- Джон?
Он побелел. Казалось, можно услышать, как тикает его мозг, взвешивая все возможности, все за и против. Потом он встал.
- Я с вами.
Мы заплатили и пошли за ней на улицу.
Днем было жарко, но ночь показалась еще жарче. На улицах было больше народу, чем обычно - форсированный марш завсегдатаев баров, ищущих, где бы еще промочить горло.
- Ничего, если я спрошу, - сказал я, - как ты?
- Умерла? - Вопрос ее не удивил. - Опухоль головного мозга. Вот так.
Я хотел еще кое-что спросить. Согласно общепризнанному мнению, именно мозг был двигателем, и разрушить мозг мертвеца значило предать его смерти навеки. Поэтому здравый смысл подсказывал, что любое его повреждение, как, например, опухоль, как минимум вызовет какое-нибудь нарушение функции. Но у нее с функциями все было безупречно. Меня интересовало почему.
Но спрашивать я не стал. Это уже слишком из области медицины, слишком антиэротично. И мы плелись за ней быстрым шагом, как пара растерянных собачонок за хозяйкой. Скорость устанавливала она.
Спиртное, красота и запрещенный секс. Они всегда делают тебя собачкой.
- Можешь поверить, что мы и правда это делаем? - прошептал я Джону.
Он стрельнул глазами и усмехнулся.
- Хм да!
- Я не знаю что-то мне это не нравится.
- Эй. Ты же вечно треплешься о равенстве прав для мертвых. Как насчет равных прав и в этом? Девочка хочет поразвлечься, мы можем ей это устроить. И она сама попросила. Так в чем тогда проблема?
Его слова не лишены смысла, согласен.
Он слегка толкнул меня локтем.
- А если она сама запрыгнет? Расслабься.
Он потянул рубашку, и я увидел небольшой револьвер у него за поясом.
- Быстрей, парни, - окликнула она. Ее голос лился песней. - Кто тут из нас мертвый?
Она жила в блокированном доме на углу Восемьдесят девятой и Амстердам-авеню. Государственное жилье. Не совсем дыра, но очень близко. Ее высокие каблуки цокали по ступенькам. На едва освещенной лестничной площадке можно было учуять легкий запах мочи - что, мертвые мочатся? - а стены украшали полуоблупившиеся завитушки граффити. Ничего такого, что могло бы нас отпугнуть. Только не тогда, когда ты смотришь наверх и видишь первоклассную попку, которая ходит туда-сюда в этих джинсах. Назад пути не было. Первобытный тумблер в мозгу мужчины уже переключился в позицию «Вкл.», а это надолго.
Она открыла замок с тремя ригелями. Дверь с виду была обмазана дерьмом. Я надеялся, что это всего лишь плохое граффити. Она распахнула дверь, включила свет и шагнула внутрь. Мы на секунду заколебались.
- Ты что, прикалываешься? - сказал Джон.
Внутри квартира выглядела как президентский номер в отеле «Сент-Реджис». Какими бы они там ни были. Красновато-коричневый ковер от стены до стены, длинные черные диваны, шикарная мебель в стиле «хепплуайт» и пятидесятидюймовый кинескопный телевизор. На стенах висело несколько неплохих картин, а занавески были, наверное, из византийского шелка.
Мы вошли.
- Уютненько, - сказал Джон.
Наша хозяйка не отреагировала. Она просто стояла, оценивая нас, пока мы входили и осматривались. Я наконец нашел, что спросить.
- Я думал, что что мертвые живут за счет государства.
- Это потому, что такие как ты только так нас не трогают.
- Что?
- Эй! Что за херня? Что за «такие как ты»? Ты нас сюда пригласила, помнишь? - сказал Джон.
- Правильно. Но это ведь не значит, что я должна соглашаться с вашей политикой.
- Нет, не должна. Хотя мой друг - либеральный демократ. Короче, хватит строить из себя суку, а? Успокойся.
Она кивнула, улыбаясь.
- Хорошо. Вернемся к теме. Ты хотел знать, как я могу себе это позволить, правильно?
- Ага.
Она стянула маечку через голову. Под ней она была обнаженной.
И совершенной.
- Ну, и сколького это стоит? - сказала она.
Джон охнул.
- Мать твою, так и знал. Долбаная шлюха. Эй, ты нас за идиотов принимаешь, или как?
- Это не дело, - сказал я. Я по-настоящему взбесился. - Ты сама к нам подкатила, а мы просто пошли с тобой. Мы не будем платить.
