Увы, это навело меня на мысли о тех, кого Уиттл еще не убил о тех, кого он разделает на кусочки в будущем, если я его не остановлю.
Это порядочно усложнило дело, и я начал прикидывать, не будет ли лучше все-таки угнать лошадь. Однако, к тому моменту было уже поздно.
Сара возвращалась нахмурившись. Генерала с ней не было.
Лучше ему не говорить, сказала она, если он обнаружит, что Саблю украли, то влезет в седло, помчится на поиски и с пустыми руками точно не вернется. Он слишком стар для таких затей, но поступит именно так.
Мы могли бы сделать это вместе, мелькнула у меня мысль.
Прежде чем я раскрыл рот, чтобы ее озвучить, Сара сказала:
Зная его здоровье, я сомневаюсь, что мы увидим его живым. Но разве это его остановит? Нет, я уверена. Да он скорее умрет и оставит бабушку вдовой, чем позволит конокраду от него сбежать.
Он все равно узнает, что лошадь пропала.
Мы оставим ворота в конюшню нараспашку. У Сабли всегда был дикий нрав. Она уже как-то раз сбегала. Я просто скажу, что когда мы уезжали в город, она была здесь. Тогда дедушка не так разволнуется, как если узнает, что Саблю украли.
Сара была не только красивой, котелок у нее варил что надо. Меня огорчило, что она прибегает к таким уловкам, но из ее объяснений я понял, что она обманывает генерала для его же собственной пользы.
Я сказал, что план очень умен.
Он открыла денник, в котором стоял громадный мерин по кличке Гаубица. Кличка была вышита золотом на его голубой попоне. Стянув попону, Сара вывела его к воротам конюшни. Там я помог запрячь его в сани.
Снаружи валил снег.
Отлично, заметила Сара, Следы Сабли засыплет.
Ну, Сабля не оставила следов, которые надо было засыпать, потому что отсутствовала уже давно. Сара имела в виду, что снег может засыпать следы, которые Сабля могла оставить, если бы с утра была здесь, а потом убежала.
Придерживаясь ее плана, мы оставили ворота конюшни открытыми.
Когда мы оба залезли в сани, Сара уселась напротив поближе ко мне и накрыла нам колени попоной. Затем она взяла вожжи, щелкнула ими, крикнув «Н-но!», и мы тронулись.
Сара направилась прочь от дома. Мы промчали мимо деревьев и фонтана без воды, зато со статуей Бахуса, у которого изо рта торчала виноградная кисть, а из одежды был только снег, налипший в разных местах. Выглядел Бахус замерзшим и несчастным.
Остановились мы перед главными воротами в стене. Они были заперты. Похоже, Уиттл не поленился спешиться и запереть их за собой, дабы скрыть, что он здесь побывал.
Я с этим разберусь, сказал я, как только Сара осадила коня.
Оставь их приоткрытыми для Сабли, ответила она, держа в уме нашу хитрость.
Я спрыгнул в снег, распахнул настежь ворота и дождался, пока Сара «н-нокнет» на Гаубицу, а затем «тпрукнет», когда они окажутся по другую сторону. Оставив ворота слегка приоткрытыми, я поспешил вперед и забрался в сани. Было здорово снова почувствовать на коленях попону.
После поворота направо, Сара несколько раз фыркнула, и Гаубица перешел на энергичную рысь. Мы буквально летели сквозь ветер и снег.
Хочешь подержать вожжи? спросила она.
Прекрасная мысль!
Я взял у нее кожаные ремни и встряхнул их. Гаубица оглянулся через плечо, коротко фыркнул белым паром, а затем вновь уставился вперед и продолжил рысить. Его копыта тихо стучали по снегу. Кроме стука копыт мы слышали только конский храп, скрип полозьев, стук и шорох сбруи да звон упряжных колокольчиков, радостный и чистый.
Все дышало невероятным спокойствием.
Приедем в Кони-Айленд, глазом моргнуть не успеешь, сказала Сара и похлопала меня по ноге под попоной. Она улыбалась мне. Щеки ее разрумянились, в глазах стояла снежная влага. Жалко, что ты не приехал сюда летом. К нам со всей округи съезжаются. Все очень радостно и весело. Она сжала мою ногу. Если останешься, сам все увидишь. Ты же останешься?
Остаться до лета? Предложение меня огорошило. Я не знал, что ответить, и от души пожелал, чтобы она этот вопрос не задавала. Наконец я промямлил:
Не хотелось бы злоупотреблять вашим гостеприимством
Ты окажешь нам большую любезность. Мог бы помочь с делами и составить мне компанию. Мы бы здорово провели время.
