Во-первых, ни один из комментариев Беатрис Уилтон не имел отношения к миссис Уилсон и спиритическому сеансу. Ее замыслы были куда более приземленными. Она планировала объявить безумным Ричарда Стэплфорда, чтобы обеспечить статус Бертрама как главы семьи. Даже желание стать журналистомчем я неохотно восхищаласьбыло просто хобби, пока она не нашла себе мужа. Я подозревала, что хоть она и богата, от нее, как сказала бы моя мама, пахло «принтом» и «магазином». Тайна нападения миссис Уилсон осталась неразгаданной, но поведение Беатрис Уилтон было легко объяснить. Титул Стэплфордов может быть новым, и, на мой взгляд, не имеет большого значения, но для Беатрис Уилтон слово «леди» перед ее именемвершина амбиций. Отсюда и нелепый псевдоним: леди Грей.
Я уверена, что вы не нуждаетесь во мне здесь, сэр, сказала я Бертраму. Я не могу предложить никаких возможных идей о том, как лечебница работает или должна работать.
Вы недооцениваете себя, Эфимия. Перед тем, как вы пришли к завтраку, Беатрис сообщила мне, что у нее есть подозрения об этом месте.
Подозрения? спросила я.
Она чувствовала, что пока не может сказать больше, но острое наблюдение является ключевым!
Ты идешь? позвала мисс Уилтон. Она открыла дверь, но не переступила порогбольших размеров джентльмен, стоящий перед ней, заполнял проход.
Мистер Бертрам поспешил на помощь. Очень быстро стало ясно, что экскурсии по приюту недоступны. Даже за деньги. На этот раз мистер Бертрам смутился от пошлости мисс Уилтон. Наконец, в результате разбрасывания туманных фраз о влиянии прессы, нас отвели в кабинет доктора Фрэнка и пообещали, что он скоро нас увидит. К этому моменту я покраснела от пальцев ног до макушки головы.
Когда дверь за нашим суровым конвоем закрылась, мисс Уилтон уселась на стул и сняла перчатки. Я чувствую, что все прошло довольно хорошо.
Мистер Бертрам пробормотал что-то бессвязное. Я подошла, чтобы изучить плакат на стене.
Действительно, Бертрам. Это не социальный визит. Пресса имеет право на получение информации, которая служит общественным интересам. Мы глаза и уши империи.
Да, но, мисс Уилтон, Беатрис, они пытаются нас принять.
Все особые случаину, в настоящее время я не могу сказать большено все такие случаи были бы скрыты.
Конечно. Конечно. Хотя, если весь здешний персонал имеет размеры нашего сопровождающего, сомневаюсь, что нам позволят что-либо увидеть сверх установленных ими пределов.
Я могу задавать вопросы, Бертрам. Не недооценивай силу расследования.
Но можете ли вы быть уверены в достоверности их ответов? сказала я, не задумываясь.
Я буду знать, снисходительно ответила мисс Уилтон. И тогда я смогу пойти дальше. Ты не могла бы понять.
Поскольку я ничего не могла сказать в ответ, не опустившись до ее уровня, я снова переключилась на плакат на стене. Это был вид с высоты птичьего полета, и все же способный видеть сквозь стены и крышу. Земли приюта были обширны. К моему изумлению, он больше напоминал загородный дом, чем больницу. На территории были разбросаны здания с длинными рядами отдельных жилых помещений для мужчин и женщин; и центральные здания, где, казалось, происходила какая-то семейная жизнь. Все это дополнялось привлекательными на вид хозяйственными постройками и спортивными площадками.
Мисс Уилтон подошла ко мне. Озера нет. Я слышала, что эти места подражают роскошным домам, но без водного сооружения
Я посмотрела на нее с удивлением.
Моя дорогая Беатрис, я не думаю, что озеро подходило бы для приюта для душевнобольных.
Мисс Уилтон равнодушно взглянула на мистера Бертрама.
Не думала, что приют окажется таким большим, нарушила неловкий момент я.
Мы считаемся маленьким учреждением, сказал человек в дверях. Он был ниже среднего роста, аккуратно одет в твидовый деревенский костюм, в маленьких круглых очках. Но ведь в Лондоне не всегда легко получить землю.
Мисс Уилтон обернулась. Вы доктор Фрэнк? Это немецкое имя? Всегда держи их врасплох, прошипела она Бертраму и мне.
