Итак, пришло время ложиться спать.
Время, когда нам с Труди предстояло быть запертыми в тесной каюте вместе с Патриком.
Уиттл поступил иначе: нам с Майклом он велел спать в кают-компании, а сам ушел в каюту вместе с Труди и заперся изнутри.
Все втроем они были заперты в тесной каморке.
Мы мрачно уставились на дверь. Наконец, Майкл сел на койку, сгорбился и потер лицо.
Нам бы лучше поспать сказал я.
Он безумец, пробормотал Майкл. Совершенный безумец. И Труди О, бедная Труди.
Уверен, он ее не убьет.
Есть вещи хуже смерти.
Может и так, но если выжидать и смотреть в оба, чтобы не упустить шанс, мы сможем убить Уиттла и спасти ее.
Он бросил на меня угрюмый взгляд:
Мы ввязались в это из-за тебя.
Мне очень жаль, ответил я. Как бы то ни было, сделанного не воротишь, и нам остается лишь действовать по обстоятельствам.
После этого разговора он завернулся в одеяло. Я погасил лампы и лег на другую кровать. Не успел я как следует растянуться и устроиться поудобнее, как раздался истошный, пронзительный крик Труди:
Нет!
Затем Уиттл издал нечто, отдаленно напоминающее смешок.
С этого все и началось.
Долгое время из темноты за дверью доносились всевозможные непотребные звуки. Удары. Сопение. Всхлипывания. Мольбы Труди и хохот Уиттла. Майкл даже не пикнул. Он продолжал лежать в постели, но не думаю, чтобы он, как и я, мог заснуть.
У меня возникла мысль встать и послушать под дверью. Вот только слышать, что там происходит, мне не хотелось, так что от этой идеи я отказался.
Наконец Труди издала вопль, от которого кровь стыла в жилах. Оборвался он мощным шлепком. В следующий раз, когда она завопила, крик был неясным и приглушенным, и я понял, что Уиттл наверняка заткнул ей рот кляпом. Скорее всего, сделал он это, чтобы крики не услышали на соседних судах, а то и на берегу, так громко она вопила.
Кляп действительно приглушал ее голос, но крики, визг и завывания не прекратились. Уиттл все время что-то приговаривал, но что именно разобрать мне не удавалось. А еще он то и дело хихикал и похохатывал, словно очень весело проводил время.
Я лежал на своем месте, стараясь не представлять в красках, что он с ней вытворяет. Выбросить это из головы никак не получалось, хотя, чтобы это ни было, оно могло происходить и с Патриком.
Вскоре я заткнул уши. Это помогло. Так или иначе, я уснул.
Глава 12
ЗА БОРТОМ
Майкл разбудил меня на рассвете. Я взглянул на запертую дверь, затем на него. Всем своим видом он выражал отчаяние.
Уверен, что он ее не убил, сказал я. Он этого не сделает. Она единственное, что держит нас в узде.
Я не желаю это обсуждать, ответил он мне.
Что ж, мы поднялись на палубу. Утро выдалось облачным, дул сильный бриз. Вдалеке галдели чайки, и можно было услышать, как на судах вокруг нас люди переговаривались, готовясь к отплытию. Вокруг царили мир и покой, но именно это и казалось самым странным. Мы находились на судне, где царили безумие и смерть, и никто кроме нас не догадывался об этом.
Майкл не обмолвился со мной ни словом, не считая указаний. Совместными усилиями мы подняли якорь и установили паруса. Он встал у руля, и мы стремглав покинули гавань.
Чуть позднее, он отправил меня вниз, чтобы я приготовил кофе и что-нибудь перекусить. Никаких следов Уиттла и Труди. Дверь в их каюту по-прежнему была заперта и оставалась на замке, пока я не сварил кофе и налил его в кружку, добавив несколько кусков хлеба и мармелад. Хлеб я резал тупым ножом, непригодным даже для желе. Однако он навел меня на некоторые соображения, и я хорошенько все обыскал в поисках нормального ножа или другой вещи, способной послужить оружием. Ничего не нашлось, кроме вилок да тупых ножей. У Уиттла был вагон времени в распоряжении, так что он наверняка обшарил весь камбуз, дабы избавиться от всего, что могло быть использовано ему во вред.
Я подумывал осмотреть кают-компанию, но удержался, не желая искать оружие в опасной близости от двери. Кроме того, Уиттл не мог оставить ничего подходящего и там.
