Бедное дитя. Тына краю пропасти. В одном шаге от того, чтобы превратиться в чудовище.
Он помолчал, дав словам холодом повиснуть в воздухе.
В какое чудовище? хрипло спросил я, уже предполагая страшный ответ.
В какое, да? В одного из Расколотых, разумеется. В гончую Повелителя Кошмаров.
Мы говорили долго. Не знаю сколько. Может сутки. Но кофе действительно был хорош. Баута привёл меня в кофейню, которая дышала уютом и покоем. Только, как и в Парке, я чувствовал фальшь. Серафим невесело засмеялся и посоветовал наслаждаться затишьем, пусть даже и ложным, пока есть возможность. Я постарался последовать этому совету. За разномастными столиками сидели столь же разномастные люди. Одежда на некоторых была явно старинная, на некоторыхпёстрая, привычная для Города рвань. Высокие, низкие, красивые, уродливые, все они эмоционально переговаривались и жестикулировали, собравшись по трое-четверо за столом и литрами поглощая кофе, который разносила усталая светловолосая официантка. Две странности. Первая, уже привычная, те же белые, выцветшие глаза. А втораяне смотря на накал страстей и веселья в некоторых компаниях, кофейня была погружена в давящую, почти гробовую тишину.
Что? Баута уселся на массивный деревянный стул у стойки. Мне нужно место, где я могу расслабиться в тишине, а эти Сами они друг-друга прекрасно слышат. Ну, наверное.
Но кто все эти люди? То есть, я понял, что они сами к тебе пришли, приняли такое существование, блаблабла. Но это не объясняет их перед нами, на стойку шлёпнулись две высокие, фарфоровые кружки с чёрным, как грех, ароматным кофе. Я отхлебнул и да, как я уже говорил, ничего лучше я не пробовал.
Состояния? я кивнул. Как бы тебе объяснить, дитя Ты знаешь, в чём источник силы чудовищ Города? Или твоей?
Я задумался, анализируя своё состояние и изменения, которые произошли с того момента, как в Шпиле ко мне вернулся рассудок. Вспоминал моменты, когда тьма во мне пробуждалась, позволяя видеть и делать что-то, за пределами человеческих возможностей. Вернулись даже воспоминания, которые сознание милосердно пыталось блокировать. Например, разговор с привратником в доме Хоря, которого я мимоходом свёл с ума. И другие. На мгновение, жуткое (ПРЕКРАСНОЕ), я будто услышал, в глубине моего черепа, протестующий вопль Хряка, надрывный, отчаянный крик зовущего семью Хоря, невнятное бормотание привратника Испуганное мычание Улыбаки, хрип скорчившегося Мумии, плач замороченного Прибоя, крики уводимых из Шпиля детей, протестующий, бессильный стон Лисы..!
Мне пришлось схватиться за стойку, чтобы не упасть. Баута продолжал выжидающе смотреть на меня, только кружка скрывалась в раструбе маски, чтобы появиться обратно уже ополовиненной.
Я В последнее время я чую чужие эмоции. Гнев, страх И живых, но особенно тех, кто умирает. И они, словно продолжают существовать во мне. Кричать во мне. От этого что-то внутри меня просыпается. Что-то тёмное, но с помощью этого я могу делать необычные вещи. я поднёс к лицу ладонь с чёрными, отросшими ногтями, и пальцы, сами собой, скорчились, будто когти. Необычные и страшные. Видеть что-то. В Звоне я слышу почти музыку и она зовёт меня, манит куда-то. К каким-то тайнам. И ответам на них
Я словно задремал, но Серафим хлопнул ладонью по стойке и этот приземлённый звук позволил мне встряхнуться.
Ладно, суть ты уловил. Эмоции. Мысли. Желания. Души, если хочешь. Такие, как ты, как я когда-то, как Расколотые, мы можем улавливать чужие эмоции и преобразовывать их в энергию, изменяя мир вокруг нас. Чудовища, и ты, да, всегда идут по простому пути. Боль, ужас, отчаяние. Они жрут его, поглощают саму суть человека и это питает их. Мы, Серафимы, тоже так можем. Но стараемся действовать по-другому. Счастье тоже может быть источником силы, хотя
Баута опустил голову, будто на его плечи рухнула неимоверная тяжесть и продолжил, прерывисто, будто у него ком встал в горле:
Помни, что всёложь. Источник, питающий тебя не важен, радость это или ужас, подоплёка всегда одинаково отвратительна. И единственно значимым остаётся, как ты эту силу используешь
Подоплёка?
