Томаш не знал, что делать. Стоило ли вступать на этот неведомо куда ведущий путь? Инстинктивно чувствовал: нет, не стоило, ведь придется говорить вещи, которые любому верующему могут показаться оскорбительными. Он совсем не был уверен в разумности такого подхода: у каждого человека есть какие-то свои убеждения, и кто он такой, чтобы тревожить чью-либо душу?
Однако следовало принимать во внимание и другую сторону этой проблемы. Его подруга была убита, и, в конце концов, если следователю, ведущему дело, нужны его знания и умения, которые могут помочь в расследовании, с какой стати отказывать ему в этом? А кроме того, нельзя забывать о такой мелочи, как то, что он сам был под подозрением. И понимал, что отказ от сотрудничества со следствием может создать массу проблем.
Глубоко вздохнул, закрыв на мгновение глаза, как парашютист перед прыжком в бездну, и сделал решительный шаг вперед.
Очень хорошо, согласился он. Только позвольте мне прежде кое-что выяснить.
Все, что угодно.
Зеленые глаза Томаша встретились с небесной голубизной очей Валентины, как будто он желал добраться до самой их сердцевины и понять, что же придавало им столько жизни.
Вы, полагаю, христианка.
Инспектор Следственного комитета сдержанно кивнула и высвободила из-под ворота рубашки скромную серебряную цепочку.
Римская католичка, сказала она, показав еще и крестик, украшавший нить серебра. Как-никак, я итальянка.
Тогда важно, чтобы вы поняли одну вещь, начал он, приложив к груди ладонь. Я историк, а историки занимаются исследованиями, основываясь не на постулатах веры, а скорее на религиозных, извините, артефактах: археологических находках или, например, текстах. В случае с Новым Заветом мы можем говорить преимущественно о манускриптах. Они важнейший источник информации для понимания того, что происходило во времена Иисуса Христа. Однако пользоваться ими следует с большой осторожностью. Историк должен понять как намерения автора, так и обстоятельства, в которых был создан тот или иной текст, а не только то, что в нем непосредственно написано. Представьте, вот читаю я в газете «Правда» времен СССР новость о том, что получил по заслугам приспешник империализма, вредивший делу революции. Тогда я должен отбросить всю идеологическую риторику и уяснить следующее: был казнен человек, боровшийся с коммунизмом. Верно?
Взгляд Валентины казался ледяным.
Вы ставите на одну доску христианство и коммунизм?
Конечно же, нет, поспешил он объясниться. Я только говорю, что тексты выражают всего лишь намерения автора, а историк, читая их, должен иметь в виду и обстоятельства создания. Авторы евангельских текстов желали не просто пересказать жизнь Иисуса, но прославить его. Хотели убедить других, что он Мессия. Любой историк обязан это учитывать. Понимаете?
Итальянка согласно кивнула.
Ну, я все-таки не дура, сказала она, присовокупив: По сути, и мы, следователи, занимаемся тем же, не так ли? Когда мы заслушиваем показания какого-нибудь свидетеля, мы должны их воспринимать, имея в виду все привходящие обстоятельства и его намерения. И не все утверждения стоит принимать на веру. Это для меня очевидно.
Ни убавить, ни прибавить, воскликнул Томаш, довольный тем, что был правильно понят. Мы, историки, в такой же ситуации. Мы своего рода детективы прошлого. И тут важно сознавать, что, занимаясь изучением великой исторической личности, мы иногда раскапываем то, что может доставить большое неудовольствие ее горячим поклонникам. Ну, какие-нибудь неприятные факты, понимаете? Имевшие, однако, место.
Сделал паузу, чтобы убедиться, что этот пассаж был благополучно усвоен.
Ну, а дальше? сказала чуть нетерпеливо Валентина.
Ну, а дальше мне хотелось бы знать, угодно ли вам будет дослушать меня до конца, так как я вынужден буду сказать об Иисусе и о Библии кое-что из того, что может глубоко задеть ваши религиозные убеждения. И мне совсем не хочется, чтобы вы начинали ссориться со мной по каждому суждению. Если так, то мне лучше и рта не раскрывать.
А то, что вы собираетесь мне рассказать, это правда?
Томаш утвердительно кивнул головой.
Насколько мы можем судить об этом теперь, да, правда, и с грустной улыбкой добавил: «Назовем это неудобной правдой».
Ну, тогда вперед.
Историк крайне внимательно посмотрел на Валентину, словно сомневался в искренности сказанных слов.
Точно? Вы меня не арестуете в финале?