Звучит замечательно, честное слово, сказал ей я. Если бы не матушка
Знаю Мне так жаль. Ты, должно быть, ужасно по ней скучаешь.
Я просто представляю, как бы она хотела, чтобы я оказался дома.
А у нее есть средства на обратную дорогу?
Вопрос сразил меня наповал.
Средства? переспросил я, чтобы точно увериться в том, что она имела в виду.
Финансовые
Моя заминка сказала все сама за себя.
Не суть важно, произнесла она. Оставайся с нами, а мы будем платить тебе зарплату. Таким образом, ты сможешь накопить себе на билет, а не перекладывать все заботы на матушку.
Она сообщила все это вполне участливо, но почва из-под ног у меня была уже выбита. Всю дорогу я думал, что попасть домой, в Англию дело нехитрое. Впрочем, по большому счету я переживал, что меня посередь моря укокошит Уиттл, и на возвращение не особо рассчитывал. Если я и задумывался, что буду делать, если каким-то чудом уцелею, то всегда полагал, что способ вернуться домой я рано или поздно найду.
Предложение Сары казалось выходом из положения. Все, что мне было нужно, так это остаться здесь на срок, достаточный, чтобы заработать на проезд на корабле. Это явно было лучше, чем просить матушку истратить все сбережения. Я подумал, что должен преисполниться благодарности. Однако вместо этого я испытывал смешанные чувства.
Похоже, это прекрасная идея, произнес я наконец.
Чудесно. Мы сообщим матушке о твоих планах.
А ты не думаешь, что Мэйбл будет возражать?
Ой, она может слегка поныть и пожалиться. Но мы не будем обращать на нее внимания.
К этому моменту мы проехали те дома, что я мог разглядеть из окна своей спальни. Однако появились другие. Они были поменьше и лепились ближе друг к дружке. Вскоре они выстроились вдоль дороги сплошной чередой. Появились уличные фонари и, насколько я мог видеть, перед нами простирался вдаль город.
Похоже, мы очутились на главной улице. Сара забрала у меня поводья и притормозила Гаубицу. Мы обогнали несколько саней и людей верхом. Я оглядел всех всадников, не то что бы ожидая узнать в ком-то из них Уиттла, а так, на всякий случай.
Большинство горожан двигались пешком, входя и выходя из множества рынков, магазинов и учреждений. Большинство заведений, похоже, были закрыты, но некоторые все же работали.
За высоким зданием гостиницы Сара свернула на обочину. Мы вылезли из саней, и она привязала вожжи к коновязи. Проследовав по тротуару, мы вошли в заведение под вывеской «Вестерн Юнион». Внутри никого не было, кроме человека за стойкой.
Я бы хотела отправить телеграмму в Англию, сообщила Сара парню.
Именно для этого я здесь! живо ответствовал конторщик. Он пододвинул к ней бланк и припечатал его карандашом.
Сообщите мне имя и адрес, куда посылать телеграмму. Напишите их вот здесь, он указал на пространство в верхней части бланка. Сообщение уйдет туда. А вот здесь, внизу, надо указать ваши имя и адрес, в том случае, если вы ждете ответа. Мы доставим его в тот же день, как он придет, если вы живете поблизости.
Мы живем в доме Форреста, сказала ему Сара.
Услышав это, он улыбнулся. Передний зуб у него отсутствовал, а остальные выглядели так, будто вполне созрели последовать его примеру.
А, вы внучка генерала, ясно. А кто этот молодой человек?
Это наш гость из Лондона, ответила Сара.
Тревор Бентли, отрекомендовался я.
Сара отдала бланк мне. Я накорябал матушкино имя и наш адрес на Мэрлибон Хай Стрит, Лондон, В1, Англия. Пока я ломал голову, что ей написать, конторщик сказал:
Плата взимается за каждое слово, так что вам надо быть кратким.
Они меня ждали, так что я написал быстренько: «Дорогая матушка, угодил в Америку, сейчас в безопасности. Буду работать на генерала Форреста и заработаю на билет домой. Надеюсь, с тобой все хорошо. Твой любящий сын, Тревор»
Сара отдала бумагу конторщику. После того, как она уплатила, он заявил, что мы сможем получить ответную телеграмму в течение двух-трех дней в том случае, если адресат решит дать ответ немедленно. Он сказал, что рассыльный доставит его в дом генерала.
