Пока оставшиеся постовые заводили «Победу» и еще один «Москвич», раненый милиционер рассказал, что Павлюшин взял в заложники Ладыгина: поэтому тем, кто отправлялся в погоню был дан строгий приказ стрелять только по колесам, дабы не застрелить товарища.
Не успели машины отправится в погоню за беглым убийцей, как во двор отделения въехал автозак и две «Победы». Летов, увидевший лежащего в окровавленном снеге мента и носящихся работников отделения, быстро выбежал из машины и вместе с Горенштейном рванул в кабинет начальника райотдела милиции.
Пожилой полковник стоял, оперевшись на стол. Трубка одного телефона уже была снята, по второй он заканчивал говорить, когда в кабинет ворвались озлобленные Летов с Горенштейном.
«Понял, сообщай!» прокричал в трубку полковник и со всей силы бросил ее на место.
«Где он, вашу мать?» практически прорычал Горенштейн.
-Только что его наши ОРУДовцы на Коммунистической улице видели, едет в сторону Обииспуганным, растерянным голосом ответил полковник, даже не заметив, что на него орет капитан.
«Значит к переправе едет, тварь» протароторил Летов.
-Да, куда ж еще то.
-Там во дворе ГАЗ 67-й стоит, заделанный фанерой, я на нем поеду, сумею срезать путь по льду. Ты езжай с местными ментами, я попробую его задержать.
-Понял, шуруй! бросил Горенштейн и сразу же крикнул полковнику: «Ключи от ГАЗа-67 фанерного у вас?»
-У меня, сейчас дам.
Вскоре Летов схватил из рук испуганного до нельзя полковника ключ, взял у Горенштейна себе еще один пистолет и вскоре на полной скорости выехал со двора отделения. Машина его была, по сути, бутафорской: ехал Летов за рулем знакомой «ХБВшки», которую умело превратил в закрытый и плотно защищащающий от сибирского снега вездеход бывший автослесарь, служащий в Кагановическом райотделе милиции: крышу он оставил брезентовой, выгоревше-зеленого цвета, а сбоку надстроил фанерную кабину, плотно закрывающую сиденья ГАЗа, да и это была не просто фанера: умелый слесарь вырезал в ней двери на скрипучих шарнирах и отверстия для запачканных темно-синей краской стекол. В кабине, конечно, было холодно, ибо брезент от сибирских морозов не спасал, но зато не резало ветром глаза и вовнутрь не залетал мерзкий снег, которого было так много.
Горенштейн же решил поступить иначе: следом за ним с Первомайки ехал автобус со взводом солдат, и где-то минут через десять он уже должен был доехать. Раз Летов с местными ментами уже преследовали Павлюшина, то логичным было дождаться солдат и рвануть с ними к ледовой переправе. Пока они ехали, Горенштейн быстро отмобилизовал местных милиционеров, усадил их в свою машину и принялся ждать, смотря своим абсолютно мертвым лицом вдаль. Все его мысли, все, чем он сейчас жил было связано лишь с однимс жаждой отмщения Павлюшину, тому уроду, который уничтожил и без того еле живого капитана милиции, который сейчас, почти на сороковом году жизни потерял абсолютно все, все, что оставалось у него.
Пока Летов несся по заснеженному Новосибирску, а Горенштейн смотрел вдаль улицы, ожидая солдат, Павлюшин прорывался к Чернышевскому спуску. Две милицейских машины следовали за ним по пятам, иногда их водители пускали пули, но те лишь врезались в мерзлую землю, не попадая в колеса.
Ладыгин без остановки кричал, умоляя Павлюшина остановится. Пули изредка доламывали заднее стекло машины, ветер со снегом задувал во внутрь, а Павлюшин совершенно спокойно рулил, со всей силы давя на педаль газа и постоянно смотря вперед. Сначала он спокойно реагировал на крики Ладыгина, но вдруг, совершенно неожиданно, выстрелил ему в грудь, открыл дверь и, не отпуская руля, выкинул из машины на полном ходу. Бедный милиционер вылетел на дорогу, врезался в землю и покатился прямо под колеса несущейся «Победе». Горе-водитель, осознавший, что он вот-вот переедет товарища, резко свернул в бок и на полном ходу врезался в сугроб, прорвав его словно стрела, а потом свалившись в глубокий ров, шедший вдоль дороги.
Павлюшин, видевший в боковое стекло как милицейская машина слетела с дороги, аж завизжал от счастьяосталось разделаться с еще одним «Москвичом» и можно смело убегать куда-нибудь на левом берегу. К тому же до ледовой переправы, проходившей там же, где летом уже который год проложен понтонный мост, оставалось совсем немного.
