В общем, трахал я эту блондинку, закинув юбку ей на спину. Загонял самолет в ангар, хотел приземлиться так, чтоб у нее мотор запел. Вот уже выпустил шасси и коснулся земли, как вдруг услыхал Элвиса.
Его голос донесся из-за толстых стенок камеры, как писк мыши, которую уносит в ливневый сток. Тут до меня дошло, что если я не среагирую, то завтра останусь без работы. Отправлюсь снова мыть тачкиэтим я занимался до того, как пошел к Элвису, - но остановиться я уже не мог. Даже если Элвис там утонет и обвинят меня, я должен закончить начатое, и к черту безработицу и смерть.
Милая блондинка вскинула длинные волосы, застонала, мускулы в спине, ногах и заднице напряглись, как у кенгуру перед прыжком, а потом случился атомный взрыв и мокрое грибное облако, и мы оба кончили.
- Кто-то звал?спрашивает блондинка, влезая в трусики и поправляя платье.
- Элвис, видать, - говорю я.
Он позвал опять. В этот раз я его разобрал, потому что в ушах уже не шумело. «Вытаскивай меня из этой душегубки, а то проделаю тебе новую жопу гвоздодером».
- Мы трахались с тобой, хотя рядом был он?спрашивает блондинка.
Я взял ее под локоток и направил на выход, как можно нежнее. Когда довел и открыл, она сказала:
- Твою мать. По ноге у меня стекаешь ты, хотя все это время в комнате был он.
- Не ной, дамочка. Радуйся, что хоть как-то знала Элвиса. Крошки с его стола получше целых караваев у других, а тебе достался шоколадный бисквит с меренгой.
Я сунул ее в большую комнату, где либо спали, либо зырили телик с выключенным звуком остальные телохранители.
- А чего он сидит в аквариуме посреди комнаты?спросила она.
- Ищет нирвану, - объяснил я.
И закрыл перед ее носом дверь.
Снял крышку с камеры. Элвис, весь мокрыйВенера в мужском варианте, - поднялся и сказал:
- Какого хера, Джонни?
- Прости уж, - я уже схватил полотенце. Отдал ему, закрыл камеру.
Я назвал его Венерой в мужском варианте, но как раз тогда начинался тот период его жизни, когда он решил достать самые дальние уголки Вселенной. Жиреть, то бишь. На нем были синие плавки с дурацкими морскими коньками. Кажется, он носил их в каком-то фильме. Кстати, тот второй, который занял его место, - это его вы видели, когда Элвис стал реально жирным. Поверить не могу, что он стольких одурачил. Вы сами приглядитесь к фоткам после 1974-го, ясно же видно, что он не Элвис. Ни подбородок, ни скулы не похожи.
Элвис взял полотенце и, вытираясь, сказал:
- Я зову: «Джонни, Джонни, выпусти меня. Выпусти меня, гондон, блять, я тут тону, весь уже сопрел», - зову, а сам слышу, как ты пежишься вовсю.
- Прости, - сказал я.
- Какой у нас девиз?
- МЗД, - сказал я.
- И что это значит?
- Мы занимаемся делом, - сказал я.
- Ну вот. А ты чем занимался, Джонни?
Я промолчал, хотя на самом деле думал, что занимался вполне себе делом. Но все-таки понурил головушку, будто сам в себе разочарован.
Элвис вылез из своего гроба, как я иногда звал эту штуку, и закончил вытираться. Я подал халат. Халаты в этом отеле были сшиты как из греха. Толстые, теплые, мягкие с изнанки - как в кроличий мех заворачиваешься.
Натягивая халат, он шмыгнул, говорит:
- Твою мать. Воняет, будто баржа с тунцом перевернулась. Ты вроде должен слушать и повиноваться, а сам не пойми чем за моей спиной занимаешься. Я уже говорил, как тебя ненавижу?
- Нет, ты был слишком занят. Ну знаешь, Бога искал, все дела, - Элвис вздохнул. Настроения у него менялись, как погода в Теннесси.
- Ну ладно. Проехали. Оно и понятно, какой же мужик в здравом уме не любит телок?
- Тот, кто не любит телок, - отвечаю.
- Ну вообще да, и такие бывают. Но из нас, гетеросексуалов в здравом уме, кто не любит?
- Техническиевнухи.
- Ты вот меня специально бесишь, Джонни?
- Нет, просто иногда не могу удержаться.
- А ты уж смоги, ладно?
Тут-то и зазвонил телефон. Я взял трубку, послушал, повесил.
- К тебе Полковник, - говорю.
- Бля.
- Уже поднимается.