Так что я временно плюнул на это дело и понес кофе и хлеб наверх. Все оказалось очень вкусно. Мы рассекали волны с замечательной быстротой, паруса, наполненные ветром, белели перед нами, и моей единственной заботой было выпить кофе, не пролив половину на себя.
Я воображал, что мы с Майклом пара буканьеров[1], отправляющихся навстречу грандиозным приключениям. Мы держим путь на Тортугу[2] или острова Счастья или еще куда-нибудь, где дуют теплые ветра, полно пляжей с белым песком и много-много смуглых полуголых туземок.
Однако не успел я нарисовать перед мысленным взором островных красавиц, как перед моими глазами шлепнулась на пол грудь Мэри, а следом понеслась вереница других воспоминаний, столь же реальных и кошмарных, пока я не оказался снова на борту Яхты Смерти в раздумьях о том, что я слышал прошлой ночью во тьме.
Я обнаружил, что кофе у нас закончился, и отправился вниз, чтобы налить добавки. Дверь была по-прежнему заперта. Один ее вид сильно беспокоил меня. Я не стал задерживаться, а наоборот, поскорее поспешил на палубу.
Кофе вскоре попросился наружу. Я не мог заставить себя сойти вниз и избавится от него. Место под названием «гальюн» находилось слишком близко от страшной двери. Я боялся, что она распахнется у меня перед носом, и я увижу творящиеся за ней ужасы. Поэтому я помочился попросту за борт.
Майкл передал мне руль, продолжая его придерживать. После этого он преподал мне несколько уроков, показав, как управлять судном и держать паруса наполненными. Это пришлось очень кстати. Спустя немного времени я забыл обо всех ужасах.
Земля была еще видна, хоть и на значительном расстоянии, и выглядела не более чем смазанной полосой на поверхности воды. О столкновении можно было не беспокоиться, благо ни одного судна поблизости не наблюдалось. Вскоре из-за облаков выглянуло солнышко, и стало необыкновенно тепло и приятно. Я вел судно вперед, а Майкл объяснял мне что да как, и я рассудил, что не такой уж он и плохой парень, если не считать того, что трус.
Все это время мы ни словом не обмолвились о Труди или Уиттле. Хотя Майкл наверняка о них думал. В моих мыслях они висели тяжким черным грузом, от которого мне за все время удалось отвлечься буквально на минуту или две.
Чем дольше они находились за закрытой дверью, тем хуже все выглядело.
Они не выходили и не выходили. Прошло целое утро. После полудня я проголодался, но Майклу об этом говорить не стал, опасаясь, что он отправит меня вниз за едой.
Ближе к закату, сразу после того как мы миновали Лендс-Энд[3], Труди выбралась через сходной люк. Она была босиком, поэтому мы и не услышали, как она поднималась. Внезапно она вылезла оттуда и оказалась рядом с нами. Мы дружно вытаращились на нее, но она не обратила на нас особого внимания. На ней не было ни клочка одежды, зато с ног до головы она была в крови, в основном засохшей и побуревшей. Волосы тоже слиплись от крови.
Перед собой она несла голову Патрика, придерживая ее за уши.
Совершенно невозмутимо, она торжественно прошествовала мимо нас к корме и выбросила голову за борт. Затем она встала там, расставив руки и ноги, чтобы удержать равновесие на качающейся палубе. Так она и стояла, разглядывая нечто позади лодки. Похоже было, что она наблюдает за головой, плывущей в пенном следе яхты, хотя по идее та должна была камнем пойти ко дну.
Мы не знали, что Уиттл уже среди нас, пока он не возник с приветствием.
День добрый, дорогие мои, сказал он, полный энергии и веселья.
И улыбнулся нам. Белыми были только глаза и зубы. Все остальное лицо вместе с повязкой были заляпаны кровью. Одет он был во вчерашние свитер и брюки. От крови они казались заскорузлыми.
Труди он удостоил коротким взглядом, а затем покрутил головой по сторонам, обозревая морскую даль.
Я полагаю, вам удалось прекрасно управиться в мое отсутствие.
Боже правый, проговорил Майкл, что ты с ней сотворил?
Уиттл улыбнулся, покачал головой и похлопал Майкла по плечу окровавленной рукой.
Тебе не стоит переживать за твою
ПЛЮХ!
Мы все хором обернулись в сторону кормы. Труди не было.
