Леммке окинула встревоженным взглядом пивную и, удостоверившись, что редким любителям зеленого змия, собравшимся здесь в этот вечер, до них нет абсолютно никакого дела, произнесла:
И все-таки не пойму я, зачем старику все это понадобилось. Мы познакомились с ним, когда я буквально на коленях стояла посреди огромного города и просила у прохожих денег для своего любимого племянника, которому очень срочно нужна была операция. И, знаешь, он меня в тот момент накормил, дал с собой двести баксов, а спустя месяц и вовсе оплатил лучших хирургов, которые сделали почти невозможноевернули мальчику слух. Разве такое вообще возможно?
Юрисконсульт пожал плечами.
А когда он поделился с тобой своей сумасшедшей идеей?
Года через полтора после этого. Пригласил меня к себе домой и также, как и тебе рассказал о том, что собрал целую коллекцию книг. А затем, уже когда я собиралась уходить, вдруг как-то буднично, почти что по-отцовски, сообщил мне, что после того, как все это прочитает, добровольно уйдет из жизни, а все деньги, которые у него имеются, разделит между нами двумятобой и мной. Ты ему как раз и был нужен для того, чтобы помочь юридически грамотно составить завещание, в котором он бы обо всем этом непременно упомянул.
Мистер Джейкобс с интересом слушал.
Как думаешь, Леммке вновь устремила на собеседника свой ледяной взгляд, откуда у старика полмиллиона долларов?
Я уже говорил тебе, что у меня нет ответа на этот вопрос.
Думаю, будь у меня такая сумма, я бы точно не стала проводить дни напролет, читая все эти убогие книжки. Да и суицид, в общем-то, был бы тогда едва ли не самой последней темой из всех, о которых мне хотелось бы думать в подобной ситуации.
Юрисконсульт, поняв, что Леммке исчерпала все свои аргументы, взял бразды правления разговора в свои крепкие руки.
Каждый по-своему сходит с ума. Но нам не должно быть до всего этого совершенно никакого дела. И тем более никому нет дела до этого стареющего пердуна. Хотя, признаться, выражение «самый лучший вечер» мне до чертиков нравится. Я нахожу его забавным. Это сейчас, как вишенка на торте.
Это он предложил подобное название, заметила Леммке. Считал, что для него самого это вечер станет самым лучшим потому, что он, наконец-то покинет этот бренный мир, а для наспотому, что на наш счет сразу же после его кончины капнет весьма внушительная денежная сумма. Как по мне, так у старика поистине гениальное чувство юмора. Теперь я, наконец, понимаю, почему говорят, что любая гениальность, в чем бы то она ни проявлялась, почти всегда граничит с тотальным безумием.
Двое еще довольно длительное время в тот вечер резво обсуждали сложившуюся ситуацию. И лишь когда стрелки часов у барной стойки вплотную подобрались к цифре «12», они, слегка пошатываясь, вышли на улицу, сели в припаркованный неподалеку темный «седан» и укатили прочь. В тот самый момент, когда они проезжали по мосту Бильда, сердце их друга уже не билось. Он лежал в крохотной комнатке на втором этаже своего огромного дома у раскрытого массивного металлического сейфа, до краев заполненного стодолларовыми купюрами, с застывшим на лице удовлетворением, которое, должно быть, приносит с собой сама смерть. И лишь пустой пузырек от викодина, валявшийся рядом с его телом, напоминал о битве его измученного, стареющего организма с одним из самых сильных представителей фармакологической промышленности нашего времени. Самый лучший вечер продолжался.
Лишь только законченный параноик может жаловаться на то, что его редко посещает безумие
НЕЖНАЯ СМЕРТЬ
Миссис Голдблюм готовит чудные капкейки с черникой. Из гостиной во всеуслышание раздается хрипловатый басок Вита Поттера, а это значит, что ее любимый муж Чарльз вот уже почти что без малого не целый час смотрит «Телевикторину по вторникам». Кстати, сегодня вторник (если это кому-то интересно), тринадцатое июня две тысячи семнадцатого года от рождества Христова. Разумеется, Розе Голдблюм нет совершенно никакого дела до Того, Кто посмел родиться две тысячи с хвостиком лет назад (собственно, все их нехитрое сотрудничество, как правило сводится до посещения женщиной каждое воскресное утро местной методистской церкви, где главенствует пастор Вильямс), но о Нем она, в принципе, помнит. Если не сказать иначеиногда вспоминает. Как бы невзначайну, вы понимаете, о чем сейчас разговор.