- Встреть его у дверей, скажи жиробасу засунуть тросточку себе в жопу и ехать на лифте вниз. А лучше сразу из окна прыгнуть.
- Так точно, - отвечаю, а сам не двигаюсь с места. Элвис, как обычно, только языком треплет. Пару минут спустястук в дверь.
- Впускай толстопуза, - вздохнул Элвис, - если в дверь влезет.
Я впустил толстопуза.
У Полковника трость, и если увидишь его на улице или даже в помещениион всегда на нее опирается. И ходит слегка хромая. Но когда с ним оказались только мы, он закинул тросточку под мышку потного белого костюма и потопал к бару.
Он одевался, как владелец плантациив бело-голубую рубашку с широкими полосами. Голубой цвет так выцвел, что и непонятно, голубой он или какой. Походка для толстяка у него была весьма грациозная: слон, который может станцевать конгу.
Про Полковника перед тем, как он стал импресарио Элвиса, ходили слухи, что он кого-то убил в Голландии, потому оттуда и уехал. Про это не знаю, но я вам так скажу, если бы люди знали правду, чем мы занимались, в прачечные бы пачками сдавали обосранные штанишки.
Надо отдать должное, Полковник время от времени, и не без помощи Элвиса, спасал мир. Ну или разные его кусочки. Но в спасении мира не всегда заключается только позитив, не считая, конечно, самой кульминацииспасения мира. Она уравновешивает все.
Полковник примостил задницу на стул у барной стойки, которая была частью кухни. Спальня была отдельно, а кухня и все остальноев одном большом зале. Здесь можно было спокойно посадить авиалайнер, и чтобы тебя потом еще двухэтажный автобус у трапа встретил.
Полковник Паркер уселся, поерзал, положил трость на стойку и говорит:
- Как вкусно у вас пахнет. Освежитель воздуха?
Я чуть было не заржалне только из-за его слов, но и из-за того, как он их сказал. Он голосом напоминал Элмера Фадда. И даже внешним видом. Я так и ждал, как он добавит, что «охотится на кволиков»,
- Пиздовоздух, так сказать, - отвечаю.
- Одеколон какой-то, что ли?спрашивает.
- Скорее парфюм.
Элвис засмеялся.
Шутка про «Пиздовоздух» просвистела мимо Полковника, как «Боинг». Он пожал плечами, развернулся на стуле и открыл позади себя холодильник. Потянулся, достал пачку молока, открыл и выпил. Молоко вливалось в глотку здоровыми глотками, словно в него закапывались луговые собачки. Он вернул пачку в холодильник и закрыл.
Элвис наблюдал с таким видом, как ребенок смотрит на муху, которая ползет по собачьей какашке. Покачал головой, сел на стул напротив Полковника. Я устроился прямо на камере сенсорной депривации.
Элвис посмотрел на Полковника, говорит:
- Знаешь, ненавижу, когда ты так из пачки хлещешь. Жуть какая-то, Полковник. Страшно раздражает.
- Потому я и пью.
- Ебаный ты ублюдок.
- Хватит выебываться, - говорит Полковник.Ты всего лишь мальчишка из Мемфиса. До сих пор плачешь по ночам по мамочке, обнимая плюшевого мишку.
- Маму мою не трогай.
- А то что, ударишь меня мишкой?
- Мишку мне подарили. За песню. Так, к черту. Давай к делу. Нахрена приперся?
- Попроси парней притащить то, что я послал наверх, - говорит Полковник.Уже должно было подняться.
Элвис взял трубку. Приказал принести в комнату то, что привез Полковник. Вкатили тележку два парняодного мы звали Косой, а второго Кабан, хотя сомневаюсь, что так их окрестили мамочки при рождении. Оба как будто еще не проснулись. До сих пор дрейфовали на волнах наркотиков.
Полковник велел пристроить это (проектор) туда, где он хотел, затем установить большой киноэкран на треножник. Элвис поблагодарил парней и спровадил.
- Любишь киношки, да?говорит Полковник.Самому мне на них наплевать, если это не мультики. Люблю поющих мышек и танцующих бегемотиков.
- Ты давай по делу, - говорит Элвис.
- Джонни, - зовет Полковник, - подь сюда.
Я без энтузиазма поднялся и подошел. Полковник залез в пиджак, достал темные очки и надел; дешевая херня в зеленой оправе. Залез назад и достал еще двое очков, дал мне.
- Одни тебе, вторые Элвису. Надевайте перед тем, как посмотреть.
- Очки, - говорит Элвис.Что за хуйня?
- Давай-давай.
Я подал очки Элвису, надел сам, включил проектор, вырубил свет, уселся на крышку камеры сенсорной депривации.
