Отставить. Напомни-ка свои обязанности, как радиста приданной мне группы усиления?
Пялясь куда-то над плечом Джедая, Русь чеканит:
Осуществлять резервный канал связи. Дежурить по радиостанции, неотлучно находясь в лагере за исключением прямых приказов командира. В случае проблем с основнымвашимканалом связи, осуществлять связь с блокпостом и базой.
Какая буква в слове «неотлучно» вам непонятна, матрос?.. Первый раз ты, положим, ушёл с моего разрешения. А сейчас?
Русь молча пялится в никуда. Руки по швам, спина выпрямлена, подбородок вверх.
Виноват, тащ майор.
Других слов у него нет.
А если бы в твоё отсутствие нас бы тут противник накрыл? Я ранен, спутниковый канал выведен из строя, а беспилотник как раз вернулся в группировку на подзарядку?
Виноват, тащ майор.
Ты какие-нибудь другие слова знаешь, Кинчев? раздражается Джедай.
Так точно, тащ майор, Руся рефлекторно тянет ответить дежурным взводным приколом про «Так точно, знаю: АКВАЛАНГ», но язык не поворачивается.
Твою мать, Кинчев, морпехи все такие: глаза пустые, рожа кирпичом?!
Не могу точно знать, тащ майор.
Джедай делает глубокий вдох и ме-едленно выдыхает. А потом на всякий случай ещё раз.
Потом отводит взгляд от Русятоже уставившись в абстрактную точку над его плечом.
Заметь, произносит он ровно, я даже не спрашиваю, ГДЕ тебя носило. Откуда у тебя ссадина на щеке, чем ты умудрился вспороть ремень разгрузки на плече и почему периодически чуть встряхиваешь башкой, как контуженный. Ничего не спрашиваю.
И Русь ему за это очень благодарен.
Но впредь ты покидаешь лагерь только с моего разрешения. Всё ясно?
Так точно, тащ майор.
Какое-то время они молчат, не двигаясь. Русь ни на йоту не позволяет себе отклониться от стойки.
В принципе, это его единственный способ показать степень раскаяния.
Ты хоть обернулся бы, когда уходил, Кинчев Я бы тебе кулаком погрозил. Всё бы полегче на душе было, наконец говорит Джедай тихо и на редкость по-человечески.
Русь даже осмеливается взглянуть ему в лицо.
В лунном свете глаза у Джедая тёмные и уставшие. В отличие от морпехов, он не мог позволить себе толком расслабиться весь день, он был на боевом посту каждую секунду: в лёжке как снайпер, в лагере как командующий операцией. И даже во сне продолжал краем сознания отслеживать происходящее, особенно когда Русь с Зенитом заговорили рядом на необычные темы.
Загуляй ты ещё на пару минут, я бы вызвал тебя по рации. Интересно дозвался бы?
Русь скашивает глаза, убеждаясь, что «гранит» в Грозном не потерял.
Не могу сказать, тащ майор. Не знаю.
А товарищ твой знает, интересно?
Русь непонимающе хмурится и, наконец, оборачивается, проследив за взглядом Джедая.
Неподалёку замер Ник. Сутулый, седой, руки в карманах, шарф размотан.
Здрасте, совершенно не по-военному говорит Ник, медленно подходя.
Взгляд Джедая абсолютно нечитаем:
Так вот, значит, ты какой загадочный Проводник.
Ник дёргает плечами, мол, какой есть, других не дали.
Джедай молчит несколько секунд. О чём-то шуршит гарнитура его рацийки, он бросает в микрофон короткое: «Я в курсе», а потом тихо спрашивает:
Слушай а всё-таки что с Михой тогда было?
Русь смотрит на него, на Ника но предпочитает не лезть в то, чего не понимает.
Чё было, чё былонеохотно отзывается Ник. Охранение ваше прохлопало дозор бандитов, вот чё было. А те, услышав твой выстрел, прямо на этого твоего Мишутку и выскочили
Услышав нелепое «Мишутка», Джедай дёргается, и Русь понимает: он поверил. Мгновенно поверил.
А как же
Зачем тебе знать? хмурится Ник. Живи и радуйся.
Джедай криво усмехается:
Я так не умею. Не с моей работой.
Ну так учись, пожимает плечами Ник, останавливаясь подле Руся. Учиться никогда не поздно.
Джедай качает головой но больше не лезет.
Выпытать что-то у Ника, когда он говорить этого не хочет, задачка даже майору ССО не по зубам, пожалуй.
