Добрый вечер. Прошу прощения за моего друга, он плохо слушал, и, видимо, перегнул палку, Левиафан медленно приблизился к двоедушнику. На улыбку сил не хватало, но хотя бы получилось спокойно говорить. Сзади обиженно фыркнул Билли. Вставайте, дорогуша. Тут прохладно, почки можно застудить.
Оле так однажды простудился. После того, как они целый день просидели на гранитном постаменте, играя в шашки. Как он тогда долго болел, как они оба испугались
Левиафан с непроницаемым лицом наблюдал за тем, как двоедушник поднимался, дрожащими руками отряхивая брюки. Они с демоном оказались одного роста. А ещё парень явно умел носить костюмыни одной лишней складки или соринки, даже сейчас. У Левиафана так никогда не получалось.
Как вас зовут?
В общем-то демон это и так уже знал, но надо же с чего-то начинать.
Г Григорий.
Приятно познакомиться, Григорий, Левиафан протянул ему руку. Кто я, вам сказали, верно?
Отказаться от рукопожатия двоедушник не осмелился, хоть и попытался отодвинуться поскорее.
В об-бщих чертах, он покосился на парящего рядом Билли, который плавно провёл пальцем по горлу. Вы Ле-Левиафан, демон, Падший ангел и всё так-к-кое
Билли, сгинь, устало сказал Левиафан. Иди лучше за мальчишками проследи, близко не подлетай, чтоб не заметили, просто следи. Снова попытаются покинуть местностьне давай.
Останетесь один на один вот с этим?
Не один, со мной Марк. Лети уже, не переживай.
Последнее слово вырвалось само собой и безмерно его удивилопереживать? С чего бы? Ещё удивительней было то, что Билли даже не фыркнул, просто пробормотал что-то и растаял в воздухе. Григорий шумно выдохнул.
Не стоит его бояться, Левиафан закашлялся, быстро отвернулся и прикрыл рот платком. Двоедушник не должен видеть крови. Билли любит угрожать, но ничего не сделает, если не нападать первым. А вы же не собираетесь нападать, не так ли?
На измождённом лице парня мелькнула невесёлая улыбка:
О, я никогда не собирался, знаете ли. Но скоро ночь, ион бросил взгляд на закатные лучи, рано или поздно я засну. А потом проснусь, и это буду уже не я.
Ага. Отлично. Ему не нравится. За сотни лет Левиафану попадались разные двоедушники, и некоторые своим положением скорее наслаждались, чем мучились от него. Они, правда, и умирали быстрее, но перед этим успевали так навредить ближним своим, что любой демон обзавидуется. Впрочем, будь этот Григорий таким же, его труп уже разлагался бы в какой-нибудь канаве. А так человеком с чувством вины проще управлять.
Присядьте, Левиафан щёлкнул пальцами, надеясь, что это простое заклинание не уложит его в обморок. Вывсегда вы, дорогуша, не стоит об этом забывать. У каждого внутри прячется чудовище. Просто ваше проявляется физически. Кто у вас, кстати? Волк?
Григорий с опаской покосился на возникшие на полу креслица, но, поколебавшись, сел.
А что, бывает кто-то, кроме волка? осторожно спросил он.
Левиафан кашлянул и опёрся о спинку второго кресла.
Ну конечно. Медведи, свиньи. В Японии лисы, по слухам.
Свиньи?! поперхнулся двоедушник.
О да. Огромная чёрная свинья, уничтожающая урожай и сносящая заборы. Человека она тоже сожрать способна, сам видел.
Григорий передёрнул плечами и потянул пуговицу пиджака так сильно, словно сейчас оторвёт. Нервничать он не переставал, кресло не помогло, а вкалывать успокоительное рано. Чем бы его
П-послушайте, Григорий умоляюще сложил руки. Пожалуйста, отпустите меня. Зачем бы я вам ни понадобился, толку не будет, поймите, я не контролирую себя во время превращения. Я не хочу никому навредить, пожалуйста, мне нужно
И тебе нравится такая жизнь? резко спросил Левиафан. Скрываться? Переезжать? Подвергать опасностей другихмаму, сестру, девушку, кто там у тебя есть? Мучиться, в конце концов? Это ведь больно. Чувствовать, как трещат твои кости каждую ночь. Чувствовать, как сходит с ума сердце. Умирать. Ты такой трус, что даже не попытаешься ничего изменить?
Григорий замер, глядя на него широко раскрытыми глазами и вжимаясь в спинку кресла. Перебор. Левиафан медленно вдохнул и выдохнул. Контролировать себя было сложно, но крики Григория скорее отпугнут, чем мотивируют. Он не Билли.