Нет, сказал доктор на безупречном английском, но мне часто задают этот вопрос. Коллективная паранойя вокруг немцев, охватившая население, мне кажется довольно увлекательной. Конечно, пресса, например, ваша газета, мисс Уилтон, вряд ли поможет делу.
Тouché, - подумала я, начиная симпатизировать этому маленькому человеку.
Если вы присядете, я посмотрю, чем могу помочь.
Мисс Уилтон представила себя и Бертрама. Я была исключена как компаньонка и оставлена без имени. Затем она повторно изъявила желание совершить тур по заведению.
Доктор Фрэнк покачал головой. Невозможно. Дни туров в Бедламе закончены. Мы предоставляем приют для наших пациентов. Мыубежище от мира, который оказал на них столь жесткое давление. Мы не зоопарк.
Как удобно для вас, с сарказмом ответила мисс Уилтон. Кто тогда наблюдает за наблюдателями?
«Комиссия по Вопросам Невменяемости» (The Lunacy Commissionersбывший государственный орган, учрежденный для надзора за приютами и благополучием психически больных людей в Англии и Уэльсе) может посещать нас в любое время дня и ночи без предварительной записи, сказал доктор Фрэнк. И они часто так делают.
Мисс Уилтон не находила слов.
Вам известен Закон о Невменяемости 1890 года? продолжил доктор Фрэнк. В наше современное время даже нищего трудно запереть в сумасшедший дом без освидетельствования.
Но в стране полно приютов для умалишенных! возразил мистер Бертрам.
Действительно, сказал доктор, печальное отражение нашего времени. Но уверяю вас, каждый возможный пациент проходит самую строгую процедуру приема. Тут нет ошибок.
Вы говорите, что в истории приютов, нежелательные члены богатых семей никогда не помещались в подобное место? спросила мисс Уилтон.
Можно сказать, что все наши пациенты являются нежелательными членами человеческой семьи, мисс Уилтон.
Я не это имела в виду!
Я знаю, и хотел бы ответить иначе, но, увы, эволюция подобных приютов прошла более чем одну неудачную фазу.
Так это правда!
Я могу заверить вас, что ни один современный приют не укрывает никого, кто не должен быть там.
Но если бы кто-то был ошибочно допущен до 1890 года, он через 26 лет вряд ли мог вернуться к нормальной жизни, отметила я.
Все головы повернулись ко мне, и мисс Уилтон нахмурилась.
Вы совершенно правы, мисс, э-э
Сент-Джон.
Мисс Сент-Джон. Вы не связаны с Сент-Джонами из Нижнего Вармингтона? Самая интересная семья.
Кто-нибудь признается, что связан с семьей, представляющей интерес для психиатра? парировала я.
Доктор Фрэнк моргнул за его очками. Хорошо сказано, моя дорогая. Вы совершенно правы. Долгосрочная институционализация лишит даже самого здравомыслящего человека возможности жить во внешнем мире. Мир приюта невелик, а его мораль утешительно черно-белая.
Значит, те, кто провели большую часть своей жизни в его стенах, изменились? спросила я.
Доктор Фрэнк теперь открыто улыбнулся. Вы обращаетесь к персоналу, я так понимаю? Как приятно встретить такой живой ум. Вы тоже с прессой?
Нет, нет, огрызнулась Беатрис. Ответьте на вопрос.
Хорошее настроение доктора Фрэнка исчезло. Скорее, я бы сказал, что те из нас, кто стал свидетелем удручающего разрушения человеческого духа в результате несчастья или жестокости природы, по-другому и, возможно, более щедро оценивают человеческую расу. Он снова нахмурился. Мы очень заботимся о тех, кто в нашем ведении. Гораздо больше, чем те, кто поместил их сюда.
И все же, будучи психиатром, вы должны рассматривать ваших подопечных как предмет для изучения? спросила я. Мой отец был абсолютно убежден, что семья и церковь должны заботиться о психически больных, а не отдавать их на попечение незнакомцев.
Мистер Бертрам наградил меня странным взглядом.
Доктор Фрэнк кивнул. Многое из того, что говорил ваш отец, верно. Но суть дела в том, что психически здоровым не хочется заботиться о психически нездоровых. Они боятся болезней ума, как будто они заразны.
Это не правда, не так ли? Бертрам выглядел встревоженным.