Русь невесело, но старательно улыбается другу. Тот смотрит в ответ хмуро и виновато, и Русю хочется взъерошить его седые пряди и пообещать, что всё будет хорошо. Все выживут, и ЗенитЗенит обязательно!
Но Русь молчит, потому что понимает: они так ничего и не исправили, и Зениту ещё предстоит подписать своему названному брату приговор, указав Джедаю, в кого стрелять.
И Русь ничего не может здесь сделать. Он радист на боевой операции.
И он не покинет лагерь без приказа Джедая.
Не потому что боится вызвать недовольство офицера Просто он матрос морской пехотыи это его долг.
Он радист, он отвечает за связь, за радиостанцию, за
Радиостанция.
Связь.
Крик Зенита: «Эй, кто меня слышит! Приём! Кто-нибудь! Прекратите обстрел, прекратите обстрел, здесь свои!..».
В мозгу щёлкают, один за другим вставая на место, кусочки паззла.
Вопросительный взгляд Ника Русь чувствует всей кожей.
Товарищ майор, сглотнув, обращается Русь, разрешите крайний раз отойти.
В чём дело? хмурится Джедай и бросает взгляд на Ника.
Дело в том, что я радист, тихо говорит Русь. Я отвечаю за связь. И я знаю, как исправить кое-что. Не здесь. Далеко.
Джедай молчит несколько секунд.
А потом спрашивает:
В Грозном девяносто пятого?
И одновременно с ним переспрашивает Ник:
Связь?..
Да, кивает Русь сразу на оба вопроса. Ник, твоя радиостанция может выйти в эфирили только на приём?
Не пробовал, ошарашенно бормочет Ник, распахнув глаза. Никогда не пробовал. Мне Мара показал, как с ней обращаться, но я всегда только слушал.
Думаю, может, Русь и сам не знает, откуда эта уверенность, но сомнений у него и впрямь нет. Она же всё равно остаётся обычной «стопятьдесятдевяткой».
Мистическая Р-159 потрясающе, блин, вполголоса комментирует Джедай, переводя взгляд с Руся на Ника и обратно.
А Русь торопливо продолжает:
Ник, мне на самом деле даже идти с тобой не обязательно. Просто запомни: появляешься за пару минут до артналёта, находишь частоту боевого управления артиллерией и отменяешь удар. Просто скажи им, что там свои, там свои, стрелять нельзя. Они же потеряли их колонну, ты же сам говорил, поэтому и накрыли. Никто по ним специально не стрелял, это всё Надир для себя придумал. Надо просто отменить удар, понимаешь? Просто отменить. Не надо спасать Зенита, Надира или ещё кого, выбирать одних и бросать других они все выживут, если ты отменишь артудар. Сами. У тебя получится, Ник, я знаю! Ты же умеешь шерстить частоты?
У Ника глазадва тёмных пятака.
У Джедая тоже.
Так, матрос, медленно произносит он, сглотнув. Слушай боевой приказ да не дёргайся ты по стойке смирно, просто слушай. Значит, так. Отправляешься с Проводником. Налаживаешь связь и далее по тексту, всё, как ты расписал. Ты у нас радист или кто? Вот и вперёд. По возвращении доло кхм, я, наверное, всё забуду, да?
Ник пожимает плечами, бросая взгляд на Руся:
Я не знаю Не знаю, какие пойдут круги по воде. Может, вы вообще не встретитесь никогда
Джедай усмехается:
Это будет даже обидно. Мне понравилось с морпехами работать.
Вы сможете вспомнить, тащ Джедай, уверенно говорит Русь. Вряд ли я какой-то избранный, а я помню неслучившееся. Это сложно, но можно.
Ладно, разберёмся, кивает Джедай. Если что я тебя найду и расспрошу. На всякий случай.
Русь кивает.
Ну, тогда с Богом. Вперёд, матрос. Удачи вам.
Спасибо.
А Ник вдруг ухмыляется:
Привет Наташе!
Джедай вскидывает брови в изумлении а потом опускает лицо, пряча в тени улыбку.
Обязательно
Ник хватает Руся за руку и тянет к автобусу.
Глава 5
Блин, сейчас бы музон врубить, говорит Русь внезапно даже для самого себя, усаживаясь рядом с радиостанцией.
Он больше не чувствует ни узла внутри, ни тревогиничего.
Он собран и сосредоточен. Впередибой, и пусть формально не его Приказ получен, задача ясна, выполняй, матрос.
Никто кроме нас тьфу, это не его, это папино.
Его«Там, где мы, там победа», тоже пойдёт.
«Алису»? хмыкает Ник.
