Если в десять лет Русь знал войну только по папиным снам, то сейчас он уже морпех-контрактник, пропрыгавший хрен знает сколько учений, тренировок и несколько боевых выходов. Которые, конечно, прошли тихо, но что это меняет?
Взгляд привычно выхватывает-опознаёт технику и оружие. Сканирует окружающие дворы в поисках опасности. Замечает движение рядоми рефлексы кидает в сторону, на одно колено, вскинув автомат
«Он тебя не видит», несколько секунд спустя заставляет себя подняться Русь.
Его действительно никто не видит. Не этот залитыйсвоей ли, чужой? кровью шатающийся боец, ни другие, такие же контуженные, раненные, чудом выжившие.
И кто из них тот Надир, будущий как его там, амир аль-Кохаб? Великий воин джихада, блин.
Русь вглядывается в лица бойцов, но видит только чужой страх. Кровь. Смерть.
Его мутит и трясёт.
В стороне от передней машинытого, что от неё осталось, у самой стены дома сидит боец, черноглазый татарин едва ли старше Руся. Таращится вокруг испуганно, размазывая натёкшую из носа кровь, причитает что-то про Аллаха.
Вдруг его взгляд останавливается на Русе. У того перехватывает дыхание.
Его кто-то видит?!
Кажется, солдат даже не осознаёт, насколько Русь нереально здесь смотрится. Просто вглядывается, беспомощно моргая и причитая по-татарски. То ли маму зовёт, то ли Аллаха
ЭтоНадир?
Это за ним сюда пришёл Русьотнюдь не спасать и не выводить?
За вот этим окровавленным, до смерти перепуганным парнем в драном бушлате? За его жизнью.
За его смертью.
Палец примерзает к спуску автомата. Хочется плюнуть на всё, схватить этого придурка за ворот, втащить в Ников автобус
Да и не только его. Всех ихэтих беспомощных, контуженных до дрожи похожих на самого Руся парней. И что, что форма другая и калаши без понтового обвеса. Все эти внешние отличия ничего не значат СЕЙЧАС.
А там будь что будет.
Это то, что испытывает Ник каждый раз?
Тарахтит знакомый мотор.
Русь? окликает Ник из переулка.
И тогда Русь отворачивается, закидывает автомат за спину и уходит к нему.
Беспомощный взгляд Надира ещё очень, очень долго сверлит спину.
***
В лагере всё по-прежнему, словно и не уходил. Сухая сирийская жара быстро выгоняет из тела последние воспоминания о зимнем Грозном, разве что в носу слегка свербит напоследок.
Кинчев, какого
Я посылал, спокойно обрывает Родина Джедай.
Но ничего у Руся не спрашивает, только смотрит в глаза внимательно.
Русь поспешно плюхается рядом со своим рюкзаком и бросает взгляд на часы.
Лагерь он покинул десять минут назад
Как будто и не было ничеготолько вот взгляд Зенита мешает забыться. ЧВКшник тоже ничего не спрашивает (и спасибо ему за это!), но скрыть интерес даже не пытается.
Игнорировать его сложно.
Но Русь старательный.
Кинчев, а Кинчев, подаёт голос Митяй, а почему ты в дозоре не торчишь, а?
Так, без особого наезда, чисто потрепаться.
Русь делает глубокий вдох, окончательно переключаясь, и отвечает:
А потому что я маленький, умный и очень важный канал связи!
Джедай на заднем плане старательно маскирует смешок под кашель.
Как тебя вообще к нам в морпехи взяли?
О, на это у Руся двадцать пять ответов разной степени похабности и идиотизма. По сути, дежурный взводный анекдот.
Сегодня Русь выбирает нейтральное и скромное:
Я просто отцам-командирам понравился.
А ещё разрядник по прыжкам и самбо.
И вообще, не говорить же о том, что у Рубцова, бывшего папиного офицера, тестьоднокашник командира бригады.
Да, конечно, это всё сейчас немножко работа на зрителя, но что в этом плохого?
Тем более здесь, в лагере, всё тихо и спокойно, и эта знойная, расслабленная тишина после горящего зимнего Грозного пьянит Руся, как портвейн. Хочется растянуться на коврике, подложив под голову рюкзак, и впасть в блаженное дремотное забытье
«Благодарный зритель», проходя мимо, останавливается и роняет негромко:
Ты в следующий раз осторожней там гуляй.
Где?! выдыхает Русь, распахивая глаза.
Откуда Джедай знает про
За поворотом оврага. Миха там три «медальона» прикопал.
Сначала Русь с облегчением выдыхает: Джедай про Грозный не в курсе, и даже закрывает обратно глаза.
