутой днем, о заговоре флиртовцев с целью добычи сногсшибательного материала-бомбы колебалась под ногами Льва Лапочкина. Но никакой другой не являлось. Поэтому пока еще рано было отправляться домой: если ясности в деле нет, ждет бессонная ночь, мучительные сомнения. Так что уж если разрушать фундамент версии, то до конца. Если бы удалось пригласить для разговора госпожу Май, не исключено, кое-что бы и прояснилось.
Лапочкин колебался: звонить в редакцию журнала «Флирт» или не звонить? Время было позднее, и он предположил, что редакторша отдыхает, а сотрудников в редакции нет. И все-таки позвонил.
На другом конце провода ответили.
Редакция журнала «Флирт».
Здравствуйте, Данила Корнеич, как можно проникновеннее сказал Лев Милеевич, услышав голос, обладателя которого без труда узнал, помощник следователя Лапочкин.
Здравия желаю, господин Лапочкин, холодновато ответил конторщик. В редакции никого нет.
Догадываюсь. Но вы на своем посту.
Такова уж наша служба смиренная, хитрый старик заговорил с фальшивой кротостью. Чем могу служить?
А вот ты скажи мне, братец, служит ли у вас господин Сыромясов?
Никак нет, уволен, лапидарно сообщил Данила, и, преисполнясь важности, добавил, его порочные склонности всем уже надоели.
А, так он замешан в клоаке порока? Лапочкин пытался шутить и понимал, что шутки у него получаются ненатуральными. Ольга Леонардовна может это подтвердить?
Вообще-то может. Но не сейчас.
Понимаю, понимаю, заторопился Лев Милеевич, чтобы не спугнуть собеседника, подскажите-ка мне, любезный друг, когда?
Сегодня вряд ли. Сегодня госпожа Май в своих апартаментах не появится.
А по какой причине?
Не могу знать, увильнул Данила, мое дело служивое. Слушать, на ус мотать и исполнять.
Похвально, весьма похвально, миролюбиво поддакнул Лапочкин. Сегодня уж беспокоить и не надо. А вот завтра, как госпожа Май придет, передайте ей настоятельную просьбицу следователя Тернова прибыть в следственное управление. Для конфиденциальной беседы.
Передам, не сомневайтесь, не сдержал сухого смешка верный слуга издательницы. Я и сам заметил, что ваш начальник очарован красавицей нашей драгоценной. Да от нее все без ума. Замечаете?
Это уж как пить дать, без ума, отрезал Лапочкин и шмякнул трубку на рычаг.
Тьфу ты! И здесь подозрительное отсутствие. Где же они собираются для своих тайных разговоров? Где у них преступная берлога? Неужели у Синеокова? Или у Братыкина?
Дознаватель откинулся на спинку стула, вытянул ноги, заложил за шею сцепленные руки, потянулся Хорошо господину Тернову: у него голова если и болит, то только от чрезмерного количества шампанского, которое он выпил со своей Лялечкой. А тут сиди да мозгуй. Придется отложить до утра.
Лапочкин встал, выглянул в коридор и позвал дежурного. Наморщив узкий лоб, принялся давать указания, загибая пальцы правой руки, начиная с мизинца. Первоесвязаться с сыскной, послать агентов по адресам Синеокова и Братыкина: выяснить у дворниковкогда уходили-приходили, с кем встречались. Второепослать свободного курьера в больницу с тем, чтобы тот без медицинского заключения по результатам вскрытия не возвращался. Третьепослать еще один запрос в Казань! Пусть эти сонные провинциалы думают, что столичные сыщики лютуют в нетерпении. Зашевелятся небось, испугавшись: как-никак министр рядом, можно и пожаловаться на нерасторопность