Иван Опалин - Валерия Вербинина 23 стр.


 А Доманин сомневался в собственном таланте?

 Нет, тут другое. Ему обещали персональную выставку, а в последний момент завернули. Я так понял, завернули ну в оскорбительной форме, мол, не настолько он хороший фотограф, чтобы ему выставки устраивать. А он о себе был очень высокого мнения

Выставка. Вот оно что. И Опалин сразу же вспомнил надпись на обороте фотографии Маши: «Для выставки. Парижанка на бульваре Монпарнас»

 Вы его лично знали?  задал он следующий вопрос.

 Нет, только по рассказам дядиони пару раз ездили вместе за границу. Оказались в одном вагоне, так, кажется, и познакомились. Доманин же где только не были в Испании на фронте, и в Италию ездил, и еще куда-то. Он считал дело с выставкой решенным, и чуть ли не пригласительные билеты хотел распределять, а тут ее отменили и снимки вернулидескать, забирайте свое барахло. В «Национале» он все совал фотографии дяде и каким-то знакомым за соседним столом, требовал сказать правду, хорошие они или никуда не годятся. Ну, ему, конечно, говорили, что фотографии отличные, и надо подождать, все устроится, просто кто-то против него интригует. А он разошелся и кричал, что он Лев Доманин и не позволит так с собой обращаться. Хотя он вовсе не Доманин и не Лев, а Лейба Герштейн или как-то вроде того.

Опалин задумался. Левконечно, в честь Троцкого, была такая мода, пока тот оставался в силе. Даже анекдот ходил в двадцатые годы, что больше всего львов в Москве: Лев Давыдович, Лев Борисович[12] и несметное количество прочих. Впрочем, опала Троцкого тотчас породила другой анекдотчто его фамилию теперь надо писать «Троий», потому что ЦК выпало. Интересно, какое направление попытаются придать делу убитого Доманина. Насколько было известно Опалину, следствие застыло на той точке, на которой его оставил Манухин, хотя никто при этом не спешил признавать дело банальным убийством с целью ограбления. «А ведь наверняка кто-нибудь половчее Манухина пытается пристегнуть сюда политику например, объявить Доманина скрытым троцкистом. Или не сам был троцкистом, но убили троцкисты, с которыми он неосторожно общался. Хотя как говорит Терентий Иваныч, трудно держать нос по ветру, когда начинается ураган Доманин же первых лиц правительства снимал, среди прочего. Если его признать врагом или сочувствующим врагам, возникнет слишком много вопросов»

Опалин обсудил с Былинкиным еще несколько моментов и, когда тот подмахнул заполненный Петровичем протокол с краткой выжимкой из предоставленных сведений, выписал студенту пропуск на выход.

 Давай выкладывай,  потребовал Петрович, когда за Былинкиным закрылась дверь.

 А нечего выкладывать.  Опалин поморщился.  У меня такое ощущение, что тут каким-то боком замешан «Националь».

 Думаешь, убийца был в ресторане? Среди посетителей? Или это кто-то из персонала? Ваня!

Не отвечая, Опалин поднялся с места.

 Пойду к Николаю Леонтьевичу Надо кое-что с ним обсудить.

Очевидно, итогом этого разговора стало событие, которое постоянные посетители «Националя» еще долго вспоминали, дополняя собственными фантастическими домыслами. В тот памятный день, ближе к вечеру, к ресторану лихо подкатило несколько милицейских автобусов, из автобусов вышли с десяток проводников с собаками и несколько сотрудников угрозыска. Музыканты в ресторане сбились с ритма, завидев незваных гостей, но хмурый тип со шрамом, командовавший операцией, попросил всех продолжать веселиться, потому что к честным людям у них претензий нет, а ищут они опасного преступника. Музыканты заиграли, пары вновь принялись танцевать, собаки (и в их числе Фрушка) прошли по залу ресторана, и в сопровождении проводников удалились по направлению к помещениям, предназначенным для персонала.

В это же самое время дверь служебного хода приотворилась, и из нее выскользнул какой-то гражданин. Засунув руки в карманы, гражданин с независимым видом зашагал по улице, но через несколько шагов его «приняли» сидевшие в засаде Юра и Антон, которых Опалин нарочно поставил здесь следить за теми, кто захочет покинуть ресторан с черного хода.

 Куда спешим, товарищ?  спросил Казачинский. Товарищ позеленел, как пучок шпината, и сделал отчаянную попытку вырваться, но его держали крепко.  Тихо, тихо, не дури! Московский уголовный розыск!