Совсем другое делоЧарльз. Этот никогда не унывающий усатый толстяк, уже лет эдак шесть, как передвигающийся в инвалидном кресле и постоянно вгоняющий суетливую женушку в краску своими изумительными комплиментами по поводу того, какие у нее прекрасные (и, что самое главноеровные!) ножки, объемная грудь, прекрасная талия. И пусть за все это время (а вы сейчас только вдумайтесь в цифрышесть лет!) та его штучка так ни разу и не побывала в той ее штучке (после ужасной аварии, случившейся летом две тысячи одиннадцатого, толстяк парализован ниже пояса), миссис Голдблюм ни на секунду не стала любить мужа меньше.
То лето выдалось на удивление холодным и дождливым. Как сейчас могла вспомнить сама миссис Голдблюм, в самый его разгарв июле месяцетемпература воздуха на солнце крайне редко понималась выше отметки в двадцать два градуса выше ноля.
Второго числа, как и обычно, праздновали день рождение их любимого сынули Оуэна. Мальчику в тот год исполнилось двадцать два, и выглядел он вполне себе счастливым.
Потом настало двенадцатое июля, и пришла пора поздравлять тетушку Марджсестру миссис Голдблюм, живущую на окраине Харлоу в двухэтажном домике, который они с мужем прикупили в девяносто восьмом на деньги, доставшиеся Марджори Уиттенбак согласно завещанию своего отца. Вторую половину денег, разумеется, получила сама миссис Голдблюм.
Трагедия произошла в самый последний день месяца.
С самого раннего утра мистер Голдблюм был чрезвычайно зол и вместо двух-трех раз, по обычаю тогдашнего периода их с миссис Голдблюм семейной жизни, всего лишь однажды впихнул своего дружочка в не до конца еще проснувшуюся щель жены. После он лишь суетливо оделся, выпил свой утренний кофе, дежурно чмокнул миссис Голдблюм в щеку и отбыл по делам. А дел у него накопилось немало.
Завтра с утра надо бы к брату заехать, ворчал он накануне вечером, умостившись в их с миссис Голдблюм совместной супружеской кровати. Навестить Жозефин. Кто знает, когда потом еще придется свидеться.
Чарльз был довольно консервативным, если не сказать иначестаромоднымв вопросах, касающихся семьи, и свято верил в услышанную однажды где-то мысль о том, что «мы никогда не знаем наверняка, когда прощаемся с человеком в последний раз».
Чарли, к чему все это ребячество? аккуратно запротестовала миссис Голдблюм, одной рукой ласково обняв мужа, а вторую смело засунув ему в пах. Что-то там у него в ту же секунду зашевелилось. С Жозефин все будет очень хорошо. Это ж всего лишь банальная ветрянка. Наш Оуэн в детстве тоже ею болел, не забывай, будь так любезен, об этом.
Мистер Голдблюм улыбнулся в усы и произвел ответный жесттакже полез своей рукой в трусики жены.
Мне бы потом еще в Карсон смотаться. Прикупить дрель, гвозди и десяток болтов. Хочу, наконец, починить крышу в хлеву.
Мой ты ангел! миссис Голдблюм причмокнула мужа в гладко выбритую щеку и, почувствовав, что его дружок уже вполне готов прокатиться по волнам наслаждения, принялась за дело.
Детективы Максвелл и Адамс появились в их доме в три пополудни.
Гулкий стук в дверь одного из офицеров вырвал миссис Голдблюм с послеобеденной дремы и даже заставил несколько раз потянуться, разминая затекшее ото сна тело.
Кто это там стучит сейчас? суетливо спросила она, отворяя дверь и бросая свой слегка встревоженный взгляд на крыльцо.
Детективы переглянулись и тот, который был женщиной, произнес:
Миссис Голдблюмэто вы?
Хозяйка дома номер тридцать восемь по Дервиш-Роуд внимательнейшим образом всмотрелась в лицо своей собеседницы. Белокурая, с аккуратно подведенными косметикой зелеными глазками, пухлыми губками и симпатичным припудренным носиком, который, вне всяких сомнений целует каждый мужчина, появляющийся в ее жизни, та, дожидаясь ответа, лукаво повела бровью.
Да, с утра я был ею, попыталась сострить миссис Голдблюм, но выражение лица детектива-мужчины почему-то не наводило на очень уж светлые помыслы.