Летов же решил поехать несколько иным маршрутом. В отличие от Павлюшина он не стал углубляться в город к Коммунистической улицеЛетов решил сразу прорваться к берегу реки, поехать вдоль него мимо двух лесозаводов и таким макаром сразу вырваться к переправе. Однако если же Павлюшин поедет по ней раньше Летова, то он мог срезать по рекеслой снега на ней был небольшой и на вездеходе теоретически можно было проехать.
Вскоре Летов уже переехал через линию железной дороги, проехал мимо Малой Малаховки и небольшого заснеженного оврага, выехал на заснеженный берег реки и рванул вперед мимо покосившихся заборов завода. Внизу блестел припорошенный снегом лед Оби, голуби, сидевшие на нем, удивленно смотрели на несущуюся наверху железную махину. На противоположном берегу виднелась лесопильная база и заснеженные бревна, маленькие человечки, издалека казавшиеся похожими на спички, также, как и голуби, удивленно смотрели на машинувидать по этой дороге ездили редко, да еще и на такой скорости.
Вскоре берег стал снижаться, дорога уходила вниз, а лед реки становился все ближе и ближе. Летов смотрел на виднеющуюся ледовую переправудве одиноких полуторки, везущие бревна с лесопильного завода на лесопильную базу уже давно заехали на левый берег, поэтому сейчас единственным пользователем переправы был снег с ветром.
Мотор «ГАЗа-67» выл, снег под колесами превращался в кашу, а Летов гнал на полной скорости. В голове был туман, рук он не чувствовалпо всем ощущениям, скоро могло начаться то, что самое ужасное при погоне.
Вдруг тишину утра разорвали выстрелы, и к ледовой переправе выехали два милицейских «Москвича», едущие на расстоянии метров двадцати друг от друга. Летов понял, что проехать до переправы спокойно не получится, поэтому резко повернул вправо и слетел с дороги на лед реки. Небольшой полет с высоты полуметра, жесткая посадка на лед и моментальный рывок вперед. Летов был неимоверно счастливмашина не стала буксовать на льду, рванув и разнося перед собой небольшую подушку снега. Вскоре весь капот был в кусках белой пелены, они же попадали на лобовое стекло. Вот Летов срезает путьпока две одиноких синих машинки несутся по прямой, Летов подъезжает к ним сбоку, готовя для пальбы первый пистолет.
Милицейский сержант выпустил весь магазин, а по колесам так и не попал. Уже на середине переправы огонь впервые открыл Павлюшинон, быстро скрутив ручку бокового стекла, высунул руку с «Наганом» и начал палить по преследующей его машине. Повезло ему не намного больше, чем милицейскому сержантупара пуль, конечно, попала в бампер и фару, но заветная цельлобовое стекло так и не было поражено.
Первым несущийся по снегу синий ГАЗ-67, плотно заделанный фанерой, заметил сержант, задавший усатому водителю логичный вопрос: «Что это за чертовщина справа?». Такой же вопрос задал самому себе (или же кому-то из своих «собеседников») Павлюшин, увидев в боковое стекло как в сторону переправы, разнося снег, рвется какая-то машина.
Однако думать времени не былосержант открыл огонь, и пули уже начали разносить сиденья машины. Ответ Павлюшина не заставил себя ждать, и вот пальба пошла уже из изуродованного выстрелами «Москвича».
Пока Летов со всей силы давил на педаль газа, готовясь либо въехать в машину Павлюшина, либо вырваться прямо за ней и открыть огонь, пуля влетела в плечо водителю второго милицейского «Москвича». Кровь фонтаном вылетела из перебитой артерии, забрызгав разбитое лобовое стекло, старый старшина от боли дернул руль и вскоре машина вылетела с переправы, уткнувшись в снег.
Однако в это время в погоню вмешался Летовего машина прорвала стену снега, ограждавшую переправу от остальной реки, выехав на лед единственной артерии между двумя берегами. Бедный 67-й ГАЗ, весь забитый снегом, начало сноситькак бы Летов не пытался выровнять руль, машину крутило и крутило, относя в сторону. Самым оптимальным сейчас было дернуть ручник, дабы машину не снесло с дороги, и она не застряла в снегу подобно забрызганной кровью машины предыдущих преследователей, однако дернуть за ручник значит сдаться, дать Павлюшину вырваться вперед и значительно отстать от него.
Непонятный голос спросил Летова: «Но жизнь же научила тебя сдаваться?»
