Дежурный внимательно выслушал указания Лапочкина, которые звучали особенно весомо в пустынном коридоре.
С чувством исполненного долга помощник следователя, кряхтя, натянул на башмаки галоши, напялил шинель, шапку и в полном обмундировании двинулся к выходу. Уже спускаясь по лестнице, он заметил внизу у дверей рядом с унтер-офицером какую-то сутулую старушку.
Увидев недовольного непорядком Лапочкина, унтер-офицер выпрямился и отрапортовал:
Господин следователь, вот эта почтенная дама приехала в столицу ради встречи с вами.
Лапочкин остановился и начал внимательно разглядывать незнакомку: сухонькое, испещренное морщинками личико, острый нос, бледные тонкие губы, чуть запавшие.
В другое время и при других обстоятельствах он бы и разговаривать не стал в неположенном месте и в неположенное время с неизвестными дамами, будь они хоть трижды почтенны. Но поскольку его назвали следователем, что он всегда любил, да еще так интригующе представили посетительницу, Лев Милеевич смягчился, снял фуражку.
Не пускал сначала, оправдывающимся шепотом говорил унтер, да ведь на улице темно, мороз. Жалко бедную.
Дама хоть и была далеко не юного возраста, но впечатления бедной не производила: порядочная шуба на хорьке, перехваченная у ворота боа непонятного клочкообразного меха, на голову поверх платка белого пуха водружена ловкая шляпка. Неподвижными голубыми глазами она невозмутимо взирала на Лапочкина. Затем покопошилась в муфте и, вынув лорнет, бесцеремонно наставила его на стоящего перед ней хмурого служителя закона.
Очень хорошо, очень хорошо, заявила она властно, с заметной картавостью в голосе. Превосходно. Я боялась, что вы окажетесь слишком молоды. А именно такой мне и нужен. Старый, опытный, зоркий. Я уж думала, что в столичной полиции сплошь молодые вертопрахи.
Сударыня, галантно оборвал незнакомку Лапочкин, прошу вас представиться и изложить цель вашего визита.
Цель моего визита я вам изложу. С тем и прибыла в столицу. Недавно только с поезда. Остановилась в гостинице «Бомбей». Гостиница преотвратная, но для моих целей годится. Ее мне господин Либид порекомендовалприятнейший человек.
Господин Либид? Лапочкин насторожился. Вы с ним ехали в поезде?
Он даже отступил на шаг назад, не сводя глаз с посетительницыне сумасшедшая ли? Не бомбистка ли? Правда, старушек-бомбисток ранее ему встречать не доводилось. Но ведь и содомитов с медвежьими мордами на головетоже!
Лев Милеевич судорожно соображал: случайно ли господин Либид рекомендовал попутчице гостиницу «Бомбей»?
Да, мы ехали вместе. Вернее, он размещался в соседнем купе. А вы знаете Эдмунда Федоровича?
Разумеется, он человек известный.
Он мне так и сказал, что у него в столице блестящая репутация.
Лапочкин саркастически хмыкнул.
А не господин ли Либид рекомендовал вам меня?
Совершенно верно, горделиво ответила старушка, он. Любезнейший человек, гораздо приятней своего приятеля, который только пил и спал. Господин следователь, вы обязаны мне помочь.
Я готов, но предлагаю вам, сударыня, придти завтра, в присутственное время, недовольно посоветовал Лапочкин.
А я предлагаю вам другое, возразила упрямая посетительница. Вы как порядочный джентельмен сейчас проводите меня в гостиницу и выслушаете мою исповедь. Это ваш долг.
Лев Милеевич сцепил челюсти и закатил глаза к потолку. Только старушечьих исповедей ему на ночь глядя не хватало! Особенно возмутительным ему казалось предложение отправиться в проклятый «Бомбей», с которого и начался его сегодняшний день. Да и что подумают служащие гостиницы?
Простите, сударыня, Лапочкин с притворным сожалением развел руками, разумеется, я готов сопроводить вас к гостинице, но
Никаких «но», кокетливо склонила голову к плечу старушка, иначе вы упадете в моих глазах. Ведь согласитесь, дружок, не каждую ночь вам предлагают выслушать исповедь бабушки доктора Ватсона?
Глава 7
Радуйся, Самсоша, тебе здорово подфартило, говорил Фалалей, выскакивая из здания Благородного собрания и озираясь, с самим дядей Пудом познакомился.