Ага, рассеянно откликается Русь, осматривая радиостанцию. «Мы-ы-ы начинаем движение вспять!» Так, ну хорошо, с виду всё в порядке, давай уже двигать вспять, на месте разберёмся.
А ты с такой радиостанцией
Ник, Русь усмехается, поднимая глаза на друга, для начала: я в четырнадцатом году, как вернулся, первым делом полез интернет шерстить насчёт «стопятьдесятдевятки». Точнее, насчёт всех советских радиостанций, но твою опознать по фоткам несложно. Да и в армии тоже не всегда с «кварцем» бегал, знаешь лиА потом серьёзнеет и спрашивает то, что не спросил бы в других обстоятельствах никогда: Слушай а почему ты меня на ту войну не пустил?
Да не то чтобы не пустилуклончиво отзывается Ник. Ты же сам принял решение в итоге. Я просто дал тебе время на раздумье. Ну и до дома подкинул потом.
Так почему? повторяет Русь.
Ник вздыхает и неохотно признаётся:
Потому что ты погиб. Двадцать восьмого августа две тысячи четырнадцатого года под Донецком. Очень глупо, нелепо и совсем не героически ну если не считать за подвиг само нахождение на боевом посту.
Без «бы».
Это для Ника случилось.
Твою мать.
Это всё, что выдавливает из себя Русь.
Потом делает глубокий вдох и спрашивает:
Но мы же тогда, в начале июня ещё не были знакомы. Почему я?
Ник пожимает плечами:
А в августебыли.
Почему ты мне тогда не сказал?
Потому что не пойти на войну «чтоб не убили» это трусость, которую ты бы себе никогда не простил Ладно, Русь, не надо. Ты ведь всё равно нашёл свою войну. И это всегда только твой выбор.
Это точно. И, пожалуй, я предпочту не знать, к чему он приведёт ВОТ ТАК Ладно, поехали уже. Нам надо успеть до артудара.
Да куда мы денемся Автобус 762 маршрута всегда прибывает точно в срок.
Автобус откликается бодрым рёвом мотора. Ник пробирается в кабину, Русь же подхватывает радиостанцию и ставит себе на колени. Снимает каску, натягивает наушники, прилаживаясь к старой, непривычной гарнитуре, пробегает пальцами по элементам управления
Ну что ж. Конечно, не любимый «кварц», но пойдёт. С чем мы только «в полях» в учебке и после не бегали.
На секунду он испытывает дикое желание включить радиостанцию прямо сейчас вдруг опять услышит голос отца из далёкого девяносто девятого?
А вдруг сможет ответить?..
Только что он сможет сказать? «Привет, я твой сын, говорю с тобой из будущего, ты выживешь, тебя ценой своей смерти спасёт Руслан, в честь которого ты меня и назовёшь»?
Нет, ничего ему Русь не скажет. И даже не крикнет: «Папа, держись!» что толку кричать.
Папа и так вернулся.
А другие
Автобус тормозит.
Придётся вылезти, кричит Ник, оборачиваясь. Туда, в Грозный чтобы получилось настоящий эфир поймать.
Понял.
Русь спускает антенну, небрежно сматывая в кольцо, чтобы не мешалась, накидывает лямки рации на плечи и осторожно, приноравливаясь к весу, выбирается к двери.
Отвык, блин, ворчит он, пытаясь как-то поудобнее сдвинуть автомат. «Могильная плита», чтоб её «Радисту бронежилет не выдаём»
Тебе помочь? Ник первым спрыгивает на землю.
Да ладно, не маленькийРусь наконец прилаживается, потихоньку вспоминая, как прыгал с этой «могильной плитой» на пузе по крымским косогорам.
Выдёргивает, наконец, из-под лямки ремень автомата, поправляет, поводит плечами и шагает следом за Ником в Грозный.
Здесь холодно, Боже, ну что же так холодно-то, дайте обратно ночной сирийский «двадцатник», никогда Русь больше там на погоду жаловаться не будет, честно-честно!.. Ладно, мысли в сторону.
Здравствуй, Грозный. Город, навсегда поселившийся в его сердце ноющим осколком.
Вместо приветствия по ушам стегает стрёкот автоматной очереди. Вдалеке Покавдалеке. Но руки уже по привычке вскидывают автомат, тело обращается сжатой пружиной, ноги несут вбок, ближе к стене
Отдалённый «бах» гранатомётного выстрела бой где-то слева, на той самой улице.
Ник, сюда, рявкает Русь. Не торчи.
Ник оборачивается, не двигаясь с места:
Спокойно, говорит он. Нас здесь почти что нет.
