Возникла пауза, а потом лорд Парр сказал:
Приступайте прямо сейчас, сержант Шардлейк, попытайтесь распутать нити. Сегодня же сходите в печатную мастерскую. Вернетесь вечером, я приму у вас присягу, дам вам робу и проинструктирую насчет дальнейшего.
Я снова испытал нерешительность.
Я должен работать совершенно в одиночку?
Вам может оказаться полезен молодой Уильям Сесил, у него есть связи среди радикалов, и они ему доверяют. Но он не знает о книге, и, я думаю, пока мы не будем его посвящать, сказал лорд Уильям и уже более непринужденным тоном добавил: Поверите ли, Сесилу всего двадцать пять, а он уже успел дважды жениться. Первая его жена умерла в родах, а теперь он завел вторую. Женщину с хорошими связями. Думаю, он скоро начнет свой путь наверх.
А что касается типографии, добавил архиепископ, то вы можете призвать на помощь своего Барака. Насколько я понимаю, в прошлом он был вам весьма полезен.
Но, лорд Парр предостерегающе поднял палец, он должен знать только, что вы работаете по поручению родителей убитого. Ни малейшего упоминания о королеве и «Стенании»!
Я продолжал колебаться.
Барак женат, у него маленький ребенок и скоро ожидается второй. Я бы не стал подвергать его даже потенциальной опасности. У меня есть ученик Николас, но
Оставляю это на ваше усмотрение, прервал меня Парр. Возможно, ему можно поручить рутинные работы. Но только ни слова о «Стенании»! Он снова многозначительно посмотрел на меня.
Я согласно кивнул и повернулся к королеве. Она наклонилась и, приподняв жемчужину у себя на шее, тихо спросила:
Знаете, кому это принадлежало?
Нет, Ваше Величество, ответил я. Жемчужина очень красивая.
Екатерине Говард, которая была королевой до меня и умерла на эшафоте. Это быстрее, чем сгореть на костре. Ее Величество издала долгий безысходный вздох. Она тоже была глупа, хотя и по-другому. Все эти богатые наряды, что я ношу, шелка и золотое шитье, яркие самоцветысколь многие из них переходили от королевы к королеве Видите ли, они всегда возвращаются в департамент королевского гардероба на сохранение или переделку. Они так дороги, что от них не избавиться, как и от гобеленов. Королева подняла богато расшитый рукав. Когда-то это было частью платья Анны Болейн. Это постоянное напоминание о прошлом. Я живу в страхе, Мэтью, в великом страхе.
Я сделаю все возможное, отложу все прочие работы. Клянусь.
Екатерина улыбнулась:
Спасибо. Я знала, что вы придете на помощь.
Ее дядя наклонил голову, указывая, что я должен встать. Я поклонился королеве, которая вымучила еще одну печальную улыбку, и Кранмеру, который кивнул в ответ. Лорд Парр провел меня назад, к окну, из которого мы видели короля во дворе. Теперь двор был пуст. Я понял, что окно располагалось в углу коридора, где нас не было видно, идеальное место для конфиденциальных разговоров.
Благодарю вас, сэр, сказал старый лорд. Поверьте мне, мы не недооцениваем ваши трудности и опасности. Пойдемте со мной, и я дам вам дополнительные подробности о Грининге и права доверенного лица от его родителей. Он бросил взгляд во двор и, поколебавшись, подался ближе ко мне: Вы видели физическое состояние короля. Но, как вы поняли из того, что мы вам рассказали, его ум остер, ясен и холоден, как всегда. Не забывайте, король Генрих правит всеми нами.
Глава 6
С чувством облегчения я снова проехал под дворцовой аркой и медленно направился к Чаринг-кросс. Бытие фыркал и тряс головой от пыли с кирпичных заводов Скотленд-Ярда, бесконечно производящих материалы для украшения и улучшения Уайтхолла. День был жаркий, и на улице стоял смрад. Я решил, что лучше взять в жилище печатника Николаса. Не повредит, если рядом со мной будет кто-то помоложе и поздоровее.
