У нас все идет по плану. Работаем, коротко ответил Шараф эль-Дин.
Прими мою благодарность! Вазари встал и пожал руку главному контрразведчику «Хамама».
За что? не проявив никаких эмоций, поинтересовался бывший агент «Стази».
Как за что? За ликвидацию агентов «Моссада».
Каких агентов? левый глаз Шарафа немного прищурился, брови нахмурились.
За тех, что ты раскрыл в нашей главной мечети.
Но мои люди никого там не задерживали.
Постой, Шараф! Рахим недоуменно посмотрел на своего помощника. Разве это не ты убил пятерых агентов «Моссада» в Восточном Иерусалиме?
Нет.
Тогда, наверное, это работа твоих людей?
Нет! эль-Дин насупился, не понимая, чего от него хотят. Мы по твоему приказу усилили охрану Аль-Аксы, прошерстили всех людей, кто имел доступ к мечети, но ничего подозрительного не обнаружили.
Вы ничего не обнаружили? растерянно переспросил Вазари. А кто же тогда ликвидировал израильских шпионов?
Не знаю, я думал, это дело твоих людей, Рахим.
Руководитель военного крыла нервно взглянул на часы, времени для разговоров не осталось, нужно было срочно покидать этот дом. Он прекрасно знал, что правила безопасности нарушать никогда нельзя.
Ладно, хорошо, что предупредил меня. Встретимся через неделю, место встречи я сообщу вам дополнительно, быстро проговорил Вазари и вышел из комнаты, в соседнем помещении его ждал Амир. Поехали, сынок, здесь оставаться больше нельзя.
Глава 18
Ранним утром, как только первые лучи солнца осветили землю, Самуил открыл глаза, ощутив неприятный холодок в груди. Из открытого окна доносился многоголосый шум толпы. Потирая глаза руками, он взглянул на улицу. Во дворе стояли старейшины.
Вы что-то хотели? поинтересовался пророк.
Толпа растерянно застыла на месте, двенадцать человек, переминаясь с ноги на ногу, боязливо поглядывали на хозяина дома. Все они были одеты в праздничные одежды.
Так что вы хотели? пророк повторил вопрос более твердым тоном.
Но люди продолжали молчать, с виноватым видом опустив головы. Вперед робко вышел высокий старец с длинной белой бородой. Самуил узнал его, это был Изид из влиятельного рода Реуведов. Руки его тряслись от внутреннего страха, и без того перепуганное лицо побледнело. Преодолевая почтительную робость, он тихим, едва слышным голосом промолвил:
Мы потомки сыновей праотца нашего Иакова, представляем двенадцать колен всего нашего народа израильского. Нас послали к тебе люди. Они живут в страхе перед завтрашним днем. Наши соседи стали сильными, у них мощные армии, строгий порядок в государстве, они живут по законам в сытости и достатке. А мы? старик обвел взглядом всех собравшихся. Мы находимся в смятении. Нет у нас единства, распри между родами раздирают наш народ. Мы ругаемся из-за пустяков, и эти ссоры вырастают в серьезные стычки друг с другом. У нас нет своей армии, мы собираем войско только тогда, когда враг нападет на нас. И то воюем каждый сам по себе, без единого командования. Нам мешает гордыня, которая обуяла каждое колено иудеев. А врагу только этого и надо. Мы выиграли одну битву, но война не закончилась, пока мы не станем сильными, нам не победить своих коварных соседей.
И чего вы хотите? Самуил начинал догадываться, зачем старейшины пришли к нему, но он отказывался верить в свое предположение.
Изид запнулся, ему вдруг стало не по себе, голова закружилась, колени подкосились. Остальные старейшины молчали, опустив головы, боялись поднять глаза, чтобы не встретиться со взглядом судии. Но старик, набравшись мужества, продолжил:
Мы хотим жить как соседи. У них порядок, есть свои армии, они монолитны и сильны и все подчиняются одному мудрому и сильному правителю, беспрекословно выполняя его волю. А у нас? старик обвел рукой старейшин. У нас каждый глава колена сам себе правитель, поэтому нам нужен царь.
Последние слова Изид вырвал из себя едва ли не по слогам, сразу же почувствовав сильнейшее облегчение.
Да вы что! Самуил покраснел, впалые щеки запылали багрянцем, затем побледнели, глаза налились кровью. Вы что, забыли, кто у вас царь? гнев мощным потоком вдруг вырвался из пророка. Наш Царьтолько Бог, он наш Господин и Правитель небесный. Самуил стал задыхаться от гнева, глотал воздух перекошенным ртом. Я призывал вас к единству, выполнению заветов Нашего Отца, покаянию и смирению. Только Бог определяет наше будущее, Он наш царь.
