Потом дадите мне его телефон, прервала историка Валентина, которую объяснение, очевидно, устроило, и она была занята уже другими вопросами, более важными на тот момент. Она сказала вам, зачем сюда приехала?
Нет. Мне даже показалось, что в этом была какая-то тайна.
Тайна?
Ну, да. Она не хотела говорить всего по телефону. И мы договорились пообедать завтра. Она наверняка рассказала бы мне все, взгляд Томаша скользнул по богато отделанным полкам читального зала отдела рукописей. Насколько я сейчас понимаю, она приехала, чтобы разузнать что-то в библиотеке Ватикана
Валентина, казалось, уже не слушала его, внимательно читая фотокопии, полные каких-то каракулей и пометок на полях. Португалец присмотрелся к фотокопиям и с удивлением обнаружил, что там была его старая фотография. Это был его давний отчет.
Как я понимаю, вы не только историк, но еще и криптоаналитик, и эксперт по древним языкам.
Именно так.
Инспектор сделала два шага в сторону и показала на белый лист бумаги, лежавший на полу.
Вы не могли бы сказать мне, что это?
Томаш подошел к итальянке и наклонился над листком.
Как странно, прошептал он. Это не похоже ни на один из известных мне языков или алфавитов
Это точно?
Историк задержался еще на несколько секунд, изучая странные символы, пытаясь найти хоть какой-то след, что помог бы решить задачу, но в конце концов выпрямился.
Абсолютно.
Посмотрите внимательнее!
Томаш не сводил глаз с загадочной надписи. Один из знаков, последний, вызвал особый интерес, казался весьма отличным от прочих. Чтобы посмотреть на него под другим углом, он сделал несколько шагов и перевернул листок. Снова наклонился и задумался над шарадой. Через несколько мгновений его лицо озарила улыбка, и он подозвал инспектора.
Вот, взгляните.
Валентина подошла к нему и, наклонившись над листком, тоже посмотрела на эту надпись в обратной перспективе.
Alma? прошептала она, не отводя глаз от надписи, но теперь в иной перспективе сверху вниз.
Что за чертовщина?
Историк наклонил голову.
Как? воскликнул он, указывая на слово. Вы не знаете?
По-итальянски alma это душа, дух
Ну, и по-португальски то же самое.
Но в этом контексте, что, черт возьми, должно означать?
Томаш скривил губы: «Если б я знал».
Не знаю. Разве что убийца захотел прикинуться страдающей душой? А может, хотел дать понять, что его никогда не поймают, потому что он неуловим, как дух?
Валентина, явно оценившая собеседника, похлопала его ободряюще по спине.
Вы, несомненно, спец, сказала она одобрительно. Встала и посмотрела на него с неким вызовом. Может быть, вам удастся помочь мне решить еще одну шараду Хотите посмотреть?
Показывайте.
Инспектор показала жестом следовать за ней и, обойдя лежащий на полу труп, подошла к столу в центре читального зала отдела рукописей. На лакированной поверхности лежал огромный фолиант, открытый на странице ближе к концу.
Вы знаете, что это такое?
Томаш пошел за ней крайне осторожно, стараясь не наступить на какое-нибудь пятнышко крови, дабы не навредить работе по сбору улик. Подойдя к столу, наклонился над книжищей и по состоянию пергамента сразу понял, что документ был очень древним. Прочитал несколько строк, наморщив лоб.
Это Святой Павел, определил он. Отрывок из Послания к Евреям. Он вдохнул аромат, источаемый пергаментом, и почувствовал какой-то сладковатый запах веков. Оригинал Библии, значит. Заметьте, написан по-гречески. Он посмотрел вопросительно на итальянку. Это что за манускрипт?
Валентина взяла фолиант и показала буквы на твердой обложке.
Codex Vaticanus.
Увидев титул, историк разинул рот от удивления и снова буквально вперил взгляд в фолиант, глазам своим не веря. Снова потрогал пергамент, как будто хотел удостовериться, что он на самом деле такой древний, а потом еще раз его обнюхал. В результате изумление только усилилось.
Это тот самый Codex Vaticanus? Оригинал?
Ну, конечно. А чему вы так удивляетесь?