Глава 24. Мелкая рыба

Как легко стали вывихиваться души у нынешних людей!

В. Ходасевич, письмо от 1 января 1923 г.

Опалин был недоволен собой.

Прием, которым он воспользовался, напоминал забрасывание сетей в мутную воду и при некоторой доле везения мог принести успех, ноне в этот раз. Собаки обнаружили пару тайников на кухне, куда повара складывали украденную вырезку и прочие деликатесы, а речь Опалина спугнула нескольких граждан, попытавшихся спрятаться или удрать. Двое оказались неверными мужьями, которые очень боялись своих жен, но все же не настолько, чтобы не ходить налево, а третий, давший деру через черный ход, оказался гардеробщиком ресторана. Он был щупл, белокур, очень молод и ни единой чертой не походил на портрет, со слов Ирины Пряничниковой худо-бедно нарисованный Горюновым.

Тем не менее, чтобы исключить всякие сомнения, гардеробщика заставили снять рубашку в присутствии врача, который подтвердил, что никаких ранений отверткой на теле задержанного нет. После этого у гардеробщика взяли отпечатки пальцев, чтобы выяснить, не проходил ли по другим делам. И теперь задержанный, звавшийся Евгением Тереховым, сидел на стуле в кабинете Опалина, причем от последнего не укрылось, как гардеробщик нервничает и вдобавок весь вспотел, хотя в комнате была нормальная температура.

«Что-то он натворил,  подумал Опалин, внимательно наблюдая за Тереховым.  Раз гардероб, значит, кража личных вещей. Шубы и тому подобное. Закинул сеть, а попалась мелкая рыба Твердовский мне голову оторвет».

В кабинет вошел Петрович и, приблизившись к Опалину, вполголоса доложил, что задержанный в их картотеке не значится, приводов и судимостей не имеет, но Померанцеву нужно время, чтобы проверить как следуетмало ли какое имя у Терехова может быть в действительности.

Опалин дернул бровью, написал на листке бумаги «гардероб ресторанакражи?» и показал Петровичу. Тот кивнул и вышел.

 Как насчет сорок восьмой статьи?  спросил Опалин добродушно.

Терехов дернулся.

 А? Что?

 Статья о чистосердечном признании. Никогда о такой не слышали?

Гардеробщик поглядел на него исподлобья и неожиданно выпалил:

 Вы ничего не докажете.

Если человек ни в чем не замешан, он в жизни не произнесет такую фразу. В Опалине проснулся инстинкт охотника. «Нет уж, тебя-то я на чистую воду выведу. Никуда ты от меня не денешься».

 Докажем, все докажем. И свидетелей опросим, и близких твоих будем трясти.

 Что, и Валю?  Гардеробщик окаменел.  Послушайте, не надо ее трогать, она тут ни при чем

«Ага, значит, есть какая-то Валя, которая в курсе его дел. Отлично».

 Я же говорил тебе про статью сорок восьмую. Напомнить еще раз?

Опалин полез в стол за папиросами, не переставая краем глаза наблюдать за Тереховым.

 Мне не в чем признаваться,  выдавил из себя гардеробщик.  Я его не убивал.

Вот тебе и краденые шубы! Только профессиональная выдержка помогла Опалину скрыть изумление, потому что такого он никак не ожидал услышать. Он не спеша заломил папиросу, сунул в рот, чиркнул спичкой.

 И вообще несправедливо,  пробормотал Терехов.  Почему у одних все, а у другихничего? Одни в бараке крыша протекает, сортир во дворе А у других хоромы на Воздвиженке Величиной со стадион «Динамо».

Черт побери! Неужели этот опарыш убил Льва Доманина? Ну и дела!

 Давай рассказывай, как все было,  велел Опалин.  С самого начала. Как возник, так сказать, первый умысел

Хлопнула дверь, вернулся Петрович. Иван метнул на него хмурый взглядтеперь только не хватало сбить настрой задержанного.

 Да какой умысел  уныло ответил Терехов.  Заходил он в ресторан чуть ли не каждый день Шампанское ведрами заказывал! Икру лопал Шуба до пят Принимаю я у него как-то шубу, чувствуюв кармане что-то лежит. Ключ оказался Но я бы нет, я бы не пошел Только он орать на меня стал, мол, я так медленно обслуживаю гнать меня надо И тогда я решил его ну навестить.

Видя, как Петрович слушает гардеробщика со все возрастающим изумлением, Опалин взял другой лист, написал на нем: «Антону и Юрепусть найдут Валю, подругу Терехова. Немедленно», и показал написанное помощнику. Тот кивнул и поразительно быстрым для своего возраста шагом удалился.

