Глава 15. Тревога
Американец Э. А. По жил в стране и в эпоху, мало соответствующие его умонастроению.
Василий Иванович не находил себе места от тревоги.
Казалось бы, ему уже следовало привыкнуть к этому чувству, которое так давно проникло в его жизнь, что он даже затруднялся определить, когда именно оно впервые стало его постоянным состоянием. В детстве он волновался за мать, которая запиралась у себя и рыдалаиз-за мужа, который упорно пытался вести образ жизни, бывший ему не по средствам, из-за его многочисленных измен и карточных проигрышей в клубе. Позже, в гимназии, Василий Иванович переживал из-за того, что плата за его обучение вносилась с опозданием, а товарищи смотрели на него свысока и опять жеиз-за невыносимых отношений, сложившихся дома. Гимназию он так и не окончил и назло отцу, который собирался сделать из него инженера путей сообщения, решил стать музыкантом.
Но и среди музыкантов есть своя иерархия. Никто и никогда не слышал о гениях второй скрипки или выдающихся талантах валторны. Уделом Василия Ивановича стала тубагромоздкий, неудобный инструмент. Новым знакомым, впрочем, Морозов говорил, что играет на самом большом инструменте в оркестре, чтобы добавить себе значимости. Контрабасисты, конечно, могли бы поспорить с его утверждением, но в их присутствии он о размерах тубы благоразумно не упоминал.
Когда маленький, кругленький Василий Иванович, пуча щеки, важно дул в тубу, на него невозможно было смотреть без улыбки. Он внушал к себе симпатию, каково бы ни было качество исполняемой музыки. Дирижеры и музыканты любили его и считали хорошим товарищем, но данное обстоятельство не слишком утешало Морозова среди его треволнений.
Вскоре после того, как он женился, началась война, которую позже историки назовут Первой мировой. Василию Ивановичу повезло быть в семье единственным сыном, и призыву он не подлежал, но на этом везение кончилось. Фронт приближался к родному уездному городу, и однажды Василий Иванович решился, собрал кое-что из имущества и вместе с женой и двумя детьми перебрался в Москву, как он думалненадолго. Однако события разворачивались со стремительной быстротойв Петербурге сбросили царя. Имя сменившего его Керенского почти все тогда повторяли с упоением, но только не Василий Иванович. Посреди всеобщей эйфории он не мог избавиться от тревоги, интуиция упорно нашептывала, что дальше будет только хуже. Интуиция оказалась сволочью и не подвела.
Керенский произнес прорву пылких речей, не решил ни одной из доставшихся от прошлого проблем, и лишь создал массу новых. Само название«Временное правительство»звучало зловещим пророчеством. Именно временным оно и оказалось, потому что в октябре его смели большевики. Почему смели? а потому что смогли-с. Сила оказалась на их стороне. В чем сила, брат? да в народе, и не надо ничего особенного измышлять.
И закрутил великий водоворот эпохи Василия Ивановича с семьей, как щепку. Но закрутил, прошу заметить, все-таки в Москве, вдруг вернувшей себе звание столицы, а не в родном уездном городе, который во время гражданской войны стал ареной ожесточенных боев и много раз переходил из рук в руки. Война, и в придачу к ней страшная эпидемия тифа выкосила и товарищей его по гимназии, и многих знакомых, и родителей, до последнего не хотевших никуда уезжать.
Как и все вокруг, Василий Иванович сражался: за еду, за квадратные метры, за дрова и керосин, за доктора для детей, болевших корью, свинкой, скарлатиной Чего только им не пришлось перенести! И слухи, слухи, слухи. Добровольческая армия Деникин Колчак Деникин Большевики вот-вот кончатся. Вот-вот им настанет крышка! В Ленина стреляли, и он помер. Нет, не помер, но обязательно помрет. В Троцкого не стреляли, но Троцкийвезучий. У Троцкого бронепоезд, он разъезжает по армии, хлопочет, организует, выпускает приказы, расстреливает, расстреливает
Ах, Василий Иванович, дорогой, и когда только все это кончится! шепотом стонал Семиустов. Кстати, я хотел спросить: нет ли у вас лишнего сахарину[7]? Хоть крошечки!
