«Какая-то мёртвая деревня!..» умозаключил Артём.
Молодой человек, вам что-нибудь отпустить? вежливо и игриво поинтересовалась продавщица.
Нет, я хотел просто спросить стеснительно пробубнил он. Вы не знаете, как добраться до лагеря «Звёздочка»?
Она отложила свою тетрадь, оглядела его с головы до ног и прежним тоном ответила:
Это недалеко. Пойдёте прямо по шоссе, потом увидите лесную дорогу, свернёте на неё, потом от неё будет две дороги. «Буревестник» направо Значит, «Звёздочка» налево. Поняли?
Да, понял. Спасибо.
Да не на чем, улыбнулась она.
Артём улыбаться не стал, постоял некоторое время у окна и неуверенными шагами вышел из магазина. Нет, дорогу он понял прекрасно. Просто увидел, как по стеклам ударили крупные капли, и пожалел, что не додумался взять зонт.
«Может, лучше переждать? спросил он сам себя и сам же ответил: Нет, лучше дойти до лагеря. Пусть промокну. Она увидит, что я промок, и непременно примет меня».
И всё же совсем промокать не хотелось. Выйдя на шоссе, он быстро, насколько возможно, двинулся по обочине. Мимо пролетела та самая побитая «копейка». Артём успел заметить искажённое гневом лицо кавказца и внутренне порадовался, что хватило ума не подходить к нему в Брехаловке.
Дождь, то принимаясь, то отпуская, тревожил не сильно, хотя не трудно было предположить, что всё ещё впереди. Небо, наполнившись грозовыми тучами, помрачнело и мраком этим нависло над унылой дорогой.
Её уныние не могло не передаться Артёму. Ему вообще уныние быстро передавалось.
Чтобы опять стало привычно хорошо и спокойно, он снова отдался во власть музыки:
«Рваные кеды по первому снегу» заорало в наушниках.
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!» перекрестился Артём, когда увидел по другую сторону шоссе лесную дорогу. И в этот же миг ввалил ливень.
Артём бегать не любил и не умел. Хорошо, что до спасающих крон деревьев с молоденькими листочками было всего ничего перебежать через шоссе.
Под деревьями было получше, но тоже как-то не очень. Теперь Артёму решительно перехотелось быть мокрым. Пришлось искать более надёжное укрытие.
«Дождь, звонкой пеленой наполнил небо» глумился хриплый голос в наушниках.
Артём побежал по дороге, пока не увидел тропинку, уходящую вправо.
«Не зря же здесь тропинка, может, там» пронеслась и оборвалась мысль. Ноги опережали голову и по этой тропинке вынесли к маленькому деревянному домику с аккуратным резным крылечком. Это было то, что надо, лучше не придумаешь.
«Слава Тебе, Господи!» выдохнул Артём, вбежав на крылечко.
«Господу видней!..» вторил плеер.
Сердце колотилось от бега, мысли никак не могли собраться в кучу, но по всему телу приятно разлилось чувство облегчения и удовлетворения.
Однако в это же самое мгновение со скрипом открылась дверь, заставив Артёма вздрогнуть.
На пороге стоял стройный, темноволосый парень и курил сигарету. Его глаза излучали ни то удивление, ни то радость.
А я думаю, кого это несёт! весело воскликнул он. Я тоже чуть не промок. Хорошо, домик этот подвернулся! Ты тоже от дождя прячешься?
Артём вытащил наушники и мотнул головой.
Хорошо, а то мне тут одному жутковато, продолжал парень. Ты здешний?
Нет, я из А. приехал, ответил Артём. Мне в «Звёздочку» надо.
А-а, знаю!.. Там студентки классные на семинар приехали. Ты тоже на семинар, что ли?
Нет, я к другу.
Артёму нестерпимо захотелось спросить парня, не знает ли он такую-то Машу, но вот это «студентки классные приехали» остановило его. Ревность больно ужалила сердце и краской подступила к лицу. Он очень боялся, что этот парень расскажет ему что-то неприятное про его Машу. Например, что у неё там кто-нибудь есть. Он не хотел ничего знать и слышать об этом, потому что Маша могла принадлежать только ему.
Понятно. А ты про домик этот знал, что ли? «Звёздочка» -то совсем в другой стороне.
Нет, я здесь в первый раз. Просто тропинку увидел и по ней сюда пришёл
А что никто не встретил? Так и заблудиться можно!
«Потому что хотел сделать Маше сюрприз», про себя ответил Артём, а вслух просто нехотя буркнул:
Не догадались.