 Когда это было?

 В конце октября Точно не помню.

 Что ты сделал с ключом?

 А вы не догадываетесь? Отпросился и дубликат заказал.

 У кого?

 У Валиного брата, он недалеко от «Националя» работает. Только ее сюда не надо Она ни при чем

 Валяона тебе кто? Подружка, невеста?

 Мы собирались пожениться.  Терехов шмыгнул носом.  Только жить где? Ее мачеха из коммуналки выживает, у менябарак А у Доманина денег прорва. Он по триста рублей за вечер спускал

 И ты решил занять у него так сказать, без отдачи?

 Мне бы пять тысяч хватило,  мечтательно промолвил Терехов.  За пять тысяч можно комнату купить Сейчас много кого высылают, а жены продают жилье и едут с мужьями

 Ладно, давай вернемся к Доманину. В ночь с четвертого на пятое ноября ты залез к нему в квартиру?

 Ну, да.

 Использовав дубликат ключа?

 Я ж говорил

 А когда оказалось, что он дома, то

Терехов вздохнул.

 Он в тот вечер в ресторане обещал к какой-то своей бабе ночевать прийти Ну, я и подумал А он соврал. Или баба его прогналане знаю

 Дальше давай.

 Я зажег фонарик, стал деньги искать И тут услышал, как за стеной кто-то стонет. Потом шаги Потом он сказал что-то вроде «не надо, не надо». Потом я услышал какой-то странный звук Вроде как «чвяк» И потом уже никто не стонал.

 Хочешь сказать, что в квартиру одновременно с тобой явился еще кто-то и он же Доманина убил?

 Вот!  энергично подтвердил Терехов.  Этот, за стеной, стал ходить, открывать шкафы, ящики выдвигать И мне стало страшно. Я схватил со стола несколько конвертов и убежал. То есть не убежал,  поправился он,  я на цыпочках крался, боялся, что и меня тоже убьют

 Сколько денег-то взял?  поинтересовался Опалин.

 Ну На комнату бы не хватило Но я хотел доложить из своих

Итак, невинный одуванчик Евгений Терехов сделал дубликат ключа, запасся воровским фонариком, залез к известному фотокорреспонденту, а там обнаружился злой волк. Одуванчик, само собой, никого не трогал, Доманина убил некто за стеной, и вообще ищите, товарищи муровцы, злого волка сами.

Вернулся Петрович, и Опалин сразу же заметил, что его помощник чем-то встревожен или недоволен.

 В чем дело?  не удержавшись, спросил Опалин.

 Не обращай внимания. Ваня, я дурак,  ответил Петрович сквозь зубы.  Сболтнул кому не надо

 Будем составлять подробный протокол допроса,  сказал Опалин, поднимаясь с места. Это означало необходимость записывать все детали практически в стенографическом режиме.  Погоди, мне надо сбегать кое-куда.

Манухин был в своем кабинете и с профессионально непроницаемым выражением лица изучал фотографии жертв какой-то поножовщины.

 Слышь, Митяй,  начал Опалин без всяких предисловий,  ты помнишь планировку квартиры Доманина?

 Я все это уже давно выбросил из головы,  тотчас же ответил Манухин.  Слух между ребятами идет, ты его убийцу взял?

 В убийстве он не сознается, говорит, в квартире был кто-то другой. Он, мол, и убийца. Мне надо описание квартиры, чтобы его подловить.

 Все они не убийцы, когда попадаются,  хмыкнул Манухин.  Описаниене мастер я описывать. Если бы у меня дело сохранилось, я бы фотографии тебе показал. Там есть на что посмотреть, на самом деле.

 В квартире сколько комнат?

 Три. Но там такие комнаты, на автомобиле ездить можно, не то что на велосипеде. Когда входишь, попадаешь в переднюю, но она размером ну, знаю с четыре моих кабинета. Потом гостиная. Общего коридора нет, из комнаты в комнату идешь через высокие двойные двери. После гостиной спальня. За спальней его лаборатория, где он занимался своими снимками.

 Мебель в гостиной и спальне какая?

 Красное дерево везде. Люстраесли во дворце Советов будет такая, дворцу очень повезет. Ты мне вот что скажи: это же ограбление, да?

 Ты был совершенно прав,  объявил Опалин и рассказал, как гардеробщику «Националя» пришла в голову мысль поправить свое благосостояние за счет фотографа ТАСС.  Доманина убили в спальне?  вернулся он к делу.

 Угу.

