Понимаю, заботливо проговорил я.
Но издали я все видел. Мастер Оукден высадил дверь, и через секунду я увидел, как оттуда выскочили двое. Хаффкин указал на боковую дверь. Как я говорил на дознании, обоим было лет за двадцать, оба в грязных шерстяных рубахах. Мне они показались бродягами, ни на кого не работающими. Он состроил гримасу. У обоих были безобразного вида дубины. Они были крепко скроены. Один высокий, и хотя и молодой, но почти лысый. Другойсветловолосый и с большой бородавкой на лбу, ее видно было даже в сумерках. У обоих спутанные бороды.
Вы хорошо все рассмотрели.
По крайней мере, мои глаза еще видят. Я был бы рад опознать их и увидеть на виселице. Мастер Грининг был хорошим соседом. Знаю, он был радикал, но тихийне из тех, что пристают к людям со своими проповедями, подвергая их опасности со стороны закона. Он никому не делал вреда. Насколько я знаю, добавил Джон, внимательно посмотрев на меня.
Я не слышал о нем ничего дурного.
Рассказчик продолжил:
Когда те двое убежали, я подошел к халупе, потому что почуял дым. Мастер Оукден тушил огонь: куча бумаги на полу загорелась, и там же лежал бедняга Грининг. Ужасное зрелищетемя пробито, кровь и мозги разлетелись Он покачал головой.
Спасибо, любезный Хаффкин. Я достал кошелек и дал старику грот. А теперь, если можно, я бы поговорил с вашим хозяином. Можно мне войти?
Конечно. Он с Элиасом работает на втором этаже.
* * *
Я прошел через лавку и поднялся по лестнице. Ритмические удары стали громче. Весь второй этаж занимало одно помещениеувеличенный эквивалент бедной типографии бедняги Грининга. Здесь тоже были стеллажи с бумагой и химикалиями, стопки отпечатанных листов и готовые листы, висящие на натянутых через помещение веревках, как белье. Несмотря на то что ставни были открыты, здесь стояла жара и сильно пахло свинцовой пылью. У меня на лбу выступил пот.
У пресса работали два человека. На обоих были запачканные кожаные передники. Высокий, чисто выбритый седовласый мужчина на шестом десятке разглаживал новый лист бумаги на нижней платформе. Рукоятку огромного винта над верхней платформой, где был укреплен покрытый краской шрифт, держал мускулистый парень лет восемнадцати с мрачным, унылым выражением на лице. Когда я вошел, они обернулись.
Я мастер Шардлейк, тихо представился я. Меня послали расследовать убийство бедного мастера Грининга.
Пожилой человек кивнул.
Джеффри Оукден, представился он. Мне сообщили, что вы придете. Пойдемте в переплетную. Элиас, мы на время спустимся вниз.
Юноша впервые прямо посмотрел на меня. Его карие глаза горели яростью.
Это было злодейское, безбожное убийство, сказал он. В наши дни добрые христиане больше не могут чувствовать себя в безопасности.
Знай свое место, мальчик, сдвинул брови Оукден и повел меня на верхний этаж, где за столом сидела женщина средних лет, аккуратно сшивавшая листы и помещавшая их в переплет из толстой бумаги.
Ты бы не спустилась на кухню на несколько минут, дорогая? сказал ей Джеффри. У меня конфиденциальный разговор с этим джентльменом. Он юрист, и это касается заказа на новую книгу. Можешь налить Элиасу кружку эля.
Я только что слышала, как ты выговаривал Элиасу. Этот мальчишка нуждается в порке за свой дерзкий язык, сказала женщина.
Он силен и работает усердно, а остальное не важно, милая. К тому же его здорово потрясла смерть прежнего хозяина.
Миссис Оукден встала и, сделав мне книксен, спустилась вниз. Печатник прикрыл за нею дверь.
Моя жена ничего не знает об этом деле, тихо сказал он. Вы от лорда Парра?
Да. Вы проявили себя хорошо в тот вечер, мастер Оукден.
Джеффри сел на угол стола, глядя на свои загрубевшие от работы руки. У него было приятное честное лицо, но на нем отражались напряжение и тревога.