Но я так и не понял, кто он такой, ответил стажер, поеживаясь от крепкого февральского морозца, усиленного ветром.
Антрепренер, пояснил рассеянно всезнающий флиртовец, известный, но неудачливый. Мстительный, злопамятный, но рисковый. Слышал? Готовит какую-то пакость Коле Соколову. Коляантрепренер известнейший, у него все атлеты отборные. Дело ведет солидно и удачливо. Могуч, как Атлант Эй, извозчик!
На улице, зажглись фонари, софиты реклам, и мелкие снежинки назойливой мошкарой роились в кругах сиреневатого света, колюче впивались в горевшую от холода кожу лица. Настроение у Самсона было подавленным, он ни на минуту не забывал, что его отец в столице. Прибыл воспитывать непутевого сына или приехал на тайное свидание со своей содержанкой Эльзой Куприянской?
А Коля Соколов выставляет своих атлетов на чемпионат? спросил он, угнездившись в санях рядом с фельетонистом.
Разумеется, без него чемпионат выглядел бы бледно, горделиво сообщил тот, будто в успехах антрепренера была его собственная заслуга.
Так может, Мурыч сейчас там, на тренировке?
Сдался тебе Мурыч, отмахнулся Фалалей, не до него нам сейчас.
А куда мы едем? замерзшими губами выговорил стажер.
Пока что прямо. Я думаю, а ты мне мешаешь.
Сивая лошадка неспешно тащила сани вдоль обочины дороги. Втянув голову в плечи и подняв воротник, Шалопаев, заблудший сын и обманутый супруг, с опаской смотрел на седоков, проносившихся мимо, поглядывал на тротуар, хотя было бы слишком фантастично, если бы он вот так вот запросто встретил на своем пути отца с Эльзой.
Есть три обстоятельства, продолжал Фалалей, который не умел долго хранить молчание, во-первых, твой отец. Можем поехать к Майше: вдруг да он уже там? Потомконкурс красоты. Надо бы провести разведку боем: съездить в одно местечко. И ещетребуется найти для тебя преступление по страсти. Все-таки я твой наставник и обязан заботиться о твоем профессиональном росте.
Заботливый опекун беспокойно заворочался под полостью и с внезапной злостью крикнул вознице:
Эй, ты, старый черт, стой! Сидеть в твоих проклятых санях одна мука. Зачем в ноги мне всякой дряни наставил? Сижу тут скукожившись!
И я тоже, подхватил Самсон, которому с самого начала что-то мешало удобно поставить ноги.
Возница остановился, обернулся и хмуро ответил.
Вы, барин, не балуйте. Осторожней. Там у меня ведро стоит.
Ах ты, злодей рода человеческого! воскликнул Фалалей. Нашел куда ведра расставлятьв ноги седокам!
Самсон явственно расслышал глухой удар фалалеевского ботинка по морозной жести.
Вы бы, барин, не дрыгались сильно, сурово посоветовал возница, в ведре-то бомба лежит.
Как бомба?
Лицо гневного седока вытянулось, а его юный друг непроизвольно подтянул согнутые колени чуть ли не к подбородку.
Обнакновенно, нам без этого нельзя, пустился в разъяснения извозчик, на всякий случай держим. Да вы не пужайтесь, бомба-то не дура, за так просто не жахнет. А мне защита от лихих людейв самый раз. Револьвертов-то у нас нет.
Разъяренный Фалалей откинул полость, вытолкнул приятеля на тротуар, выкатился сам и погрозил кулаком вознице.
Дурак ты, братец, и не лечишься.
Зачем ругаться-то? обиделся тот. Нонче кажинный порядочный человек бомбой обзаводится. И недорого на рынке сторговаться можно.
Фельетонист, задыхаясь от возмущения, завертел головой в поисках городового.
Не надо, шепнул Шалопаев, не спуская глаз с сумасшедшего возницы. А то он нас укокошит.
Черепанов махнул рукой и бросился к повороту на ближайшую улицу. За углом он остановился, чтобы отдышаться, повернул злое лицо к догнавшему его другу и зашипел:
Развели безобразие в городе. Нигде в безопасности себя не чувствуешь. Ничего, номер этого дремучего нахала я запомнил, непременно в полицию сообщу А ведь не одни мы такиеневольные сообщники террора. Вот ответь мне, сколько людей в столице знают о подготовке террористических актов и не сообщают о своих подозрениях в полицию?
