Смотри!
Этому голосу хотелось подчиняться, и я снова уставился в даль, через пестрящее трещинами, грязное стекло. Только тут на меня обрушилось то, что, казалось, должно было сразу броситься в глаза. Небо! Его не было! Или было, но оно не должно было быть! Не таким! Чёрная, сосущая пустота, с одиноким красным шаром луны! Помню, что я кричал и бился в конвульсиях на деревянном полу. Помню, что сорвал ногти, царапая выкрошившиеся доски. Пока меня корчило, никто не подходил близко. Только «свинорылый» со своей железкой смотрел на меня как-то голодно.
Ч-что это? я выдавливал слова с трудом, словно глину через узкое сито. Судороги отпустили, но в черепе с того момента и поныне, поселился ужас. И шёпот.
Ну, это наша жизнь. продолжая улыбаться, поднявший меня парень развел руками, ловко спрятав за пазухой что-то вроде длинной серебряной цепочки. Хорошо, что ты всё-таки не свихнулся, многие не выдерживают, пришлось бы тебе помочь. Он многозначительно провёл большим пальцем по шее. Добро пожаловать в Город. Это Лисаон указал на девушку, которая, о чём я тогда не имел представления, не раз станет для меня спасительным якорем в этом море безумия. Это Хряк, свиномордый сдержанно кивнул. Это Дятел, Суслик, Прибой и Мумия. Молодые ребятаодин с длинным носом, другой с выпирающими зубами, обычный и страшно (даже больше, чем Улыбака) худой, соответственно, по очереди кивали. Это Свора. Точнее её часть. И ты можешь стать её частью, если хоч
Он замер на полуслове, когда раздался Звон. Тогда я не знал, что это. Просто угрожающая вибрация. Звук, настолько низкий, что я будто слышал его костями. Не знаю почему, но почувствовав этот звук, я зашипел сквозь стиснутые судорогой челюсти.
Бежим Кот? Пока остальные поспешно проверяли содержимое своих мешков, улыбающийся парень снова, будто опять помогая мне подняться, протянул тощую, но сильную ладонь.
Что мне оставалось? Всё ещё ничего не понимая, я сжал его руку и кивнул. И мы побежали
Рабочий «день» заканчивался. Выживая в Городе достаточно долгое время, каждый приобретал своеобразное чутьё. Начиналось всё с лёгкого беспокойства, зудящего где-то в затылке. Потом начинало казаться, что из тёмных углов, кто-то смотрит тебе в спину. Голодно, угрожающе и, вместе с тем, жалобно. Это ощущение всё усиливалось, постепенно перерастая в настоящую панику. Отличить его от обычной паранойи, которой в Городе страдал каждый первый, требовало немалых усилий. Но все со временем научились. Если прожили достаточно.
Все оставшиеся несколько часов Воробей и Розочка держались поближе к Коту. Девочка иногда промокала текущую из порезов кровь, потом оторвала от своего лоскутного платьица длинный кусок, и повязала ему на шею, на манер банданы. Кот попытался улыбнуться, но лицо только как-то жалко скривилось, так что, чтобы выразить благодарность, он присел на корточки и на пару мгновений прижался лбом к её темени. Волосы Розочки, спутанные и грязные, как у всех, сохраняли остаточный запах будто каких-то цветов. Успокоенный этим, а также полнейшим отсутствием признаков гнили, он почувствовал на плече ободряющее пожатие маленьких пальчиков и вернулся к работе.
Относили плесень они тоже втроём. Терьер кривился, гримасничал, но исправно ставил отметки. Наконец, поднявшись в очередной раз ещё с парой задержавшихся ребят, они увидели, что площадка пуста. Корзины унесли, а остальные, чувствуя приближение Звона, видимо уже ушли. Кот на мгновение замер, без толпы людей вокруг страх всегда становился сильнее, но Розочка, изловчившись, перехватила свою корзину одной рукой, а второй схватила его за палец и целеустремлённо заковыляла вверх по плавно поднимавшемуся коридору. Оставшийся отрезок пути освещался обычными, похожими на поганки грибами, тут и там проросшими сквозь щели в камне. Проходя сквозь лужицы мутного света: зелёные, багровые, фиолетовые, охряные, и никуда не сворачивая, пятеро детей и один взрослый наконец вышли к огромному проёму, занавешенному чем-то, вроде пледа, сшитого из сотен лоскутов неопределённо-грязного цвета. Откинув полог, они увидели Терьера, раздающего подзатыльники остальным малышам, которые разбирали оставшиеся корзины.