А потом резко садится:
М-медальона?!
Противопехотная осколочная мина ПОМ-3 «Медальон» с сеймсодатчиком и какой-то шибко «умной» электроникой, анализирующей обстановку и дающей сигнал на подрыв. Зашибись просто, Русь такие только на ютубе видел, а тут три штуки сразу.
А он ещё под ноги смотрел по старинке в поисках растяжек и думал, что умный
Поздно смотреть под ноги, если их уже оторвало.
Видимо, лицо у Руся приобретает нужное выражение, потому что Джедай тихонько хмыкаети уходит.
Русь таращится ему вслед. После такого заявления сна уже ни в одном глазу.
Эй, чё тебе товарищ майор сказал такого, Кинчев? окликает через пару секунд Родин. В голосе прорезывается даже некое подобие заботливости: своих бойцов обижать Родя никому не даст, это его прерогатива.
Всё в порядке, тащ лейтенант, Русь заставляет себя снова улечься, пристроив голову на рюкзаке подле наушников своего «кварца». Так просветил по некоторым вопросом оборудования нашего лагеря
Родин хмыкает и дальше с расспросами не лезет.
А Русь глубоко вздыхает и велит себе расслабиться.
Забыть про Грозный, про Зенита, про видение атаки на блокпост
И про эти грёбаные «медальоны». Про нихв первую очередь.
Взять пример с Алабая. Вот уж образцовый матрос морской пехоты! Сто восемьдесят пять росту, центнер веса и ровно три состояния: ест, спит, выполняет боевую задачу.
Никаких тебе лишних мыслей и ещё более лишних нервов. Всем бы так!
Митяй, окликает Русь ради эксперимента, чуть повернув голову, чтобы видеть второго пулемётчика.
Чё те?
Вот о чём ты сейчас думаешь?
Митяй сосредоточенно молчит, скребя прорезающуюся щетину. Наконец выдаёт:
О ящерицах.
О чём?!
О ящерицах. Шмыгают тут изредка по камням. Вот думаю, если их поймать, на прутики на горелке пожарить не потравишься?
Ну у вас, блин, и фантазии, матрос, морщится со своего места взводный. А желудок твой кто лечить потом будет?
Хохла на тебя нет, вздыхает Русь, закрывая глаза. Елозит головой, пристраиваясь поудобнее, и наконец, плюнув, расстёгивает каску. Зажарить на прутике, тоже мне Лёха тебе штук десять куда более цивилизованных рецептов родит не сходя с места. Причём исключительно из сухпаевских ингредиентов.
Митяй тоже вздыхает.
Кинчев, а ты о чём думаешь?
Приоткрыв левый глаз, Русь долго созерцает пожухший лист, трепыхающийся на ветке над головой, а потом вполне честно отвечает, вычленив из царящей в голове каши первый попавшийся образ:
Об особенностях эксплуатации радиостанции Р-159.
Во извращенец! с нотками восхищения отзывается Митяй.
Русь лёжа пожимает плечами, мол, какой есть.
Зато, может, хоть теперь от него отстанут
Возвращается Джедай. Сквозь опущенные ресницы Русь видит песчаные берцы, вновь остановившиеся у его рюкзака, но старательно прикидывается спящей тушкой.
Постояв немного, Джедай отходит, с подхваченной от морпехов ленцой в голосе поинтересовавшись:
А почему Кинчев, если Николаев?
Русь выразительно и ровно сопит: вот вам, тащ майор, сонное матросское тело, одна штука. Делайте, что хотите, только ногами не пинайте.
А потому что он Руслан, товарищ майор, отзывается со своего места Родин, на которого, как назло, напала разговорчивость. Русь.
И?
Русь испытывает дикое желание спрятать голову под рюкзак, как под подушку.
Или хотя бы наушники надеть
Но увы.
«Моя светлая Русь», хохотнув, поясняет взводный. Любимая строевая песня Па нашего ротного.
Самое поганое, что ржут всем лагерем. Даже Зенит.
Нет, точно надо было в наушники залезть. Русь же радист, имеет право!
Время вроде тянется, не торопясь, а день всё равно пролетает в полтора вздоха. Закат до краёв наливает мир розовым и тёмно-синим, зной уходит, оставляя приятное тепло от нагретых камней. Дозоры в очередной раз меняются, Хохол готовит ужин, Джедай исчез где-то на склоне над лагерем, в их с Медведем снайперской лёжке, а сам Медведь дрыхнет в углу лагеряспустился по натоптанной уже тропинке, рухнул на коврик и мгновенно отрубился.