Уиттл пробормотал:
Проклятье.
Майкл стоял, разинув рот, как идиот, а я бросился на корму. Свесившись через фальшборт, я вглядывался в воду за кормой, одновременно скидывая ботинки. Я заметил ее. Видны были только голова и плечи. Он плыла прочь от яхты и с каждой секундой становилась все дальше и дальше. Я стянул свитер и нырнул в воду.
Ледяная вода буквально вышибла из меня дух. Вынырнув на поверхность, я услышал крик и огляделся. Уиттл, стоя на корме, метнул мне вслед спасательный круг. Тот упал с недолетом, так что мне пришлось потратить некоторое время, чтобы добраться до него. Плывя к кругу, я видел, что Майкл поворачивает яхту, так что она больше не удалялась от меня и Труди.
Со спасательным кругом, который я придерживал одной рукой, я снова отправился за Труди. Какое-то время ее не было видно, и я уже подумал, что она канула на дно морское. Но тут волна приподняла меня, и я смог мельком ее разглядеть.
Если она и хотела утопиться, то явно передумала. Иначе почему она сразу же не пошла ко дну? Я подумал, не свалилась ли она за борт нечаянно, но тут же рассудил, что она сделала это нарочно если не для того, чтобы положить конец своим несчастьям, то потому, что была не в состоянии выносить кровь, покрывающую ее тело, и готова была смыть ее в океане даже ценой собственной жизни.
Каждый раз, поднимаясь на гребне волны, я ловил ее взглядом. Расстояние между нами сокращалось, но она все еще была порядочно впереди. Холодная вода ужасно сковывала меня. Труди пробыла в ней дольше чем я, так что вряд ли у нас оставалось много времени. Я решил, что оно почти истекло.
Но тут Труди заметила, что я плыву за ней. До того она меня не видела, вероятно, из-за сильного волнения на море. В тот же миг она поплыла мне навстречу. Не прошло и двух минут, как мы встретились, и она просунула руку в круг.
Мы повисли на нем, дрожа и судорожно хватая ртом воздух. Она не произнесла ни слова, даже спасибо мне не сказала. Однако я не держал на нее зла. Мы были не в том состоянии, чтобы вести беседы, а кроме того, она имела причину не благодарить меня за спасение.
Мы хватались за круг, будто парочка незнакомых друг другу людей. Время от времени мы сталкивались и били ногами, пытаясь сохранить наш «плот» на плаву.
Каждый раз, когда волны поднимали нас, мы бросали взгляд на «Истинную Д. Лайт». Она кружила вокруг так медленно, что особых надежд на то, что она доберется до нас прежде чем мы замерзнем и утонем я не возлагал. Но в тот момент, когда мы в очередной раз выбрались из глубокого омута между волнами, в поле зрения возник Уиттл, гребущий на шлюпке прямиком к нам.
И я отнюдь не рад был его видеть!
Мало-помалу он подгреб прямо к нам. Труди отпустила круг, вцепилась в весло, которое он ей протянул, подтянулась по нему к лодке и перевалилась через планширь[4]. Лодка чуть не опрокинулась, но Уиттл быстро перебрался на другой борт и восстановил равновесие.
На Труди не осталось ни следа крови. По крайней мере, я не видел, а ведь успел разглядеть каждый уголок ее тела достаточно близко, сначала когда она забиралась в лодку, а потом когда сам оказался на борту. Я не заметил на ней ни одной свежей раны. Она была вся в синяках и отметинах от ремня и веревок Уиттла, но новых ран не прибавилось. Следовательно, вся кровь принадлежала Патрику. В каком-то смысле, мысль об этом была еще отвратительнее, чем если бы это была ее собственная кровь.
Как бы то ни было, несмотря на то, что продрог до костей, я как-то втащил себя на ялик. Мы забрали спасательный круг на борт, и Уиттл взял курс на яхту.
Я сидел на носу, сгорбившись и весь дрожа. Труди же лежала на дне лодки по другую сторону от Уиттла, скорчившись и обхватив руками колени.
Ты ужасно нас напугала, сказал он Труди, но прозвучало это скорее так, будто она доставила ему немалое развлечение. Для купания погодка так себе. Тебе понравилось?
Она не ответила. Ее зад как нарочно находился рядом с его ногой. Он отвесил ей пинка, отчего она вздрогнула, но так и не произнесла ни слова.