После этого мы ушли. Я чувствовал себя великолепно, отправив матушке телеграмму, и поблагодарил за это Сару.
Это точно снимет тяжкий груз с ее души.
Когда она это произнесла, у меня перехватило дыхание. Даже слезы выступили на глазах, но я отвернулся, чтобы она не заметила.
Мы подождали, пока проедет всадник, перебежали улицу и отправились в универсальный магазин. Казалось, что мы провели там целую вечность, выбирая то да се для меня. Под конец у нас была целая охапка вещей все, от зубной щетки до башмаков и тапочек, носков и кальсон, брюк и рубашек, свитеров и жилетки, куртки и даже ночной рубашки и халата. Все вместе стоило кучу денег. Но Сара запросто заплатила за все, а затем снова достала кошелек и купила нам по лакричной палочке, номер нью-йоркской «Уорлд» для генерала, а также пакетик каштанов для Мэйбл.
Мы уложили наш груз в сани и хорошо, что нас было только двое, иначе мы бы ни в жизнь все внутрь не запихали.
Мы погрузились сами, Сара развернулась, и мы отправились прочь из города.
Надеюсь, мы ничего не забыли, сказала она.
Я кивнул, хотя и помнил, что мы обещали генералу заехать в участок и рассказать о Уиттле. Нет смысла напоминать об это Саре. Если она забыла, то меня это устраивает.
Никакого значения, на мой взгляд, это уже не имело. «Истинная Д. Лайт» унесла Майкла и Труди, так что тел никаких нет. А Уиттл, так тот наверняка до сих пор в пути, и в окрестностях этого городка в жизни не появится. Так что толку сообщать о нем я в упор не видел. Это только беду на меня накличет.
Когда мы вернулись домой, генерал забыл спросить нас, обращались ли мы к властям. Он был слишком взбешен пропажей Сабли. Мы втроем пошли на улицу и везде искали лошадь, пока наконец генерал не признал, что нам стоит отступиться от этой затеи. Сабля уже сбегала, сказал он, и скорее всего в свое время вернется.
Я, само собой, знал больше, но выступать не стал.
Глава 20
В РОЖДЕСТВО И ПОСЛЕ НЕГО
За два дня до Рождества посыльный из «Вестерн Юнион» явился с телеграммой. Она гласила:
«ДОРОГОЙ ТРЕВОР Я ОЧЕНЬ РАДА ЧТО С ТОБОЙ ВСЕ ХОРОШО ТЧК Я ОЧЕНЬ ХОЧУ ЗПТ ЧТОБЫ ТЫ БЫЛ ДОМА ТЧК ПИШИ МНЕ И БЕРЕГИ СЕБЯ ТЧК Я СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ ТЧК ЛЮБЯЩАЯ ТЕБЯ МАТУШКА
От телеграммы меня охватила ужасная тоска по матушке, так что я уселся прямо в кабинете генерала и написал ей длинное письмо.
Я написал о том, что произошло со мной, после того, как я пошел привести дядю Уильяма и рассказал все вплоть до настоящего времени, сообщил ей, какие милые люди Сара и генерал, и про то, как я буду здесь работать, пока не смогу позволить себе обратный билет. Само собой, о некоторых вещах я не стал упоминать. Я решил, что ей лучше не знать о Сью в переулке, о том, как я зарезал шлюхиного дружка, или о том, как я прятался под кроватью у Мэри, когда ее убивал Уиттл, и вообще о том, как он убил всех, кроме меня, на судне. Такие известия вряд ли облегчат ей жизнь.
Я сообщил ей, что Джека Потрошителя на самом деле зовут Родерик Уиттл, рассказал, как он загнал меня к Темзе, и как я был его пленником до тех пор, пока мы не достигли Америки, где я от него сбежал. Она может передать эти сведения дяде Уильяму, а он уж он сумеет широко их распространить. Для властей не говоря уж об ист-эндских проститутках будет огромным облегчением узнать, что Джек Потрошитель больше не разгуливает по улицам Лондона.
На другой день мы с Сарой снова поехали в город. Выдав немного денег, она послала меня в магазин купить генералу табака, пока она отнесет мое письмо на почту.
Еще через день праздновали Рождество. Для меня оно стало сплошным огорчением. Я как никогда тосковал по дому. В это время всегда царили веселье и радость, проводились вечеринки и колядки, дядя Уильям закатывал у себя дома большой праздник, с гусем, сливовым пудингом и прочими угощениями, и с поцелуями под омелой с теми, кому бы я в другое время ни за что не позволил себя поцеловать. Елку мы всегда ставили на столе в гостиной, и она вся переливалась, украшенная свечами и милыми безделушками. Я вообразил, как матушка ставит в этом году елку без меня, и подумал, как же ей должно быть одиноко. Мое письмо она получит только через несколько недель, но телеграмма, наверное, должна была ее приободрить.