Ответ последовал немедленно: «Только не сейчас».
Летов вдавил педаль газа до предела, переключился с четвертой на первую передачу, словно болт начал крутить руль и вскоре выровнялся, продолжив погоню. Опять рычаг на четвертую передачу, опять полный газ, опять рев мотора. Однако не успел Летов одуматься, как по его бедной машине открыли огонь и уже ее капот прошивали мерзкие нагановские пули.
Павлюшин выехал на левый берег, оставив позади переправу, вскоре также поступил Летов, и погоня между двумя калеками войны продолжилась на левом берегу. Павлюшин зачем-то поехал вправо, в сторону Яринского затонато ли он не знал о его существовании, то ли забыл в пылу погони, то ли он, как и обычно, вообще с трудом осозновал, что делает. Летов не ожидал такогоон был уверен, что убийца будет прорываться к Буграм, но нет, он словно камикадзе рванул в сторону лесопильной базы и замерзшего затона.
Вскоре огонь открыл Летов: без остановки, на полном ходу, получая обжигающие дозы ветра в лицо и руку, он стрелял из своего «Нагана», чувствуя, как поворачивается барабан. Пули разносили багажник, спинки сидений, парочка даже влетела в лобовое стекло, но Павлюшин, умело упавший ниже руля и с трудом видевший дорогу, спрятался от пуль, понимая, что главное не поворачивать руль: справа высокий берег реки, а слева овражик вдоль дороги. Эта «огневая симфония» отчаявшегося Летова длилась недолговскоре патроны кончились, и он со всей силы бросил пустой пистолет на заднее сиденье.
Теперь в дело вступал родной «ТТ», но Летов помнил, что в его магазине осталось четыре из восьми патронов. Расходовать патроны нужно было осторожнеевремени перезаряжать «Наган» просто не было.
Раз выстрелпопал в спинку сиденья, два выстрелприборную панель. Летов понял, что стрелять на расстоянии метров пятнадцати смысла нет, нужно сравняться с «Москвичем» Павлюшина и выстрелить в этого урода в упор. И вот снова полный газ, под колесами стучат кочки и выбоины на заснеженной дороге, а синяя обитель душегуба становится все ближе и ближе.
Когда расстояние уменьшилось, то огонь открыл Павлюшинпули разнесли боковое стекло, прошили зеркало заднего вида и поцарапали дверь. Летов видел, как убийца бросил пистолет на пол и понял, что у Павлюшина патроны кончились, а вот у Летова еще два оставались в запасе.
Еще один удар по педали газа и более быстроходный ГАЗ догнал четырехсотый «Москвич». Вскоре капот машины Летова сравнялся с багажником машины Павлюшина, а потом обе машины окончательно сравнялись между собой.
Павлюшин и Летов переглянулисьу обоих жестокие, мертвые лица, у обоих стеклянные глаза, однако в их стекле горел огонь, огонь ненависти друг к другу. Летов поднял пистолет и выстрелил, но выстрелил в самый неподходящий моментмашина налетела на кочку и пуля улетела куда-то в небо. Летов нажал на курок, зная, что остался еще один патрон. Однако нетпистолет лишь мерзко щелкнул в ответ на нажатия Летова.
«Твое мать!» проорал на всю дорогу несчастный оперуполномоченный, бросив пистолет назад. В это время вперед начал вырываться Павлюшинбыло сложно держать обе машины на близком друг к другу расстоянии. Летов же дал газу, сровнял машины и начал делать самое неожиданное для Павлюшинабить своей машиной по машине убийцы, пытаясь столкнуть ее с дороги. Раз удар, два удар, дверь кабины Павлюшина смята, стекло заднего вида одиноко висит, а Павлюшин злобно кричит что-то непонятное. После очередного удара душегуб сделал самое оптимальное в данной ситуациидернул за ручник. «Москвич» вывернуло, несколько раз крутануло, и вскоре он остановился поперек дороги. Летов быстро развернул свою машину и увидел следующую картину: Павлюшин лезет на заднее сиденье, вероятно, за оружием. Летов для него был как на ладони, времени перезаряжать «Наган» у бывшего старлея просто не было. Выход одинтаран.
И вот снова четвертая передача, стрелки приборов зашкаливают, мотор ревет, выбрасывая в воздух клубы выхлопов, а машина на полной скорости летит в Павлюшина. Душегуб, только что вытащивший с заднего сиденья автомат и уже готовый разнести машину Летова очередью, увидел несущуюся на него железную махину, что-то крикнул и вскоре в его «Москвич» на полной скорости въехала машина Летова.