А, припёрлись наконец. с плохо скрываемым разочарованием прогнусавил коротышка. Всю работу почти без вас сделали. Тащите всё в кладовку и бегом в общий зал.
С этими словами, Терьер заспешил дальше по коридору, миновал поворот в кладовую пещеру и удалился в тот самый общий зал. Разумная часть Кота брезгливо поморщилась: оставить детей одних, перед самым Звоном! Но он только вздохнул, поставил на свою корзину ещё одну, поменьше, и последовал за остальными в ярко освещённую колониями добытых грибов кладовую.
Когда они вошли в общий зал (большое помещение в форме неровного круга, с несколькими, уходящими во мрак червеобразными коридорами и множеством неглубоких ниш) все уже готовились. Потрёпанные фигуры сновали у напоминающих бойницы окон у дальней стены, закрывая их всем, чем можно: обломками мебели и ставен, старыми мешками и непрозрачной тканью. Материал был не важен, лишь бы не оставалось щелей, через которые мог проникнуть ужас. Поэтому практически каждый, из находящихся внутри трёх десятков взрослых, считал своим долгом ещё раз обойти импровизированные укрепления, проверяя, подтыкая углы и добавляя что-то к их хрупкой защите.
В воздухе плавал горький дым от центрального костерка и нескольких горелок, горящих у кроватей тех, кто предпочитал спать в общей комнате. У стены справа собрались Рейдерымолодые и безбашенные парни и девчонки, которые ходили в Город и искали полезные вещи в его бесконечно меняющих планировку и местоположение мёртвых осыпающихся домах, зловещих переулках и пыльных подвалах. Кот, будто споткнулся и часто, тяжело задышал, заставив себя ещё раз пересчитать охотников. Вот Пустельга, косой глаз высокой девушки будто смотрит прямо на него. Вот Петля, её скрипучий голос ни с чьим не спутать. Мумия, как обычно, молчит. Рупорнемой парень оживлённо жестикулирует над рассохшимся ящиком, полным кусков металла. Хрякон стоит спиной, качает головой на немой монолог Рупора и крутит на пальце серебряную цепочку. Он уже не ходит в рейды, с тех пор, как сменил Улыбаку на посту вожака, только подсчитывает добычу и берёт себе, что приглянулось. Дятел тоже здесь. Давным-давно среди них стояли бы ещё Кот, Улыбака, Лиса, Суслик и Прибой. Но Улыбака, Суслик и Прибой, в лучшем случае, мертвы. Кот стоит здесь, продолжая задыхаться. Где же Лиса?!
К счастью, это был не один из тех окрашенных горем дней, когда кто-то не вернулся. Воробей, будто поняв о чём он думает, потянул Кота за руку и показал на центральный костёр, разведённый на куске ржавой жести в середине зала. В обрамлении пламени, будто ласкаемая его бесчисленными языками, маячила огненно-рыжая шевелюра. Заметив Кота, невысокая, ладно сложенная девушка, вскинула руку и отвернулась, рассказывая что-то успокаивающее группе окружавшей её малышни. Кот облегчённо всхлипнул и подтолкнул Розочку вслед за устремившимся к рассказчице Воробьём, а сам, опустив голову, побрёл к каменной нише, вход в которую был огорожен пустыми ящиками, и которая служила убежищем им с Лисой с тех пор, как он не мог спокойно воспринимать отсутствие других людей (раньше они делили небольшую комнатку-пещерку в верхнем коридоре). Войдя, он обессиленно растянулся на куче ветоши, заменяющей кровать и погрузился в своё обычное кататоническое состояние, которое сейчас только усилилось предчувствием Звона. Мысли путались, даже сегодняшний инцидент с Терьером будто выцвел. В последнее время он твёрдо помнил только страх. И Лису. Когда она наконец пришла, он приподнялся на локтях и, немного успокоившись, смотрел, как она наливает мутную воду в рыжий, с прозеленью, как её глаза, медный ковшик, бросает туда немного чайного гриба и ставит его на маленькую, заправленную трухой горелку. Уверенные движения её крепкой фигурки оказывали на него успокаивающее воздействие. В нём даже проснулись ошмётки забытых желаний: схватить её, прижать к себе, сорвать одежду, раствориться друг в друге, отвлечься от вечного холодного липкого страха Но он так и не мог пошевелиться.
Закончив, Лиса разлила чай по сколотым глиняным чашкам, сунула одну из них, приятно обжигающую заиндевевшие, натруженные пальцы, в руки Коту и, облегчённо вздохнув, опустилась на груду ветоши позади него.