Этим вопросом он попытался прогнать холодок, который заметил было на ее лице.
А я и не знала, что вы боитесь женщин, улыбнулась инспектор.
Томаш рассмеялся.
Исключительно красавиц.
Ну-ну. Только комплиментов нам здесь и не хватало, кротко пожурила его итальянка, слегка зардевшись. И, не оставляя ему времени на ответную реплику, снова положила руку на Codex Vaticanus, возвращаясь к серьезному разговору. Итак, скажите, какие же ошибки обнаружены в Библии?
Историк жестом предложил ей присесть, а сам устроился на краю стола читального зала рядом со знаменитой рукописью IV века. Постучал пальцами по лакированному дереву, прикидывая, откуда же начать: столько надо было рассказать, что самым сложным было выбрать точку отсчета.
Наконец, он поднял глаза и посмотрел на собеседницу.
Почему вы стали христианкой?
Вопрос явно озадачил Валентину.
Ну, так промямлила она. Дело в том, что знаете, моя семья католическая, я была так воспитана, и я я тоже католичкой стала. А почему вы об этом спрашиваете?
Вы говорите, что стали христианкой, просто следуя семейной традиции?
Нет то есть, конечно, тут и традиция важна, но я верую в христианские ценности, верую в учение Иисуса. Именно это делает меня христианкой.
И какие же из заповедей Христовых вы чтите больше всего?
Любовь и прощение, несомненно их.
Томаш посмотрел на Codex Vaticanus безмолвного свидетеля их беседы.
А расскажите-ка мне какую-нибудь историю Нового Завета, которую вы считаете самой символичной.
Полагаю, это история прелюбодейки, сказала Валентина, не задумываясь. Моя бабушка мне много раз ее пересказывала. Это был ее любимый эпизод. Не сомневаюсь, вы хорошо знаете, в чем там дело, да?
Да кто же этого не знает? Если исключить повествования о рождении и распятии Иисуса, то эту историю можно считать самой известной, он облокотился на стул, словно готовился к началу спектакля. Но все-таки скажите: что вам известно об истории прелюбодейки?
Эта просьба еще раз привела итальянку в замешательство.
Знаю то, что, думаю, всем известно, сказала она. Согласно иудейскому закону прелюбодеев надлежало побить камнями до смерти, так ведь? И вот однажды фарисеи подвели к Иисусу женщину, уличенную в прелюбодеянии. Они хотели проверить, чтит ли Иисус Закон Божий. Они напомнили ему, что Закон, данный Богом Моисею, предусматривал побитие прелюбодейки камнями
Так говорится в Библии, прервал ее Томаш. В третьей Книге Моисея Левит, 20:10, говорит Бог Моисею: «Если кто будет прелюбодействовать с женой замужнею, если кто будет прелюбодействовать с женою ближнего своего, да будут преданы смерти и прелюбодей и прелюбодейка».
Ну, да, согласилась Валентина. Фарисеи, разумеется, знали об этом Законе Божием, но намеревались прежде узнать, что же скажет Иисус по этому поводу. Должны ли побить ее камнями до смерти, как того требовал закон, или простить, как проповедовал сам Иисус? Этот вопрос представлял собой ловушку, потому что, если бы он посоветовал побитие камнями, то это бы противоречило всему, чему он сам учил, в частности любви и прощению. Но если бы он ее освободил, нарушил бы Закон Бога. Что делать?
Любой знает ответ на эту дилемму, улыбнулся историк. Не поднимая головы и чертя что-то на песке, сказал им Иисус, чтобы первым бросил камень тот, кто никогда не грешил. Фарисеи оказались в затруднении, ибо у любого из них были, естественно, какие-то грехи, пусть даже незначительные, и им пришлось уйти, оставив прелюбодейку и Иисуса. Когда же они остались одни, Иисус и ей велел уходить, сказав: «Иди и впредь не греши».
Глаза Валентины блестели.
Вы не находите это замечательным? спросила она. Одним махом Иисус сделал невозможным применение жестокого Закона, не отменяя его. Правда, гениально?
Красивейшая история, согласился Томаш. Тут тебе и драма, и конфликт, и трагедия, а в кульминационный момент, когда напряжение достигает апогея и кажется, что все пропало: прелюбодейка обречена на смерть через побитие камнями, а Иисус на издевательства фарисеев, нам предлагается на редкость чудесное решение, полное человечности, сострадания, прощения и любви. Достаточно услышать эту дивную историю, чтобы осознать величие Иисуса и его постулатов. Историк скривился и поднял палец, прерывая этот обильный словесный поток. Есть только одна проблема.
