Да, мягко произнес Леонард.
Нет, я почти слышала, как хрустят мои кости. Мне вспоминались чудовища из сказок. Даже если они казались непобедимыми, всегда находился способ одолеть их. Монстр с каменной шкурой превращался в пепел от нескольких правильных волшебных слов. Неуязвимости не бывает, я знала точно. В детстве я читала миф про Ахиллеса.
Да, надавил Леонард.
Я скривилась от боли, но ответила:
Нет.
И тогда Леонард впал в безумие. Спокойствие упало с его лица, как кусок старой штукатурки со стены.
Признай мое могущество! закричал он, выкручивая мне руки.
Я молча мотала головой, безуспешно пытаясь вырваться. Часть меня уже смирилась с пыткой и наблюдала мои мучения отстраненно, точно все происходило с кем-то другим. От физической боли по моему лицу текли слезы. Но все, что ощущала моя душаэто собственную правоту. Леонард все же отпустил меня, но затем несколько раз быстро, сильно ударил. В ушах у меня зазвенело. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы в комнату шумным вихрем не ворвалась Натали.
Отпусти ее! завопила Натали, осыпая Леонарда градом ударов, и он, моментально придя в себя, отступил.
Что такое, Натали? Леонард говорил спокойно, хотя его щека все еще подергивалась. С каких это пор тебя заботит кто-либо, кроме тебя самой?
Не твое собачье дело, отрезала Натали. Убери свои поганые лапы от нее.
Когда я снес голову твоей любимой Агнесс, с которой ты успела покувыркаться в каждом углу, ты и тогда ничего не сказала.
Она мне надоела. И вообще, я не обязана перед тобой оправдываться, Натали бросила на меня взгляд искоса.
Темнеет, Натали, обратил ее внимание Леонард и растянул в улыбке тонкие губы.
Натали задрожала, скрестив на груди руки. Они с Леонардом замерли, глядя друг на друга.
«Чего они ждут?» подумала я, и ответ последовал незамедлительно. Лицо и руки Натали побелели, затем из ее кожи выступили тонкие шерстинки. Черты ее лица изменялись, тело уменьшалось, и со вздохом она упала на четвереньки. Происходящее было настолько нереальным, что я даже не удивилась, не способная поверить, что все происходит на самом деле. Я закрыла глаза, а когда открылавсего лишь спустя несколько секундпревращение завершилось, и на месте Натали стояла черно-белая кошка. Шерсть ее была поднята, усы встопорщены. Леонард поддел кошку ногой и, жалобно мяукнув, она бросилась под кровать.
Смотри мне, Натали, в следующий раз это может быть лягушка или червяк. Как тебе такое понравится? Леонард перевел взгляд на меня. Она устанет от тебя, как устала ото всех предыдущих, девчонка. Колин тем более не способен к истинной привязанности. Как только тобой наиграются, я выброшу тебя, как сломанную куклу.
Леонард поправил галстук и вышел. Я чувствовала себя так, будто меня протащили волоком по каменистой дороге. Разбитая губа кровоточила. Я достала платок и привела себя в относительный порядок. Потом попыталась извлечь из-под кровати Натали.
Кис-кис, позвала я, остро ощущая безумие ситуации.
Кошка была испугана и долго не желала выходить. Кое-как я выманила ее, посадила себе на колени. Погладила, и она поднырнула под ладонь. Человеческий разум в этом животном явно не теплился. Обняв кошку, я забралась под одеяло. Комната погружалась во тьму. Дом скрипел, вздыхал, превратился в огромное, печальное, недоброе существо. Мы с кошкой согрели друг друга. Она начала тихонько мурлыкать. «В зверином обличии Натали гораздо дружелюбнее», отметила я и уснула.
Когда я проснулась, Натали уже встала, но ее тепло еще оставалось на подушке и простыне.
Доброе утро, сказала я, чем, разумеется, вызвала саркастичное фырканье.
У тебя нет сигарет? А то во рту помойка, Натали сплюнула на ковер.
Не плюйся, нахмурилась я, и Натали захохотала.
Ее смех оказался заразительным, и я тоже засмеялась, хоть у меня и мелькнуло в голове: «Смех висельников».
Что бы ни случилось, порядок на первом месте, отсмеявшись, констатировала Натали. Пойдем ко мне. Там можно заплевать все хоть доверху.
Там и так было заплевано доверху. Повсюду валялись окурки, на всех плоскостях громоздились опорожненные винные бутылки. Как Натали удается столько пить и сохранять адекватность?