Ты сам всё увидишь, когда мы отправимся в путь. Пока же, спроси о чём-нибудь другом.
Хорошо. Вопросы роились в голове роем пчёл, такие же многочисленные и зудящие. Даже не знаю, с чего начать. Серафимы? Чудовища? Звонарь? Озарённые? Что со мной творится и как с этим бороться? И да, ты так и не ответил, что с этими людьми не так.
Этоне люди. Больше нет, по крайней мере. Считай их неопасным аналогом Теней Города. Расколотые и Серафимы? Мысуть одно и то же. Изначально, люди с редким даром, но пошедшие разными путями. Да, не удивляйся, я поперхнулся следующим глотком. Каждый Расколотый когда-то был человеком, вроде тебя. Но, подобно тебе, они поддались голоду и это извратило их. Теперь они всеручные чудовища Звонаря. Он у них, вроде как на вершине пищевой цепи. А сам Звонарь Скажи, Кот, ты помнишь что-нибудь о жизни до Города?
Нет. в голове что-то крутилось, какие-то картины, но слишком размытые, чтобы рассмотреть что-то определённое. Я знаю, что мне нравится, а что вызывает отвращение. У меня есть какие-то привычки, о происхождении которых я ничего не помню. Я знаю названия и предназначения некоторых вещей, которые вижу, казалось бы впервые. И это всё.
Понятно. Не знаю, как у таких, как ты, а у Серафимов часть памяти возвращается, когда мы становимся сильнее. Не всё, конечно, но достаточно, чтобы знать: место, где мы существуемне более реально, чем мысль душевнобольного. Это забытый кошмар забытого бога. А бог, в данном случае, само человечество. Оно породило это безумие и Звонаряцаря безумцев. А потом заперло всё это здесь, когда это стало ненужным. Но Звонарь, он хочет вырваться. И, если он отправил тебя в Храм, значит там и хранится ключ, который откроет ужасу ворота к каждому из живущих.
Подожди, слишком много информации. я в очередной раз схватился за голову и помассировал виски. Стало немного легче. Мы что, вроде как в аду?
Ха, нет конечно. Мы в самой тёмной, забытой и запертой части коллективного подсознания людей. В месте, где заперты все иррациональные страхи, такие, как ужас перед темнотой, перед пляшущими в глубина пещеры тенями, шагами за спиной. Все монстры, которых дети и взрослые представляют под своими кроватямиобитают здесь.
Но Как мы сюда попали тогда?
Не знаю. Кома? Мучительная смерть в страшном сне? Психическое расстройство? А может ты просто задремал на солнцепёке и видишь всё это? Никто тебе не ответит. Кроме, может быть, самого Повелителя Кошмаров.
Так. Бл**ь. У меня мозг свернулся по-моему.
Тогда не задумывайся об этом. Всё, что ты должен помнитьокружающее, по сути, просто очередной Морок. Но очень большой и очень опасный.
А со мной что? Ты можешь меня вылечить?
Вылечить?! Серафим рокочуще засмеялся. А кто сказал, что ты болен? Немного не в себе, возможно, как и все мы. Ну а превращение Твои мотивы и поступки определяют тебя. Хочешь помочь себепомоги мне!
Он с неожиданной горячностью схватил меня за руку, опрокинув кружку. Остатки кофе растеклись по тёмному дубу стойки и намочили его чёрный рукав, но Баута не обратил внимания, продолжая, будто тисками, сжимать моё запястье:
Помоги мне нарушить планы Звонаря! Если мы получим ключ, то я смогу использовать его силу, чтобы уничтожить ублюдка или запереть ещё на тысячу лет, а пока появится новый, пройти могут тысячи тысяч циклов! Весь ужас, в котором мы вынуждены существоватьничто, в сравнении с тем, что эта тварь устроит, если вырвется.
Мне нужно спасти кое-кого. я осторожно освободил руку. Ты мне, конечно, больше нравишься, чем этот урод, но кому из вас верить, я не знаю и не хочу выяснять. Я должен спасти Лису и детей, остальное меня не волнует.
Вот поэтому ты и превращаешься. Серафим снова устало вздохнул. Эгоизм. Животное желание удовлетворить собственные интересы, пусть они и кажутся тебе благородными. Тыуникален сейчас. Уже обрёл кое-какую силу, но всё ещё человек. А к Озарённым могут войти только люди, ни таким как я, ни Звонарю это не под силу. Точнее войти-то мы можем, но вот Сила, она пропадёт.