Проблема? Какая проблема?
Томаш облокотился на стол, подперев подбородок, и внимательнейшим образом смотрел на собеседницу.
Этого никогда не было.
Как так?!
Историк вздохнул.
История прелюбодейки, дорогая моя, выдумана.
VII
Ночное освещение, ласкавшее стены Дублинского замка, придавало, тем не менее, всей картине фантасмагорический вид: фонарные столбы, как часовые, стояли на страже великана, уснувшего в центре столицы. Плотная пелена тумана окутала серебряным покрывалом городские кварталы, а желтоглазая подсветка разбросала странные тени на тротуары и кирпичные фасады.
Едва такси отъехало, Сикариус принялся разведывать, где же среди улиц вокруг замка находится искомая библиотека, и вскоре понял, что найти «Chester Beatty Library» будет не так просто, как он полагал. Сверился с картой, на которой все было четко и ясно, но реальное расположение улиц почему-то выглядело по-иному, и он растерялся. В конце концов, стал чаще сверяться с указателями, вышел к парку «Dubh Linn Gardens» и оказался-таки у входа в библиотеку.
Здание даже несколько разочаровало. Он рассчитывал на солидный памятник архитектуры, достойный тех бесценных сокровищ, что покоились в его сейфах, а вышло по-другому. Несмотря на исторический антураж, здание «Chester Beatty Library» являло собой на удивление современную конструкцию, пристроенную к известной достопримечательности XVIII века Часовой башне.
Какое-то время он наблюдал за большой стеклянной входной дверью и за окружающим пространством. Отметил только бомжа, спавшего в сквере на скамейке в обнимку с бутылкой виски. Угрозы он не представлял. Убедившись, что никто сейчас помешать ему не может, Сикариус осторожно приблизился к зданию.
Дверь была заперта, как и следовало ожидать в это время суток, но внутри он заметил горевший свет. Наверняка, там есть охранник, а может быть, и несколько. Но самое главное там, внутри, как сказал шеф, еще был тот самый читатель.
Читатель-объект.
Сикариус прижался лицом к стеклянной двери и высмотрел охранника, спавшего за круглой стойкой. Обратил внимание на сигнальное устройство внутри здания. Непросто будет пробраться туда. Лучше бы, конечно, иметь помощника, как это было в Ватикане, где у шефа хорошие связи, но в Дублине ему придется рассчитывать только на себя. Он еще раз присмотрелся к сигнализации. Тут тебе и красные вспышки, и видеокамеры под потолком в стратегически важных точках. Без помощи да без заранее разработанного плана казалось невозможным проникнуть в библиотеку незамеченным. Надо было что-то придумывать.
Ежели центральный вход оказался недоступен, пришлось оценить обходной маневр через какое-нибудь окно. Окна были слегка высоковаты, но на первый взгляд вполне ему по росту. Отошел подальше, чтобы все взвесить, и опять пришлось признать, что без тщательной предварительной подготовки возможность бесшумного вторжения была ничтожной.
Убедившись окончательно, что условий для успеха пока не было, Сикариус решил повременить со штурмом «Chester Beatty Library». Вместо этого он поискал укромный уголок рядом со входом и укрылся в этом идеальном месте, вдали от любопытных глаз.
Надев черные перчатки, он занялся подготовкой. Нажал замочек своего кейса и открыл его практически бесшумно. Внутри не видно было ни зги, но внезапно блеснул бриллиант в его темном чреве луч света от проезжавшего неподалеку автомобиля срикошетил на хрустальную поверхность драгоценного кинжала.
Он бережно вытащил оружие и снова ощутил его многовековую мощь. Само совершенство! Переведя взгляд на вход в библиотеку, Сикариус стал обдумывать план действий. Чтобы добиться цели, надо бы для начала вызвать у объекта признаки жизни, а уж затем он побеспокоится о его смерти.
VIII
Выдумана?
На лице Валентины возникла гримаса и ужаса, и негодования одновременно; только что услышанное про историю прелюбодейки, безусловно, самую значимую для нее в Библии, вызвало состояние шока.
Томаш видел, насколько она ошеломлена, и глубоко вздохнул, сожалея, что приходится быть злополучным вестником.
Боюсь, что это так.
Итальянка, открыв рот, отчаянно искала на лице историка хоть какие-то признаки того, что все это лишь дурная шутка, но тщетно.
