В квартире было темно. Билл в панике нащупал выключатель. Его воображение работало сверхурочно, и он сам по себе ожидал прикосновения холодной мертвой руки. По его спине пробежали мурашки, прежде чем он нашел выключатель, и свет погнался за ночью, но не от страха или ощущения, что что-то не так. Во всяком случае, вид хаоса в пентхаусе - пятна еды на столах, стенах и полах, пустые картонные коробки и контейнеры, разбитые тарелки, банки и бутылки - усилили его беспокойство.
Потом он увидел кровь. Длинная красная полоса вела из кухни в гостиную. Количество крови не казалось смертельным, но Билл понятия не имел, сколько крови уже вытекло из человеческого тела. Его палец завис над кнопкой вызова на iPhone, пока он шел по следу крови. Когда он заметил кучу расколотых кошачьих костей, маленький синий поводок, украшенный стразами с прикрепленной биркой в форме короны, разбросанной среди останков, Билл захлебнулся рыданием.
- П-принц Чарльз?
Нижняя губа Билла задрожала, а голос надломился от волнения. Кости были раздроблены, обглоданы, расколоты, а костный мозг высосан. Даже череп был сломан и раздроблен, а черепная коробка вылизана. Билл снова посмотрел на открытую входную дверь. Его ноги дрожали.
- Лелани? Ты здесь? Ты в порядке?
Билл прошел дальше в квартиру. Его любопытство постепенно преодолело его осторожность, даже когда воображение терроризировало его изображениями Лелани в различных состояниях расчленения, позирующей в ярких, кошмарных позах, взятых из всех слэшеров, которых он когда-либо видел.
Он бросился на кухню, чтобы вооружиться одним из ножей Гюнтера Вильгельма из набора столовых приборов на его прилавке, прежде чем завершить обыск квартиры. На кухонной стойке он нашел Лелани, сидящую, как кошка, рядом с набором ножей за семьсот долларов, который он купил импульсивно, решив стать шеф-поваром после просмотра особенно воодушевляющего эпизода «Адской кухни». Она выглядела безумной. Ее волосы выглядели так, будто их вставили в катушку Тесла. Глаза у нее были безумные, зрачки расширены до пяти центов, а лицо залито кровью и пучками серого меха. Более того, она была истощенная и иссохшаяся, как старуха. Ее глаза были впалыми ямками, а щеки провалились.
- Лелани? Почему ты мне не отвечаешь? Что, черт возьми, ты сделала с моей кошкой?
В нем рос гнев, временно маскируя страх, но не вытесняя его. Его ноги все еще дрожали, а волосы на затылке встали дыбом. Паранойя только усилило его гнев.
- Ответь мне, Лелани! Что, черт возьми, с тобой не так? Ты снова под кайфом?
Лелани зарычала и обнажила клыки, которые были явно больше, чем они должны быть, длиннее, острее и с красными кончиками. Билл отступил на шаг. Десятки фильмов о вампирах, которые он просмотрел за свою жизнь, хлынули обратно в его воспоминания. Чувствуя себя нелепо, он уронил свой смартфон, скрестил пальцы и начал пятиться от нее, ища что-то деревянное, чтобы использовать в качестве кола. Стол и стулья были изготовлены из нержавеющей стали. Не повезло.
Лелани соскользнула со столешницы на четвереньках, обнюхала воздух и облизнула губы. Ее глаза были кроваво-красными и пылали похотью, но не той похотью, которую Билл привык видеть в глазах женщин. В этом взгляде не было ничего сексуального. Ничто в ее глазах не показывало осознания его человечности или личности. Это было хуже, чем физическая объективизация, в которой его часто обвиняли, когда он смотрел на женщин: на их груди, задницы и красивые лица.
Но ее взгляд не превратил его в похотливого самца. Этот взгляд поверг его в ужас. Так из бедных детей гетто текла слюна над чизбургерами из "Макдональдса". А у Лелани текла слюна на Билла. Ее рот приоткрылся. Эти странные клыки с красными кончиками блестели на свету. Толстые струйки слюны, розоватой от крови, текли из уголков ее рта.
- Лелани? Это я, Билл. Что с тобой?
Она зарычала на звук его голоса и поспешила к нему по полу. Билл отскочил назад. Его спина ударилась о открытую дверцу холодильника. Все, что с ней было не так, разъело ее, превратив ее тело в кожу и кости. Она была похожа на чертову жертву Холокоста. Хриплый и разъяренный голос, столь непохожий на ласковое мурлыканье Мэрилин Монро, которое обычно был у Лелани, вырвался из ее гортани.