Доктор Фрэнк покачал головой. Не в том смысле, что вы имеете в виду. Он снова обратил свое внимание на меня. Уверяю вас, мисс Сент-Джон, я управляю этим приютом на принципах, которые одобрил бы ваш отец. Мы обращаемся с нашими пациентами, как если бы они были частью большой семьи. Упорядоченность дня с регулярными действиями дает им чувство стабильности. Мы проводим спортивные мероприятия, и они наслаждаются легкой работой. В чувстве полезности можно найти огромное удовлетворение и здравый смысл.
Высамое современное заведение, похвалила я. Вы используете много лекарств?
Несколько, ответил доктор Фрэнк. Не так много, как хотелось бы. Главным образом при психических заболеваниях, вызванных жизненными событиями, такими как рождение ребенка. Более глубокие болезни менее вероятно излечить. Хотя мы прилагаем все усилия, чтобы облегчить бремя наших пациентов.
Все это весьма достойно восхищения, искренне сказал г-н Бертрам.
А как насчет человека, который показал нам дорогу? вмешалась мисс Уилтон. У него не было вида нежного опекуна.
Доктор Фрэнк вздохнул. Это приют для умалишенных. Всегда существует вероятность буйного поведения, когда ум перегружен. Еще одна причина, почему посетители не допускаются. Для их собственной безопасности.
Если бы я хотела поместить у вас члена семьи? неожиданно спросила мисс Уилтон.
Вам нужно предоставить подписанное заявление о социальной и медицинской истории вместе с двумя подробными медицинскими справками, подтверждающими, что это безумный человек или идиот, лишенный разума.
Это вряд ли сложно, заметила мисс Уилтон.
«Комиссия по Вопросам Невменяемости» может освободить любого пациента, если во время двух визитов с интервалом более семи дней они убеждены в их психическом здоровье, холодно сказал доктор Фрэнк. Система не позволяет злоупотреблений.
Мисс Уилтон поднялась. Как и я, она почувствовала, что терпение доктора Фрэнка исчерпано. Вы были бы удивлены, доктор, что в моем мире можно купить за деньги.
И с этими словами она вылетела из комнаты. Бертрам пробормотал неловкое извинение и последовал за ней.
Мне очень жаль. Она я замолчала, не в силах оправдаться.
Она разочарована и расстроена, сказал доктор Фрэнк. Интеллектпроклятие женщин в наше время. Будьте осторожны, моя дорогая. У вас его больше, чем положено.
Я пожала ему руку и последовала за своими спутниками. Нас всех проводила маленькая женщина в аккуратном фартуке, которая улыбнулась со словами, как приятно иметь посетителей.
Она? срочно сказал Бертрам мне на ухо.
Она носит часы медсестры, ответила я, но я могла понять, почему он ошибся. В ее манере было что-то слишком яркое, слишком радостное. Я могла только вообразить, что такое поведение стало ежедневным положительным ритуалом перед лицом человеческих страданий.
Последнюю дверь охранял уже знакомый нам привратник. Мое первое впечатление не обманулоон был таким же большим и угрожающим. Одно из его ушей было разбито и походило на то, что обычно называют цветной капустой, нос искривлен. Он стоял рядом с открытой дверью, и, не справившись с собой, я отшатнулась. Я была поражена, увидев, как изогнулись его губы. Ему нравилось доминировать, подавлять своим присутствием.
Мистер Бертрам подошел к нему и сунул монету. Затем он вывел нас так небрежно, как будто мы все покидали обычный флигель. Это был самый лучший ответ.
Какое жуткое место, сказал он, когда мы благополучно вернулись в карету. Доктор Фрэнк явно делает все возможное, но атмосфера! Ты была очень смелой, Беатрис.
Да, была, подтвердила Беатрис, натягивая перчатки. Не то чтобы я многого достигла. Там есть история, но я еще не решила, как ее заполучить.
Ты не собираешься возвращаться? с тревогой спросил Бертрам.
Нет, но я думаю, что могу попытаться взять интервью у одного из этих экспертов по безумству. Как ты думаешь, они существуют? Или он нас обманул?
Не понимаю, недоумевала я. Я полагала, что эта тема была предметом расследования для вас в течение некоторого времени?
Так и есть.
Но разве вы не проводили никаких исследований?
Губы Беатрис Уилтон почти исчезли, ее улыбка была такой тонкой. А что бы ты предложила?
Разве у газет нет собрания вырезок? Или даже библиотек?