У нас для вас нехорошее известие, неловко сутулясь, произнес мужчина-детектив и демонстративно отступил на шаг назад, словно бы призывая, таким образом, к слову еще и свою напарницу. Ваш муж попал в дорожную аварию, и сейчас находится в больнице.
Миссис Голдблюм в тот самый момент не произнесла ни слова. Так и стояла, ухватившись одной рукой за ручку входной двери, а вторую умостив на пояснице.
Мы могли бы зайти внутрь и там обо всем поговорить? сдержанно полюбопытствовала женщина-детектив, вернув хозяйку дома вместе с ее тревожными мыслями на землю. Отточенным движением поправила рацию у себя на поясе.
Чайник ставить не пришлось.
Детективы любезно отказались от угощения и лишь сообщили, что автомобиль ее мужа Чарльза (а вы можете сейчас себе его представитьстаренький темный камаро выпуска конца девяностых) съехал с шоссе на его двадцать восьмом километре (как раз возле заправки Паркстона, уточнила в этом месте детектив Максвелл) и на приличной скорости врезался в растущий на обочине столетний дуб. Мистер Голдблюм, как добавил потом детектив Адамс, получил травмы средней тяжестиперелом правой ключицы, совсем небольшое сотрясение мозга, да вывих лодыжки.
Он в сознании, спешно добавила детектив Максвелл, как только Адамс закончил свою мысль. И вы можете к нему приехать. Больница святого Юра, Карсон-Сити. Вы знаете, где это?
Разумеется, фыркнула миссис Голдблюм и настороженно покосилась на мерзавку. Я могу отправиться туда прямо сейчас?
Почему бы и нет? на автомате бросила детектив и, развернувшись, спешно направилась к выходу, не произнеся больше ни слова.
Доктора звали Арнольдом Маклером, и был он нейрохирургом высшей категории. Высокий, статный, гладко выбритый брюнет, носивший причудливые очки-лисички, а ещепечатку на безымянном пальце правой руки в виде головы льва.
Миссис Голдблюм показалось несколько странным то обстоятельство, что ее мужем, получившим травмы средней тяжести, как назвали их детективы, приходившие к ней в дом с неприятными известиями, будет заниматься именно нейрохирург высшей категории.
Миссис Голдблюм, явно усталый голос доктора одновременно и успокаивал, и склонял к размышлениям. Я не стану обнадеживать вас по чем зря Должен признаться, случай сложный. Не знаю, что вам там наплели в полицейском участке, но ситуация, в которой сейчас находится ваш муж, крайне сложная. Поврежден позвоночник. Разумеется, мы делаем все, что в наших силах, но гарантии того, что все закончится хорошо, никто пока дать не может
Так оно и произошло.
Чарльз провел в больнице в общей сложности три месяца. За все это время он перенес кошмарное множество различных обследований и процедур, вытерпел сотни болючих уколов (правда, не все из них он смог ощутить на себе в полной их мере, как по секрету однажды поведал миссис Голдблюм доктор Маклер), а уж о нервах, оставленных в стенах больницы (то есть, бесконечно утерянных) так и вообще говорить не приходится.
Итог всему этому лечению был не слишком утешительнымв конце октября все того же две тысячи одиннадцатого года миссис Голдблюм выкатила своего горячо любимого мужа Чарльза на инвалидном кресле из входной двери больницы имени Святого Юра, что в Карсон-Сити, и в мозгу у нее отбойным молотком колотилась мысль о том, что ее любимый Чарли больше никогда в своей жизни не встанет на ноги.
Ему будет нужен постоянный уход, ранним утром в тот день говорил ей доктор Маклер, пока больничная сестра готовила все необходимые бумаги для выписки мистера Голдблюма. Окружите мужа любовью и заботой. Это, будет, пожалуй, лучше любых других лекарств.
Голос Вита Поттера на несколько мгновений сменился суетливым рассказом Марты Стюарт о том, что на этой неделе у нее в гостях будет семья Никополидисов из Греции, и миссис Голдблюм, посмотрев на мужа, почти полностью скрываемого за спинкой инвалидного кресла, удовлетворительно кивнула.
Странно, что ты смотришь и ее шоу тоже, проронила она, развернувшись вокруг своей оси и начав помешивать в неглубокой кастрюльке нагревающееся молоко. Кстати, эта самая Марта Стюарт однажды даже загремела было за решетку, Чарли. Где-то в самом начале двухтысячных. Ты знал об этом?