- Я голодна, Билл. Я очень голодна, - когда она говорила, ее глаза не встречались с его глазами.
Вместо этого они бродили по его телу с головы до пят, словно оценивая его.
- Хорошо. Хорошо. Давай-ка я принесу тебе чего-нибудь поесть, дорогая, - Билл изобразил свою лучшую женоподобную улыбку, но ужас лишил его уверенности в себе.
Лелани покачала головой.
- Неееет временииии. Я безууумно голоднааа! - запела она хриплым кладбищенским воем.
Ее голос звучал так, словно голос мумии будет звучать после тысячи лет проведенных в склепе, но прошло всего несколько дней с тех пор, как он видел ее в последний раз. Не было разумного объяснения ее радикальной трансформации, кроме...
- Ты же вампир, верно? Нет, это нормально. Я понимаю. Кто-то тебя укусил? Тебя укусил вампир, и теперь ты тоже однa из них, верно? Тебе нужна кровь, правда? Я могу достать тебе кровь. Я могу получить столько крови, сколько ты хочешь. На Шестой улице есть целый ночной клуб, полный людей, которые с радостью позволят тебе попить их кровь. Эти подражатели сойдут с ума от настоящего вампира, - сказал Билл, энергично кивая в неудавшейся попытке добиться согласия Лелани.
Лелани подошла ближе, так близко, что Билл мог уловить ее непреодолимый животный запах, удушающую миазму пота, неприятного зловония изо рта и гнили. Билл с отвращением нахмурился и закрыл лицо рукой. Лелани схватила руку и злобно впилась в нее, оторвав огромный кусок мускулов и сухожилий до кости. Розовая плоть предплечья Билла растянулась, как ириска, прежде чем оторваться от локтевой кости. Голая кость с красными прожилками просвечивала сквозь рваную рану.
Билл пронзительно закричал. Свободной рукой он сжал кулак и ударил Лелани так сильно, как только мог. Она отшатнулась, и Билл ударил ее ногой в грудь, упираясь в нее бедрами, как будто он выбивал дверь, в результате чего Лелани растянулась по усыпанному мусором полу.
Она лежала, все еще жуя кусок мяса, оторванный от руки Билла. Затем она проглотила сырую плоть, слизала кровь и кожу с губ и вытерла лицо своим предплечьем. Она радостно улыбнулась, как ребенок, который ест рожок мороженого, обнажив эти причудливые клыки, которые теперь были залиты кровью Билла. Билл повернулся и побежал.
Он бросился к двери с криком:
- Ааааааа! Помогите! Помогитеееее!!!
Но он не ушел далеко. Из-за укуса предплечья в кровоток попал мощный нейротоксин. Его грохочущее сердцебиение быстро распространило яд по всему телу, вызывая болезненные судороги в мышцах. Он упал на землю, согнувшись в агонии. Казалось, что в каждом мускуле его тела есть лошадиная доза транквилизатора. Он попытался выползти из комнаты. Крошечные руки сжали его лодыжки, как тиски. Билл никогда раньше не осознавал, насколько маленькие руки у Лелани. С силой, о которой он никогда не подозревал, что она обладала, Лелани затащила его обратно в квартиру и захлопнула дверь.
Ее налитые кровью глаза-бусинки остановились на его ногах. Без колебаний Лелани схватила его за бедро обеими руками и глубоко вонзила свои клыки в мышцы.
- Нет!!! Отстань от меня! Не трогай меня!!!
Билл ударил ее кулаком, но его руки стали слабыми. То, что вызвало болезненные мышечные спазмы, также лишило его силы.
Челюсти Лелани плотно сомкнулись на его бедре, она жевала его, словно волк, грызущий оленя. Она резко дернула головой в сторону, высвободив мышцу и оторвав ее от кости с влажным, липким, рвущимся звуком, который напомнил Биллу о том, как он чистил манго. Боль была тошнотворной. Его живот скрутило, волны страдания обожгли его чувства.
Пока он беспомощно смотрел, она вырвала очередной кусок из его ноги и проглотила кровоточащее мясо огромным глотком. Комната поплыла, и все стало серым, закручиваясь, как аттракцион в парке развлечений, прежде чем темнота настигла его полностью.
* * *
Билл очнулся в ослепляющей, раскаленной добела агонии. Он посмотрел на свою ногу и увидел кость. Область от его бедра до низа была полностью лишена мышц, жира и сухожилий.
- Боже мой! Ты съела мою гребаную ногу! ПОМОГИТЕЕЕЕЕ!!! Моя долбаная нога! Кто-нибудь, помогите мне!