Меня медленно сшибает, ответила она моему удивленному взгляду. Я крепкая, как кобыла, и выпить могу соответствующе.
Расчистив себе место на кровати, Натали села, прикурила сигарету и задрожала от удовольствия. Докурив, она выудила из-под кровати непочатую бутылку и посмотрела сквозь нее: вино было темно-красное.
Как кровь, лениво протянула Натали. И я хочу крови. Его крови, она потянулась за штопором.
Вино с утра? ужаснулась я.
Жнаешь ли, прошепелявила Натали с зажатой в зубах второй сигаретой. осенние и зимние дни так коротки, что едва я успею проснуться, как обращаюсь в проклятую кошару. Стоит использовать каждую возможность поразвлечься, она отхлебнула из горла, умудрившись не выпустить при этом изо рта сигарету.
Это Леонард заколдовал тебя?
Нет, это меня мама такой родила, ухмыльнулась Натали.
Почему он так поступил с тобой?
Ему, видите ли, надоело, что по ночам я шастаю по дому и строю ему козни. Он, знаете ли, устает меня контролировать. Да лег бы, наконец, в гроб, там бы и отдохнул! Натали протяжно выдохнула, и вокруг нее заклубился дым. Самое бесящее, что, оборачиваясь пушистой тварью, я полностью себя теряю, ничего потом не помню. И где только не просыпалась наутро один раз даже на крыше. Три часа сидела, не знала, как слезть. Убиться насмерть я бы, конечно, не смогла, но падать с высоты все равно удовольствие ниже среднего. А то, бывает, дряни какой-нибудь наестся однажды меня все утро рвало кузнечиками. Если вдуматься, все это смешнокогда происходит не с тобой.
Ты действительно не можешь умереть, Натали?
Ага. Это он придумал, чтобы я руки на себя не наложила. И даже если кого-нибудь попросить, не сработает, Натали подала мне бутылку. Ударь меня.
Что? Я не могу.
Не будь дурой и ударь меня.
Я неуверенно коснулась Натали бутылкой.
Да не так! воскликнула Натали. С силой!
Я ударила сильнее, и в этот раз что-то произошло. Бутылка как будто налетела на невидимую преграду.
А если ты ее в меня бросишь, она пролетит мимо, как ни старайся. Еще у меня не получается нажать курок, когда я направляю оружие на себя.
А ты пыталась стрелять в себя?
Натали невозмутимо пожала плечами.
Много раз. Если бы мне удалось, было бы здорово. Я бы сбежала из этого сумасшедшего дома той же дверью, что когда-то моя мать, Натали подперла голову руками. Сигарета свисала с ее губы, как приклеенная. Чего бы я ни отдала за свободу, через что бы ни согласилась пройти. Лучше быть шлюхой в порту, чем пленницей здесь. Знаешь, на что похожа моя жизнь? Как будто спишь и видишь кошмар, где находишься в невыразимо ужасном месте и бежишь прочь, но, сколько бы ни бежала, не двигаешься с места. А потом сон заканчивается, открываешь глаза и видишь, что в реальности все то же самое. И точно так же не уйти. Из кошмара в кошмар.
Голос Натали был так же горек, как дым ее сигарет. Мне было жаль ее до боли в груди.
Все еще думая о Натали, я направилась к Колину.
На этом все? ядовито осведомился он, когда я вошла в комнатуТеперь, когда ты разобралась в нас всех, ты боишься меня? Не хочешь видеть меня и разговаривать со мной?
Ничего подобного, сказала я, сев на стул возле его кровати. Ты не виноват в том, что делает Леонард. Хотя я все еще не понимаю, что происходит с тобой.
Леонард рассказывал, что раньше было много богов, сказал Колин. Но потом они все умерли. Считалось, что их нельзя вернуть к жизни, но потом один человек рассказал Леонарду, как это сделать. Но прежде, чем бог станет сильным, ему надо вырасти.
Зачем это нужно Леонарду? спросила я.
Колин злобно посмотрел на меня. Глаза у него были запавшие, лицо костистое. Он походил на измученного зверька, загнанного в угол и способного только сверкать из темноты глазами и угрожающе рычать.
Он собирается «навести порядок». Изменить мироустройство. Леонард говорит, что на самом деле он уже самый главный, а бог ему требуется лишь для того, чтобы объяснить это всем остальным, всему человечеству. Леонард думает, что сможет управлять богом, Колин нахмурился. Но только я смогу им управлять. Потому что он и есть я.
