Я никогда этого не сделаю, потому что не вхожу в гильдию.
Зикмунд взял ее за подбородок и легонько сжал, как делала мать, когда сердилась.
И это единственная причина?
Я не вхожу в гильдию, упрямо повторила банщица. И это было бы неправильно.
Пихлер отпустил ее подбородок, и она отвернулась и тут же ушла, сказав, что должна принести воду в баню.
Но на самом деле в баню Маркета не пошлавернувшись в дом, она подбежала к соломенному тюфяку и вытащила из-под перьевой подушки шелковый зеленый платок. Платок, все еще хранивший в своих тонких нитях запах Якоба Хорчицкого.
* * *
Не теряя понапрасну времени, Пихлер решил поговорить с членами городского совета. Все собрались в таверне Радека, а Маркета помогла расставить кувшины с пивом и ароматной медовухой.
Не позволим, чтобы нами здесь управлял какой-то габсбургский бастард! воскликнул мэр и так громыхнул кулаком по столу, что в кувшине заколыхалась пена. Отправим в Прагу делегацию и выскажем все королю.
А как же Рожмберки? Не следует ли нам пойти к ним и спросить, по какому праву они продают замок безумцу? послышались со всех сторон возмущенные голоса.
Для них важно золото, пробормотал судья. У нас нет законного права обращаться к ним с такими требованиями.
Но если уедут они, то уедет и вся прислуга, а это больше трех сотен человек. Кто будет покупать наши продукты? Как будет выживать Чески-Крумлов? снова зашумели все присутствующие.
С удовольствием сбросил бы их всех в ров вместе с их медведями, проворчал один из членов совета. По какому праву они собираются поставить над городом габсбургского дурачка? Что, если ему понравятся наши женщины или, того хуже, кто-то из наших мальчиков? По слухам, у его отца такие вот извращенные вкусы Никто не будет чувствовать себя в безопасности.
Тут Пихлер счел уместным рассказать несколько историй об отвратительных похождениях дона Юлия в Вене и о том случае, свидетелем которого стал сам. Слушатели бормотали проклятия, а мэр даже заявил, что Габсбурги, совокупляясь между собой, выродились и стали ничем не лучше слепых розовых мышей.
Маркета слушала это все, тихонько стоя в уголке. Отец никогда не делал тайны из отношений мужчины и женщины, объясняя, что это естественная потребность человеческого тела, и девушка знала мужскую и женскую анатомию так же хорошо, как и четыре гумора. Зикмунд также полагал, что именно желчь, самая опасная из всех телесных жидкостей, вызывает нарушения в сексуальных действиях и является симптомом неуравновешенности как у мужчин, так и у женщин.
Когда первая волна возмущения спала, Пихлер сообщил, что сопровождать дона Юлия будет священник-иезуит, испанец, служивший при дворе Филиппа II.
Только этого нам и не хватало, испанского иезуита! проворчал мэр, бывший непоколебимым протестантом. Паписта, вещающего римские наставления на чужеземном языке. Плетущего заговоры против нашей Церкви.
Собрание разошлось далеко за полночь, так и не приняв какого-то плана действий. Чем больше проглатывалось пива, тем громче звучали хриплые угрозы, но противопоставить королевской воле было нечего.
Домой Маркета и цирюльник возвращались под черным небом. Отец разговаривал сам с собой вслух.
Кто знает, может быть, мне удастся вылечить его регулярными кровопусканиями? Это было бы настоящим чудом, в котором он так нуждается
Глядя на звезды, перемигивающиеся в ночном небе, Маркета прошептала короткую молитву. Мысли ее снова унеслись к Якобу Хорчицкому. Интересно, смотрит ли он сейчас на те же звезды, что и она?
Внизу, в непроглядной темноте, шумела, извиваясь, как ползущая через город змея, невидимая Влтава.
* * *
Не прошло и недели, как городской совет сочинил петицию и назначил гонца, которому и надлежало вручить ее королю в Вене.
Они не знали, что король был уже в Праге, а министр Румпф пригласил Рожмберков в Вену для обсуждения продажи замка. К тому времени, как гонец вернулся домой, стороны уже договорились и вопрос был улажен, так что посланник привез известие о сделке и о скором прибытии в Чески-Крумлов злосчастного королевского бастарда.