Рядом с ним, в луже крови Билла, лежала Лелани. Ее лицо превратилось в маску из страха и крови. Она зашевелилась при звуке его голоса, поднялась на корточки и понюхала воздух, оглядываясь своими маленькими, залитыми кровью глазами. Ее взгляд упал на оставшуюся ногу Билла, и что-то вроде улыбки - но менее веселой, более плотоядной - пересекло ее лицо. Ее губы, зубы и язык были окрашены в ужасный винный цвет, они были покрыты кровью и кусочками плоти. Она прогрызла остатки хрящей, жира и сухожилий от съеденной конечности Билла. Кровавая слюна текла из уголков ее рта на пол. Она снова вытерла губы предплечьем и еще раз вдохнула воздух, снова уловив запах Билла. Ее глаза закрылись, а улыбка стала шире. Она выглядела так, словно продлевала удовольствие. Когда она открыла глаза и снова пристально посмотрела на Билла, они вспыхнули хищной похотью.
Билл закричал и попытался отползти от нее, когда она бросилась к нему и схватила его оставшуюся ногу.
- Нет! О, боже, нет! Не надо! Пожалуйста остановись! Помогитеееее!!! О, боже, нееееееет!!!
С свирепой жестокостью, используя только зубы и ногти, Лелани оторвала большие куски мяса от оставшейся ноги Билла. Он пытался ударить ее своей оставшейся силой, но не смог сбить ее со своей ноги. Он был так слаб; ему казалось, что он плывет по смоле. Последствия ее явно ядовитой слюны, гиповолемического шока, мучительной боли и ужаса быть съеденным заживо, угрожали снова потерять сознание. Он изо всех сил старался удержать сознание, и попытаться избавиться от Лелани. Но он чувствовал, что проигрывает бой.
Лелани не остановилась на его ногах. Билл взывал ко всем богам, о которых когда-либо слышал, молясь, чтобы Иисус, Кришна, Будда или Аллах отвлек его от этого ужаса, пока она поднималась вверх по его бедрам, срывая с него шорты цвета хаки и отрывая его член одним быстрым жестоким движение. Билл снова закричал, и теперь его молитвы о спасении сменились на отчаянные мольбы о быстрой смерти или, по крайней мере, бессознательном состоянии, чтобы он не почувствовал, что должно было произойти дальше. Она небрежно жевала, роняя кусочки полового органа Билла на пол, а затем собирала их и запихивала окровавленные обрывки плоти обратно в рот и проглатывала их. Кровь, моча и сперма, брызнувшие на пол, вытекли из отвратительной раны. Вот когда Билл окончательно потерял сознание.
Он мечтал совершить круиз по Шестой улице в субботу вечером в поисках клубных шлюх, за рулем своего нового "Мерседеса", c небольшим пробегом, махая стайкам шатающихся пьяныx и хихикающих, выбегающих из баров в обтягивающих мини-юбках, детских футболках, рубашках без бюстгальтера, из которых соски пробиваются сквозь тонкую хлопчатобумажную ткань, а узкие плоские животы соблазнительно выглядывают из-под рубашек. Он видел, как предлагает подвезти их на своем авто за девяносто тысяч долларов и заканчивает вечер, забравшись на парковку.
Он снова осознал реальность своего положения глядя на кровоточащую рану на месте его члена и снова закричал, и потерял сознание. Он приходил в себя еще два раза. Каждый раз его хватало на пару минут, пока он не потерял столько крови, что его сердце остановилось.
* * *
Лелани продолжала пировать, представляя себя развратной невестой. В своей смерти он удовлетворил ее гораздо больше, чем когда-либо в жизни. Наконец, его преданность ей была полной и абсолютной. Никакая другая женщина никогда больше не встанет между ними. Теперь они были объединены навсегда - или, по крайней мере, до следующего испражнения.
3.
Дети плакали, кричали и умоляли, они просто были чертовыми паршивцами, которыми их воспитывала мать, не имея возможности вырастить их лучше. Китти, Келли и маленький Натан Джинджред-младший - нуждались в нянькe столько, сколько они себя помнили. Лилиан (миссис Джинджред) проводила время на коктейльных вечеринках, в студии йоги, в студии пилатеса, на каких-то благотворительных мероприятиях или в магазинах. Единственным ее вкладом в воспитание детей было то, что она покупала детям все, чего желали их испорченные сердечки, и нанимала новую няню, когда старая уставала и увольнялась. Когда ее не было рядом, они приставали к нему по всякому дерьму, и Натан не мог этого вынести. Меньше всего ему было нужно слышать их нытье о том, чтобы он сходил за мороженым или гамбургерами, или в какой-нибудь магазин, чтобы купить какую-нибудь дурацкую игрушку, или пойти в какой-нибудь нелепый парк развлечений, или купить какую-нибудь бессмысленную видеоигру. Ему просто не нужно было это дерьмо. Плач ребенка был достаточно раздражающим, и близнецы, к тому же, добавляли какофонии своих звенящих криков о внимании.