Только когда его пояс обхватили крепкие ножки, а мочку правого уха пощекотал горячий язычок, Кот, наконец, смог слегка улыбнуться. На несколько волшебных минут позабыв о страхе, не вслушиваясь, наслаждался её высоким, чуть повизгивающим голоском, рассказывающим о последнем рейде, о том, что хорошей добычи поблизости всё меньше, о том, что Рейдеры всё больше отдаляются друг от друга Наслаждался этим звенящим ручейком речи, щекотным ощущением острых сосочков на спине, благодаря её пышной груди, чувствующихся даже сквозь ткань мешковатого платья, тёплым кольцом сильных бёдер
Уже расчёсывая потёртым костяным гребешком, который Кот принёс когда-то после очередного рейда, его длинные, почти до пояса, тёмно-русые волосы, она вдруг сильно схватила его за шею и заставила откинуть голову. Любуясь её острыми, слегка неровными зубками, Кот не сразу понял, о чём она говорит.
Ко мне подходила Розочка. Слышишь? Милый? Что случилось? Расскажи мне
Жалобные нотки, пронизывающие её обычно сильный и уверенный голос, заставили его болезненно поморщиться и снова впасть в болезненное, тревожное оцепенение. Что он мог? Даже речи, этого вечного, привычного способа выразить эмоции, он был лишён тогда. Было отнято почти всё, остался только страх. Вот и сейчас, он мог только выплеснуть его, откинув голову на её плечо и чувствуя, как по распухшим от синяков щекам снова бегут злые, кислотные слёзы.
Хватит! её острые зубки впились в его распухшую щёку, заставив Кота слабо зашипеть.
Перетянув обрывком бечевы наполовину доплетённые волосы, Лиса скользнула по его талии и уселась спереди, вперив горящие зелёным огоньком глаза в его мутно-серые, стариковские.
Я говорила с Хряком, но это почти бесполезно! Милый, ну хватит, ну поговори со мной! её острые ноготки впились в голову, но он только зажмурился от удовольствия, практически не воспринимая то, что она говорила
Я не знаю, что делать! Задыхающийся шёпот и её нежная ручка, жадно шарящая между его бёдер, надеясь найти остатки той силы, что там когда-то была. Остатки страсти, которая помогала им обоим не свихнуться и не сгнить
Мне пришлось, не злись, что ещё остаётся? Мне надо тебя сохранить, может ты когда-нибудь очнёшься и поймёшь Любимый
Снаружи послышался глухой удар по стенке одного из ящиков. Лиса стремительно отстранилась и как раз успела поправить платье, когда сквозь мешковину протиснулась огромная тень.
Кот испугался и, опрокинувшись, попытался заползти подальше в тень. Лиса встала, почти задевая рыжей макушкой низкий, сырой свод ниши.
И что ты с ним теряешь время, дура? Свет костра упал на мясистое лицо с резко вздёрнутым носом. Он не услышит тебя, хватит, бл**ь, уже. Это же быстро, Хряк в очередной раз крутанул цепочку. Хищно блеснул кулон в виде месяца. Раз, и он свободен, а Свора не кормит лишний рот
Огромный парень, с гнилыми язвами на крыльях носа, шагнул к парализованному Коту, но Лиса, перелетев через горелку, встала перед ним.
Не лишний! Он работает
Его работу может делать малышня, а едят они меньше. взгляд маленьких свинячьих глазок скрестился с зелёным. Нет! Я знаю, что ты скажешь! в буркалах запылал недобрый огонь, а рука с толстыми пальцами взметнулась, отвергая возражения. Он мне никогда не нравился, но он был полезен Своре. Больше даже, чем ты, бл*! Но сейчас он бесполезен!
Кот, слабо осознавая, что речь идёт о нём, наблюдал, как Хряк, наступает на съёжившуюся Лису и пытался сконцентрироваться на желании защитить её Но все силы уходили на то, чтобы банально не обмочиться. Почему-то это казалось очень важным.
Ты перестала ходить в рейды и теперь, вместо одного калеки, мы заботимся, как будто, о двух, бл**ь! горячая слюна брызнула сквозь стиснутые в ярости зубы. Лиса пыталась возразить, но Хряк, сватив её за плечи трясущимися (типичный признак злоупотребления Пылью) ладонями, зарычал ей в лицо. Ты знаешь, что мне нужно! Соглашайся и Терьер будет наказан, а твой инвалид, он повернулся к Коту и брезгливо сплюнул. Будет в шоколаде, раз так тебе нужен. Как домашнее животное!
Миг борьбы изумрудных и грязно-коричневых глаз. И Лиса опустила голову и дёргано кивнула.