* * *
Зазвонили церковные колокола, и горожане, оставив таверны, пекарни, лавки и поля, поспешили на площадьузнать последние новости. Мэр стоял у колодца на крепко сбитом деревянном ящике.
Королевский министр обещает, что дон Юлий будет содержаться под замком, пока не придет во вменяемое состояние, объявил он. Мы обратились к богемским дворянам, в первую очередь к Петру Воку, с просьбой ходатайствовать за нас перед королем. Это их ответ.
А если он выйдет? Если вырвется из-под замка? Кого ударит кинжалом? И что станет с нашими женщинами? посыпались со всех сторон вопросы.
Не выйдет. У меня есть слово короляслово Румпфа, что он будет содержаться во дворце и никогда не пересечет ров. Пока не исцелится, пообещал градоправитель.
Толпа встретила это заявление недовольнолюди ворчали и плевали на мостовую.
Еще не было такого Габсбурга, который не поступал бы по-свойски. Этот бастард будет приходить в город и охотиться за нашими женщинами, слышалась отовсюду мрачная речь.
Так вот как Габсбурги поступают со своими подданными! Отправляют к нам своего сумасшедшего!
Мэр нахмурился.
Тебе бы лучше, до приезда Габсбурга, поучиться держать язык за зубами, сказал он самому громкоголосому горожанину. Услышит стражник из Праги, как ты поносишь сына короля, и отправишься собственную башку искать.
Собравшиеся зашикали. На мостовую снова посыпались плевки.
Зикмунд всегда говорил, что сплевывать и отхаркиваться полезно, потому что так человек избавляется от жидкости, которая может быть ядовитой, флегма, собирающаяся от избытка флегматичного гумора, легко становится болезнью. Вид заплеванной мостовой Чески-Крумлова должен был бы порадовать цирюльника, но улыбки на его лице Маркета не видела.
Глава 9. Священный заговор в Венгрии
Новенькая, только что отчеканенная монетасверкающий серебряный кружок на ладони, как будто подмигнула. С талера на него смотрел старший брат, король Рудольф II.
Говоришь, протестовал сам папа римский? спросил Матьяш, переворачивая монету.
Папский посланец, венский епископ Мельхиор Клесл, утвердительно кивнул.
Из Вены в Эстергом, венгерский городок на неспокойной границе, где Священная Римская империя сражалась с турками, Клесл добрался по Дунаю, на купеческой барже. Из-за ворот туда долетал грохот османских литавр, и епископ то и дело ежился от страха. Его миссия имела жизненно важное значение как для папы римского, так и для империи, но приграничные земли лежали выжженные, а саму границу отмечали окровавленные колья с насаженными на них гниющими головами.
Подлинного мира с турками не было и быть не могло. Никогда.
Внизу, под старинной каменной крепостью, лежал приготовившийся к сражению Эстергом, стратегически важный пункт, отбитый у противника в 1595 году армиями Матьяша. Турки стояли лагерем в пределах видимости от крепостных стен города, который они окружили плотным кольцом, как окружают добычу голодные волки.
Клесл представил сверкающие ятаганы кровожадных янычар, принесших слово пророка Мухаммеда в самое сердце Европы. Папское благословение Матьяшу епископ доставил издалека, из утопающей в роскоши спокойной Вены. Пока карета тряслась по прилегающим к Дунаю холмам, Клесл не раз и не два подносил к губам висевшее на шее распятие, укрепляя себя мыслью, что ему поручили богоугодное деловручить послание главы католической церкви непосредственно младшему брату Рудольфа II.
В отличие от императора, Матьяш оказался человеком немногословным, а кроме того, настоящим солдатом, никогда не уклонявшимся от битвы. Большую часть времени он проводил здесь, на границе, на длинной полоске венгерской земли, все еще принадлежащей Священной Римской империи.
Епископ промокнул виски белым платком и постарался собраться с духом.
Его святейшество объявил короля Рудольфа алхимиком. Ни один смертный, тем более католик, не должен стремиться к общению с темными силами загробного мира. Теперь вся Священная Римская империя будет вспоминать о его заигрывании с темными силами и жидами каждый раз, когда купец достанет монету из кошелька.