Как, выдумана? спросила она, не скрывая абсолютного недоверия. Послушайте, голословными утверждениями меня не убедить. Мне нужны доказательства! И громко стукнула по столу. Доказательства, слышите?
Португальский умник посмотрел на манускрипт, лежавший безмолвно на столе читального зала, как будто призывал его себе в помощники, чтобы унять бурю, нараставшую в душе собеседницы.
Если вам нужны доказательства, то постарайтесь для начала усвоить следующее, сказал он спокойно. Итак, сколько есть нехристианских текстов I века, которые описывали бы жизнь Христа?
Много, разумеется воскликнула Валентина. Не зря же Иисус был самой значительной фигурой за последние две тысячи лет, правда? Как же можно было его игнорировать!..
Но что это за тексты?
Ну, все, что римляне написали.
А конкретнее?
Инспектор смутилась.
Хм, откуда мне знать! Я что ли историк
Томаш изобразил большим и указательным пальцами «дырку от бублика», показав эту конструкцию собеседнице.
Ноль.
Извините?
Не существует ни одного текста о Христе, который датировался бы I веком. Ни в рукописях, ни в канцелярских документах, ни в свидетельствах о рождении или смерти, ни среди археологических артефактов, ни в виде случайных упоминаний или криптоссылок. Ничего. Знаете, что могли бы римляне, жившие в I веке, рассказать нам об Иисусе? он снова изобразил кружок. Великолепнейший ноль!
Такого не может быть!
Первое древнеримское упоминание о Христе появляется только во II веке у Плиния-младшего. В письме к императору Траяну он говорит вскользь о какой-то секте христиан, называемых так, потому что они «почитают Христа, как Бога». Однако до Плиния тишина абсолютная. Есть, впрочем, некий иудейский историк Жозеф, который в своей книге об истории евреев, написанной в 90 году, упоминает между делом Христа. Но в остальном пустота. И это значит, что единственные источники, повествующие нам о жизни Иисуса, имеют христианские корни.
Я даже и подумать об этом не могла!..
Историк взглянул на Ватиканский кодекс.
А знаете, какие тексты включены в Новый Завет?
Валентина оказалась в нерешительности, стараясь понять, не уходит ли тем самым ее собеседник в сторону от сути разговора. Но, в конце концов, отбросила сомнения и решила продолжить дуэль, сделав усилие, чтобы обуздать свои эмоции. Глубоко вздохнув, она сформулировала ответ.
Что ж, признаюсь, я никогда не уделяла этому большого внимания, начала она объяснять с задумчивым видом. Итак, посчитаем. Четыре Евангелия: от Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Снова пауза. И, помнится, есть еще кое-что, да?
Кое-что есть, рассмеялся Томаш. По правде говоря, самые древние тексты Нового Завета совсем не Евангелия, а Послания Павла.
Серьезно?
Да, письма Павла, повторил португалец, чуть упростив речь. Знаете, чтобы понять, как появились тексты Нового Завета, следует иметь в виду, что первые христиане считали Библию состоящей исключительно из Ветхого Завета древних иудеев. Проблема была прежде всего в том, как интерпретировать Священное Писание, исходя из постулатов Христовых, потому что различные группы его последователей выбирали разные пути, зачастую противоречивые, но всегда привлекали Мессию для оправдания своего выбора. Дилером одного из таких направлений был Павел очень активный в деле распространения учения Иисуса еврей, который ради этой цели неустанно ездил по самым отдаленным городам восточного Средиземноморья, обращая язычников в Христову веру. Говорил им, что надлежит поклоняться лишь еврейскому Богу и что Иисус принял смерть за все грехи мира, что он вскоре вернется в день Страшного суда. Дело в том, что во время этих путешествий долетали до него слухи, что верующие той или иной недавно созданной им конгрегации вступали на какую-нибудь богословскую стезю, которую он считал ошибочной, либо совершали какие-нибудь аморальные поступки, либо еще что-то. Дабы вернуть свою паству на путь, по его разумению, истинный, Павел и писал свои Послания, полные упреков за отход от правильных канонов и призывов вернуться на верную дорогу. Первое из этих дошедших до нас писем было адресовано общине из Салоник в 49 году, через двадцать без малого лет после смерти Христа Назвали его Первым Посланием к Фессалоникийцам. Есть еще и письмо к Римской конгрегации, названное Посланием к Римлянам, и пара писем коринфской общине, именуемых Посланиями к Коринфянам, и так далее, и тому подобное. Важно понимать, что в момент их сочинения эти эпистолы не предназначались для Священного Писания это были просто письма.