Хряк мгновенно успокоился и, снова тиская цепочку с кулоном в толстых пальцах, отстранился, кинув в сторону Кота почти сочувственный взгляд, щедро приправленный презрением: Вот и правильно. Слово?
Слово! пробормотала Лиса сквозь зубы.
Кот замычал и забился, чувствуя, что происходит что-то неправильное, но успокоился, когда Лиса посмотрела ему в глаза, скрывая собственную боль за фальшивой улыбкой. Остатки здравого смысла вопили и требовали чего-то, но их было почти не слышно.
Вот и правильно, бл**ь! жирная рука по-хозяйски легла на её талию. Завтра. До Звона. А это твоему инвалиду. Я умею быть щедрым. Запахивая за собой занавеску, Хряк, с неожиданной ловкостью, извлёк из-за пазухи пластиковый мешочек с серым порошком и подбросил его в воздух.
Тот, с глухим шлепком, ткнулся в ветошь и Кот, мгновенно узнав его, пополз вперёд, жадно вытянув руки и чувствуя, как слюна брызнула из уголков рта. Пыль! А Лиса стояла перед опавшим пологом, опустив свои красивые руки и тихонько всхлипывая
Интерлюдия: Пыль
о поможет! Улыбака пытался зафиксировать мою голову, пока остальные, навалившись гурьбой, удерживали меня прижатым к полу.
Всё окружающее, пока мы бежали к Шпилю, слилось в один бесконечный кошмар. Кривящиеся, перетекающие друг в друга, будто картина, облитая растворителем, стены окрестных домов. Горестно причитающие люди, абсолютно чёрные, словно прорехи в ткани реальности (Тени. Это всё я потом узнал). И другие, тоже черные, но по-другому, будто в полупрозрачных газовых плащах, с белыми, расколотыми на куски масками, вместо лиц, под которыми была всё та же тьма, мелькающие то в проулках, то справа, то слева, то на стенах домов, то под ногами (Расколотые. О них мне тоже рассказали потом.). Меня, точно малого ребёнка, передавали с рук на руки. Помню только, что рука Мумии, за которую я хватался, показалась действительно рукой древнего мертвеца: холодная и обманчиво хрупкая. И ладошка Лисы: будто сжал в пальцах раскалённый уголёк на морозеобжигает, но очень приятно. Мне казалось, что я схожу с ума
Это ощущение только усугубилось, когда я увидел Шпиль! Будто жидкая кора планеты, когда-то безумно давно, распираемая чудовищным внутренним давлением, вспучилась огромным прыщом, среди обычных зданий, да так и застыла. Как кулак, грозящий тёмному, равнодушному небосводу. То тут, то там массу застывшей породы пятнали узкие бойницы-окна. Несколько, находившихся в самом низу, сквозь закрывающие их подобия баррикад, светились уже знакомым зелёным светом. На покатой вершине, хищными лезвиями, торчали несколько тонких, болезненно-искривлённых башенок. Мне показалось, что они колышутся, как щупальца гигантской актинии и пришлось опустить глазастало дурно. Мостовая тоже преподносила сюрпризы измученной психике: камни будто рябили, перетекая один в другой, некоторые открывали глаза или маленькие зубастые пасти, которые приходилось перепрыгивать. Не знаю, как я не свихнулся. Помогало только отупение от бесконечного бега, да боль в ногах.
Когда до ведущих внутрь горы дощатых ворот оставалось пара десятков шагов, Прибой вдруг резко дёрнул меня за плечо, уводя влево, к двухэтажной заброшке с провалившейся крышей. Остальные уже исчезали в выбитой Улыбакой двери. Вбегая в душную тьму внутри, меня угораздило оглянуться. После этого я едва не потерял сознание от ужаса: Тени, которые мы миновали до этого, гурьбой брели по тротуарам и каждая издавали плачущие, жалобные причитания. Они тянули вперёд руки со скрюченными пальцами и будто звали меня, именно меня. Этот многоголосый вой проникал в разум и окончательно разрушал волю. Но ещё ужаснее были Расколотые. Штук пять их, как чернильные кляксы, стремительно двигались за нами, некоторые прямо по стенам, выбрасывая вперёд крылья тёмной ткани на манер паучьих лап. То одна, то другая Тень, случайно задетая этими «ногами», падала на землю и продолжая плакать, рассыпалась тёмным песком. Последнее, что я увидел, была морда одного из этих чудовищ: сквозь осколки маски, когда-то представляющей собой прекрасное человеческое лицо, высунулись несколько толстых, фиолетовых слюнявых языков и жадно затрепетали, будто пробуя воздух на вкус.