В итоге, конечно, кончилосьно не большевики, а сопротивление им, и потекла какая-то совершенно новая, неизведанная жизнь.
Василий Иванович любил водевили и легкую музыку, а эпоха выпала исключительно маршевая, и тот, кто маршировал не в ногу, рисковал уйти очень далекопротив своей воли. Пришлось принять кое-какие мерыкак можно реже упоминать о купеческих и отчасти дворянских корнях, приучить себя не критиковать при посторонних действия властей, и вообще придерживаться стиля: «Я скромный музыкант, интересуюсь только своим делом». Но Василий Иванович с детства не выносил лицемерия, а потому следовать избранной линии поведения ему удавалось не без труда.
Что касается старших детей, то они, стремясь как можно лучше укорениться в советской действительности, плохо его понимали. В конце концов они объявили Морозову, что он ретроград и мещанин, и величаво упорхнули из семейного гнезда. Младшая Нина была совсем другая, и втайне Василий Иванович гордился ею. Но даже Нина стала подавать повод для беспокойства, с тех самых пор, когда родители поняли, что ей нравится сотрудник угрозыска.
Вспомнив, как Нина еще в детстве застывала в восхищении, завидев постового милиционера в красивой форме, белых перчатках и в каске со звездой, Василий Иванович встревожился. Правда, Зинаида Александровна утверждала, будто он все путает и на самом деле Нину приводили в восторг пожарныекаски у них были ярче, и сами они выглядели куда представительнее.
В глубине души Василий Иванович предпочел бы, чтобы Нина обратила внимание на племянника солидного наркомовского служащего, но о Мише Былинкине дочь как-то сказала ему, что «он скучный» и у него «потные ладони», так что отец понял, что со студентом дело не выгорит. В глазах Василия Ивановича сотрудник угрозыска недалеко ушел от бандитов, которых тому приходилось ловить, и когда днем 21 ноября до Морозова донеслись три коротких энергичных звонка, исполненных в неизвестной манере, он насторожился.
«Это не Зинау нее ключи, и звонит она совсем иначе И не управдом, и не почтальонша Для Нины слишком рано А не может ли это быть»
Он поднялся с дивана, вдел ноги в разношенные тапочки, наспех пригладил волосы и зашаркал через коридор к входной двери. Звонок повторился.
Иду, иду! прокричал Василий Иванович.
Коридор напоминал лавку старьевщикасюда сволокли и выставили все, что больше не было нужно жильцам, но выбросить еще было жалко, по принципу «а мало ли, а вдруг». Стоял большой буфет с поломанными полками, колченогие стулья с засаленными и продранными сиденьями, огромный плетеный сундукпустой, с пробитым в неизвестной переделке боком, и деревянная детская лошадка с облупившейся краской. Лошадка когда-то принадлежала Степе Ломакину, очень ею гордившемуся, а злопамятный Василий Иванович до сих пор не забыл, как Степа не разрешил маленькой Нине на лошадке покататься.
Повозившись с замками, Василий Иванович отворил дверь и оказался лицом к лицу с неизвестным. Уши последнего были красными от мороза, голову украшала сомнительная кепка, на шее висел какой-то дрянной шарф, а темное шерстяное пальто имело такой вид, словно в нем не раз прыгали через забор и вдобавок пару раз хорошенько повалялись в луже. Субъект, стоявший на пороге, был курнос, как император Павел, и взирал на мир с нескрываемым недоверием. Ростом он оказался в точности с Василия Ивановича.
Московский уголовный розыск, оперуполномоченный Завалинка, выпалил пришелец скороговоркой, махнув удостоверением перед носом Василия Ивановича. Мне нужно поговорить с Ниной Морозовой. Она дома?
Ее еще нет, она на занятиях, ответил Морозов с достоинством, а я ее отец, Василий Иванович.
Антон закручинился: он терпеть не мог отсрочек любого рода.
А она скоро придет? спросил он без особой надежды.
Думаю, да, сказал Василий Иванович и посторонился. Заходите. И видя, что его собеседник колеблется, прибавил: Вы ведь по поводу ее подруги пришли? Можете подождать Нину у нас.
В другой день Антон ответил бы: «Нет, спасибо, у меня срочное дело» и отправился за Ниной в институт, но сегодня было холодно, а с головным убором он не угадал. Поэтому он дал себя уговорить и, переступив через порог, стал ждать, пока Василий Иванович закроет входную дверь.