Парень засмеялся:
Да они вчера почти все у нас в «Буревестнике» были. Я там такой дискач им забабахал! Половина народу пережралось в драбадан, теперь, наверное, с похмелья мучаются. Может, и друг твой тоже
Артём забеспокоился. Ему стало противно от мысли, что Маша была на той дискотеке и напилась там.
«Она же не любит дискотеки, начал он себя успокаивать. Да и выпивать ей тоже не нравится. Если только с подругами пошла»
Это показалось ему убедительным, и он вконец расстроился. Даже чуть слёзы не выступили на глазах.
Да ладно, дойдёшь! хлопнул его по плечу парень. Тут рядом всё. По дороге до развилки, а потом тебе налево. Тебя как зовут?
Артём
А меня Кирилл! Пошли в дом посидим, а то вон ветер какой-то поднялся.
Действительно, дождь немного спал, но подул холодный и сильный ветер. Погода портилась окончательно. Артёма это очень тревожило.
«А вдруг она не примет меня? подумал он. Скажет, уезжай, а как я сейчас уеду?»
Они зашли в домик.
Внутри было убого: большой стол с грубо отёсанными досками, вокруг него лавки. Над столом, вся в пыльной паутине, на крючке, вбитом в потолок, висела почерневшая керосиновая лампа. Маленькое окошко еле-еле освещало комнату. Из-за этого было темновато и неуютно.
Артёму здесь не понравилось. Он схватил мобильник и решил всё-таки позвонить Маше.
Здесь не ловит, заметил Кирилл. Я сам хотел отцу позвонить, чтоб он меня забрал. Надо бы на шоссе выйти, только мокнуть не хочется.
Артём вскочил и, выбежав из домика, устремился на шоссе. Дождь шёл частыми, но мелкими каплями. В лёгкой куртке стало очень зябко. Так обычно бывает поздней осенью, когда вокруг сырость, пронизывающий ветер и какой-то несвежий, умирающий воздух. Да ещё невозможная безнадёга. Ничего не хочется. И любить не хочется. Осенью не до романтики и сентиментальной неги. И жить тоже не хочется. Осень это Голгофа. Вот только до этого дня вовсю цвела и пела весна.
На шоссе Артём с надеждой взглянул на дисплей телефона. Но, увы: «НЕТ СЕТИ». Досада
«А может, и хорошо это, подумалось ему. Пожалуй, глупо звонить ей. Дождь закончится, и я приду к ней в лагерь. А не закончится, поеду домой».
И он вернулся в домик.
Ну что? обрадовавшийся его приходу, спросил Кирилл.
Там тоже не берёт, ответил Артём. А как тут автобусы на А. ходят?
Плохо, Кирилл тяжело вздохнул. Половина третьего и в семь.
Артём же, наоборот, с лёгкостью выдохнул, посмотрев на часы и всё прикинув: «Час ровно. Если дождь зарядит, уеду полтретьего, а если нет, то пойду к ней и поеду в семь».
Крыша загудела глухой дробью. Это снова усилился дождь. Кирилл подошёл к окну.
Опять, зараза, ливень пошёл. А ты случайно не в духовной семинарии учишься?
Артём нахмурил брови. Ему начал надоедать этот случайный собеседник. Ему вообще всегда очень досаждали те, кто, судя по внешнему виду, узнавали в нём церковного человека.
И если уж говорить начистоту, то он стеснялся своей церковности.
Это с детства. Мама стала ходить в церковь, когда ему было десять. Он поначалу даже не понимал, что происходит. Почему теперь нельзя, как раньше, сразу съесть конфету, а надо сначала перекреститься? Почему теперь нельзя, как раньше, сразу лечь в постель и спать, а надо сначала помолиться? Почему теперь надо, кроме школьных стихов, учить еще и многочисленные молитвы? Почему теперь в выходные вместо мультиков, надо идти в церковь? Отчего теперь мама такая всегда серьёзная, скучная и постоянно ругается? Почему теперь нельзя, как раньше, играться, одеваться, говорить, есть, спать? Почему теперь нельзя, как раньше? Почему теперь нельзя? Но это было в детстве. С возрастом вопросы ушли, остался только комплекс «некаквсейности».
Нет, ответил Артём. Я не учусь в семинарии. Просто в церковь хожу.
И ты не будешь батюшкой?
Не знаю. Может, и буду когда-нибудь.
Артём решил сию же минуту идти в лагерь к Маше. Лучше промокнуть и быть выгнанным ею, чем трепаться здесь не понятно о чём и не понятно с кем.