- Заплатите, - сказала она и вытащила большую полуавтоматическую винтовку из-за телефонной полки возле двери быстрее, чем я обычно глотаю.
Ствол пушки оканчивался длинной черной банкой.
Глушитель.
Она направила винтовку на Джона.
- И еще, Джонни, - сказала она, - даже не думай о том, чтобы достать эту пукалку из-за пояса. Не нащупать ее между твоей рубашкой и пивным брюшком еще сложней, чем то, что ты называешь членом. Доставай ее и бросай на пол. Большим и указательным пальцем, чувак. Медленно.
Джон заколебался. Она взвела курок.
- Не бросишь - понаделаю в тебе столько дырок, что свистеть будешь на ветру. Считаю до трех, герой. Один, два
Он задрал рубашку, достал пистолет и бросил.
- Теперь бумажники. Бросайте их к моим ногам.
Это мы тоже сделали. Для того, чтобы понять теперь, как она обставила свою квартирку, совсем не обязательно заканчивать академию. Она не шлюха, а вооруженный грабитель, заманивает мужиков к себе на квартиру и чистит их.
Мертвый вооруженный грабитель.
И мы знали, как она выглядит. И где она живет. Она не собиралась выпускать нас живыми.
Джон посмотрел на меня, а я - на него. Я подумал, что мы сказали друг другу что-то вроде «Прощай», когда она выстрелила ему в грудь. Приглушенный выстрел прозвучал как легкий хлопок в ладоши. Он рухнул, как кирпичная стена. Она поразила его прямо в сердце, кровь фонтаном брызнула на целый ярд вверх.
Я наблюдал за тем, как фонтан истощался, пока совсем не исчез.
- Надеюсь, у вас, придурки несчастные, хоть кредитки нормальные!
Теперь винтовка была нацелена на меня. Ей это нравилось. Ее соски сделались длиной с ноготь. Мне стало интересно: она всегда была такой, или это опухоль так ее ожесточила?
- Послушай, - сказал я. Меня трясло. - Давай как-нибудь разберемся. Мы можем
- Заткнись.
Она пальнула еще дважды - Джону в голову. Череп разнесло, и мозг, похожий на старую комковатую овсянку с красными крапинками, разлетелся по всему полу.
Теперь я понял, зачем ей этот красно-коричневый ковер.
- Не хочу, чтобы он воскрес. В мире гораздо лучше без этого пьяного тролля.
Все, что я мог - стоять и ждать скорой смерти. Я не мог пошевелиться. Я чувствовал себя глупо, и мне было немного грустно, словно я потерял старого друга. Не только Джона, а вообще.
- А я, что? - выдавил я. - Вот просто так пристрелишь?
Она засмеялась.
- Хочешь сказать «после того, что мы с тобой пережили»? Не обязательно.
Она держала пушку расслаблено - так, как обычно держишь телефонную трубку, когда не собираешься звонить прямо сейчас. Но между нами было добрых десять футов. Если бы я бросился на нее, то лежал бы на полу рядом с Джоном.
- Тебе отсюда не выбраться, - сказала она. - Дверь запирается автоматически, на окнах решетки, можешь орать и визжать, но, знаешь, соседи не будут жаловаться.
Конечно, не будут. Соседи все мертвы, как и она.
- И что ты имеешь в виду под «не обязательно»?
Она пожала гладкими обнаженными плечами.
- Будешь жить или умрешь - зависит от тебя.
Мой взгляд говорил, что я не догоняю.
- Я вижу таких говнюков, как ты, каждый день. Для вас мы уже не люди, мы - ничто.
- Неправда. Да, есть до черта фанатиков. Но я всю ночь пытался сказать тебе - я не из таких.
Я защищал свою жизнь, не принципы. И она это понимала.
- Конечно из таких. Чем ты отличаешься? Либеральный демократ, тоже мне. Главное доказательство - ты здесь. Для вас, уродов, потрахаться с мертвой - забава. Есть над чем поржать, есть чем похвастаться за бутылкой. И знаешь, что? У тебя есть отличный шанс.
Она пробежала пальцем по стволу.
- И если ты хорошо постараешься, я тебя не убью.
Что за чушь? В этом не было никакого смысла. Мы за этим и пришли, а теперь она сделала из этого какую-то игру на выживание. Но мог ли я ей верить?
Выбора все равно не было.
Самым странным было то, что я знал, что смогу это сделать. Несмотря на пушку у нее в руках и мертвого Джона на полу. Я готов был отодрать ее во все дырки. Я осмотрел ее ото рта до груди и сразу возбудился.