Он пнул ее еще раз. Потом засмеялся, и всю дорогу до яхты с нами не разговаривал.
Майкл свернул паруса, так что «Истинная Д. Лайт» двигалась исключительно по воле волн. Когда мы вернулись, он спустил трап. Я бросил ему носовой конец. Он подтянул нас к яхте. Уиттл забрался по трапу, оставив меня вместе с Труди в покачивающейся лодке.
Труди так и лежала неподвижно.
Майкл смотрел вниз, бледный как смерть и с отвисшей челюстью, словно Труди казалась ему непривычной и отталкивающей.
Проку от него было, как от козла молока.
Труди, сказал я, пора вставать. Мы добрались до яхты.
Может она ко всему еще и оглохла.
Помоги ей! крикнул мне Уиттл.
Это я в любом случае собирался сделать. Ничего другого не оставалось. Так что я не стал возражать и направился к ней. Я коснулся ее спины.
Труди? позвал я. Вставай, пожалуйста.
Она не шелохнулась даже когда я положил руку на ее холодное бедро и потряс.
Я оторвал ее руку от коленей и потянул Труди к себе. Она перевернулась. Колени задрались и ударили меня сбоку. Планширь врезался мне под ребра. Следующее, что я осознал, так это что мои ноги устремлены прямиком в небеса. Потом я ухнул в океан головой вперед.
Немного побарахтавшись под водой, я рванул к поверхности, врезался головой в днище лодки и, наконец, выбрался на воздух. Я добрался до лодки, но волна оттолкнула ее в сторону, так что я промахнулся. Прежде чем моя рука ухватила пустоту, Труди дотянулась до меня и поймала меня за запястье.
Должно быть, мое падение за борт привело ее в чувство.
Стоя на палубе, Уиттл смотрел на нас сверху вниз и чуть не лопался от смеха.
Труди подтащила меня поближе, так что я смог закинуть локти на планширь. Затем она быстро перебралась на другой борт, чтобы не опрокинуть ялик. Я бултыхался, пытаясь забраться в шлюпку, а она подхватила меня под мышки и потянула наверх. Она продолжала тянуть даже когда моя голова уперлась ей в грудь. Затем прижала меня к себе, помогла перевернуться и отпустила.
Ты в порядке? поинтересовалась она.
Я кивнул. Она насупилась. И тогда я простил ей все, и страшно обрадовался, что не пожалел сил на ее спасение.
Она немного посидела рядом со мной, затем встала и поднялась по трапу. Я полез следом. Когда я перекинул ногу через фальшборт, Майкл подошел к Труди, чтобы обнять ее, а она залепила ему пощечину.
Он стоял как вкопанный и моргал, Уиттл хохотал, а Труди отправилась вниз.
Уиттл похлопал меня по плечу.
Ты был великолепен, Тревор, сказал он. А теперь спустись вниз и закутайся хорошенько, пока не помер от холода.
Он был причиной всех наших бед, но в тот момент я почти забыл, как сильно его ненавижу. Я поспешил спуститься вниз.
Труди я обнаружил в кают-компании, она сидела на корточках и пыталась разжечь печурку. Трясясь с головы до пят, она извела впустую две или три спички. Пока она трудилась над разжиганием огня, я обратил внимание, что дверь в передние каюты была открыта.
Я резко отвернулся, увы, недостаточно быстро. Даже короткого взгляда хватило за глаза и за уши. Пропала не только голова Патрика. У него и рук и ног не было. Вообще много чего отсутствовало, но рассказывать об этом я не горазд. А то, что от него осталось, было вскрыто и выпотрошено.
От такого зрелище мне аж поплохело. Я повалился на ту же койку, где спал прошлой ночью, вспоминая шум, не дававший мне уснуть хныканье, крики Труди и все остальное. Как ни жаль мне было Патрика, ее я жалел больше. Он помер и вышел из игры, так сказать. А несчастная Труди! Ей пришлось на это смотреть, и я не хотел даже думать, что Уиттл делал с ней или что заставлял делать ее.
Она раскочегарила печурку, взяла пару полотенец из каюты и дала мне одно. Я снял мокрые брюки и носки. Мы вытерлись досуха, забрались под одеяла, и как же здорово было наконец очутиться в теплой постели!
Я подумывал спросить ее о том, что происходило той ночью. Тем не менее, я промолчал, решив, что ей будет тяжело об этом говорить, и скорее всего, она ничего не расскажет.