Но Кирилл неожиданно сменил пластинку:
О, к нам ещё один бедолага идёт! Волосатый какой-то Промок весь!..
Через минуту послышались шаги на крыльце.
Пойду, встречу, сказал Кирилл и вышел.
«А почему она должна меня прогнать? размышлял Артём, стараясь не обращать внимания на разговор за дверью. Мой приезд лишь доказательство моей любви к ней. Она увидит это и вернётся ко мне. Бог даст, я вообще у неё на ночь останусь».
Кирилл вернулся с высоким длинноволосым парнем. На вид ему было не меньше двадцати пяти лет. От него несло перегаром и протухшим запахом сигарет, а его небритое и отчего-то синее лицо вызывало отвращение. Он весь был какой-то грязный и мрачный. Кожаная куртка с цепями, тяжёлые ботинки, серьга в ухе.
«Сатанист», испугался Артём.
Знакомься, сказал ему Кирилл, Это Алик.
Артём выдавил из себя подобие улыбки и подал руку:
Артём.
Они сели за стол. Кирилл уставился в окно. Непонятно, что он хотел увидеть, всё застилали мощные капли дождя.
Пришедший некоторое время смущённо мялся, а потом, осмелев, вытащил из своего рюкзака сухую одежду впрочем, тоже какую-то всю грязную и мятую, и переоделся. На стол он поставил три двухлитровые бутылки пива.
«Имя ему подходит, усмехнулся про себя Артём, снова включив плеер, Алик сокращённо от алкоголик, что ли?».
«Закрылась дверь, он вышел и пропал» сладкой меланхолией полилась в уши печальная и красивая мелодия.
Артём заметил, как Алик, развесив на одной лавке свои грязные шмотки, а на другую забравшись сам, собрался кому-то звонить. Заметил это и Кирилл, тут же что-то сказавший Алику. Видимо, предупредил, что здесь связи нет.
Впрочем, Артём не слышал точно. Да и не хотел вслушиваться, просто догадался по тому, как Алик нахмурился, взглянув на телефон, а Кирилл посмотрел на часы.
«Пропавший без вести» скорбела мелодия, и Артём всем сердцем возжелал, чтобы эти двое тоже куда-нибудь пропали, а на их месте чудесным образом очутилась Маша. С ней он, произойди это, благодарно провёл бы здесь хоть весь этот тоскливо-дождливый день, хоть бы даже всю ночь, а если надо, и вообще, сколько угодно.
Красивая мелодия сменилась хрипящим надрывом: «Rape me, rape me, my friend!..»
Но это не помешало Артёму немного помечтать о том, что Маша всё же пришла сюда, с нежным взглядом выслушала его и прижала к своей груди, как потом он ласкал ее, а она страстно и тепло дышала ему в ухо точно так же, как тогда, у неё в квартире при свете лампадки у подаренных им икон.
Однако иллюзия скоро растворилась, потому что она так и не смогла хоть краем зацепиться за реальность. Эти двое никуда не собирались пропадать. Напротив, между ними завязался оживлённый разговор.
«Этот Кирилл с кем хочешь общий язык найдёт», с лёгким разочарованием решил Артём.
«Районы, кварталы, жилые массивы!..» возбуждённо запел другой голос.
Алик и Кирилл закурили. Зловонные клубы табачного дыма заполнили комнату, своим мертвенно-серым цветом впиваясь в глаза.
А на улице усилился ветер. Его порывы остервенело колотили по крыше, заставляя её время от времени то дрожать, то стонать.
Артём закрыл глаза, и ему представилось, будто он в аду.
«А что, собственно, меня держит здесь, вдруг настигла его твёрдая и острая, как брошенный камень, мысль и заставила решительно разомкнуть веки, когда она где-то тут неподалёку, почти рядом? Что мне этот дождь, этот ветер, да хоть быть даже ни с того, ни с сего снег пошёл?»
«Хлопай ресницами и взлетай!» призывала новая песня в наушниках.
Артём встал с решимостью, без всякого сомнения, покинуть это место, выключил плеер и, намерено ни с кем не прощаясь, вышел из комнаты. На крыльце он приостановился, поднимая воротник своей куртки.
Бросившийся ему навстречу мощный порыв ветра обдал колюче-холодной влагой, на миг заставив потерять равновесие.
Стоявшие рядом деревья с громким скрипом раскачивались из стороны в сторону. Но то были большие, а те, что поменьше, уходившие ближе к дороге, гнулись чуть ли не до самой земли.