Рождество в доме Форрестов было очень похоже на любой другой день, разве что помрачнее. По словам Сары, во время Рождества генерал и Мэйбл печалились, потому что у них никого кроме нее не осталось, и им не хочется вспоминать о старых добрых временах, когда все было по-другому.
Генерал угрюмо сидел в гостиной, курил свою трубку и пил ром, пока не заснул посреди дня.
Мэйбл пошла на прогулку и пропала. Мы с Сарой отправились на поиски. Нашли мы ее на полпути к городу, отдыхавшей на обочине, всю в снегу. Она рассеянно посмотрела на нас и сказала, что собирается забрать какие-то букеты.
Мы посадили ее в сани и привезли домой. Сара сказала, что такое уже несколько раз бывало. Время от времени старушка что-то путает и теряется.
Такой уж возраст, объяснила Сара.
По возвращении мы уложили Мэйбл в постель. Генерал все еще храпел в гостиной. Поесть нам возможности до сих пор не представилось, так что Сара затеяла варить похлебку.
Мы поели в столовой при свечах, только мы вдвоем, и больше никого. Сара заметила, что мне невесело и попыталась меня приободрить. Он налила нам немного красного вина, мы провозгласили «Счастливого Рождества!» и стали потягивать его. Вино было сладким и согрело меня. Но оно напомнило мне ром, который я пил в комнате Мэри, а это вызвало у меня воспоминания о вещах, которые настроение мое отнюдь не улучшили.
Когда похлебка закончилась, мы остались в гостиной и продолжили пить вино.
Некоторое время спустя Сара сказала, что вернется через минуту, и чтобы я никуда не уходил. Мне сделалось совсем тоскливо, и я приободрил себя еще стаканчиком. Вскоре он вернулась, пряча руку за спиной, и встала на колени возле моего стула. Я отодвинул его от стола и развернул к ней.
Закрой глаза, Тревор, сказала она. Я так и сделал. Когда она велела их открыть, я увидел, как она покачивает передо мной золотыми часами, держа их за цепочку.
Счастливого Рождества, промолвила она.
Горло у меня перехватило, в глазах проступили слезы. Она вложила часы мне в руку, и я внимательно рассмотрел их. Хронометр расплывался перед глазами, так что пришлось поморгать, прежде чем я разглядел скрещенные револьверы, выгравированные на корпусе.
Это потрясающе, наконец смог выдавить я, Огромное тебе спасибо.
Они принадлежали моему отцу, сказала она. Я хочу, чтобы они были твоими.
Я не могу правда
Все ты можешь. Тебе не понять, сколько добра ты принес в мою жизнь. Храни их всегда.
Я Я бы очень хотел и тебе что-нибудь подарить.
Можешь подарить мне поцелуй.
С этими словами она слегка привстала. Положив руки мне на колени, она потянулась вперед и повернулась ко мне щекой. Я поцеловал ее. Затем она обернулась ко мне и посмотрела прямо в глаза.
Я знаю, что ты ужасно скучаешь по матушке, сказала она. Хотела бы я, чтобы ты мог быть с ней, особенно в этот день.
Я кивнул, отчаянно желая, чтобы слезы прекратили бежать по щекам.
Боюсь, что у меня никогда не будет детей, продолжала Сара.
О, конечно ты
Она приложила палец к моим губам.
Если у меня будет сын, я надеюсь, что он будет таким же прекрасным юношей, как ты.
После чего расплакалась уже она.
Опустившись на колени и скрестив руки поверх моих ног, она зарылась в них лицом, вздыхая и рыдая. Я положил свои новые часы на стол.
Не плачь, сказал я, все хорошо.
Плач не прекращался. Я похлопывал ее по спине, гладил по волосам. Наконец, она перестала рыдать, одернула платье и несколько раз всхлипнула.
Прости меня, пробормотала она, я не знала И вдруг снова разревелась, еще пуще прежнего.
Я встал и обнял ее.
Так мы и стояли, крепко обняв друг друга и на пару рыдая в два ручья.
Через какое-то время мы все-таки утомились и прекратили плакаться, но по-прежнему не выпускали один другого из объятий. Обнимать ее было очень приятно, хоть я и знал, что она мне не мать, а она знала, что я ей не сын.