Медленно растекшаяся по губам Матьяша улыбка тронула уголки рта над коротко подстриженной бородкой. Он подбросил сияющий талер и поймал его на ладонь, словно бросал жребий.
В продуваемой сквозняками камере замка они были одни, но епископ все равно понизил голос. Через высокие окна вплывал едкий запах порохагде-то, не так уж и далеко, громыхали пушки
По поступающим сообщениям, Рудольф постоянно общается с евреями. Рабби Лёв допущен ко двору и в присутствии короля обсуждает каббалу и эликсир жизни, продолжил папский посланник.
Не совсем католическое понятие, а? обронил Матьяш, и его глаза заговорщически блеснули.
Епископ возмущенно фыркнул.
Эликсир вечной жизнинаш Господь, Иисус Христос, Бог, посланный с небес, дабы спасти нас всех от вечного проклятия!
Тем не менее как император Священной Римской империи Рудольф является охранителем и духовным авторитетом католической церкви.
Епископ моргнул.
Жаль, сказал Матьяш, рассматривая образ брата в одеждах алхимика. Хотя сходство приличное, хорошо отчеканилось. Монета, несомненно, будет напоминать всем в Европе об этом алхимическом поиске.
Лицо Мельхиора стало вдруг красным, как турецкая паприка, которую венгры щедро добавляли в рагу. Он оглядел голую комнату, в которой не было никакой мебели, кроме потертого гобелена, нескольких грубо сколоченных стульев и соломенного тюфяка.
Его должно остановить, прошептал священник. Суть вверенного мне конфиденциального послания заключается в том, что ежели вы как добрый католик смените Рудольфа на престолесвоевременно и подобающим образом, то получите и папское благословение, и всемерную поддержку церкви.
Это слова самого папы? уточнил Матьяш.
Они слетели с его святейших губ. Короля Рудольфа должно остановить. Терпеть его поведение более невозможно.
Младший брат короля снова улыбнулся и сжал серебряный талер указательным и большим пальцем.
Я оставлю ее себе, сказал он, опуская монету в карман. Сохраню как напоминание об обещании и доброй воле его святейшества.
Епископ Клесл наклонился поближе к Матьяшу.
Его святейшество верит в вас как в несгибаемого защитника католической веры. И считает, что вы уведете паству от губительного богохульства. Протестантов в Богемии развелось не меньше, чем червей в падали.
Я окружил себя лютеранскими советниками, верными друзьями, практикующими эту достойную осуждения веру. Простит ли его святейшество этот грех? И смирится ли с тем, что в двадцать лет я занял сторону Вильгельма Оранского и Нидерландов?
Священник сложил руки на коленях.
Он полагает это все ошибками молодости и верит, что вы, как и полагается Габсбургу, вернетесь к истинной вере.
Тут есть некоторый риск, заметил Матьяш. Из всех Габсбургов я наименее католический.
Его собеседник вздохнул и, повернув руки ладонями вверх, раскрыл их перед императорским братом.
Его святейшество верит, что вы принесете мир империи и остановите наступление османов, прежде чем те осадят Вену. А потом и поведете заблудших к истинной вере.
Матьяш поднялся и, пройдя к окну, посмотрел на сверкающие внизу воды Дуная. Вдалеке, за стенами Эстергома, на травянистых лугах, виднелись загоны боевых коней османов, выкрашенных снизу красным или зеленым. Краски эти понемногу блекли от дождей и солнца.
Они не черви, эти протестанты, сказал брат Рудольфа со вздохом, не отворачиваясь от окна. Онилюди, жаждущие свободы, чтобы исповедовать свою веру. И это их земля, мой добрый епископ. Он посмотрел на папского посланца. На мнение его святейшества, вероятно, повлияло приближение к Вене османских армий, не так ли? Возможно, обеспокоенность этим фактом и содействовала укреплению моих позиций.
Неспособность вашего брата вести турецкую кампаниювот что встревожило всю Европу, ответил священник. Мы не сомневаемся, что вас провозгласят королем Венгрии.
Он приблизился к Матьяшу, который стоял в разлившейся по каменному полу небольшой лужице света. «А ведь этот младший Габсбург будет неплохо смотреться с золотой короной Священной Римской империи на своей благороднойи католическойголове!» подумалось ему.