 Мне нужно точно знать, там какая обстановка. Попытаюсь выудить у Терехова признание.

Манухин, морща лоб, кое-как перечислил предметы мебели, ковры, картины и прочие элементы декора, и Иван вернулся в свой кабинет, более или менее чувствуя почву под ногами. Однако в ходе дальнейшего допроса все его попытки вынудить Терехова признаться в убийстве Доманина потерпели крах. Гардеробщик стоял на своем: да, хотел ограбить, но в спальню не заходил и не убивал.

 Врет он все,  усомнился Петрович после того, как Терехова увел конвойный.

 Нет, для простака он слишком уж ловко защищается. А если правду говорит?

 С чего ты взял, что он простак?  вопросом на вопрос ответил Петрович.  Я знаю, ты не любишь Манухина, но если уж он не сумел вычислить гардеробщика Не так уж Терехов прост, получается.

На столе Опалина зазвонил телефон.

 Да, Николай Леонтьевич Хорошо, я сейчас зайду.

 Ну, рассказывай,  велел Твердовский, как только Опалин переступил порог его кабинета.

И Иван поведал, как был схвачен гардеробщик и как он совершенно неожиданно признал свою вину в ограблении фотографа Доманина, но не в его убийстве.

 Вот что, Ваня,  вздохнул Николай Леонтьевич,  это дело у нас забрали. Занимается им с недавних пор следователь по важнейшим делам Соколовтвой, кажется, хороший знакомый.  Опалин не стал отвечать.  Так вот, ты отдашь ему бумаги, Терехова и короче, всё. Делом Доманина больше интересоваться не будешь Времена нынче сложные, и черт его знает, что из этого дела раздуют. Не лезь на рожон, Ваня,  промолвил Твердовский многозначительно.  Не нужно. У тебя и так положение сложное. Шофер-то до сих пор не найден, а без обвиняемогокак нам закрыть дела?

 Может быть, он все-таки умер,  сказал Опалин.  Новых нападений, после того, как Ирина Пряничникова ударила его отверткой, не было.

 Но, получается, дела ты не закрыл, все зависло, шофер то ли умер, то ли нет. Слишком много предположений, Ваня. А по Доманинуя уже позвонил Соколову, пусть забирает все.

 Я жду свидетельницу, которую ко мне должны привезти  начал Опалин.

 Нет, Ваня. Я сказал: нет! Чтобы ты на пушечный выстрел не подходил к этому делу, ясно? Свидетельницей пусть занимается Соколов. Всё!

Однако, вернувшись в свой кабинет, Опалин застал там следующую картину: на полу в обмороке лежала веснушчатая светловолосая гражданка лет двадцати, а Петрович прыскал на нее водой.

 Вот, Валентина Изюмова,  объявил он,  подруга Терехова. Юра с Антоном привезли ее, я пробовал завести разговор о том о сем, не была ли она его сообщницей, а она сразу в обморокхлоп!

Изюмова тихо застонала и открыла глаза.

 Вы меня арестуете?  спросила она с трепетом.

 Это будет решать следователь Соколов,  ответил Опалин.  Я больше вашим делом не занимаюсь.

Он бросил взгляд на наручные часы.

 Ладно, Петрович, дождись Александра Владимировича, он уже сюда едет. Передашь ему бумаги, Терехова, если он потребует, объяснишь насчет гражданки Изюмовой А я на сегодня всё.

 Ладно,  согласился Петрович, догадавшись, что по каким-то своим причинам Опалин не хочет видеть Соколова.  Ты не волнуйся, я все сделаю.

 Так меня арестуют?  жалобно повторила Изюмова, распялив рот, отчего стала похожей на жабу.

Опалин оделся, спустился вниз, показал пропуск и вышел за проходную. Фонари ровными цепочками горели вдоль улицы, в воздухе крутились редкие снежинки. Повернув голову, Иван увидел Соколова, вылезавшего из только что подъехавшей машины. Сделав вид, что не заметил следователя, Опалин повернулся и сделал несколько шагов к трамвайной остановке.

 Здорово, Скорохват.

От ограды отлепилась фигура, до той поры прятавшаяся в тени. Опалин поднял глазаи понял, что перед ним стоит Клим Храповицкий, заросший бородой и в рваном дворницком тулупе. Сосредоточенное выражение его черных глаз сразу же не понравилось Ивану, но он упустил доли секундыможет быть, самые важные в его жизнии сумел только кое-как закрыться левой рукой. Выдернуть из кармана пистолет он уже не успел: Храповицкий трижды выстрелил в него в упор.

Назад Дальше