Я бы мог, конечно, просто уничтожить тебябыстрее, чем я моргнул, затянутая в перчатку рука снова оказалась у меня на лице и я замер, чувствуя, что только переменчивые желания сидящего передо мной существа отделяют меня от смерти или безумия. Но Баута убрал руку. Но не стану. Тогда нет никакой гарантии, что тот, кого он найдёт после тебя, мне попадётся. Или ещё кому-нибудь, кто сможет его остановить.
Серафим поднял кружку и задумчиво уставился на полку за стойкой, заставленную турками и блюдцами, а я наконец-то, снова смог дышать и говорить.
Тогда что будешь делать?
Какое-то время Баута молчал, а потом снова заговорил, короткими, рублеными фразами:
Я приведу тебя к Озарённым. Помогу спасти Лису и детей, если они живы. Помогу отомстить. это слово он будто выплюнул. Если это всё, что тебя волнует. А потом спрячу вас так, что ни Расколотые, ни их Хозяин до вас не доберутся, на это у меня хватит сил. Если ты принесёшь ключ, чем бы он ни оказался, мне, а не Звонарю. Такой вариант тебя устроит?
Я смог только кивнуть.
Хорошо. Тогда отдыхай, но оставайся здесь, тут безопасно. Я вернусь через некоторое время, мне надо подготовиться к уходу. Еду и кофе найдёшь за стойкой. И не обращайся к Теням, они тебя не увидят и не услышат.
Уже выходя за дверь, он обернулся, взметнув полами плаща:
И, Кот
Да? Что ещё?
Запомни. Каким бы хорошим парнем ты не был. он сжал косяк так, что я услышал, как крепкое дерево заскрипело. Если ты изменишься, я убью тебя. Так что постарайся себя контролировать.
И снова я только кивнул. А что я мог сказать?
Баута вернулся через два дня. Я успел отоспаться, отъесться, в кои то веки отдохнув от вечной грибной диеты, а от кофе уже подташнивало. На самом деле, второй день я метался из угла в угол, как зверь в клетке. Вспоминался последний сон, где фанатики пытали Лису. Мне не давала покоя мысль, что Баута, говоривший о том, что этого могло никогда не быть, не отрицал и возможность того, что видение реально.
Поэтому, когда закутанная в плащ фигура появилась на пороге, я метнулся к нему, привычно огибая тех же посетителей, готовый немедленно отправляться.
Хех, заждался? Не спеши так. Серафим прошёл мимо меня к стойке и плюхнулся на свой любимый стул. Давай по кружечке перед уходом. Не известно, когда мы в следующий раз отдохнём, путь нам предстоит, мягко говоря, нелёгкий.
Я, чувствуя, что спорить бесполезно, уселся рядом. Да и действительно, ещё двадцать минут ничего не изменят, а возможность отдохнуть и вправду может подвернуться нескоро. Перед нами снова появились кружки и Баута, сделав пару глотков, умиротворённо вздохнул и вытянул ноги, потягиваясь.
Кот, есть ещё пара моментов.
Да? Что именно? Надеюсь, я усмехнулся, снова оцарапав губу об острия зубов, не слишком сложно. Я ещё прошлый разговор не переварил.
Первое. Баута продолжал серьёзно, никак не отреагировав на шутку. Когда мы уйдём В общем, увидишь, но приготовься, зрелище может шокировать. Просто В общем приготовься.
Второе. Озарённые. Они обычные люди, которые нашли способ стать в чём-то похожими на таких, как мы. Или противоположными нам, не важно. Ты видел свечение вокруг них?
Я кивнул, вспоминая, как Тени, наводнившие Шпиль, шарахались от слабо светящихся фигур. И поморщился, вспоминая, как воспринимал этот свет в одном из видений: что-то полосующее кожу и плоть, множество режущих струн, натянутых в воздухе.
Так вот. Я не знаю, что это. И никто не знает. Но, если ты найдёшь источник этой силынужно его уничтожить. Фанатики уже слишком многих погубили. И многих превратили в таких же, как они сами, ведь многие отдадут что угодно, за защиту от ужасов. В общем, если представится возможность, мы должны это прекратить.
Он продолжил пить, что-то сердито бормоча. Я покатал в пальцах почти не тронутую кружку и спросил:
Ещё что-нибудь?
Да. Серафим встал и аккуратно поставил кружку на столешницу. Она тут же исчезла. Твоё лицо. Я защищаю людей, живущих вокруг парка и не особо горю желанием их пугать. А ты Ну, в общем, они таких уже видели и знают, чем это черевато. Некоторые, особо горячие, могут даже попытаться причинить тебе вред. А этомои люди, и в обиду я их не дам. Так что нужно тебе прикрыться. У меня было несколько масок, с тех пор, как нас, Серафимов, было больше. Но Теперь я уже и не знаю, где они.