Изид почтительно поклонился.
Мы веруем в Бога нашего и благодарны Ему за заботу о нас. Но сейчас нам нужен царь. Мудрый и сильный, который сможет прекратить все распри, создать и возглавить сильную армию, установить законы и будет судить нас своей мудростью и справедливостью.
Но Бог и так все делает для вас! Самуил изо всех сил сжал посох, надувая ноздри от возмущения.
Бог высоко, а царь будет рядом, Изид упорно стоял на своем.
Вам недостаточно, что я несу мысли Отца нашего Царя небесного до вас? гнев все сильнее разгорался в душе пророка. Неблагодарные люди, хотите забыть Бога? Недовольны судиями, коих я поставил над вами? пророк прямо в ночной сорочке выскочил во двор, опираясь о посох.
Нет, Самуил, это не так. Мы веруем в Бога и благодарим Его за все. Но Он там, высоко, и не всегда может увидеть наши трудности. Мы мелкие песчинки в Его глазах. Создатель отвечает за весь мир, и часто Ему бывает просто не до нас. А твои сыновья, которых ты поставил судьями над нами, не те люди, которые могут принести народу благо.
Не богохульничай, Изид! пророк в гневе замахнулся посохом на старика, желая ударить его.
Но повелительный голос остановил судию:
Самуил, опусти посох!
Пророк сразу обмяк, гнев мигом испарился. Тот же голос раздался над ним вновь:
Выслушай людей и подчинись их воле.
Пророк опустил посох, придав своему лицу прежнее спокойствие.
Вы хотите мудрого царя? И хотите, чтобы он был назначен из людей?
Старейшины дружно закивали головами.
Но человек не Бог. Его натура слаба. А властьэто сила, которая разрушает даже самую кристально чистую душу. Она порождает гордыню, которая, как ржавчина, со временем разъест лучшие качества человека. Властьстрашная сила, перед которой никто не может устоять, кроме Бога. Одумайтесь! Самуил попытался переубедить сородичей.
Нет, мы хотим царя, он будет мудрым и добрым, таким же, как Отец наш небесный, Изид твердо стоял на своем, спиной чувствуя общую поддержку старейшин.
Но человек не Бог, со временем он станет равнодушным к людям, начнет думать только о себе, погружаясь во всевозможные пороки, алчность и деспотизм, жестокость и полное пренебрежение к народу, вот что такое царь-человек. Опомнитесь! Молитесь больше, и тогда Бог защитит каждого из вас.
Нет, Самуил! Изид прищурил глаза. С Богом разговариваешь только ты один, а нам приходится верить тебе на слово, потому что больше нет свидетелей этих разговоров. А с царем земным мы будем говорить все вместе, по одному и при свидетелях. Он будет во главе всего нашего народа, защищая нас от врагов, заботясь в реальности обо всех нас. И если возникнут проблемы, то он и рассудит нас по закону и справедливости.
Одумайтесь, старейшины! последний возглас Самуила был криком отчаяния в пустыне, никто не хотел слушать пророка. Народ отвернулся от него.
Попроси Бога назначить нам на земле своего посланника, которого мы будем чтить и слушаться, сказал Изид, и двенадцать старейшин неторопливо покинули двор пророка, тихо переговариваясь между собой.
Самуил устало вернулся в дом, понимая, что пророчество сбывается. Он тяжело дышал, не понимая, как поступить дальше. Большая туча закрыла солнце, и тень легла на землю, в комнате стало темно. Неожиданно пророк почувствовал сильную вибрацию, стены в доме заходили ходуном. «Вот он, гнев Божий! Началось! Самуил в испуге пал на колени, быстро читая про себя молитвы. Господи Боже, Господи Боже!» Он всегда помнил о висевшем над родом левитов проклятии, посланном небесным Отцом за поведение сыновей пророка Илии, и с ужасом ожидал кары, которая обязательно должна была настигнуть его.
Угол дома осветился сиянием, над потолком появилось золотое свечение. Пророк, отдавая частые поклоны, судорожно пополз в сторону света, еще быстрее читая молитвы побледневшими от страха губами.
Самуил! голос Бога раздался где-то рядом.
Хозяин дома замер посреди комнаты, его била нервная лихорадка:
Отец мой небесный, прости меня, я не смог донести до людей слова Твои и выполнить величайшую волю.
Самуил, вера еще не столь сильна. Израильтянам нужен будет мой представитель на земле, который сможет быстро решать все вопросы, которые возникают постоянно.