Томаш почти вырвал фолиант из рук итальянки, как если бы он был реликвией, сделанной из чистейшего золота, и положил его с беспредельной осторожностью на стол, будто ставил хрупкий хрустальный канделябр.
Это один из самых драгоценных манускриптов, существующих на планете! сказал он укоряющим тоном. Нельзя его брать вот так запросто. Господи, это же уникальная вещь! Она бесценна! Это как как Mona Lisa среди манускриптов, понимаете? Он бросил горящий взгляд на дверь, будто там стоял Папа, пришедший, чтобы объявить ему строжайший выговор за халатность, допущенную при хранении такого сокровища. Я даже представить не мог, что они с такой легкостью выдают оригиналы в читальный зал. Это невероятно! Такого нельзя было допускать! Как можно?
Успокойтесь, встряла Валентина. Главный смотритель библиотеки объяснил мне, что обычно никто не имеет доступа к этой рукописи, только лишь к копиям. Но жертва как раз и была исключением, особым случаем
Томаш перевел взгляд на лежащее на полу в переходе между двумя залами тело под простыней и проглотил возмущение.
Ну, раз так
Если доступ к оригиналу Codex Vaticanus был все-таки исключительным случаем, что тут скажешь
А я бы хотела знать, что такого особенного в этой рукописи.
Внимание историка снова переключилось на Кодекс, лежавший на столе читального зала.
Из всех экземпляров Библии, относящихся к истокам христианства, Codex Vaticanus является, возможно, самым качественным. Томаш провел рукой по пергаменту, пожелтевшему за без малого два тысячелетия. Он датируется IV веком и включает большую часть Нового Завета. Говорят, это был подарок императора Византии Римскому Папе, ладонью он ласково коснулся страницы. Это настоящее сокровище. Никогда и представить себе не мог, что доведется прикоснуться к нему, лицо его озарилось почти блаженной улыбкой. Codex Vaticanus... Кто бы мог подумать?!
А вы могли бы предположить, что именно искала на его страницах профессор Эскалона?
Представления не имею, ни малейшего. А почему бы не спросить об этом того, кто заказывал это исследование?
Валентина вздохнула.
В этом-то и проблема, призналась она. Мы не знаем, кто ей сделал заказ. Впрочем, по-видимому, этого не знает больше никто. Даже муж. Кажется, профессор Эскалона сделала из этой работы государственную тайну, понимаете?
Последнее замечание разбудило любопытство Томаша. Государственная тайна? Историк осмотрел манускрипт, стараясь взглянуть на него другими глазами, не затуманенными осознанием его значительности как исторической реликвии, а пытался увидеть в нем просто источник информации, которая могла бы помочь расследованию преступления.
Кодекс открыт на странице, которую в тот миг читала Патрисия?
Да. Никто его не трогал. А что?
Томаш не ответил, так как был поглощен чтением. Что же могло так сильно заинтересовать его подругу? Какие секреты хранят эти строки? Он переводил про себя текст, пока не наткнулся на вещее слово. Произнес его вслух.
Phanerón.
Извините, что?
Историк показал на строчку в рукописи.
Видите, что здесь написано?
Валентина взглянула на закругленные буковки, одна из которых ей показалась исправленной, и, покачав головой, усмехнулась.
Ничего не понимаю. Это китайская грамота?
Томаш смутился.
Ах, извините! Я иногда забываю, что далеко не все знают греческий, он вернулся к манускрипту, к указанной им ранее строке. Перед нами изречение Святого Павла из Нового Завета, а именно из Послания к Евреям. Это стих 1:3, а исправленное слово phanerón. Phanerón значит проявляет. В этой строке Павел говорит, что Иисус проявляет «все словом силы Своей». Однако в большей части списков Библии в этом отрывке используется слово pherón, означающее держит. Короче, одно дело сказать, что Иисус проявляет все, а другое, что Иисус держит все. Понятно? Это же разные смыслы. Он указал на подчищенное слово и на каракули на полях страницы. Видите вот это?
Да
Просматривая Codex Vaticanus, какой-то переписчик прочитал phanerón и посчитал это ошибкой. Что он сделал далее? Подчистил это слово и заменил его на общепринятое pherón. Позднее уже какой-то другой переписчик заметил это исправление и, в свою очередь, убрал pherón, вставив изначальное phanerón, он показал на каракули. А вот здесь на полях сделал пометку: «Дурак и невежда! Оставь в покое древний текст, не трогай его!».