Русь и сам продремал, считай, весь вечер с перерывом на пожрать.
Снится ему тот же розовый закат, те же нагретые солнцем камни, и путается сон с явью, и поди разберикто ты, где ты, когда ты?..
ТыРуслан.
Николаев или
«Ассанов, ложится в память фамилия. Руслан Ассанов, сержант сверхсрочной службы, десантник, пулемётчик».
Да нет же, возражаешь сам себе. ТыРусь Николаев, матрос-контрактник, морпех, радист.
И тот улыбчивый загорелый старлей с серыми глазами твоего Руслана и голубым беретом за пазухой тебе просто приснился.
И то чувство, что вы с нимбратья навек, и плевать на кровь, на твою горячую нохчийн цIий, чеченскую, и его славянскую, на два языка, две культуры
Это чувство тоже приснилось.
Кинчев, подъём!
Русь распахивает глаза и садится, прерывисто дыша. Воздух с трудом протискивается мимо набухшего в горле кома.
Олег Огарёв и Руслан Ассанов
Кажется, Русь знает, КОГО он видел во сне.
Кем он был.
Глава 4
Ночью лагерь спит. Джедай всех загнал под маскировочную сетку лагеряа то мало ли. «В дозоре» нынче беспилотник, невидимкой проплывающий в тёмном небе раз в час. Не блокпостный, другойДжедай со своими договорился.
Ну и тыловой дозор у заминированного Медведем поворота остался на всякий случай. Морпехи сменяются раз в час.
Вернувшись со своей смены, Русь без сна заваливается на коврик, механически крутя в руках гарнитуру «гранита». Лагерь спити незаметно вернувшийся со своей очереди «ночного бдения» в снайперской лёжке Джедай, и Родин, в камуфляжном пончо больше похожий на груду камней, чем на спящего человека, и остальные бравые морпехи. Митяй всхрапывает, Бекас по-детски свернулся, подтянув колени, Алабай укрылся с головой и сопит, как паровоз, изредка по-собачьи подёргивая ногой.
Идиллия.
Даже кустик не шелохнётся в ночном безветрии.
Тёмный силуэт Зенита Русь замечает не сразу. Как-то подсознательно вымарывает его из своей картины мира, хотя и знает, что Зенит сейчас дежурит по лагерю.
Не спится? раздаётся негромкий голос, так непохожий на тот, что Русь слышал в Никовой рации и так похожий одновременно.
Несколько секунд Русь борется с соблазном привычно прикинуться спящим матросским телом.
Но если Зенит спрашивает, значит, уже спалил.
Отложив гарнитуру, Русь неохотно поворачивает голову:
Да так. Нервы.
Не знал, что у морпехов могут быть проблемы с нервами, беззлобно подначивает Зенит. Я думал, это у нервов могут быть проблемы с морпехами.
Ха-ха, мрачно отзывается Русь.
Не озвучивать же правду. Что боишься уснуть и увидеть во сне свою-чужую смерть.
Смерть Руслана-старшего в афганских горах
Ладно, извини, это я так. Тебя Русланом зовут, значит?
Русь дёргается. Слишком много Русланов
Русь, вырывается помимо воли. Так проще Можно по позывномуРусич.
Но в момент, когда он уже собрался закончить на этом разговор, послать Зенита лесом (а до ближайшего леса тут далеко!) и всё-таки изобразить то самое спящее матросское тело, в памяти всплывает одно-единственное мгновенье на подножке автобуса. Один-единственный соблазн: задержи Никаи не будет никаких проблем.
И Зенита тоже не будет.
И ведь Русь поддался бы этому соблазну если бы не увидел в глазах Ника последствия. Его пресловутые круги на воде.
Узел внутри стягивает грудь.
Ну, значит, будем знакомы, Русь, кивает ни о чём не подозревающий Зенит. Ну а я Алексей. Можно Алексей Николаевич, если тебе так проще с учётом разницы в возрасте и того, что твой взводный тоже Алексей. И один из бойцов, я верно запомнил, да?
Угу, неопределённо отзывается Русь, старательно отгоняя воспоминания.
Свои и чужие.
Слушай, Русь. Вопрос, наверное, глупый, но
«Ты тоже видишь тот автобус?» почему-то всплывает в голове голосом Джедая.
Да так ясно, что Русь даже скашивает глаза на «стройотрядовца», но тот спит как ни в чём не бывало, и негромкий разговор почти над ухом ему совершенно не мешает.
Чего? прерывает Русь затянувшуюся паузу.
Перед тем, как наш командир услал тебя из лагеря, осторожно подбирает слова Зенит, ты тоже слышал кое-что?