Нет, Колин, тыэто ты. А вовсе не то, что Леонард в тебе взращивает.
Когда мне плохо, богу тоже становится плохо, продолжал Колин. Если я заболею, он тоже заболеет. Он обитает во мне.
Он любит тебя?
Нет, вертикальная морщинка между бровями Колина была глубока, как порез. Мне захотелось разгладить ее пальцами. Пока он маленький, мы связаны физически. Но даже когда он повзрослеет, и я смогу отпустить его, он будет заботиться обо мне и подчиняться мне, потому что считает себя частью меня. Это не любовь. Это родство.
Он может выполнить любое твое желание?
В будущем. Сейчас он только ребенок и не понимает приказов. Нужно подождать еще сколько-то может быть, десять лет. Выпускать его раньше слишком опасно.
Как зовут твоего бога?
В разные времена и разные народы называли его по-разному. Римляне именовали его Арес. АцтекиУицилопочтли. ЕгиптянеСет. Баал, Кали, Тейшеба, Нергал. Не перечислишь.
Не все эти имена были мне известны. Но суть я уловила. Все это были боги, связанные с разрушением и смертью. Боги войны.
Теперь мне стало ясно, что все время отталкивало меня от Колина. Прикасаясь к его руке, я чувствовала мощное, жестокое существо, дремлющее под тонкой кожей в ожидании своего часа. Моя неприязнь не относилась к самому Колину.
Не знаю, поверишь ли ты мне, Колин, но я твой друг, сказала я. По-прежнему.
Колин просверлил меня взглядом. Я спокойно и прямо смотрела на него. И что-то в моем лице заставило его поверить.
Хорошо, смягчился он.
Мы как будто скрепили негласное соглашение. Я заулыбалась. Удивительно, как переменчиво человеческое настроение. Вчера я была раздавлена мыслями о близящейся смерти, а сегодня ссора с ребенком казалась мне много худшей перспективой. Сейчас, когда туча, вставшая между мной и Колином, рассеялась, я ощущала себя вполне хорошо. Конечно, этот давящий, тяжелый, как камень, страх никуда не денется, но при желании я смогу не обращать на него внимания.
В полдень я накинула пальто и вышла из дома. Я бродила несколько часов и все это время в моей голове крутились слова Натали: «Кошмар, из которого не можешь убежать, и затем реальность, в которой все точно так же». Я как будто блуждала по кругусколько бы ни шла, неизменно возвращалась к тому, что оставила позади полчаса назад. Это вызывало ощущение безнадежности и было даже страшнее злых глаз Леонарда, его угроз и жестких пальцев. Удивительнее, чем зрелище Натали, превращающейся в кошку. Колдовство Возвращаясь в дом, я подумала о женщинах, которых сжигали на кострах по обвинению в ведовстве. Для меня стало очевидным, что все они погибли зря. Настоящей ведьме удалось бы избежать наказания, будьте уверены.
Я отправилась не к себе на второй этаж, а по длинному коридору первого этажа до конца, к Натали. В своей замусоренной комнате она лежала на кровати и спала. Я вынула из ее пальцев еще тлеющую сигарету и, не выдержавНатали выглядела такой красивой и несчастнойпоцеловала гладкую щеку.
Мама, пробормотала Натали и раскрыла глаза. Несколько секунд она неузнающе смотрела на меня, потом протянула: Ты
Спи дальше, Натали. Я сейчас уйду.
Нет, Натали села. Оставайся. Пришла пора рассказать тебе все. Только найду сигареты. И штопор.
Натали пошатывало. Я села на кровать, понимая, что будь Натали трезвой, она не начала бы этот разговор.
Дать тебе сигарету?
Я задумалась.
Да, пожалуй.
Натали помогла мне прикурить, откупорила бутылку и прилегла, прижимая ее к груди. Несколько секунд она собиралась с мыслями. Я видела ее сомнения почти так же отчетливо, как ее саму. Отпив глоток, Натали начала:
Я не всегда ненавидела Леонарда. У нас пять лет разницы в возрасте. Несмотря на это, в детстве мы были очень дружны. Хотя «дружба» слишком мелкое слово, чтобы обозначить происходившее между нами. Он был всем для меня. Целым миром.
Я осторожно потянула дым из сигареты. Какая горечь. Что бы ни сказала Натали, я решила не комментировать, понимая, что лучше позволить ей выговориться.