- Папааааааа! Мы упали!
- Мы хотим немного мороженного!
- Мы хотим ееееееееесть!
Что, блядь, они знают о голоде? Натану казалось, что он только что вышел из месячного похода по пустыне Мохаве. Он только что поел час назад, но казалось, что он голодал несколько недель. Ему просто не хватало еды. У него был личный повар, работавший круглосуточно с тех пор, как он вернулся из клиники, после того, как он прошел курс лечения. Он заказал все свои любимые блюда - дважды - а затем начал разбирать все и вся в кладовой. Кладовая была размером с однокомнатную квартиру, и он опустошил ее за три дня. Теперь ему пришлось подождать, пока Филипп еe пополнит. Филиппа уже не было больше двух часов, и Натан становился все более нетерпеливым, раздражительным и чертовски злым.
- Заткнитесь, блядь!!!
Это был не первый раз, когда он кричал на своих детей. Он даже не раз лупил их. Он не купился на всю эту щекотливую либеральную чушь о том, что нельзя бить своих детей, когда они не слушаются. Если бы он не работал так много, и у него было бы больше времени проводить его со своими детьми, он бы уже воспитал их. Пусть эти гребаные хиппи растят своих детей неуважительными маленькими ублюдками, если они этого хотят. Его дети будут ходить в церковь и научатся бояться Господа, и, что более важно, они научатся бояться своего отца. Но его неудавшаяся президентская кампания не позволяла ему приходить домой пораньше уже более года. За это время он каким-то образом потерял контроль над домом, а его дети превратились в маленьких засранцев.
- Но мы хотим есть, а ты все съел!
- Еще одно слово, и я сниму ремень! - сообщил Натан из своего кабинета.
Дети играли прямо у его двери. Тринадцать спален, игровая комната размером двадцать на тридцать футов, заполненная всеми известными человечеству игрушками, медиа-зал с кинотеатром на двадцать человек и экраном размером с небольшой кинотеатр с сотнями DVD-дисков, бассейн олимпийских размеров, и шесть акров холмистого зеленого ландшафта, чтобы играть. Но они решили разбить лагерь прямо у его долбаной двери. Иисус Христос!
В детской маленький Натаниэль-младший изо всех сил изображал Арету Франклин, крича во все горло. Няня сегодня отсутствовала, а его жена была на благотворительном мероприятии на Манхэттене, и Натану пришлось заниматься всем этим. Он оттолкнулся от своего массивного дубового стола, с немалым удовлетворением отметив, насколько близко он может сидеть за столом теперь, когда его живота не было.
- Я иду, черт возьми! - он бросился к запертой двери кабинета и повернул защелку распахнув дверь.
Его ждали близнецы. Его встретили такие же косички и перекошенное, мучительное выражение лица. Они скрестили руки на груди и выжидающе смотрели на него, как будто он опаздывал на встречу.
- Мы идем, папа?
- Мы никуда не пойдем. Я собираюсь наказать вашего брата, - он протолкнулся мимо двух своих дочерей и направился к лестнице.
- Мама сказала, чтобы ты отвез нас в "Tally's" на обед.
- Мамы здесь нет.
- Мы позвонили ей, и она сказала, что ты нас отведешь, - хором напевали близнецы, следуя за своим раздраженным отцом вверх по лестнице.
Натан повернулся к ним, яростно рыча.
- А я сказал, что мамы здесь нет, и мы никуда не пойдем! Филипп вернется с едой в любую минуту.
По правде говоря, идея пойти куда-нибудь перекусить сейчас казалась идеальной. Вот только "Tally's" был одним из самых популярных ресторанов в Нью-Джерси и всегда был переполнен, а дорога до променада составляла почти десять миль. Им потребуется полчаса, чтобы подготовиться, еще двадцать минут, чтобы поехать туда, а затем, по крайней мере, еще двадцать минут до того, как принесут первые крохотные закуски, которые только раздразнят ненасытный аппетит Натана. От дома до "горячего" может пройти целых два часа. С другой стороны, Филипп мог вернуться в любую минуту с фургоном, полным продуктов, и он мог быстро приготовить для них что-нибудь поесть, пока они ждут основного блюда.