Какое нахрен «почти», меня в прошлый раз как приложило! рычит Русь. Ник, ради Бога, не маячь, ты меня нервируешь!
Ник нелепо улыбается и послушно подходит.
Блин, Русь, когда ты так вырасти успел? Я ж тебя десятилетним шкетом помню в бежевых штанах.
Бриджах. И жёлтой футболке. Я помню, да Но мне уже девятнадцать, Ник. Извини, но я вырос большим и занудным морпехом. Я бы на тебя ещё свой броник напялил, но Родя меня убьёт Давай-ка в подъезд занырнём, там, вроде, никого. Стоп! Я первый.
В подъезде действительно никого. Двери квартир распахнуты, лестница завалена пылью, бетонной крошкой и осколками стекла.
Вроде, всё тихо.
Пробежавшись на два этажа вверх, Русь спускается обратно и зовёт:
Ник, давай на крышу. Понятия не имею, где у артеллы штаб, а внизу дома мешаться будут.
На крыше в лицо ударяет пахнущий гарью ветерточь-в-точь тот, с пустыря. Стрельба становится слышна отчётливее.
Русь щурится и садится прямо на пороге, отгоняя мысль о том, что артудар их с Ником отсюда попросту сметёт. Ник проскальзывает мимо него на крышу и замирает, вскинув голову к небу.
Низкому, дымному, серому.
Ник, сядь, ради Бога, просит Русь со вздохом, ставя радиостанцию рядом с собой.
Ник послушно плюхается неподалёку, подогнув ноги, и интересуется, как ни в чём не бывало:
Тебе помочь?
Ага, пожелай мне удачи и не лезь под руку, машинально отзывается Русь, откидывая крышку с барабанов настройки частоты. Ох, ма-ать
Чё такое? тут же напрягается Ник. Я тут крутил, но осторожно!
Да не, ты-то тут причём это я расслабился со своим «кварцем» и восемью забитыми в память рабочими частотами.
Здесь, если Русь правильно помнит табличку, частот было четыреста с лишним. В «кварце», конечно, их все тоже можно вручную настроить, но обычно восьми заранее забитых хватало за глаза.
А стрёкот автоматных очередей и басовитые хлопки гранат за несколько домов отсюда всё не смолкают, и Русь никак не может выбросить из головы слова Ника о том, что колонна, в которой шли Зенит с Надиром, попала в засаду
Но у них своя задача.
А у Русясвоя.
Поэтому он делает единственное, что может в данной ситуации: резким движением взводит тросик антенны, поднимая её прямо в серое небо, щёлкает тумблером, пробегает пальцами по кнопкам, как когда-то учили: напряжение, настройка на антенну
В наушниках сначала зашумело, потом посыпался треск с обрывками голосов.
Блин, и как тут кого-то найти?
Русь поднимает взгляд на Ника, сжавшегося настороженной пружинкой и ободряюще улыбается.
Наобум будем искать. И молиться.
А что остаётся-то?
За треском в наушниках Русь уже не слышит стрельбы. Ничего не слышит.
Закрывает глаза и касается барабанов настроек частоты.
Ну, с Богом!
Щелчок. Настройка на антенну. Ровный шум.
Пусто
Ещё щелчок-настройка.
«Десятый, десятый, я Клён-15, мы на перекрёстке, мы на перекрёстке, ты где?..»
Щелчок. Настройка.
«огневой бой, веду огневой бой»
Щелчок. Настройка.
«Вертушки направьте, вертушки!..»
Щелчок-настройка-пустота-щелчок-настройка-пустота-щелчок-настройка
«У меня три «двухсотых», три «двухсотых» уже, мля, лупят откуда-то с той высотки! Мы не пройдём здесь, не пройдём!»
Щелчок-настройка-пустота-пустота-пустота
«помощь, дайте помощь! Дайте!..»
Грохот разрыва, треск и чьё-то монотонное: «Курган-35, Курган-35, ответьте Десятому!».
Щелчок-настройка
Пустота сменяется криками, крики шумом помех и так по кругу. Русь вслушивается в голоса, взрывы и треск, и Грозный разворачивается перед ним во всём своём чёрном величии, в ужасе попавших в ловушку людей.
Кто из тех голосовколонна, в которой идут Зенит и Надир?
Кричат ли они, угодив в засаду, просят ли помощь, пытаются ли сориентироваться, чтобы объяснить штабу, где они?
Русь слышит много таких отчаянных голосов. Слишком много для одного «маленького, но умного» морпеха из далёкого две тысячи девятнадцатого.