Я оказался недостойным судией! Прости меня! пророк упал вниз головой, отдавая Господу поклон.
Нет, Самуил, ты сделал главноевернул народу веру в меня.
Голос затих, свечение погасло, и наступила тишина.
***
Широкий проспект имени Давида упирался в ворота старого города, переходя в другие улицы, которые опоясывали массивные стены древней крепости. Менахем оставил машину на стоянке, дальше можно было идти только пешком. Он влился в мощный поток людской реки, направлявшийся в исторический центр. Огромные толпы паломников со всего света, пройдя через ворота, оказывались в старом городе, помнившем еще первых царей Израиля, расходились многочисленными рукавами по узким улочкам самых древних кварталов Иерусалима. Кто-то шел к Храму Вознесения Христа, другие отправлялись к Стене Плача, чтобы обратиться напрямую к Богу, прося у Всевышнего помощи и защиты, некоторые паломники торопились в восточную часть города, дабы подняться на Храмовую гору и воздать хвалу Аллаху в самой священной для любого мусульманина мечети Аль-Акса. Узкие улочки петляли между серыми невысокими домами, примостившимися друг к другу плотной стеной. Они с равнодушием смотрели на многочисленных гостей. За свою жизнь старые здания повидали многое.
По этим улочкам врывались вавилоняне, возглавляемые своим предводителемжестоким царем Навуходоносором Вторым, залившим город потоками крови. Затем много веков спустя они слышали угрожающий топот сандалий римских легионеров. После развала Римской империи за этот небольшой клочок земли с переменным успехом боролись воины Византии и Персии. Затем в период расцвета своего могущества Арабский халифат вторгся в Иерусалим, тогда город достался деспотичному халифу Умару ибн Хаттабу, который железной рукой насаждал здесь свои традиции. Много лет спустя арабов сменили крестоносцылюди, наступавшие с чистыми помыслами, желавшие только одногоосвободить Гроб Господень из рук магометан. Ворвавшись в город после долгого штурма, они перебили всех жителей, включая и христиан, а затем уничтожили практически все исламское наследие. Через пару веков им на смену пришли хорезмийцы, а затем султан Сулейман Великолепный взял Иерусалим в свои руки. Последними непрошенными гостями, которых запомнили старые здания древнего города, стали шедшие стройными рядами англичане, но и они спустя пятьдесят лет передали город новому воссозданному государству Израиль.
Овадья думал о своем, не обращая внимания на окружавшую его седую старину, его беспокоили необъяснимые события последних дней, связанные с мечетью. Он направлялся в Восточный Иерусалим, чтобы опять заняться темой, которая больше всего его беспокоила. Узкая улочка, делая много поворотов и зигзагов, вела к Стене Плача, не доходя до нее, влево уходили два переулка, открывавшие путь к границе другой части города. Менахем, затерявшись в толпе исламских паломников, свернул в сторону Восточного Иерусалима. У контрольно-пропускного поста скопилась большая очередь. Четверо израильских солдат перекрыли и без того узкий проход и тщательно осматривали каждого человека. Их глаза внимательно скользили по прохожим, стараясь уловить любые подозрительные детали. На шее у каждого небрежно висели короткие автоматы. Солдаты высокомерно смотрели на людей и довольно грубо обращались с каждым, кто пытался пройти без очереди. Тщедушный палестинец невысокого роста, средних лет, видимо куда-то опаздывая, стал нервничать и попытался проскочить между солдатами, но постовой резко схватил человека за шкирку и, не раздумывая, отшвырнул в сторону: «А ну встань в очередь!» Мужчина хотел возмутиться, но холодные глаза израильтянина быстро остудили пыл мусульманина. Палестинец заметил, как палец солдата пугающе надавил на курок автомата. «Могли бы общаться вежливее», подумал про себя Овадья, мысленно подчеркивая, что такое поведение военных не способствует укреплению понимания между соседними народами.
В это время со стороны Восточного Иерусалима к солдатам подошел странный старик высокого роста в черном балахоне, лица не было видно под большим капюшоном. Солдат грубо остановил его: «Эй ты! Куда прёшь? А ну остановись!» Менахем, заинтригованный этим незнакомцем, остановился посмотреть, что будет дальше. Старик приподнял капюшон до уровня глаз и бросил короткий взгляд на молодого солдата, отчего тот внезапно осекся и извинился. Военный побледнел, в его наглых вызывающих глазах появился почти животный страх. Солдат трусливо попятился назад, почтительно пропуская незнакомца, боясь задать вопросы. Что это было? Овадья застыл. Он на себе ощутил неведомую силу старика, особенно его взгляда, в котором было нечто невероятно магическое. У агента «Моссада» по спине пробежала легкая нервная дрожь. Он опытным взглядом успел разглядеть черты лица старика и сразу узнал его. Мужчина пошел дальше степенной походкой, не обращая ни на кого внимания. «Это же тот самый старик из мечети Аль-Акса! Овадья не мог поверить глазам. Человек, которого нет ни в одной базе данных Израиля».