Я получил из Уайтхолла записку, что придет юрист. Меня просили сжечь ее, что я и сделал. Он глубоко вздохнул. Когда я прочел слова на той первой странице, что сжимал в руке бедняга Грининг Я не сакраментарий, но всегда поддерживал реформы, и в свое время я получал работу от лорда Кромвеля. И когда я увидел титульную страницу той книги, я понял, что это личная исповедь в греховности и книга о пути к вере, какие нынче пишут радикалы, и она может оказаться опасной для Ее Величества, которую все реформаторы почитают за ее веру и доброту.
Как вы получили доступ во дворец?
На той улице живет молодой подмастерье печатника, известный как пламенный радикал. Как это бывает у молодых людей, он имел связи с другими радикалами из числа дворцовых слуг. Я пошел к нему и сказал, что у меня есть нечто, о чем нужно знать советникам королевы. Он сказал мне, к кому из слуг подойти в Уайтхолле, и так меня отвели к самому лорду Парру. Джеффри удивленно покачал головой.
Тот подмастерье дружит с Элиасом?
Нет. Элиас общался только с мастером Гринингом и его кружком. Оукден провел рукой по лбу. Нелегко вдруг оказаться в Уайтхолле.
Я сочувственно улыбнулся:
Да уж.
Печатник посмотрел на меня:
Но я должен делать что могу, следуя совести.
Да. Лорд Парр благодарен вам. Он просил меня взяться за расследование убийства, которое коронер почти забросил. Я сказал констеблю и всем прочим, включая собственного ученика, которого послал обследовать сад за хибарой Грининга, что действую по поручению родителей Грининга. Я позволил себе допросить добрейшего Хаффкина и хотел бы также допросить Элиаса. Насколько я знаю, он помешал предыдущей попытке проникновения к Гринингу.
Так он говорит, а Элиас не лжец, хотя и непослушен.
Вы не должны говорить ему про книгу, и никому другому тоже.
Оукден понимающе кивнул:
Клянусь Господом, сэр, я знаю, сколько осмотрительности требует это дело. Иногда добрые христиане должны говорить как с невинностью голубки, так и с мудростью змеи, не правда ли?
В этом делеопределенно. А теперь не могли бы вы мне рассказать своими словами, что произошло в тот вечер?
Джеффри повторил то же, что рассказал мне Хаффкин: что услышал шум и поспешил на улицу.
Когда я подбежал к хибаре, то услышал, как мастер Грининг кричит кому-то, чтобы отвязались от него. Думаю, он дрался с ними. Я подергал дверь, она оказалась заперта, и я налег плечом. Она сразу поддалась.
Она была заперта изнутри?
Да, мастер Грининг, как вам известно, жил там и запирался на ночь. Я могу только догадываться, что напавшие постучали в дверь, вломились внутрь, когда он им открыл, а потом заперли дверь за собой.
Хаффкин описал мне их.
Да, а я заметил их лишь краем глаза.
Он, кажется, умный старик.
У бедняги плохо с легкими, как и у многих из нас в этом ремесле. Боюсь, когда умер бедняга Грининг, я воспользовался случаем: взял Элиаса к себе, а Джона Хаффкина перевел на работу полегче.
Пожалуй, так вышло лучше для всех.
Я надеюсь.
Когда вы вошли, что еще вы увидели, кроме того, что краем глаза увидели напавших?
Мой взгляд сразу привлек огонь. Мне пришлось тушить его. Рассказчик серьезно посмотрел на меня. С этой бумагой и печатными материалами пожарпостоянная угроза на этой улице. К счастью, кипа бумаги еще не разгорелась, и я сумел затоптать огонь. Потом я увидел беднягу Грининга, он вздохнул, на полу. Надеюсь больше никогда не увидеть ничего подобного. А потом я заметил обрывок бумаги у него в рукебумаги самого лучшего качества, какая только бывает на рынке. Я прочел и понял, что это не просто убийство. Услышав, что идет Хаффкин, я засунул обрывок страницы в карман.
Вы думаете, они убили его до того, как вы пришли?
Джеффри покачал головой:
Когда я первый раз налег плечом, они еще кричали. Но потом шум стих, только послышался страшный звукнаверное, один из них ударил Грининга дубиной, и тот упал.
И они вырвали у него из рук книгу, задумчиво проговорил я, но часть титульной страницы осталась у него. Вероятно, в спешке не заметив этого, они зажгли огонь и убежали.