Прошу за мной, сказал Морозов.
Бабка Акулина высунулась за дверь, сверкнула глазами в сторону Антона, прошипела что-то невнятное и скрылась. Женя Ломакин вышел из своей комнаты и направился на кухню, словно бы и не обратив внимания на незнакомое лицо, но Василий Иванович не сомневалсяпосмотреть, кто пришел к Морозовым, его послала скучающая мать. Мадам Ломакина в эти дни болела и потому оставалась дома.
Можете снять верхнюю одежду, сказал Василий Иванович, когда они с Антоном вошли в комнату. Чаю хотите?
Антон насупился.
Я же не чай к вам пить пришел, проворчал он, разматывая шарф, снимая кепку и скидывая пальто.
Не чай тоже есть, молвил Василий Иванович многозначительно. Собеседник поглядел на него с укоризной.
Я же на службе, товарищ
В жизни Морозов категорически терпеть не мог две вещи: сомневающихся в том, что Джузеппе Вердивеликий композитор, и обращение «товарищ». Он надулся.
Хорошо, товарищ, сухо промолвил он. Если что, у нас есть газеты. Чтобы убить время, так сказать
А вы почему не на работе? спросил Антон, присев к столу и оглядываясь.
Я музыкант. У нас ненормированный рабочий день.
Музыкантэто здорово, протянул Антон, вспомнив, как Опалин учил его располагать к себе возможных свидетелей. А на чем вы играете?
На тубе.
Да ну? изумился Антон. Она же здоровенная. И таскать ее неудобно, и на морозе к ней губы прилипают
А вы откуда знаете?
Да я сам на ней играл. Правда, давно это было
Василий Иванович поглядел на Антона с неожиданной теплотой.
Я все-таки поставлю чай, объявил он.
Я бы и не чаю глотнул, признался Антон, кашлянув. Простыл я малость, кажется
Когда через час с небольшим домой вернулась Нина, она с удивлением обнаружила своего отца в компании вихрастого курносого блондина. Оба при этом заливисто хохоталиотец рассказывал всякие анекдоты из своей музыкальной жизнии пили чай, но в комнате отчетливо пахло шартрезом. В шартрезе Нина была вполне уверена, потому что пару дней назад Таня вручила ей бутылку благородного напитка в обмен на очередной опус Дюма, а она отдала бутылку отцу.
Завидев дочь, Василий Иванович посерьезнел.
Э Нина, тут товарищ из уголовного розыска тебя ждет Впрочем, кажется, вы уже знакомы
Обернувшись, Антон увидел румяную от мороза девушку в распушившейся кроликовой шапочке и короткой шубке. Хотя шубка и была перешита из старой шубы Зинаиды Александровны, но на Нине все равно сидела необычайно ладно. Из-под шапочки сверкнули лучистые глаза, и гость застыл на месте.
А, я вас помню! протянула Нина, вглядевшись в Антона. Вы еще бандита из-за дома выводили лохматого такого
Антон не к месту вспомнил, как лохматый бандит кончил свою жизнь, и посерьезнел.
Меня к вам Иван Григорьевич послал, сказал он. Надо уточнить кое-какие детали ну по поводу вашей подруги.
Вы уже нашли того, кто ее убил? спросила Нина с трепетом.
Мы его ищем, лаконично ответил Антон.
Василий Иванович унес чайник и чашки, и Нина, сняв верхнюю одежду и сапоги, подсела к столу. Сначала она почувствовала себя немного задетой из-за того, что Опалин пришел не сам, а прислал помощника, но вскоре отыскала для Ивана оправдание, решив, что, вероятно, он очень занят, и вопросы, ответы на которые ему нужны, не самые важные.
И в самом деле, Антон расспрашивал ее о каких-то пустяках: на чем Ленка обычно добиралась домой, какие маршруты предпочитала и часто ли садилась в попутные машины. Были ли у нее знакомые шоферы? А на такси она ездила?
Да на чем угодно, при условии, что не она будет платить, необдуманно ответила Нина и тотчас же раскаялась в своей бестактности. Зря я это сказала. Нехорошо получилось.