Наверное, смерть и страх - это афродизиаки.
Я снял рубашку и бросил на пол. Вытянул ремень и бросил и его.
- Хорошо, - сказал я спокойно и сделал шаг к ней.
Она рассмеялась.
- Ты будешь на седьмом небе от счастья!
Я растерялся.
- Только не со мной, осел.
Она направилась к двери возле портьер, которая открывалась во тьму.
- Мама! Билли! Выходите!
Их зловоние пришло раньше них самих. Я едва мог дышать.
- Мама сгорела в машине, - сказала она. - А мой брат Билли утонул в Гудзоне. Но они оба вернулись. Теперь я о них забочусь.
Волоча ноги, они прошли по комнате и неуклюже встали на колени перед телом Джона. У женщины совсем не было лица, одни угольки. Тело - как скелет, покрытый копченым беконом. Плоть мальчика была большей частью зеленой и свисала над его обнаженной грудью оттого, что разбухла, когда он всплыл. Грудь словно набита мясным паштетом. На лице, напоминающем кровяную колбасу, мерцали два глаза. И то, что мы иногда слышали о мертвецах - то, что они иногда становились гораздо мощней, чем в жизни - было правдой. Эти два разваливающихся, дрожащих создания безо всяких усилий вскрыли Джона и начали рвать его. Некоторое время не было слышно ни звука, кроме чавканья, пока она не разорвала тишину.
- Мама любит жестко и быстро, - сказала она. - Но не слишком жестко. Ну, знаешь, что-нибудь может отвалиться. Ты должен быть осторожным.
Безликая тварь посмотрела на меня своими черными свернувшимися глазами и сделала что-то, что должно было обозначать улыбку. Я уставился на ее обугленную грудь и выжженное влагалище между ногами-палками.
- А Билли - гей. Постарайся удовлетворить его ртом, или он запихает тебе это в зад. Ой!
Его член уже начал подниматься. Головка походила на гнилой зеленый помидор.
Они вдвоем поползли в моем направлении.
- Ты же хотел секса с мертвыми, - сказала она. Пушка снова нацелена на меня. - Так приступай.
Она сдержала обещание - не стала меня убивать. Так что, думаю, у меня получилось. Теперь они держат меня в задней комнате с мамочкой и Билли, закованным в наручники.
Я слышу, как она постоянно приводит других парней. Никто из них надолго не остается. Я слышу хлопки - это им конец. Пока что я их любимчик. Полагаю, она выделила меня тем вечером в баре. А как же секс? Это ужасно, конечно, это омерзительно. Но это лучше, чем стать их следующей трапезой. Вы не представляете, что можно сделать, чтобы пожить еще хотя бы день.
Но их аппетиты ужасны, громадны.
Моя единственная надежда - то, что Нил где-то там ищет меня. Ищет своих приятелей, Джона и меня. Может, он подключил к делу копов. И как-нибудь, назло всему, он меня найдет. Что она прогадает, ошибется - и будет проходить возле кафе «Уорлд», а Нил в это время будет на посту, будет любоваться на леди, что проходят мимо в коротеньких летних юбочках и футболках, глядя в большое окно, и увидит ту, что так похожа на Дэрил Ханну.
Тем временем, уже зима. В Сити холодно зимой. И здесь очень холодно.
перевод: Амет Кемалидинов
Расстройство сна
Билл Дюмонт никогда не видел снов.
Сколько он себя помнил, так оно и было. Народное поверье гласит, что если человек никогда не видит снов, он неизбежно сходит с ума - или изначально безумен, поэтому Билл думал, что, в принципе, сны ему снятся. Просто он не может их вспомнить. Ни единой истории. Ни единой картинки из собственных грёз. Фактически, это все равно что не видеть снов вообще. Тем не менее, его это вполне устраивало - Билл всерьёз сомневался в том, что сны могут даровать ему какое-то просветление.
Билл Дюмонт был первоклассным американским ублюдком, и сам прекрасно это осознавал. Таким же типом был его отец, скорее всего аналогичная ситуация обстояла и с его дедом. Билл жил сегодняшним днём, постоянно пытался урвать своё - не хватало ещё видеть сны о такой жизни.
Но ведь должны же быть сны.
Иначе откуда было взяться сонному бреду?
Да, Билл говорил во сне.