Хотелось бы мне заявить, что это позже темные знания испортили его. Зародили семя зла в его разуме, Натали фыркнула. Но он всегда был тем, кто он сейчас. Ему всегда хотелось быть лучше всех. В школьные годы он проводил ночи за учебой, засыпал на учебниках, зато в классе был самым умным, ну прямо-таки вознесся над всеми. Однажды схлопотал по химии «B», так я думала, он убьет себя. Он разбил себе голову об стену, представляешь? Учителя обожали его поначалу, а потом возненавидели, потому что он начал ловить их на ошибках. Когда он завершил школу на три года раньше положенного, только вежливость не позволяла им кричать «ура», наконец избавившись от него. Конечно, первого места в школе было для него недостаточно. Он постоянно себя со всеми сравнивал. «Я красивее его? Нет. Тогда я умнее его? Думаю, да. Он красивее меня в большей степени, чем я его умнее?» Он просто изводил меня такими разговорами. Не могу понять, откуда столь глубокий страх собственной ущербности. Он всегда бесился, когда слышал Моцарта. Потому что Моцарт давно умер, а человечество до сих пор не извергло его из себя. Потому что Моцарт сумел сохранить свое величие на века. Леонарда просто разъедала эта музыка. Я говорила, как думала: «Лео, ты не в себе. Нельзя жить с такой завистью». Но завидовал он не таланту Моцарта, а скорее его высшей позиции среди других композиторов. Вот что для Леонарда означало быть «лучшим» когда ты такой великий, что все остальные в сравнении с тобой букашки. В конечном итоге, все сводилось к главенству и контролю.
Свободный от школы, несколько лет Леонард вел праздный образ жизни, глубже погружаясь в свои болезненные идеи величия. Он полюбил читать всякую ерунду про черных магов вот уж кто обрел настоящее могущество среди людей. Где он только находил эти бредовые книжки? И все продолжал размышлять о каких-то мерзостях. Что угодно, лишь бы не чувствовать себя ничтожным. Он читал и Библию, критиковал каждую строчку. Бог идиот, Леонард лучше будет за Дьявола. Или будет самим Дьяволом. Смешно.
Когда ему исполнилось восемнадцать, Леонард сообщил мне, что уезжает. Куда-то в Индию, якобы для работы при посольстве, а на самом деле найти каких-то колдунов. Я спросила: «У тебя жар, Лео?», но мне стало страшно. Потому что я знала, он найдет, и начнет продвигаться дальше, следуя своему плану. У меня возникло ощущение, что все рушится. Я пыталась переубедить его. Говорила, что сойду с ума от тоски по нему, что колдовствоэто выдумки, и он не обнаружит тайных знаний, пусть даже обыщет весь мир. Но у меня ничего не получалось. Тогда я украла у отца ключи от стола в кабинете и достала револьвер. Пряча оружие за спиной, подошла к Леонарду и выстрелила в него дважды. Сюда и сюда, Натали показала на плечо и колено.
Тебе было жалко его?
Я отчаялась. И боялась случайно убить его, поэтому целилась очень старательно. Если я не могла остановить Леонарда словами, что еще я могла сделать?
Ты могла рассказать его родителям о том, что он собирается бежать.
Ха. Думаешь, они смогли бы его удержать, если я не смогла? Его отец был слизняк. Прямо как мой папочка. Сразу ясно, братья, Натали отпила вино большими глотками, как воду. Леонард убедил своих родителей, что я выстрелила в него случайно, и не держал на меня обиды. Пока он выздоравливал, я приходила к нему каждый день. Он как будто бы оставил свои намерения. Я расслабилась. Но как только его раны достаточно зажили, он исчез.
Его не было четыре года. Все это время я проклинала его. Потом он неожиданно объявился. Повзрослевший, загоревший, но все такой же, на первый взгляд. Хотя я ненавидела его, я соскучилась по нему. И я его простила. А вскоре его родители погибли при пожаре, и он пришел в наш дом, изображая скорбь Ха. В нем скорби меньше, чем в дохлой лягушке. Он был в таком горе, потеряв семью, дом, он не мог оставаться один, ну конечно. «Уж не ты ли сам избавился от них, мой дорогой?» спросила я. «Просто случай, принесший нам всем несчастье, ответил Леонард. Свеча, опрокинувшаяся на скатерть. Зачем же думать обо мне худшее, моя кошечка?» И снова надел тоску и печаль на свое самодовольное лицо. Даже я поразилась бы ему, не будь я такой же тварью, как и он. Люди для него были ничто. Просто бумажные куклы, которые разрываешь, сминаешь идабросаешь в огонь.