Думаю, так могло быть. Оукден печально покачал головой. Не знаю, может быть, не ворвись я тогда, они бы не запаниковали и не убили бы его.
Я думаю, убили бы, если бы он сам не отдал книгу.
Мой собеседник грустно кивнул.
Вы хорошо знали Армистеда Грининга? спросил я.
Он появился на Патерностер-роу пять лет назад. Сказал, что он из Чилтернаон и говорил с тамошним акцентом, но его жена умерла в родах вместе с ребенком, и он приехал в Лондон искать счастья. Бедный парень, у него всегда была грусть на лице. Он арендовал этот клочок земли, где стоит его хибара, у Палаты приращенийон принадлежал маленькому монашескому дому, чьи остатки так и стоят на земле за хибарой. Джеффри сардонически улыбнулся. По иронии судьбы, учитывая религиозные взгляды Грининга. Он построил свою хибару сам с несколькими лондонскими друзьями. Не могу сказать, что я хорошо его знал, он был человек замкнутый, но я кое-что слышал и видел, особенно в последнее время Печатник в нерешительности замолчал.
Что бы вы ни рассказали мне о нем, ему это уже не причинит вреда. Старик Хаффкин кое о чем намекал мне
Это может повредить Элиасу. Если он попадет в руки Гардинера и его волков.
Я отчитываюсь только перед лордом Парром и королевой.
Джеффри вытаращил глаза:
Перед самой королевой?!
Да, ответил я и добавил с ноткой гордости: Я знал ее, когда она была еще леди Латимер.
Я думаю, Грининг был очень радикален. Оукден серьезно посмотрел на меня. «Известный человек».
Я вздрогнул. Это было кодовое слово для обозначения лоллардов, а теперь и анабаптистов. А печатник продолжал:
Можете ли вы гарантировать, что все, что я расскажу вам об Элиасе, не ввергнет его в беду? Он говорил тихо, сосредоточенно, напомнив мне еще раз, как опасно рассуждать о религии радикалов.
Некоторое время я молчал в нерешительности. Я знал, что по крайней мере лорд Парр будет безжалостен, если решит, что это необходимо для защиты королевы. А любое упоминание об анабаптизмеэто все равно что сунуть палку в осиное гнездо. И я ответил:
Обо всем, что может повредить подмастерью, я доложу только лично королеве. Ее милосердие и верность друзьям хорошо известны всем.
Оукден встал и посмотрел в окно на хибару Грининга.
У этого сарая тонкие стенки. К Армистеду приходили друзья и гости, с которыми он вел громкие религиозные дискуссии. Особенно этим летом, когда из-за жары все держали окна нараспашку. Я иногда слышал их разговорыскорее споры, иногда слишком громкие, чтобы оставаться безопасными. По большей части я слышал только гул голосов, случайные фразы, но и этих фраз бывало достаточно, чтобы навострить уши. Собирались очень странные компании. Человек шесть, иногда семь, но всегда присутствовали троешотландец, голландец и англичанин, все известные как местные радикалы.
Маккендрик, Вандерстайн и Кёрди.
Джеффри кивнул.
Думаю, мастер Кёрдидовольно состоятельный человек. Мастер Грининг однажды рассказывал мне, что тот посылал одного из своих помощников помогать ему в строительстве этой хибары. Шотландец тоже помогал: помню, что видел его. Это большой сильный парень.
Значит, Грининг знал их почти с тех самых пор, как приехал в Лондон? А вы были с ними знакомы?
Шапочно. Они держались обособленно. Знал я на самом деле только Армистеда Гринингакак соседа и коллегу-печатника. Иногда на улице мы обсуждали состояние дел и раз или два одалживали друг другу бумагу, если у одного из нас была работа, а запасы истощались.
Вы слышали, о чем спорили мастер Грининг с друзьями. О чем? спросил я. О таинстве причащения?
Печатник снова заколебался в нерешительности.
Да, и предопределено ли для людей, куда они попадут: в рай или ад. Еще хорошо, мастер Шардлейк, что я не католик, а Джон Хаффкин старается не совать нос в то, что его не касается.
Они были неосторожны.
Этим летом они казались очень возбужденными. Джеффри сжал губы. В один из вечеров я слышал, как они спорили, следует ли людей крестить, только когда они уже взрослые, и все ли крещеные христиане имеют право на равенство, право отбирать имущество у богатых и делать его общим.