Валентина нахмурила брови в тщетной попытке найти в этом разъяснении хоть какую-то зацепку, что могла бы помочь этому расследованию.
Ах, как интересно, сказала она, думая, очевидно, иное. И что дальше? Какое отношение имеет эта шарада к нашему делу?
Томаш взвешивал возможные последствия только что сделанного им открытия, приняв позу мыслителя: скрещенные руки и подбородок, опирающийся на одну из них.
Все очень просто, сказал он. Это исправление Codex Vaticanus указывает на одну из главнейших проблем Библии, он наклонил голову в сторону, как будто только что его посетила важная мысль. Позвольте задать вам вопрос: по-вашему, Библия это слово чье?
Итальянка рассмеялась.
Ничего себе вопрос! воскликнула она. Божие, чье же еще?! Это всем известно!
Историк не разделил ее веселости. Вместо этого он театрально поднял бровь, как на маске скептика.
Вы хотите сказать, что именно сам Господь написал Библию?
Ну то есть нет, смутилась Валентина. Господь вдохновил летописцев свидетелей Евангелистов, наконец, которые и создали Священное Писание.
И что же значит это божественное вдохновение? Что Библия это своего рода непогрешимый текст?
Прежде чем ответить, инспектор задумалась: ее впервые заставили взглянуть на проблему с этой стороны.
Полагаю, что да. Библия несет нам слово Божие, правда? И в этом смысле, считаю, можно утверждать, что она непогрешима.
Томаш посмотрел искоса на Codex Vaticanus и причмокнул губами.
А если я вам скажу, что, по-видимому, Патрисия охотилась за ошибками в Новом Завете?
Валентина не скрыла удивления.
Ошибками? Какими такими ошибками?
Историк пристально взглянул на нее.
А вы не знали? В Библии немало ошибок.
Да вы что?
Томаш посмотрел вокруг, чтобы убедиться, что никто их не слышит. В конце концов, они были в Ватикане, и меньше всего хотелось еще каких-то неприятностей. Увидел двух священников рядом с дверью, что вела в Зал Льва. Один из них, должно быть, prefetto библиотеки, но расстояние было значительным, и вряд ли они могли слышать разговор.
Он наклонился к собеседнице с видом заговорщика и поделился с ней сокровенным секретом двухтысячелетней давности.
Библия кишит тысячами ошибок, прошептал он. Включая откровенные подлоги.
V
Тишина дублинской ночи была нарушена нетерпеливым звонком мобильника. Уже минут двадцать ожидал Сикариус этого звонка в неприметном уголке у здания аэропорта вдали от фонарей и прочего света. Он извлек аппарат из кармана и, прежде чем ответить, посмотрел, кто звонит.
У меня уже есть нужная тебе информация, объявил голос на другом конце линии. Похоже, наш дружок скучает в «Chester Beatty Library».
Сикариус вытащил из кармана ручку и блокнот и стал записывать информацию.
Чес тер Би и запнулся. Как пишется второе слово, по буквам?
«B E A T T Y», продиктовал шеф. «Beatty».
Библиотека, добавил Сикариус, спрятав блокнот и взглянув на часы, которые еще в полете перевел на местное время, на час меньше, чем в Риме. Здесь сейчас половина третьего ночи. И этот тип в библиотеке?
Любители истории они такие
Сикариус издал глухой смешок и направился, покинув темный уголок, к очереди такси метрах в двухстах.
Надо же, мне выпадают только библиотечные крысы, заметил он. А нет ли там поблизости еще какого-нибудь объекта?
Еще? Зачем?
Не хотелось бы называть таксисту «Chester Beatty Library». Завтра, когда начнется шумиха, ни к чему, чтобы он сразу же вспомнил, что вез именно туда одного клиента да еще в такое время
Ты прав, уже смотрю, он замолчал, и слышно было лишь шуршание бумаг. Тут у меня план города под рукой и Вот, смотри, Дублинский замок. Библиотека совсем рядом.
Сикариус записал.