Ожидая ответа, Миссис Голдблюм оглянулась себе за спину и увидела, как дернулась голова ее мужа.
«Утвердительно кивает, но при этом молчит, про себя отметила она, вновь возвращаясь к кастрюльке с молоком. Должно быть, просто нет настроения разговаривать, только и всего».
Миссис Голдблюм отошла от плиты и принялась отмерять сахарвысыпала его большой столовой ложкой в сухую металлическую миску, чтобы потом залит вскипяченным молоком.
четыре, пять, шесть
Внезапно она вновь взглянула на мужа. Картина та женеподвижно сидит в своем кресле и молча смотрит телевизор. Реклама, тем временем, закончилась, и на экране вновь появился Вит Поттер в своем неизменном элегантном черном костюме и розовом галстуке.
А теперь, дорогие телезрители, разрешите прочитать вам письмо, которое пришло к нам в студию от мисс Амберсон из маленького городка Льюиса, который, честно признаться, я даже и не знаю, где находится.
Вит Поттер, этот вездесущий болтун, был знаменит подобными шуточками, и миссис Голдблюм нисколько не усомнилась сейчас на предмет того, что он, конечно же, прекрасно осведомлен о том, где на самом деле располагается Льюис (пригород Дейтона) и что там, разумеется, в этот самый момент тоже кто-нибудь обязательно смотрит его программу. И эта самая мисс Амберсоняркое тому доказательство, ведь, надо думать, не слишком великое удовольствие написать письмо в студию своей любимой передачи, а потом взять и бессовестно пропустить эфир.
Вот уж этот самый Вит Поттер, да, Чарли? пропищала миссис Голдблюм, вновь возвращаясь к почти уже закипевшему молоку. Если бы не этот его семимильный язык, то аудитория передачи, которую ты так преданно смотришь каждый божий вторник вот уже пять лет, сократилась бы в разы.
В этот самый момент ведущий принялся читать письмо от мисс Амберсон, а в дверь дома супругов Голдблюм позвонили.
Ох, милыйсуетливо произнесла миссис Голдблюм, вытирая ладони краем красного передника. Было бы здорово, если бы ты прямо сейчас прокатился в прихожую и отворил тому мерзавцу или мерзавке дверь. Я не знаю, кто это мог там прийти к нам в такую рань, но у меня тут молоко закипает, и я не могу оторваться от плиты ни на секунду. Если это миссис Малевич, то пусть придет после полудня. Я ей вчера рецепт баклажанов обещала, но еще не успела отыскать его в своих записях
Миссис Голдблюм вновь оглянулась на мужа. Сидит, как и сидел. Ни тебе шелохнется.
Чарли? уже громче позвала миссис Голдблюм. Ты меня слышишь, дорогой?
Ответа нет.
Что это может значить?
Миссис Голдблюм выключила конфорку с молоком и, услышав еще один призывный звонок в дверь, сама засеменила в прихожую. По пути она еще раз оглянулась в гостиную, но ничего нового там не увиделаЧарльз, как и прежде, восседал в своем инвалидном кресле спиной ко всему миру и внимательно всматривался в экран телевизора.
«Может, ему и вправду нездоровится сегодня, думала миссис Голдблюм, подходя к входной двери и дотрагиваясь до ее стальной щеколды. Надо будет позвонить доктору Маклеру и обязательно обо всем ему рассказать».
Дверь дома номер тридцать восемь по Дервиш-Роуд отворилась. Миссис Голдблюм, надо сказать, порядком удивилась, увидев того, кто в это прекрасное, солнечное утро стоял на их с Чарльзом крыльце.
Здравствуйте, вежливо поздоровался незнакомец и в знак приветствия даже несколько приопустил голову. Я
Вы кто? вопрос этот сам собой слетел с уст миссис Голдблюм, как только ей стало понятно, что никогда раньше она этого человека не видела. Еще бы! Она бы абсолютно точно запомнила столь привлекательные черты лица незнакомца, попадись ей на глаза этот парень раньшеаккуратный нос, пухлые красные губы, бездонные голубые глаза и щетинка. Да, на лице незнакомца имела место быть и ухоженная ровная щетинка, которая всегда до чертиков нравилась миссис Голдблюм, хоть далеко и не многие из ее окружения знали об этом.