На ступенях у каменного креста, как обычно, сидели попрошайки. С введением подушного налога и снижения и без того скудного жалованья за счет резкого обесценивания денег в последние два года нищих становилось все больше и больше. Некоторые называли их пиявками, сосущими пот с работающих в поте лица, но большинство нищих сами когда-то тяжело работали. Я посмотрел на этих людей, мужчин и женщин с детьми, одетых в старые грязные отрепья, с красными, загрубевшими от постоянного пребывания на солнце лицами. Некоторые демонстрировали язвы и мокрые струпья, чтобы разжалобить прохожих. Один человек, выставлявший обрубок ноги, был в остатках солдатского мундиранаверняка он потерял ногу на войне в Шотландии или во Франции в последние два года. Но я отвел глаза, так как хорошо известно, что, поймав чей-то взгляд, можно привлечь к себе всю ораву, а мне многое нужно было обдумать.
Я понимал, что ввязался в дело, которое может оказаться опаснее всего того, что я испытал раньше. Оно касалось самого сердца королевского двора, и в такое время, когда интриги достигли небывалой лютости. Мне вспомнился тот образ короля в саду. Теперь я понял, что все происходившее с начала года являлось частью борьбы, которая решит, кто будет править королевством после смерти Генриха, и перехода трона к малолетнему ребенку. В чьих руках оставит король свое королевство? Норфолка? Эдварда Сеймура? Пэджета?
Я обрек себя на долгие дни страха и тревоги и на хранение опасных тайн, которые не хотел знать. Однако мудрый человек знает о своей глупости, и я, конечно, понимал, почему сделал это. Потому, что у меня были отдаленные любовные фантазии в отношении королевы. Безнадежная глупость стареющего человека. Но в это утро я осознал, как по-прежнему глубоко мое чувство к ней.
И все же, говорил я себе, нужно трезво посмотреть на королеву Екатерину: ее религиозный радикализм привел эту очень осторожную и дипломатичную женщину к страшной опасности. Она называла это своим тщеславием, но это было скорее потерей рассудительности. Меня посетили нелегкие мысли о том, не доходит ли она до фанатизма, как столь многие в эти дни. Нет, подумал я, она пыталась отступить, покорившись королю, и спросила мнение Кранмера о своем «Стенании», но ее отказ избавиться от книги привел к потенциально катастрофическим последствиям.
Тут мне в голову пришла мысль: почему бы не дать придворным партиям сразиться насмерть? Чем радикальная партия лучше консервативной? Но потом я подумал, что королева никому не причиняла вреда по своей воле. Как и Кранмер. А вот о лорде Парре я задумался. Он был стар и выглядел нездоровым, и хотя я видел его преданность своей племяннице, но также ощущал и его беспощадность. Сейчас я полезен ему, но, вероятно, мною можно и пожертвовать.
Парр вручил мне доверенность от родителей Грининга. Мне надлежало походить по улицам вокруг собора Святого Павла и поговорить с констеблем, а потомс соседом Грининга Оукденом и его подмастерьем, который видел предыдущую попытку проникновения в дом. И мне следовало попытаться разузнать поподробнее о друзьях Грининга.
Лорд Уильям велел мне вернуться во дворец к семи. Похоже, я буду по уши занят этим много дней. К счастью, судебная сессия еще не началась, и суды не собирались на разбирательства. Я думал попросить Барака выполнить дополнительную подготовительную работу по моим делам и проконтролировать Николаса и Скелли. Мне было неловко, что придется лгать Джеку и Николасу: я мог сказать им, что занят расследованием убийства печатника, но только от имени его семьи, и не должен был упоминать об охоте за книгой королевы. Особенно противна мне была мысль о лжи Бараку, но я не видел другого выхода.
Движимый каким-то импульсом, я свернул на север и направился на улицу с маленькими домишками, где мой помощник жил со своей женой Тамасин. Как и он, Тамасин была моим давним другом. Мы втроем прошли через многое, и мне так захотелось поговорить с кем-нибудь простым, здравомыслящим, никак не связанным с интригами, а заодно посмотреть на моего крестника. Барак должен был быть на работе, но Тамасин, скорее всего, в это время дня дома. Мне хотелось провести время в простой обстановкевозможно, в следующий раз мне не скоро доведется так отдохнуть.
Я привязал Бытие к столбу у дома и постучал в дверь. Открыла их хозяюшка Мэррис, грозная вдова средних лет. Она сделала книксен.
Мастер Шардлейк, мы вас не ждали.
Да вот, был поблизости и решил заглянуть. Миссис Барак дома?
Да, и хозяин тоже. Он пришел на обед. Я как раз собралась убрать тарелки.