А что еще там близко?
Послушай, в голосе собеседника чувствовалось некоторое раздражение. Я не думал, что ты сразу возьмешься за дело, и не подготовил варианты. Придумай там сам что-нибудь, но без ненужного риска, понял?
Спокойно, шеф.
Тебя не должны поймать. А если это случится, ты знаешь, что должен сделать.
Не волнуйтесь.
Удачи!
Сикариус убрал телефон в карман и остановился перед очередью такси. Впрочем, назвать это очередью можно было только по привычке там были всего две машины. Их водители, похоже, спали, уронив голову на руль; окна были закрыты, чтобы уберечься от холода. Пришлось постучать по стеклу переднего автомобиля, и таксист проснулся в некотором испуге. Смотрел ошарашенно на клиента, отгоняя сон, но через мгновение взгляд его стал осмысленным, и он пригласил в машину.
Садитесь!
Пассажир уселся сзади у окошка, положив портфель из черной кожи себе на колени.
К Дублинскому замку.
Такси тронулось с места, тихо скользя по дороге из аэропорта в город. Улицы были пустынны, а ночная дымка превращала каждый фонарь освещения в локальное солнце в желтоватом ореоле.
Отточенными до автоматизма движениями Сикариус открыл кейс и принялся рассматривать лежавший в нем драгоценный предмет: кинжал исторгал хрустальный блеск. Присмотревшись к металлу, Сикариус не обнаружил ни малейшего следа крови; чистка была безупречной. Он любовался блестящим оружием, как влюбленный, наблюдающий за предметом своего обожания; волнистое, острейшее лезвие было настоящим произведением искусства, доказывая, что его тысячелетние предки умели милостью Божией работать с металлом, добиваясь совершенства.
Он сунул руку в кейс и взял сику; оружие оказалось на удивление тяжелым. Провел пальцем по лезвию и почувствовал, насколько оно заточено; возможно, оно даже способно разделить лист бумаги, как какой-нибудь нежный бифштекс. Лезвие переливалось, как чистейшей воды бриллиант, отражая проникавшие в машину лучи света. Жестом ласкового папаши, кладущего в кроватку любимое чадо, Сикариус осторожно вернул сику на ее место. Знал, что недолго этой реликвии оставаться без дела.
Она жаждала крови.
VI
Обескураженное лицо Валентины Фэрро стало для Томаша своего рода предупреждающим сигналом: скорее всего госпожа инспектор не в восторге от открытия, что в Библии не счесть ошибок. Она замкнулась, и между ними сразу возник барьер отчуждения. Португалец сознавал, что, если и существуют весьма деликатные темы, то религиозные убеждения, несомненно, относятся к таковым, и не стоило, пусть даже и во имя правды, ранить чью-либо чувствительность, тем более оскорблять.
Чтобы сгладить ситуацию, он бросил взгляд на часы и чуть театрально изобразил удивление.
Надо же, как поздно-то! воскликнул Томаш. Пора мне возвращаться в Форум Траяна. Реставрационные работы заканчиваются с рассветом, и профессор Понтиверди рассчитывает на меня.
Валентина сделала недовольную мину.
Без моего разрешения вы никуда не пойдете, сказала она, как отрезала.
Это почему же? Разве я вам еще нужен?
Инспектор перевела взгляд на лежащее на полу тело под простыней.
Мне надо раскрыть преступление, а ваши таланты могут мне пригодиться.
А что еще вы хотели бы узнать?
Я хотела бы разобраться в том, что исследовала жертва и какое отношение это могло бы иметь к убийству. Здесь, возможно, путь к разгадке.
Томаш недоверчиво покачал головой.
Но я ничего не говорил про отношение!..
А я говорю.
Историк не скрыл своего изумления. Его взгляд метнулся от трупа к инспектору.
Что? удивился он. Вы считаете, что Патрисию убили из-за исследования, которым она занималась? С чего вы взяли?
Лицо Валентины снова стало непроницаемым.
Есть у меня кое-какие соображения, прошептала она загадочно и положила руку на Codex Vaticanus, переводя разговор на тему, которую считала ключевой. Объясните-ка мне эту чушь про ошибки в Библии, которые она искала в этой рукописи.