И не Оле, который в такие моменты всегда кидался демона успокаивать, и не отбегал, даже если так действительно было безопаснее
Левиафан прижал руку ко лбу, стараясь, чтобы пальцы не дрожали. Надо успокоитьсяи ему, и, в первую очередь, Григорию. Должен быть способ. Что там обычно делают люди?..
Наплевав на всё, Левиафан зачерпнул силу из Адану не вычислят же они его по бутылке вина и двум бокалам? Еще один простой жест, и второй бокал влетел двоедушнику в руку.
Выпьете?
Бутылка, по-прежнему оставаясь на весу, наклонилась, и красноватая жидкость полилась в прозрачный сосуд. Григорий посмотрел на вино с таким ужасом, словно был уверен, что демон подсыпал туда мышьяк.
С-с-спасибо, я бы не хотел
Ну а я, Левиафан нагнулся к нему так близко, чтобы можно было увидеть отблески пламени в зрачках, вынужден настоять. Пей. А потом поговорим по-человечески.
3
«Я не пьянею».
Комната плавно покачивалась, лицо горело, а дышать впервые за последнее время было легко. Левиафан попытался встать и чуть не опрокинулся вместе с креслом.
«Я не пьянею».
Он перевёл взгляд на Григория. Тот сидел уже почему-то на спинке кресла, а само кресло валялось на боку. Левиафан подумал и тоже сполз вниз. Он выкинул бокал почти сразу, как понял, что чувствует алкоголь, но уже выпитого оказалось достаточно, чтобы стало почти хорошо.
Нет, всё-таки я не понимаю! раскрасневшийся и изрядно повеселевший Григорий взмахнул бокалом, чуть не расплескав вино. Всего каких-то сорок минут, даже солнце зайти не успело, а он уже стал на порядок разговорчивей. Зачем вам мне помогать? Ты вы вы же де-емон. Падший. Даже если начинали как анх ангел.
Левиафан уткнулся подбородком в ладонь. Что-то смутно зашевелилось в памяти.
М-м-м А если я скажу, что вообще не хотел Падать, просто попал в плохую компанию?
Двоедушник опешил:
А Правда, что ли?
Не-е-ет, Левиафан улыбнулся, показывая все зубы. Я сам себе плохая компания. Хотя был у нас один Вот он действительно был почти не причём. Не то место, не то время. Так и не привык, болван.
Почему-у болван?
Сожрали.
Григорий вздрогнул, и Левиафан тут же поправился:
Не букф буквально. Он наклонился вперёд, сверля двоедушника взглядом. А ты как? Сожрал кого-нибудь за двадцать лет?
Если б я знал! тоскливо вырвалось у Григория. Мама уверяет, что нет. Она привязывала меня, когда я был маленьким, но потом я научился рвать верёвку. Стала выпускать в лесузаметили, чуть не подстрелили. Пришлось искать помещение побольше
Мама, медленно проговорил Левиафан. Потрясающе, как у смертных развит материнский инстинкт. Повезло же
Григорий активно закивал и припал к бокалу.
А ещё кто-то есть? Левиафану действительно было интересно. Григорий потускнел и пожал плечами:
Отец исчез. Сразу после моего первого превращения. Вечером лёг спатьа утром проснулся на полу, кругом разгром, вместо одежды обрывки, а он уехал. Мама, конечно, сказала, что у него были причины
Левиафан пристально посмотрел на мнущегося двоедушника. В голове зашевелилась смутная догадка.
Сколько тебе было?
Десять.
Десять. Левиафан встал, с трудом удерживая равновесие, и протянул к Григорию руку:
Можно?
Можно. А ч
Он не успел договорить. Левиафан опустил ладонь на взъерошенные каштановые волосы и прикрыл глаза. Сознание двоедушников похоже на подземелье, где стены утыканы шипами, но сейчас тот был расслаблен и не ждал подвоха. Левиафан нырнул, мягко раскрутил спутанный клубок. Нашёл нужную ночьи в него вихрем ворвались чужие воспоминания. Те, о которых никогда не смог бы рассказать сидящий перед ним человек.
Детская комната. Узкая кровать, воздушный змей над шифоньером, шторы вместо двери. Корчи, затухающая боль, незнакомые телу ощущениякожу покалывает от проросшей шерсти, мир теряет цвета, запахи сводят с ума. В дверях замирает мужчина, Левиафан видит, как шевелятся его губы, произнося имя. И в следующий миг сознание затопляет голод и дикая ярость.