Я вдруг осознал, что сегодня не обедал. Любезная Мэррис провела меня в маленькую гостиную с окном на маленький, безупречно ухоженный садик Тамасин. Ставни были открыты, и комнату наполнял аромат летних цветов. Джек с женой сидели за столом перед пустыми тарелками и кружечками пива. Мэррис начала убирать тарелки. Тамасин выглядела прекрасно, ее хорошенькое личико было довольным и счастливым.
Какой приятный сюрприз! воскликнула она. Но на обед вы опоздали.
Я совсем забыл про обед, вздохнул я.
Миссис Барак цокнула языком:
Это нехорошо. Я принесу хлеба и сыра.
Ее муж взглянул на меня:
Я хожу обедать домой. Я подумал, Скелли может присмотреть за молодым Николасом в это время.
Всё в порядке. Я улыбнулся малышу в белой рубашонке и шерстяной шапочке с завязками бантиком, выползшему из-под стола посмотреть, что тут такое. Он взглянул на меня карими глазами Барака, улыбнулся и сказал:
Да!
Это новое слово, с гордостью сообщила Тамасин. Видите, он начинает говорить.
Он уже вырос из пеленок, сказал я, восхищаясь проделанным Джорджем прогрессом, а тот подполз к папе и, сосредоточенно нахмурив брови, сумел на какое-то мгновение встать и ухватить его за нос. Улыбнувшись от этого своего достижения, он поднял ножку и пнул отца в лодыжку.
Барак взял его на руки.
Ты пинаешься, братец, проговорил он с деланой серьезностью. И в присутствии крестного? Бесстыдник.
Джордж радостно захихикал, и я погладил его по головке. Выбивавшиеся из-под шапочки несколько локонов, светлых, как у Тамасин, были тонкими, как шелк.
Растет с каждым днем, удивленно сказал я. Хотя я так и не могу понять, на кого он похож.
По этой щекастой мордочке ничего не понять, ответил Джек, нажимая малышу на нос-кнопку.
Я слышал, тебя можно поздравить, Тамасин, повернулся я к хозяйке дома.
Она зарделась.
Спасибо, сэр. Да, Бог даст, в январе у Джорджа будет братик или сестренка. На этот раз мы оба надеемся на девочку.
Ты хорошо себя чувствуешь?
Да, разве что по утрам немного тошнит. А теперь позвольте мне принести вам хлеба с сыром. Джек, у тебя горошина в бороде. Пожалуйста, убери. Это выглядит отвратительно.
Барак вытащил горошину, раздавил ее пальцами и отдал Джорджу, к восторгу последнего.
Пожалуй, нужно отрастить такую раздвоенную окладистую бороду, какие сейчас носят. Я мог бы ронять на нее столько пищи, что закуска всегда была бы под рукой.
Тогда тебе придется подыскать новый дом, чтобы в нем есть! крикнула с кухни Тамасин.
Я посмотрел на удобно развалившегося в кресле помощника и играющего у его ног малыша и понял, что был прав, решив не вмешивать его во все это.
Джек, сказал я, у меня новая работенка, из-за которойпо крайней мере в ближайшие днименя часто не будет в конторе. Можно тебя попросить взять на себя надзор за Николасом и Скелли? Впрочем, Николаса я, наверное, буду использовать сам. И если смогу, то буду сам встречаться с наиболее важными клиентами.
Вроде миссис Слэннинг? спросил Барак. Я знал, что он терпеть не может эту клиентку. Джек с интересом посмотрел на меня: А что за работенка?
У собора Святого Павла убит печатник. Уже прошла неделя, но нет никаких признаков, что преступника схватят. Служба коронера, как обычно, лодырничает. У меня есть доверенность на расследование от родителей печатника. Сами они живут в Чилтерне.
И они поручили вам это дело?
Я в нерешительности замялся.
Через третьи руки.
Вы же больше не беретесь за такую работу. Может оказаться слишком опасно.
Мне показалось, что за эту я обязан взяться.
У вас встревоженный вид, в своей прямой манере заявил мой помощник.
Пожалуйста, оставим это, ответил я с некоторым раздражением. Тут есть некоторые аспекты, которые я не должен разглашать.
Барак нахмурился. Раньше я никогда ничего не утаивал от него.
Что ж, вам виднее, сказал он тоже с ноткой раздражения.
Джордж между тем оставил отца и сделал два неуверенных шажка ко мне. Я взял его на руки и поздновато понял, что своими пухлыми ручками, измазанными раздавленным горохом, он схватил меня за рубашку.