Как занятно встретить экономку, которая так хорошо информирована. Возможно, ты хотела бы подсказать мне, каким должен быть мой следующий шаг.
Ну, я думаю, начала я, не задумываясь. Беатрис прервала меня высоким, дразнящим смехом. Действительно, Бертрам, эта девушка слишком много себе позволяет. Ты должен учить своих слуг лучше! И, Урсула, пожалуйста, не смей рассказывать мне о моей работе. Журналист должен следовать своим инстинктам. Как мы говорим в отрасли, хороший нослучшая форма атаки.
Я почувствовала, как мои брови поднялись. Мой язык жаждал комментировать, но я увидела лицо Бертрама. Извините, если я нечаянно вас обидела, я говорила так вежливо, как только могла, хотя слова едва не задушили меня. Я просто хотела помочь.
Мои изысканные извинения принесли мне небрежный кивок. Остаток пути она разговаривала с Бертрамом тихим голосом. Моя помощь была явно не нужна. Когда мы прибыли в отель, мисс Уилтон повернулась ко мне.Ты можешь взять выходной день. Твое присутствие не требуется до обеда. К сожалению, из-за этикета я не должна обедать наедине с мистером Стэплфордом, каким бы джентльменом он ни был.
Я посмотрела мимо нее на Бертрама, который с интересом разглядывал свои туфли. Сэр? спросила я.
Вы с Мерритом могли бы воспользоваться этой возможностью, чтобы пообщаться. В конце концов, это Лондон, и ни один из вас не нужен, снизошла до объяснений Беатрис.
Пообщаться? спросила я, предлагая одно из надменных выражений лица моей матери.
Я думала, что эта женщине хотя бы покраснеет. Но она была сделана из более прочного материала. Уверена, тебе трудно придерживаться того же уровня, как у мистера Стэплфорд и меня. Я предполагала, что тебе понравится возможность провести время с кем-то из твоего класса.
Меррит! Мой собственный класс! Мои глаза горели так сильно, что я почти чувствовала жар. Я получаю приказы от мистера Стэплфорда, мисс, сказала я тихим, ровным голосом, который, если бы она знала меня лучше, заставил бы ее бежать в горы.
Бертрам вступил в разговор. Я провожу мисс Уилтон наверх. Был бы признателен, если б вы могли подождать меня в одном из небольших салонов. Нам надо поговорить.
Я кивнула. Наконец он пришел в себя. Однако, когда он наконец присоединился ко мне в излишне розовом и вычурном залене то, что можно было бы ожидать в современном заведениивыражение его лица было яростным.Какого черта, Эфимия? Мисс Уилтон глубоко огорчена вашим поведением. Ей пришлось пойти и лечь. Я послал за доктором. Вы знаете, у нее слабое сердце!
Я на мгновение запнулась, пытаясь найти слова, чтобы выразить свое возмущение подобной несправедливостью.
Как вы смеете рассказывать ей о ее профессиональных задачах!
Но это не имеет смысла, наконец взорвалась я. Она ничего не знала о Законе. Если бы она провела расследование, как с психически больными обращаются, она наверняка поняла бы, как работает приют?
Она объяснила это! Доктор Фрэнка должен думать, что она ничего не знает, чтобы она могла его поймать.
Поймать его в чем?
Я не знаю, сказал Бертрам. Я не журналист.
Она задавала вопросы, как можно поместить в приют члена семьи.
Да, она распрашивала об этом. Наверняка, связано с ее подозрениями.
Вы не думаете, что она, возможно, подразумевала кого-то конкретно?
Нет, ответил Бертрам. В ее семье нет безумия. Она заверила меня в этом.
Это не то, что я имела в виду.
Тогда я не понимаю вас, Эфимия. Бертрам расправил плечи и скривил губу. Все его отношение было вызовом.
Я всегда буду задаваться вопросом: если бы я тогда заговорила, могло бы все сложиться иначе? Но предупреждение Рори звучало у меня в голове. Помимо этого, я не знала, как убедить его: мисс Уилтон, несмотря на все ее богатство, была золотоискателем, а Бертрам был призом. Как и раньше случалось, я нашла убежище в полуправде. Извините. Я обеспокоена из-за миссис Уилсон. Мы с ней никогда не были лучшими друзьями, но она в больнице, ей так плохо, а мы далеко, не зная, как у нее дела Я с трудом сглотнула. Я прошу прощения, если я огорчила мисс Уилтон. Я сама не своя сейчас.