Практически каждую ночь, по словам его нынешней-любовницы Энни. Или по словам Лоры, его будущей-экс-жены. Или согласно жалобам любой другой девки, из тех, что он цеплял на стороне. Судя по всему, началось это ещё в колледже, поскольку он точно помнил, как перепугал Гарри, своего последнего соседа, на вторую ночь совместного пребывания в новой комнате. Тогда Билл уселся на своей кровати прямо, как столб, и пробормотал: «Я пришёл к тебе сквозь пространство и время, но не через Нью-Джерси». А после снова отрубился.
Гарри поглядывал на него с опаской целую неделю или типа того. Оно и понятно.
Нью-Джерси, блин.
- То, что тебе снится, - как-то сказал Гарри, - это то, что ты воспринимаешь, рассматривая Других, рассматривающих тебя.
Ну, Гарри был бакалавром психологии, чего ещё ждать от такого соседа? Он мог нести разнообразную фрейдистскую, юнгианскую или райхианскую околесицу, но Биллу, в те голодные студенческие годы, весь этот психоанализ был куда менее интересен, нежели содержимое его кошелька. Гарии был богатым парнишкой. Более того, Гарри питал слабость к высокому, смуглому и симпатичному Биллу Дюмонту - а Биллу, в свою очередь, не очень хотелось жить впроголодь на сдачу от взносов за обучение. Так что, как говорится, дырка есть дырка.
Билл изображал пылкую страсть на протяжении всего первого года обучения, втайне окучивая чирлидерш и бизнес-бакалавриат, приглашая их в хорошие рестораны на деньги, позаимствованные у Гарри. А в перерыве между тратами на тусовки и тратами на обучение, разводил бедного лоха на небольшие состояния. Когда Гарри наконец понял в чём дело, он просто-напросто снёс себе башку - аккурат после выпускного. Печально. Хотя, если говорить начистоту - психические проблемы Гарри Билла нисколько не касались.
Но вот эти, блин, разговоры во сне. Лет после тридцати все постоянно на это жаловались. Лора даже купила беруши. По его мнению, это было охренеть как грубо. Но, по крайней мере, после этого стерва перестала ныть - её жалобы время от времени касались лишь неудобств, связанных со сном в берушах.
- Ну и спи на диване, если у тебя от этих херовин болят уши, - посоветовал он ей однажды.
Однако она никуда не ушла. Лора была безвольной, а Билл был, ну... высоким, смуглым и симпатичным. Когда Билл спал с Лорой, ему нравилось представлять на её месте других женщин, несмотря на то, что она была довольно милой.
А что касается разговоров во сне, Билл, судя по всему, разговаривал чистым, почти дикторским голосом, а всё что он говорил, было абсолютно осмысленным - или могло быть таковым, если вы могли найти правильный контекст.
Но вы бы не смогли. Да и у самого Билла не получалось. Потому что контекстом были те самые сны, которых он никогда не запоминал.
До сих пор разговоры во сне было не особо серьёзной проблемой. Они не мешали ему высыпаться. Поначалу Энни даже находила эту его особенность забавной.
- Кто такая Милли? - спросила она его как-то утром.
На одной из его костяшек была царапина с полоской засохшей крови и он глядел на неё, пытаясь понять откуда она взялась.
- Что?
- Кто такая Милли? Прошлой ночью ты произнёс это имя во сне, - oна рассмеялась. - Милли, Милли, Милли, - повторила Энни. - Твоя любовница, да? - oна вновь расхохоталась.
Энни доверяла ему.
Билл понятия не имел, почему.
Он рассмеялся в ответ, пожалуй, несколько поспешно.
- Милли? Так мы между собой называем Реджинальда Милтона, одного из наших лучших клиентов. Парень приносит мне полтора лимона в год, чтобы его впустили на все горячие IPO. Слава Богу, что такие как Милли есть в нашем деле.
Десятилетия профессионального вранья одарили Билла потрясающей способностью к мгновенным отговоркам. Никакого Реджинальда Милтона, по крайней мере с прозвищем "Милли", среди знакомых Билла не существовало. Оно принадлежало симпатичной, но излишне потасканной пятидесятидолларовой шлюшке, которую он время от времени снимал, когда Энни уезжала по делам.
В этот самый момент он осознал, что вся эта хрень с ночной болтовнёй может превратиться в серьёзную проблему. У Билла была целая куча секретов, о которых он не имел ни малейшего желания трепаться во сне. Или где-либо ещё, если уж на то пошло.
К примеру, в гостиной, за диваном и потайной панелью в стене, он припрятал два миллиона долларов непомеченной наличкой. Эти деньги он заработал разнообразными сугубо нелегальными методами. Сама панель крепилась к стенному пазу магнитами - определить её местоположение было несложно.