Ай-ай-ай! воскликнул Джек. Извините. Когда берешь его на руки, нужен глаз да глаз.
Тамасин принесла тарелку с хлебом и сыром и пару сморщенных яблок.
Прошлогодние, сказала она, но хорошо сохранились. Увидев мою рубашку, забрала у меня Джорджа и посадила на пол. Баранья голова, Джек, упрекнула она мужа. Это ведь ты дал ему горошину, а? Он мог подавиться ею.
Как видишь, он не стал ее есть, возразил Барак. А на прошлой неделе этот дурачок пытался съесть слизняка в садуи хоть бы что.
Фу! Дай его сюда. Тамасин наклонилась к сыну и взяла его на руки, а он озадаченно посмотрел на нее. Ты поощряешь его на неприятности.
Извини. Да, лучше держаться подальше от неприятностей. Ее супруг многозначительно посмотрел на меня.
Если это возможно, ответил я. Если возможно.
* * *
Я заехал домой сменить рубашку, прежде чем отправиться в Линкольнс-Инн. На кухне стояла Джозефина в платье, какого я еще на ней не видел, из хорошей шерсти, фиолетового цвета, с длинным белым воротничком. Рядом на коленях стояла Агнесса, подкалывая ее подол булавками. Когда я вошел, обе встали и сделали книксен.
Как вам нравится Джозефинино новое платье, сэр? спросила миссис Броккет. Она купила его, чтобы завтра выйти, я помогала ей выбрать.
Молодая служанка, как всегда, покраснела. Платье ей шло. Впрочем, я не мог удержаться от мысли, каким бледным и вылинявшим смотрелся этот цвет по сравнению с необычайно яркими красками повсюду в Уайтхолле. Но большинство людей могли позволить себе лишь такие одежды.
Ты прекрасно выглядишь, Джозефина, сказал я. Мастер Браун наверняка будет впечатлен.
Спасибо, сэр. Посмотрите, у меня и туфли новые. Девушка чуть приподняла платье, чтобы показать квадратные белые туфли из хорошей кожи.
Просто картинка, улыбнулся я.
А платье из лучшей кендальской шерсти, сообщила Агнесса. Оно не сносится много лет.
Куда вы пойдете гулять? спросил я.
На луга Линкольнс-Инн. Надеюсь, сегодня погода опять будет хорошей, ответила Джозефина.
Небо безоблачное. Но мне уже нужно поторопиться. Агнесса, мне нужна чистая рубашка. Я распахнул свою робу, показывая следы маленьких ручек, и сокрушенно пояснил: Мой крестник.
Ай-ай-ай! Я позову Мартина.
Я могу принести рубашку из-под пресса, сказал я, но миссис Броккет уже звала мужа.
Он появился из столовой в передникедолжно быть, чистил серебро, так как от его одежды пахло уксусом.
Мартин, ты можешь достать мастеру Шардлейку чистую рубашку? Как всегда, говоря с супругом, Агнесса сменила тон. Его маленький крестник запачкал ту, что на нем.
Она улыбнулась, но Мартин только кивнул. Он редко смеялся или улыбался. Похоже, этот человек родился без чувства юмора.
Я поднялся к себе в комнату, и через пару минут появился Броккет с чистой рубашкой. Он положил ее на кровать и встал, ожидая.
Спасибо, Мартин, сказал я, но я оденусь сам. Замаранную оставлю на кровати.
Мой слуга всегда хотел во всем помогать мне, и теперь с несколько расстроенным видом поклонился и вышел.
Сменив рубашку, я вышел из спальни и внизу лестницы увидел Джозефину. Она несла кувшин с горячей водой, осторожно держа его перед собой, чтобы он не коснулся ее нового платья. Девушка пронесла его через открытую дверь гостиной в столовую, где Мартин все еще чистил серебро.
Поставь на стол, сказал он. На салфетку.
Да, мастер Броккет.
Служанка отвернулась, и я увидел, как она бросила в спину Мартина неприязненный взгляд с долей презрениявроде того, какой я заметил вчера. Это озадачило меня. Конечно, одни лишь холодные манеры Броккета не могли вызвать подобного взгляда от такой доброй души, как Джозефина.
* * *
Я оставил Бытие в конюшне и недолгий путь до Линкольнс-Инн прошел пешком. Барак еще не вернулся, но и Скелли, и Николас были заняты за своими столами. Джон встал и принес мне записку. Его глаза за очками в деревянной оправе сверкали любопытством.