Незнакомец, пройдя переулок, свернул налево, в сторону улицы, ведущей к Стене Плача. Овадья, расталкивая локтями исламских паломников, бросился за ним. Но толпа плотной стеной тащила его к солдатам. Он с огромным трудом вырвался из людского потока, несколько пуговиц на куртке были вырваны с мясом, но Овадья не придал этому никакого значения. Его внимание было сконцентрировано на загадочном старике, случайно появившемся из ниоткуда. Он устремился за незнакомцем, стараясь не потерять его из вида. Улица уходила в самую глубь старинного квартала, становясь совсем узкой и темной. Молодой человек шел за стариком на расстоянии около десяти метров, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Перед небольшими магазинчиками торговцы, выставив свой товар, продавали сувениры, пряности, орехи, различную церковную утварь. Человек в черном балахоне шел быстрым шагом, умело лавируя в толпе людей. Внезапно он остановился, будто почувствовав что-то неладное. Постояв некоторое время, незаметно оглянулся. Взглядом быстро оценил ситуацию. Менахем успел вовремя наклониться и взять в руки сувенир, лежавший на низком столике перед торговцем.
Почем это изваяние Христа? поинтересовался Овадья.
Торговец, грузный мужчина лет пятидесяти с арабской внешностью и большим выпуклым животом, не глядя на покупателя, лениво перебирая в руках четки, буркнул:
Тридцать шекелей.
А почему так дорого? Менахем искренне удивился столь высокой цене за маленький деревянный сувенир, краем глаза следя за незнакомцем.
Не хочешьне бери! лавочник был явно не в настроении.
Старик еще раз осмотрелся, как бы принюхиваясь ко всему, что его окружало. Не обнаружив ничего подозрительного, он успокоился, нехорошие ощущения рассеялись, и он двинулся дальше. Овадья молча положил сувенир на столик, выдержав паузу, осторожно направился за таинственным человеком, держась от него на приличном расстоянии.
В узкой улочке было совсем темно, только отдельные блики солнца едва пробивались из-под больших крыш домов, которые стояли плотным рядом, образуя между собой узкий проход. Менахем прищурил глаза, стараясь не упустить старика из вида. Несколько хасидов спешили по своим делам, широко шагая по каменным плитам, косички на их висках небрежно раскачивались, полы расстегнутых пальто развевались в разные стороны, в спешке они случайно толкнули его. Молодой человек невольно обернулся, чтобы посмотреть на ортодоксальных иудеев, которые ему не очень-то нравились, в этот момент его внезапно охватило чувство тревоги. Овадья в панике бросил взгляд на старика, но незнакомец исчез. Менахем побежал вперед, но загадочного человека нигде не было. Сердце забилось от возбуждения и страшного разочарования. Куда же он мог деться?! Глаза начали прощупывать буквально каждый уголок этой части улицы. На мгновение они замерли. Между двумя магазинчиками едва заметной темной полоской выделился узкий переулок. Старик мог исчезнуть только здесь, протиснувшись между двумя прилавками. Темный узкий проход между двумя домами вел в самую неизведанную часть старого города. Менахем не раздумывая бросился туда. Две стены смотрели друг на друга, свет почти не попадал сюда, несмотря на то, что молодой человек был худощавого телосложения, ему пришлось идти боком. Под ногами громко шлепала грязь, Менахем сбавил темп и двигался дальше, осторожно нащупывая путь. В мрачном, грязном проулке дорога никак не заканчивалась, дома выстроились в бесконечный каменный массив. Стало совсем темно, проход свернул влево, и только сейчас Овадья увидел проблески света в конце своеобразного тоннеля. Он вглядывался в темноту, стараясь заметить впереди высокую фигуру человека, за которым так спешил. За проулком открылся небольшой дворик. Агент острым взглядом обнаружил на каменных плитах едва заметные отпечатки грязных ботинок, они вели к выходу. Он поспешил на улицу, где опять передвигалась огромная масса людей, следы направились направо, но дальше терялись. Овадья подпрыгнул, стараясь разглядеть таинственного старика, но тот как сквозь землю провалился. Понурив голову, молодой человек поплелся дальше. Он поднял глаза, прямо перед ним стояла знакомая синагога.