Сейчас ни один венгр не принесет Рудольфу клятву верности! продолжал Клесл. Им нужен настоящий солдат, вождь, ведущий их в сражение против турок. Они пойдут за вами, Матьяш. И его святейшество считает, что еще многие католические королевства потребуют, чтобы их судьбу определяла ваша твердая рука, а не безумец, заигравшийся с черной магией.
Затем епископ снова наклонился к Матьяшу.
Но его святейшество желает знать, как забрать власть у вашего брата, не проливая при этом крови. Протестанты слишком многочисленныв Богемии их, должно быть, большинствои могут обратиться против нас, если действовать слишком поспешно. Рудольф потакает им, даже допустил к своему двору. Достаточно назвать того лютеранина, Иоганна Кеплера, и лекаря Яна Есениуса.
Они умнейшие люди, эти протестантские еретики. По крайней мере, мне так говорили, отозвался брат короля, и глаза его озорно блеснули, когда Мельхиор снова вспыхнул от негодования.
Папа желает знать, как мы свергнем Рудольфа, не допуская войны.
Набравшись терпения, мой добрый епископ. Не торопя время. Взгляд Матьяша ушел на север, к далеким границам Богемии. Мой брат Рудольф сам себе копает могилу. Мои источники в Праге сообщают, что сейчас гроза собирается в городке Чески-Крумлов, и если она разразится, дело двинется вперед. Ключом к нашему триумфу может стать, сам о том не догадываясь, мой племянник-бастард Джулио. Правление Рудольфа основано, если не ошибаюсь, на тонком равновесии. Все, что от нас требуется, это набраться терпения и ждать.
Епископ церемонно кивнул младшему Габсбургу и попрощался. Ему не терпелось тронуться в обратный путь, в Вену, лежащую вдалеке от диких османских орд. И чем скорее, тем лучше.
Матьяш проводил посланца взглядомтот шел к выходу, и подол его черной сутаны подметал серые камни.
Глава 10. Строгий режим
Лето 1606 года
Король Рудольф II не стал разговаривать с сыном перед его отъездом из Вены. Эта обязанность, в дополнение ко многим прочим, легла на плечи министра Вольфганга Румпфа. Все необходимые приготовления для приема дона Юлия на новом месте, в Чески-Крумлове, были закончены, но Румпф из осторожности ничего не говорил ему до самого последнего момента.
И вот министр получил официальный королевский приказ, скрепленный печатью Габсбургов. Вольфганг еще раз посмотрел в окно на стоящую в ожидании карету, тяжело вздохнул и, сделав знак стражникам, чтобы следовали за ним, вошел в отведенные королевскому сыну покои.
Чески что?! взревел дон Юлий в ответ на заявление министра и раздраженно потер вискиголова трещала от выпитого накануне, как случалось почти каждое утро. Вы что, смеетесь надо мной?! Нет, не имею ни малейшего желания.
Румпф снова вздохнул. Из всех многочисленных неприятных поручений, исполнять которые ему приходилось в должности главного министра Рудольфа II, самым худшим было этоулаживать дела королевского бастарда.
Я не смеюсь и не шучу, ответил он спокойно. Приказ отдал ваш отец, его величество король. И я сей приказ исполню. Вам надлежит незамедлительно отправиться в Южную Богемию.
Заткнись, ничтожный германец! От твоего голоса у меня голова раскалывается.
Вольфганг с удовольствием плюнул бы на этого вечно недовольного грубияна, но поступил мудрее, сглотнув собравшиеся во рту соки. Рассматривая лицо молодого человека, министр находил за обрюзгшей наружностью и оплывшим вследствие неумеренности телом следы сходства с Анной-Марией да Страда, королевской любовницей. Дон Юлий унаследовал от матери прекрасную кожу и высокие скулы, а его голубовато-зеленые глаза были столь же уникальны и чисты, как редкие бриллианты. Не распухни он так от чрезмерного потребления напитков и еды, его даже можно было бы назвать красивым.
А вот от Рудольфа Джулио достались разве оттопыренные губы Габсбургов, красные и полные, как будто он только что ел кровавое мясо.
От созерцаний и размышлений министра оторвала летящая ему в голову фарфоровая ваза. Румпф вовремя пригнулся, и ваза, ударившись о стену, разбилась на кусочки.