Не знаю, Самсон поежился, наверное, мало.
А вот и нет, братец, таких негодяйских слюнтяев как мымножество. Не слепые же люди. Но все интеллигентничают. Обуревает, видишь ли, жажда борьбы и мести кому попало. И наплевать, что кладут невинных на алтарь своих непомерных гордынь и политических страстей.
Я никогда о терроризме с такой стороны не думал, с удивлением признался начинающий журналист. А ведь здесь есть парадокс
Черт с ним, с парадоксом, перебил стажера фельетонист, а в полицию все равно сообщу о дуралее. Давай-ка куда-нибудь закатимся. Выпьем.
А как же красотки? Моя рубрика? Мой батюшка?
Не горит, вынес приговор фельетонист, да и ты, выпив, осмелеешь, если с батюшкой придется в бой вступать. Здесь рядом и ресторан приличный имеется.
Но, Фалалей, воспротивился Самсон, ты же сам твердил, что в публичных местах появляться не стоит
Ну да, говорил, наставник сник, но тут же вновь воодушевился. Не хочешь в ресторан, пойдем в синема. Там буфет есть. А людей мало, все уже на сеансе сидят.
Хорошо, на буфет я согласен, сдался Самсон, ибо в редакцию ему возвращаться очень не хотелось.
Они резво побежали к дверям, рядом с которыми красовалась двухметровая афиша, писанная масляными красками: зловещий красавец душил хрупкую красавицу. Составленная из желтоцветных угольных лампочек реклама гласила: «Обнаженная наложница». Билетов покупать не пришлось, бесплатный вход им, как всегда, обеспечили волшебные визитки со словом «Флирт».
Буфет оказался просторным зальцем, с покрытыми розовой штукатуркой стенами, по центру каждой стеныбелые алебастровые медальоны с лепными резвящимися грациями в легких туниках. С полдюжины колонн делили зальчик на неравные части, и выглядел он грязноватым и не очень уютным. Посетителей было и правда, мало: за столиком в углу ворковала какая-то парочка, предпочитавшая беседу фильме, да помятый тип опрокидывал стаканчик у стойки. Из-за неплотно прикрытых дверей доносилась музыка, тапер играл матчиш. Видимо, в Черепанове признали завсегдатая, потому что буфетчик понимающе подмигнул ему, расплылся в улыбке, усадил за обшарпанной колонной, обслужил споро и артистично.
Фалалей отхлебнул полбокала вина и, сделав Самсону знак сидеть, скрылся за шторой справа от буфетной стойки, отделяющей зал от подсобного помещения. Вернулся через минуту и доложил:
Ну, все, брат, отдыхай. Минут двадцать у нас еще есть. Готовься к тайному свиданию.
С кем?
С мадмуазель Мими.
Мими? Кто это?
Ничего-то ты, брат, не знаешь. Мимиэто Мадлен Жене. Гувернантка графа Семихолмского. Приходящая. Я сейчас ей телефонировал.
Француженка?
Натуральная, магистр богословия. В Гейдельберге училась.
А а а почему она гувернантка? скривился Самсон, на его лице, раскрасневшемся с мороза, читались недоумение. Впрочем, кривился он еще и потому, что херес, который они пили, оказался кислятиной, а он предпочитал сладенькие ликерчики. Она некрасивая?
Почему же? Черепанов, с бокалом в руке, вальяжно откинулся на спинку стула. Весьма красивая. И весьма умная. Преподает графскому мальцу математику, латынь и французский. Но граф-сквалыга платит ей мало. На все не хватает.
На что на все?
Платья там, парфюм, мелочи всякие, это все слишком дорого для женщины со вкусом. А она еще и страстная театралка.
А откуда ты ее знаешь? Самсон, не желая отставать от друга, с неохотой поднес бокал к губам, и вопрос его прозвучал раздраженно.
Я знаю всех, гордо ответил фельетонист, в лучших домах бываю. И вообще на меня работают многие, даже сами того не зная.
И Мими?
Разумеется. Благодаря мне она получает кое-какой парфюм из дорогих и контрамарки на лучшие спектаклисидит в лучших ложах. А мне из благодарности кое-что об изменницах и изменниках сообщает.
Откуда же она знает?
Все очень просто, Фалалей рассмеялся. Прислуга графская до сплетен барских охоча, подслушивает и обсуждает, не стесняясь Мими. Решили, дурилки, что Мими русского не понимает. А она все понимает! И даже больше, чем слышит!