И было заметно, что девушка искренне жалеет о своих словах. Вообще с Антоном происходило нечто странное: прежде, когда ему приходилось опрашивать свидетелей, он всегда мечтал как можно быстрее выяснить нужные сведения и сбежать, а сейчас ему почему-то совершенно не хотелось уходить. Ему нравился царящий вокруг уют, и чай с шартрезом, и Нина, и ее отецчеловек, несомненно, сложный, но без подлости и без подковырки.
Скажите, Нина
«Что бы еще такое у нее спросить?»
У Елисеевой было много друзей, знакомых? С кем она часто общалась, кроме вас?
Ну, мы последнее время с ней совсем не общались, напомнила Нина. Про Радкевича я уже говорила вашему вашему начальнику. В институте она задумалась, нет, по-моему, она ни с кем не дружила.
А вне института?
«Взять и пригласить ее в кино Или нельзя? Ох, у нас же жутко не любят, когда мы начинаем мешать работу и личную жизнь»
Я не знаю Нет, погодите. Нина потерла лоб. Какое-то имя она называла Катя, да. Я запомнила из-за сумочки
Какой сумочки? пробормотал Антон, зачарованно глядя на длинные ресницы.
Ну, Нина порозовела, Кате кто-то подарил сумочку ей не понравилась, и Ленка предложила помочь с продажей В общем, сумочку продали мне. Я была с этой сумочкой в ту ночь, когда когда я вам чуть не помешала ну, брать бандитов.
Антон встряхнулся. Все смешалось в комнате Морозовыхвоспоминания, сумочка, Нина, какая-то Катя и он сам.
Вот бы так целую вечность сидеть, смотреть на Нину и говорить, но о чем-нибудь человеческом, а не о надоевшей подружке, которая целенаправленно ловила мужика с деньгами и вдобавок приторговывала бывшим в употреблении барахлом.
Фамилия этой Кати вам известна? для проформы спросил он.
Нет, ответила Нина.
Может быть, где живет или работает? Хотя бы примерно?
Я так поняла, работа связана с иностранцами, поэтому у нее много заграничных вещей, ответила Нина. То есть мне Ленка так сказала а она могла и
Соврать? закончил Антон, видя, как девушка не решается произнести это слово и ищет вежливую замену, но не находит.
Да.
Что ж Антон вздохнул, почесал затылок и неожиданно решился. Последний вопрос: скажите, Нина, что вы собираетесь делать вечером в выходной?
Глава 16. Звонок
Петр Сергеевич почти сорок лет провел в анатомическом театре и так много возился с покойниками, что начал отлично разбираться в психологии живых.
В метро Елисеева не спускалась, сказал Казачинский, по крайней мере, никто из служащих, работавших в то утро, ее не вспомнил. Что касается свидетелей, страдающих бессонницей, тут я ничем порадовать не могу. Как назло
На столе Опалина затрещал телефон. Иван протянул руку и снял трубку.
Старший оперуполномоченный Опалин слушает.
Иван Григорьевич? Доктор Бергман беспокоит. Кажется, я нашел для вас новый труп.
Мужчина или женщина?
Женщина.
Когда ее убили?
Две шестидневки тому назад. Труп «прошел» мимо меня, потому что попал к Доктор сделал паузу. Простите, Иван Григорьевич, я неудачно выразился
Ничего, Андрей Петрович, я понял.
В любой области существуют свои абсолютные профессионалы. Доктор Бергман был богом прозекторской. Среди прочего он был известен тем, что мог назвать точную причину и время смерти еще до вскрытия, только на основании наружного осмотра, и в подавляющем большинстве случаев его версия подтверждалась. Студенты-медики ходили к нему в морг толпами, как в кинотеатрдаже те, которые терпеть не могли всё, связанное с трупами. Но, разумеется, у доктора были и недруги, и особенно недолюбливал Бергмана один из ближайших коллег. Из объяснений Андрея Ивановича Опалин понял, что труп изначально оказался на столе у этого коллеги, «забывшего» сообщить Бергману о результатах вскрытия, и тот узнал о них только сейчас.
Где ее нашли?
На Никитском бульваре.
Личность установлена?
Нет. Как я понял, при ней не было никаких документов. Дело находится у одного из ваших