Все мы сидели. Шторы задернуты. Свет выключен. Проектор заикнулся и защелкал, как поезд по ржавым рельсам. Экран загорелся. Возникли цвет, движение, завелся саундтрек, как сердце, которое запустили дефибриллятором.
Мелькнули титры, и на якобы Бурбон-стрит перед баром заплясала компания роскошных дамочек в узких черных трико с сиськами, размером с шарики на день Благодарения.
Очевидно, это были декорации. Улица сотрясалась от их движений. Сзади на трико были пришиты кошачьи хвосты, и я вам так скажу: эти хвосты жили своей жизнью, сплетались, как спаривающиеся змеи.
У всех женщин были длинные волосы и ободки с кошачьими ушками. Они, хоть и горячие, как стейк на гриле, плясали, как хромые слоны в галошах, под мелодию, которую любой школьник с чувством ритма даже на казу сыграл бы лучше. Женщина впереди, которая была лавной героиней, если бы мы смотрели весь фильм, танцевала еще хуже остальных. Моя бабка на костылях с одной ногой в ведре с цементом и то их всех переплясала бы.
- Снимали в Новом Орлеане, при этом в основном в павильоне. Охренеть, да? Помню эту глянцевую хрень лучше, чем надеялся. На ее фоне «Пикник у моря» кажется «Лоуренсом Аравийским». Спасибо, Полковник, что всегда заботишься о себе и своем банковском счете и пихаешь меня в любую говняцкую халтуру, что предложат продюсеры. Вырубай. Хватит с меня вечера воспоминаний и на хрена нужны были очки?
- Не трогай их и смотри дальше, - отвечает Полковник.
Элвис перевел глаза на экран, и как раз в этот момент на сцену вышел его персонаж, скалясь, как чеширский кот, весь в черном. По глазам было видно, что он упорот по самое не балуй.
Он заскочил в кадр, танцуя под эту какофонию, будто в ней был ритм, вращая бедрами, вихляя ногамивсе классические движения Элвиса. Он был как какой-то южный сельский белый бог кукурузной каши и перепихона на заднем сиденье в драйв-инне.
Он запел I Want To Be Your Hot Cat Babyотвратительная песня, хотя из его уст даже «Row, Row, Row Your Boat» покажется оперой - ну, обычно.
Смотреть этот отрывок было как смотреть на умирающее животное. Когда я сам был на площадке, главная героиня, Дженни Джо Чемп, первостатейная наркоманка, даже обоссалась во время любовной сцены с Элвисом. Наверное, это и стало для Элвиса последней каплейбуквально.
- А ты тогда был ничего, - говорит Полковник.В хорошей форме. Черноволосый. А теперь на себя посмотриседеешь, морщины у глаз. Черт, Элвис, покрась волосы.
- Я все равно никогда не был черноволосый, - говорит Элвис.Ты пришел меня оскорблять из-за возраста?
- А, вот начинается, - говорит Полковник и показывает на экран.
Через очки я увидел какое-то движение, как будто голубые пылинки. Они кружились с пола, поднимались, потом раздувались. Сперва я подумал, что это пленка испортилась, тлеет у нас на глазах, загоревшись. Но мы видели не дым.
Туманные щупальца приняли форму. Они напоминали что-то вроде людей, только вырезанных из мясистых синих теней. Они отскакивали друг от друга, кружились, опадали и снова поднимались.
Я снял очки. Без них на экране было видно только Элвиса и куриный парад. Снова надел. Силуэты вернулись. Я бросил взгляд на Элвиса. Он придвинулся, как будто это поможет понять, что он видит.
У силуэтов были огромные рты, полные зубов, и зубы казались длинными и острыми, как ножи дамасской стали. Они плыли вокруг трясущегося Элвиса и танцующих дамочек, а затем одна тень, толстая и злая, бросилась на камеру, разинув рот размером с канализационный люк, и все шире и шире, словно вход в Карлсбадские пещеры.
Она как будто отскочила от камеры, хотя та даже не пошевелилась. Призрачные руки пытались схватить Элвиса, но только проходили сквозь. Танцовщицыэто я их так назвал любя, - оставались невредимыми, двигались и пели свой дурацкий шлягер.
Затем склейкаи экран потемнел.
- Почему мы смотрим это сейчас?спрашивает Элвис.Это же было давным-давно.
- Кое-что началось, - отвечает Полковник.Мы думаем, что это, включая фильм, связано.
Когда Полковник ушел, мы пересмотрели фильм, потом выключили и сидели в темноте, все еще в темных очках.