Многозначительность последнего замечания заставила стажера отпрянуть. Он попытался прочитать на лице наставника смысл последней фразы, но лицо было обычнымпустым. Не слишком породистым, подвижным, под глазом желтоватый след старого синяка.
Она что, шпионажем занимается?
Несомненно, Фалалей кивнул, одна из резиденток, хорошо законспирированная Но Впрочем
Он стрельнул глазами на входную дверь и вскочил. Его примеру последовал и Шалопаевтолько, поднявшись, он остался стоять на месте, в отличие от друга, который походкой барса устремился к красавице в дверях.
На ней было элегантное пальто прямого силуэта, на головемягкий меховой ток с вертикальным эгером, руки она прятала в большую муфту. Она была худа, но юноша беглым взглядом зафиксировал не только низкие бедра, которыми она поводила так, будто это были пышные античные чресла, но и длинную шею, на которой колебалось скуласто-орлиное лицо, притягательное и смуглое.
Черепанов подвел мадмуазель к столику и помог усесться. Затем сделал знак официанту, и тот мгновенно пронес шампанское и конфеты.
Мими, мон ами, фамильярно разливался соловьем Фалалей, в то время как мадмуазель Жене в откровенном возбуждении рассматривала Самсона сузившимися черными глазами, ты надеюсь, не опоздаешь на мессу?
Pereant qui ante nos nostra dixerunt, ответила Мадлен. И голос ее показался Самсону слаще флейты.
Delenda est Carthago,неожиданно для друга, не догадывающегося о таких талантах фельетониста, перешел на латынь и Фалалей.
Quern quaeritis in praesepio, pastores, dicide?
Non multa sed multum,хихикнул фельетонист, обнажив короткие редкие зубы.
Ultima ratio Reductio ad absurdum.
Non est ridere, sed intelligere.
Si tacuisses-philosophus mansisses,отрезала Мими, сердито сведя к переносице тонкие брови.
Вот так всегда, пожаловался уже на русском Фалалей, стараешься, из кожи лезешь, а все внимание другим достается. Се мон ами Самсон.
Самсон? мадмуазель пригубила шампанское, розовым языком обвела край бокала и посмотрела на стажера выразительным взглядом. Парле ву Франсе?
Oui, прошептал в чрезвычайном смущении стажер, поскольку ощутил страстное желание наброситься на эту женщину прямо здесь и прямо сейчас.
Мими, душечка, ангел мой, хнычущим голосом завел Фалалей, латынь латынью. Да сама видишь, у нас она не годится. А мой друг, тоже акула пера, должен написать статью о преступлении, да еще связать его с конкурсом красоты. А мы даже и не знаем, кто выйдет на ристалище
Exegi monumentum perennius,желая поднять себя в глазах прекрасной дамы и не уступать приятелю, начинающий журналист, представленный акулой пера, с горячечной страстью процитировал Горация, единственную латинскую фразу, засевшую в голове с гимназии.
Ну хотя бы кого-нибудь, одну. Неужели у вас не судачат? канючил тем временем Фалалей.
Мадлен взглянула на Черепанова, как на ожившее привидение, дымка, заволокшая ее взор, постепенно рассеивалась.
Si, si, прошептала она, madam Matveef, ènouse d'un ingeneur de transport
Какая мадам Матвеева? поморщился Фалалей. Эта вульгарная инженерша с железной дороги? Нет, это не то, там нет преступлений и скучно. А вот про Жозефинуне слышала?
De mortuis aut bene, aut nihil.
Мими! Мими! всплеснул руками ее благодетель из «Флирта», время идет, а ты все не о том говоришь. Я не о супруге Наполеона! А о другой, которая на конкурсе будет. Таинственная незнакомка. Жозефина ее псевдоним. Наверное, ей есть что скрывать. И нам надо срочно разнюхать про нее, еще же надо и о преступлении позаботиться.
Душераздирающие звуки музыки за стеной заставили их вздрогнуть, потом последовал бравурный аккорд, и на минуту все стихло. Потом публика в зале заговорила, зашумела, раздались аплодисменты, послышалось шарканье ног, сеанс закончился.
Про Жозефину узнаю к следующему разу, как только Мими заговорила по-русски, милая картавость исчезла из ее резкого голоса, он стал обыденным и скучным. А кроме мадам Матвеевой, кажется, будет еще одна актриса