Значит, Армистед Грининг мог быть анабаптистом?
Оукден стал ходить туда-сюда, качая головой.
Из того, как он спорил со своими друзьями, я могу заключить, что они расходились во взглядах. Вы знаете, как радикалы расходятся между собойвпрочем, как и их противники.
Знаю.
Последние десять лет были временем перемены веры: люди переходили из католицизма в лютеранство, потом в радикализм и обратно. Но Грининг и его друзья, очевидно, обсуждали радикальные крайности. Я задумался, где теперь эти троеМаккендрик, Вандерстайн и Кёрди. Затаились?
Джеффри снова заговорил:
Я часто не мог понять, как Армистед сводит концы с концами. Некоторые книги, которые он печатал, плохо продавались, а иногда у него, похоже, вообще не было работы. А порой он бывал занят. Я задумывался, не занимается ли он печатаньем запрещенных книг и памфлетов. Знаю, что несколько лет назад ему доставили большую партию книг
Уже напечатанных?
Да. Их привезли с материка, возможно, нелегально, для распространения. Я видел их у него в хибаре, в ящиках, когда заходил спросить, не нужен ли ему дополнительный шрифт, который у меня оказался. Один ящик был открыт, и он быстро его закрыл.
Интересно, что это были за книги
Кто знает? Может быть, труды Лютера, или этого Кальвина, который, говорят, вызвал новый шум в Европе, или Джона Бойла Джеффри закусил губу. Армистед просил меня никому не говорить о тех книгах, и я поклялся, что не скажу. Но теперь он умер, и это не может повредить ему.
Благодарю вас за доверие, мастер Оукден, тихо сказал я.
Печатник серьезно посмотрел на меня:
Если бы я рассказал об услышанном не тем людям, Армистед и его друзья могли бы кончить так же, как вчера Анна Эскью. Его губы вдруг в отвращении скривились. Это было мерзко, отвратительно!
Да. Меня заставили пойти и посмотреть, как представителя моего инна. Это был ужасный, злобный акт.
Мне тяжело, мастер Шардлейк. Мои симпатии на стороне реформаторов. Я не сакраментарий и уж тем более не анабаптист, но я не бросил бы своих соседей в костер Гардинера.
И Элиас входил в этот радикальный кружок? тихо спросил я.
Да, думаю, входил. Этим летом я не раз слышал его голос из хибары мастера Грининга.
Я должен допросить его, но я буду осторожен.
Хоть Элиас и такой неотесанный, но был предан своему хозяину. Он хочет, чтобы убийц нашли.
И он может дать важные показания. Насколько я понимаю, Элиас сорвал первую попытку нападения на типографию за несколько дней до убийства.
Да. Он единственный это видел, но определенно поднял тревогу и созвал других подмастерьев, сказал Оукден и, немного помолчав, добавил: Я вам скажу одну странную вещь, поскольку сомневаюсь, что Элиас об этом расскажет. За несколько дней до убийства мастер Грининг с друзьями, включая Элиаса, собрались на свою вечернюю дискуссию. Спор у них вышел особенно громкий. Окна у них были открыты, и у меня тоже, и какой-нибудь проходящий стражник мог услышать их с улицы. Хотя здесь даже стражникиреформаторы.
Я знал, что во многих лондонских приходах люди все больше обособляются в реформаторских и традиционалистских кварталах.
Все на этой улице склоняются к реформизму? уточнил я. Мне известно, что это так для многих печатников.
Да. Но то, что я услышал, было бы опасно в любом квартале. Я рассердился на них, так как если бы их арестовали, то и меня бы тоже стали допрашивать, а у меня жена и трое детей, о которых надо думать. Голос моего собеседника слегка дрогнул, и я понял, как беспокоили его бездумные разговоры соседей. Я вышел на улицу и хотел постучать им в дверь, сказать, что нужно соблюдать безопасностьсвою и мою. А когда подошел к двери, услышал, как голландецу него характерный акцентговорит о каком-то человеке, который скоро прибудет в Англию, и якобы этот человекпосланец самого Антихриста, и он сокрушит и уничтожит наше королевство и обратит истинную религию в прах. Они называли имя, какое-то иностранное имя. Я не уверен, что правильно расслышал.
Что же вы расслышали?
Оно звучало как-то вроде «Джурони Бертано».