Железные листы, прибитые к крыше домика, содрогались и гудели с таким отчаянием, что казалось, будто они держатся из последних сил и вот-вот, при новом броске ветра, со страшным грохотом повергнутся вниз.
Стало страшно. А в страхе не важно, идёт ли дождь или нет. Решимость покинула Артёма. Кажется, в эту минуту он даже позабыл о Маше.
А дождь хоть и лил по-прежнему, но всё-таки не так круто. Размеренно как-то. Такой может идти сутками. Такой нет смысла пережидать. Разум подсказывал Артёму, что нужно возвращаться домой, в город А., воля отзывчиво согласилась, и сердце с горечью замолчало.
Однако без сердца навалились слабость и робость, своей тяжестью задавившие прежде возникшую независимость. В этом чужом и незнакомом мире, где до этого он был всё же, хотя и мысленно, с Машей, без сердца пришлось остаться одному.
В чужом и незнакомом мире одному быть не хотелось. И тогда Артём с иного угла зрения посмотрел на своих товарищей по несчастью. Принимая в расчёт обстоятельства, они стали для него самыми близкими людьми. В данное конкретное время и в данном конкретном месте гораздо ближе, чем Маша.
Вернувшись в комнату, Артём сказал им:
Там ветер деревья, как прутья, гнёт.
А ливень кончился? спросил Кирилл.
Артём живо откликнулся:
Нет, идёт. Правда, не такой сильный. Что будем делать? Надо как-то выбираться отсюда.
Кирилл нервно посмотрел на часы:
На автобус до А., похоже, опоздали.
Пойдём на шоссе, поголосуем, кто-нибудь посадит, предложил Алик.
Пожалуй, другого выхода не было. Подождав, пока Алик уложит пиво и свою мокрую одежду в рюкзак, они вышли на крыльцо. По шоссе проехал автобус на А.
Изо всех сил побежали к дороге. Алик бегал быстрее всех и, встав на обочину, приготовился тормозить машину. В другую сторону, в сторону города Б., проехала «копейка». Кажется, это опять был тот страшный кавказец. А, может, не он. Артём не рассуждал. Не до него.
В сторону города А. ничего не двигалось. Артём, запыхавшись, прибежал позже всех и с надеждой вглядывался вдаль шоссе, туда, откуда должна была появиться машина, которую остановил бы этот находчивый парень Алик и которая увезла бы их отсюда в город А., домой, там где привычно хорошо и спокойно.
Ураган поднимал с обочины бумагу, обрывки газет, пустые пластиковые бутылки, прочий мусор, высоко над дорогой зависал и со страшной силой бросал всё это далеко на другую сторону.
Парни застегнулись потуже и, сгорбившись, ждали. Наконец, показалась машина. Но она, посигналив, пролетела мимо. Затем проехала навороченная иномарка. Следом за ней фура. Потом ещё две машины. Когда не остановился и «уазик», проехавший спустя много времени, Алик сказал:
Давайте, кто-нибудь другой голосуйте. У меня, наверное, вид не дипломатичный.
«Не наверное, а точно!» с гневом и отвращением глянул на него Артём.
Он совершенно потерял веру в то, что получится остановить хоть какую-нибудь машину и снова вспомнил о Маше. Раз дозвониться возможности не было, на ум пришло написать смс-ку вдруг дойдёт. Он достал телефон и написал: «Privet. Prosti menja, ja tebja ne poslushal i priehal. Popal pod dozhd, a teper nachalsja uragan. Ne mogu uehat:( Ja v domike vozle dorogi na tvoy lager i shosse. Zaberi menja, ja v 7 uedu:)»
Не повезло со автостопом и Кириллу. Сначала проехала маршрутка, забитая людьми битком. Потом два джипа. Эти никогда не останавливаются. Напоследок только «буханочка» скорой помощи была и всё.
Кирилл, весь промокший, запаниковал:
Надо такси вызывать!
Да кто сюда поедет ответил ему Алик.
Сообщение не отправлялось. Артём, постоянно нажимая на повтор, отрезал:
Сеть не берёт.
Пошли в домик, проворчал Алик и обречённо спустился с дороги.
И вдруг сообщение отправилось. «Слава Тебе, Господи!» возликовал Артём, но отчёт о доставке почему-то не пришёл.
Кирилл, спускаясь с шоссе, поскользнулся и упал в грязную лужу. Дождь спал ещё немного, но ветер, похоже, наоборот, только усилился.