- Ты представляешь, какую хуйню я пел?говорит Элвис.Я тебе кое в чем признаюсь, Джонни, но это не для ушей придурков из соседней комнаты. Только между нами, понял?
- Понял, - отвечаю, - буду нем как рыба и все такое.
- Полковникэтот жирный засранецзапер мою маму в лимбо.
- Ты уже говорил, - отвечаю я.
- Да, только я не говорил, что она меня навещает.
- Вообще-то тоже говорил, - отвечаю.
- Серьезно?
- Несколько раз. Во сне, или когда ты в звуконепроницаемой камере.
- Бля. Полковник прав, старею.
- Просто делами загрузился, - говорю.
- Полковник каждый раз мне говорит: вот прикончим того-тои он пойдет в Белый дом и попросит у Никсона, чтобы ее отпустили, отправили к свету. Но он никогда ее не отпустит, она никогда не отправится к свету.
- А ты точно знаешь, что она отправится к свету?
Он снял очки, посмотрел на меня.
- Охренел, Джонни? Естественно.
- Я не об этом. Я знаю, что она заслуживает свет. Но блин, мы столько всего повидали, вот я и задумываюсь, что госпелы про загробную жизньна самом деле брехня в красивой шляпке, - Элвис был повернут на своей маме. Судя по всему, она была чертовски славной женщиной, и мы почти все любим своих мам, но Элвисможно подумать, он до сих пор сиську сосет, так ненормально себя вел.
- Мы ничего не знаем наверняка, - отвечал Элвис.В смысле, если спросить меняя христианин. Молюсь там. Но, может, то, что мы знаем,это еще не все. Я просто надеюсь, там хотя бы будет жареная курочка. Она просто обожала жареную курочку, - тут я подумал, что, видать, из-за этого и померла, переела. Вслух, конечно, не сказал. Мне моя работа нравилась.
А что до Белого дома и Никсонамне казалось, что президент еще ненадежней, чем наш Полковник Паркер.
Элвис однажды сам встречался с Никсоном. Элвис всем говорил, что ездил в Белый дом на какое-то мероприятие против наркотиков, что само по себе смехота: он тогда был такой упоротый, что если ему сказать, что у него не член, а корнишон, он бы его себе отрезал и положил в гамбургер. На самом деле он был на вручении награды за Секретные делатак это называется. То есть за разборки со странной хренью, о которых нам нельзя рассказывать, а если изредка получаем медали или наградыникому нельзя их показывать. Потом Элвис открыл ту медаль за наркотикиа внутри лежала другая медаль.
А на ней написано: «За отвагу, СД». СД значит «Секретные дела». Все и каждый президенты со времен Джорджа Вашингтона об этом знали - о теневом мире. Немало знаменитых людей подрабатывали в тени для правительства, как и не такие знаменитые, вроде меня.
Вот только все, что они до этого делали,и что мы до этого делали,было прогулкой по парку по сравнению с тем, с чем пришлось столкнуться нам.
3 Полковник, двумя днями ранее
Когда Полковник Паркер получил звонок по Особому Телефону, он сразу собрался, нанял самолет и полетел прямиком в Вашингтон. Его встретили в аэропорту, как только он сел и самолет опустил трап. Там ждала машина, человек уже придерживал дверь. Полковник сел.
Машина была длинная и летела через дороги, как колибри через цветы. Водитель был белым амбалом с широкими плечами. Вел он гладко и внимательно.
Когда машина прибыла к Белому дому, она объехала его по дорожке и добралась до входа, который использовали редко. Это был гараж. Когда они въехали, водитель дотронулся до кнопки на приборной доске, дверь гаража закрылась и пол стал опускаться.
Водитель, который до этого момента только один раз кивнул, сказал:
- Добро пожаловать в пещеру Бэтмана.
Платформа, на которой стояла машина, некоторое время опускалась, потом остановилась. Водитель вышел и открыл дверцу. Лифт был открыт со всех сторон. Полковник, больше не притворяясь, что ему нужна тросточка, вышел из машины и лифта.
На самом деле это была не пещера. Большой просторный зал с белыми стенами без всяких украшений или рисунков. Водитель произнес: «Следуйте за мной - или вам подвезти мини-кар?» Когда он говорил, обнажались толстые и ровные зубы. Полковник подумалили представил,что водитель мягко и тихо тикает, как дорогие часы.
- Я не пользуюсь тростью, - сказал Полковник.Могу дойти и так. Ведите.
Водитель повел его к стене, где, казалось, ничего нет. Прикоснулся к ней, и она бесшумно отъехала. Они вошли в маленький лифт и снова поехали вниз.