Человек.
Прыжок.
Вкус крови.
Женский крик со стороны.
Левиафан вылетел из чужого воспоминания, задыхаясь и чувствуя себя совершенно протрезвевшим. Григорийнастоящий, взрослыйтряс головой, глядя на него круглыми глазами:
Что ты сделал?! Айдвоедушник поморщился и поднес руку к виску.
Ты что-то видел? осторожно спросил Левиафан.
Нет, а должен?
Да в общем-то нет Учитывая, как старательно он сопротивляется своей второй натуре.
Что случилось? У меня голова теперь болит
Левиафан издал нервный смешок. И как ему отвечать? «Ты убил своего отца»? Звучит отвратно даже в воображении. Хотя скорее всего тот мужчина это заслужил, проклятье двоедушников обычно идёт как кара родителям, причём отнюдь не от Небес и не за мелкие грешки. Удивительная же, однако, женщинаего мама. Скрыть такое от всего мира! Нет, люди, бесспорно, мастера прятать по шкафам скелеты, за столько веков насмотрелся, но всё же
Демон задумчиво посмотрел на Григория. На серое от постоянного недосыпа лицо, почти сливающееся по цвету с костюмом, голубоватые прожилки вен на руках Сказатьне сказать?
С одной стороны, это выведет чувство вины на совершенно новый уровень, а значит, стимулирует Григория соглашаться на всё подряд, лишь бы избавиться от проклятья. Есть, конечно, опасность переборщить, мальчик-то хрупкий, интеллигентный, но с такими демон тоже работал.
Мы все чудовища, Левиафан зачем-то взболтал вино, пристально глядя в красную жидкость. Все. Хоть бери и профсоюз создавай.
Мама говорила, что я не чудовище, пробормотал Григорий, уткнувшись головой в согнутые руки.
Врала, припечатал Левиафан. Они всегда так говорят.
Григорий не стал спорить:
Угу. Когда любят, то всегда.
Демон поперхнулся. Любят? Любят?.. Он хотел прошипеть, что лучше б тогда не было этой любви. Хотел открыть рот и рассказать, к чему она приводит, поведать Григорию правду об отце, но не успел. Вино, казалось бы, выветрившееся из головы, зашумело вдруг с утроенной силой. И за этим шумом на сознание снова обрушились осколки воспоминаний. Уже не Григориясвои собственные.
Лицо Оле маячило перед глазами, как живое. Руки цеплялись за демона, губы силились улыбнуться, всё так же смешно торчали уши, а крови на руках было так много И сразу за этимкалейдоскоп других, страшно похожих мгновений, когда он буквально в последний момент выдёргивал Оле из-под пули, ядра, кирпича. Столько раз пули, ядра и кирпичи сами собой пролетали мимо, и Оле смеялся над его запоздалым испугомпронесло же, пронесло
Прочь, зашипел Левиафан, сжимая виски и зажмуриваясь. Уходи. Из. Моей. Головы. Убирайся! Отпусти!
Он сам не знал, к кому конкретно обращается, но откликнулся Григорий.
Что? Вы с кем говорите?
Плотная мгла воспоминаний в очередной раз отступила. Левиафан проморгался, отгоняя образ тела Оле на полу, и посмотрел на двоедушника. Тот стоял возле алтаря, держа в руках стопку схем, которые прежде покоились на красном покрывале:
Можно посмотреть?
Ох уж эти читающие люди Левиафан рассеянно пожал плечами, пытаясь понять, как долго он просидел, таращась в одну точку. Хорошо ещё, что Григорий не вполне трезв, а то мог бы и испугаться такого зрелища
Нет. Он не скажет двоедушнику о том, что видел в его сознании. Никто, никто не должен помнить такие ночи. В конце концов, есть другие способы уговорить.
Ты в курсе, что умираешь? он прищёлкнул пальцами, прогоняя из крови Григория часть алкоголя. Расслабление расслаблением, но для договора двоедушник нужен адекватным. Чтоб утром не сказал, что ничегошеньки не помнит. Ну и чтоб не вырубился раньше срока.
Григорий помрачнел и перестал листать схемы:
Вы бессмертный, вы не поймёте.
Да неужели? Левиафан подавил смешок и, как назло, именно в этот момент ощутил порыв закашляться.
Я был а, впрочем, неважно. Неважно, пойму я или нетважно, что ты понимаешь. Верно?
Григорий потёр лоб и сел, устроив листы со схемами на коленях.