«Москвич» отбросило в сторону, дверь его была вдавлена во внутрь, лобовое стекло превратилось в кучу осколков, а сам Павлюшин просто врезался в противоположную дверь своего «Москвича», упав в неудобнейшую позу: ноги кверху, руки загнаны под сиденье, а окровавленное лицо вдавлено в дверь. Его машина, развороченная ударом Летова, остановилась в каком-то полуметре от края берегаеще немного, и она бы слетела вниз, разбившись о лед.
«ГАЗ» Летова же проехал вперед и врезался в сугроб, остановившись метрах в десяти от развороченной машины Павлюшина. Крышка капота, ясное дело, выглядела словно горб верблюда, от лобового стекла осталось еще меньше, чем у павлюшинского «Москвича»; сам же Летов врезался лицом в руль, превратя свой нос в разломанную игрушку и получив себе огромный синяк на все лицо.
Ненадолго на берегу реки установилась тишина. Лишь мотор машины Летова ревел, понимая, что его верные железные кони уже вряд ли куда-то поедут. Однако ни пальбы, ни криков обезумевших водителей более не былолишь разнесенные машины жаловались о своей участи друг другу на своем механическом языке.
«Ты меня уничтожил!» жаловался небольшой «Москвич» с тремя передачами.
-Да ты сам виноват! ревел в ответ вездеходнадо было падать вниз сразу!
Глава 18.
«Для одиночества нужен простор»
--БИ-2
«Серега, Серега!» постучал Летова по плечу Леха.
-Леха! вытянул из себя Летов, пытаясь встать. Где мы?
-Ты не узнаешь?
Летов поднялся, потер лицо руками и увидел, что он босиком, в одной нательной рубахе и кальсонах, сидит на летней траве около какого-то оврага. Да не какого-то, а того самого мимо которого он шел в октябре 42-го, тащя на спине убитого товарища. Леха, тогда залитый кровью с головы до пят, молчаливо висел на плече Летова, а он, постоянно плача, упал около оврага на траву, положил рядом убитого лучшего друга, и стал кричать, кричать и кричать, кричать от боли, от осознания потери, уже второй серьезной потери в жизни.
И вот сейчас он вновь там сидит. Леха тоже босой и тоже в белом, без крови, на шее ни одной царапины.
Вдруг в голове Летова все закружилось в вальсе, он почувствовал холод, Леха растворился, а овраг превратился в мрак. Летов вернулся на окровавленный руль, но ненадолговскоре он бежал босиком по какому-то заснеженному полю, что-то кричал, но потом опять вернулся в машину. Теперь уже навсегдасознание вернулось к нему окончательно.
Летов оторвался от руля, махнул головой и стер из под носа текущую кровь. Вокруг все было размытое, лицо и голова выла от боли, а из под капота шел пар сломанного радиатора, растворяясь в холоде сибирской зимы.
Летов вывалился из развороченной двери кабины, дополз до соседней дверцы, расцарапанном выстрелами. Из под сиденья кое-как вытащил «Наган», выбросил в бок пустой барабан и, трясущимися руками, принялся пытаться впихнуть патроны.
Павлюшин же очнулся несколько позже Летова. Он, поняв свое ужасное положение, просто дернул ручку двери и вывалился на край обрыва. Схватил с пола кабины упавший «ТТ», протер лицо снегом и сжал зубы от болинос, как и у Летова, тоже был разломан.
Тем временем Летов, окончательно вернувшийся на землю, осмотрелся и понял свое исключительно выгодное положение. Берег здесь делал резкий изгиб, поэтому Павлюшин по идее не должен был видеть «кортеж» Горенштейна, который уже должен был быть где-то на середине переправы. Соответственно, главным сейчас было либо сразу застрелить, либо задержать хотя бы минуты на три Павлюшина. Понимая, что Павлюшин тяжело болен, куда тяжелее самого Летова, он решил попытаться разговорить врага, заставить его изливать весь свой откровенный бред, тем самым выйграв время, дождавшись прибытия подкрепления.
Сам же капитан милиции из Первомайки уже несся по ледовой переправе на своей «Победе», таща за собой действительно кортеж из автобуса с солдатамиу «Полуторки» замерз мотор, поэтому везти солдат пришлось на обыкновенном гражданском автобусе ГАЗ 03-30, что для них было величайшим счастьемв нем хоть снег в салон не залетает, в отличие от кузова «Полуторки» и синего автозака, охранники которого были вооружены карабинами и, что самое важное, наручниками, которых во всем Новосибирске было не так много.