«Да что вы все заладили «тоже», «тоже» Это вы«тоже»! А мы с Ником друзья А вы вообще его даже не видите».
Понимаю, звучит бредово, не выдержав, добавляет Зенит, но я видел автобус. Давно, очень давно считай, четверть века назад.
И коё чёрт дёргает Руся за язык?
В январе девяносто пятого в Грозном?
Жаль, в темноте не разобрать выражение лица у Зенита. Запоминающаяся картина, небось.
Т-ты нет, ты же не он? Не Не может быть. Это правда ты?! Просто в обличии
Русь садится, окончательно отказавшись от попыток уснуть.
Нет Алексей Николаич. Я не он. Не Проводник. Я просто Русь Николаев, матрос морской пехоты Черноморского флота. А Ник Проводник рассказывал о вас.
И о Надире?
Русь на автопилоте делает непонимающее лицо, но в темноте Зенит не видит.
Пауза затягивается.
Ну о том, из-за кого мы здесь, наконец произносит Зенит очень-очень тихо. О моём Надире
Джедай во сне поворачивается набок, и Русь с Зенитом замирают.
Секунды тянутся одна за другой, но офицер продолжает размеренно сопеть, не просыпаясь.
ВАШЕМ Надире? переспрашивает Русь, пытаясь разглядеть лицо Зенита.
Лунный отсвет и густые чёрные тени словно разламывают его пополам.
Моёмочень тихо и очень горько подтверждает Зенит. Можешь представить ситуацию, когда тебе отдают приказ участвовать в ликвидаци брата? Названного брата, но всё же.
Русь почему-то вспоминает Олега Огарёва и Руслана Ассанова. Русского и чеченца.
Что было бы с Ассановым, выживи он в Афгане и доживи до 1995 года? Каково бы ему было?..
А ещёсвоё бредовое чувство, что Зенита должно быть ДВОЕ.
Мы познакомились в учебке, попали в одну военную часть, говорит тем временем Зенит. Вместе вошли в Грозный. Вместе воевали Всегда вместе, как братья. Только в тот день наша машина поотстала и мы с ним оказались в разных концах колонны. Я Всё это время я думал, что он так там и погиб. Тело не нашли, он значился пропавшим без вести, но сколько их тамякобы пропавших. Машины горели, как факелы Погребальным костром. Знаешь, от чеченских пуль и гранат в тот день погибло у нас куда меньше народа, чем
Чем от удара своей же артиллерии, добавляет Русь, не удержавшись.
Зенит в изумлении вскидывает голову а потом снова сникает:
Ну да я забыл. Этот Проводник рассказал тебе всё?
«Я сам видел, хочет сказать Русь, но язык примерзает к зубам. Я был там после артудара. И видел этого вашего Надира Он выбрался из машины. И даже, вроде, не был серьёзно ранен, его только контузило».
Кое-что, наконец выдавливает он из себя.
Я мало что помню. Взрывы, огонь, осколки во все стороны Где-то боекомплект рванул, где-то просто топливо Туда, вперёд, к Надиру не пройти. Я пытался! Я правда пытался! жарким шёпотом твердит Зенит. Потом, кажется, по каске обломком прилетело очнулся уже, когда ну, Проводник меня тащил. Мальчишка седой в зелёном шарфе. Сердитый такой. Пытается втащить меня на подножку раздолбанного пазика и ругается. Что я такой тяжёлый, что попёр куда не надо, что ему всё это надоело, сколько можно-то И что ему ещё друга забирать, а я тут полутрупом валяюсь, тут он изумлённо замолкает, но потом, встряхнув головой, кивает: Да, про друга я почему-то чётко запомнил. Ещё потом всё удивлялся. Когда понял, что он не местный малец, а Проводник. Кого же он мог другом назвать тогда Ангела Господня?..
Русь забывает, как дышать. Просто теряет этот навык напрочь и несколько секунд не может ни о чём думать, воюя со своими лёгкими за право сделать вдох.
Зенит помнит новую реальность.
Ник при нём назвал Руся другом.
Всё это было наяву. Тот заход в Грозный БЫЛ, и круги по воде от него уже разбежались.
«Значит, и Надир мог меня запомнить? Как я ушёл».
Двадцать четыре года я думал, что мой брат, мой Надир мёртв, медленно, размеренно, без лишних эмоций произносит Зенит, но Русь всей шкурой чувствует шторм, бушующий за этой хрупкой, как стекло, маской. Пока во время одного огневого контакта мы тут случайно не перехлестнулись частотами с противником. А я как раз ляпнул что-то про Грозный, духов и девяносто пятый