С каждым днём всего больше. Сначала трудно поднимать тяжёлое, бегать. Потом просто ходить. Сначала просто кружится голова утром, а потом ты попадаешь в кардиологию Иногда утром кажется, что не хватит сил сделать вдох.
Он остро глянул на Левиафана:
Вы же видели таких, как я? Как мы умираем?
Неприятно, честно ответил демон. Чаще всего во время превращения рвётся и не может срастись какой-нибудь важный орган. Иногда просто остановка сердца. Прости, но тебе осталось года три-четыре, и то не факт.
Врёте
Ни грамма. Ты сам чувствуешь, Левиафан подался вперёд. Скажи честно, Гриша, жить ведь хочется?
Всем хочется, настороженно ответил Григорий. Даже хмель не сделал его совсем уж беззаботным.
Правильно. Всем. А многим, например, мне, хочется и чего-то ещё.
Он взял из рук двоедушника листки бумаги, перебрал их и достал нужный:
Ты любишь читать, верно, дорогуша? Если так понятнейможешь прочитать. Там хороший почерк.
4
За щелью в стене сгущались сумерки. Море колыхалось сплошной тёмной массой, а небо нависало над ним беззвёздным и безлунным куполом. Пришлось зажечь пару свечейне магией, а обычной зажигалкой. Человеческий огонь всегда казался Левиафану уютным. Григорий, уже совершенно трезвый и очень заинтересованный, вглядывался в листок с инструкцией, а демон смотрел на него, испытывая давно забытое удовлетворениевпервые с тех пор, как они как они с Оле расшифровывали эти схемы. Приятно общаться с кем-то, кто умеет думать и рассуждать.
Это что-то вроде создания карманной Вселенной! Я думал, такое только в книжках бывает. Она создаётся с нуля?
Карман Не совсем с нуля. В принципе, в ней заложены законы этой реальности, но их можно менять.
То есть полная ксерокопия? Или просто базовые настройки?
Всё сложнее, Левиафан откашлялся и снова посмотрел на тёмное море. И почти целиком зависит от воли того, кто эту карманную, как ты говоришь, Вселенную, создаёт. Ты можешь сделать светила и твердь такими, как хочешь. Заставить моря почернеть. Можешь отменить всемирное тяготение, чьё-то проклятье, стереть с лица реальности кого пожелаешь, или наоборот, воссоздать, вернуть, оживить
На последних словах голос куда-то съехал, и Левиафан замолчал. Но Григорий ничего не заметил.
А это не опасно? он потёр переносицу. Нельзя бездумно играть законами физики. Всё взаимосвязано, у всего есть последствия, действие рождает противодействия
Почему бездумно-то? обиделся Левиафан. К тому же, мир новый, податливый, как пластилин.
А откуда вы знаете? Это раньше кто-нибудь пробовал?
Вопрос попал в точку, воскресив все тайные опасения демонате самые, которые он раз за разом топил на глубине сознания, те самые, которые тогда, на кухне, во время роковой ссоры, Оле высказал вслух. Может не получиться. Может погибнуть абсолютно всё. И вероятность вовсе не так мала, как он врал тогда.
Вот только
Опасения чуть шевельнулись и, глухо булькнув, ушли обратно на дно. Они не имели значения. Не теперь, когда погиб Оле. Ради его возвращенияили хоть попыткиЛевиафан готов был рискнуть. Всем и всеми.
Не попробуешь, не узнаешь, Гриша. Или можешь продолжать умиратькаждую ночь, по кусочкам, пока твоя матушка не останется одна.
Прозвучало жёстко. Двоедушник даже побледнел, хотя казалось бы, куда уж больше. Левиафан хотел продолжить наседать, но Григорий вдруг решительно поднял глаза:
Хорошо. Что нужно от меня? Душа? Сердце? Рука?
Ого. Быстро он.
Ничего из вышеперечисленного, усмехнулся Левиафан. Откуда вообще такие садистские мысли? Душа оборотня мне тем более ни к чему, девяносто пять процентов твоих собратьев, по несчастью, всё равно попадают Вниз. Нет, мне нужно, чтобы ты выполнил то, что и так делаешь каждую неделю.
И что это?
Сыграл роль, Левиафан продолжал улыбаться. Ну же, Гриша. Не мне учить тебя, что весь миртеатр. В нём есть
Левиафан осёкся. Чёрт. Опять это слово. Но сейчас без него никак.
В нём есть кукловоды, а есть куклы. И знаешь, думаю, тебе с твоим опытом будет не так уж сложно побыть кукловодом.