«Интересно, он о масках или о друзьях?»
У меня была маска. Осталась от убитого Расколотого. ответил я на немой вопрос. Но она в рюкзаке, а рюкзак, я махнул куда-то в сторону окна. я бросил где-то в Парке. Так что
Ты убил расколотого?!
Да. Ну, технически, я был не один, но
Ты надевал его маску? беспокойство в его голосе немного меня напугало.
Нет, вроде. Не, точно нет. Хорь надеваля склонился над кружкой, вглядываясь в гротескное отражение своего лица в чёрном жидком зеркале. Неожиданно накатила тоска. И по кому?! По бездушному меняле, превратившему собственную приёмную дочь в проститутку и кучу раз заслужившему смерть. А вот смотри ка, я горевал. Не по нему даже, а по себе. Ведь его (НЕ ТОЛЬКО) кровь была на моих руках. И того Кота, которого когда-то спас Улыбака, похоже, больше нет. Осталось чудовище(ЧУДО), монстр(АНГЕЛ)
Ладно. голос Бауты в очередной раз вырвал меня из задумчивости. Ты можешь впитать Силу Расколотого, одев маску. Но, только если уверен, что справишься. Этовсегда! тяжелейшее испытание для рассудка! Я бы не позволил тебе, но в Храме тебе нужна будет вся сила, что есть. И, особенно, когда мы войдём в Локус.
Что это? Какое-то место?
Да. Место, сердце, средоточие, узел, эгрегор, называй как хочешь. Бесполезно объяснять, пока не увидишь. Пока знай, что оно может вывести, куда пожелаешь, в нашем случаек Храму. Но для этого там нужно выжить. И не сойти с ума, да.
Я подумал о Лисе. Нервы пронзило воспоминание о её боли, которую я разделял во сне. Беспокоиться за рассудок, когда моя девочка там?! К чёрту. Уверен, даже если я и свихнусь, мысль защитить её станет фундаментом моего безумия.
Я уверен, справлюсь. Но сначала нужно найти рюкзак.
Не надо. Свои вещи ты скоро получишь. Идём. Баута направился к выходу, старательно не глядя на людей вокруг, которые всё так же бесконечно разговаривали о чём-то, не издавая не звука. Когда мы вышли в вечернее, густое как мёд солнце, бронзовый колокольчик над дверью звякнул, словно прощаясь. Мне этот звук показался погребальным звоном.
Серафим прошёл к центру площади и наклонился, подняв что-то с камней. Это оказалась та самая палочка, что я видел у него в первую встречу. Короткая, ладони полторы в длину, неправильной формы, светлая. Короче, обычная ошкуренная веточка ивы. Но Серафим поднял её с какой-то мрачной торжественностью, приложил на секунду ко лбу, а потом поднял над головой.
Приготовься! услышал я в очередной раз.
А потом началось сущее безумие. В очередной раз.
Небо дрогнуло от беззвучного грома. Воздух, со звоном, прочертили трещины, рванувшиеся от Бауты в пустоту. Секунду, бесконечно долгую секунду ничего не происходило. Только вокруг копилось напряжение, как перед грозой. Даже волосы у меня на руках встали дыбом. А потом раздался звук, похожий на усталый вздох. И Всё рассыпалось.
Разделённые трещинами фрагменты Парка лопались, словно стеклянные шарики, брошенные о камень. Но осколки не падели, они скручивались в потоки, в водовороты и, стягиваясь к фигуре Серафима, как к центру бури, исчезали в складках плаща. Вот взорвался фрагмент неба с половиной солнца и резко стало темнее. В разрыв жадно заглянула чернота, отсвечивая знакомым зловещим глазом кровавой луны. Скамья и кусок стены кофейни слева от меня лопнули, оставив пятачок жухлой, нездоровой травы и тёмного, будто припорошенного угольной пылью, воздуха. Весь этот калейдоскоп визуальных ощущений молотом ударил по нервам и я, застонав, опустился на колени, панически пытаясь прикрыть глаза ладонями. Тьма внутри ликовала, напитывалась от бушующей вокруг мощи, пыталась вырваться, но мне, каким-то чудом, удавалось не выпускать её. Не знаю сколько это продолжалось, может несколько часов, а может мгновение. Но, когда закончилось, я чувствовал себя как человек, только что побывавший в центре шторма. Почти физически, кожей, я ощущал благословленную, бархатную тишину вокруг.