Губы девочки раздвинулись в вежливой улыбке, обнажив клыки, торчащие в стороны, как покосившиеся от непогоды кладбищенские кресты. Она попятилась, словно раненый паук, волоча ногу, обмотанную грязным тряпьем; под ним угадывалось что-то вроде лубка.
Так-то лучше, обрадовался Эндрюс. Чертовка отлично знает, что ее ждет, если И тут горло перехватило, он едва не выпустил фонарь.
Девочка отползала по уступу, что-то толкая перед собой увесистый обломок сланца, как только силенок хватило! Подкатив к самому краю, остановилась, глядя с ненавистью поверх камня. Усомниться в ее намерениях было невозможно.
Ты с ума сошла? взвизгнул Билл, зная, что не сможет помешать. Так можно убить кого-нибудь!
"Убить Убить Все мы умирали тысячу раз, но еще живем".
Ее голос звучал отдельно от нее, казалось, она только открывает рот, но сердце молотом ударяло в грудь, пронзительные дрожащие звуки проникали в самый его мозг.
Не убивай меня! визг придушенного животного, мольба о пощаде, которой, он знал, не будет. Я дам тебе все, что захочешь деньги
"Деньги! Сколько раз после обвала ты пытался подкупить меня, Джетро! Я больше не стану звать тебя дядей, не хочу быть отродьем сатаны. Теперь ты готов все отдать, что сколотил и припрятал, лишь бы уйти на волю. Но тыодин из Погребенных, как и я, как мы все. Никогда ты не умрешь, никуда не уйдешь из Кумгильи. Вспомни, Джетро, тот день, когда бросил нас и напрасно пытался спасти бегством свою никчемную жизнь!"
Билл Эндрюс увидел, как покатился камень, услышал пронзительный хохот маленькой ведьмы. Ее лицо скрылось во мраке, только глаза горели зеленым огнем, как у кошки. Дождем посыпались обломки, раздался глухой скрежет, воздух ударил в лицо. Эндрюс закрыл глаза, зная, что снаряд его не минует. Жить осталось три секунды, некогда даже подумать о смерти.
Защитный шлем, несмотря на жалкий вид, оказался надежным. Камень, который мог убить человека на месте, раздробив череп, оставил лишь вмятину на шлеме, но не расплющил его. Страшный удари камень просвистел вниз, а вслед за ним полетел раскоряченный человек.
Сознание угасало в истерзанном, немеющем теле, уже не отзываясь на ушибы при падении. Его преследовало лицо девочкиненависть, боль, несправедливый приговор.
Падение ускорилось, Билла швыряло о стены так, что дышать он уже не мог. И отдался погибели. Последнее, что он услышал перед вечным безмолвием, были мужские голоса. Они кричали. Потом откуда-то донеслись стоны и плач.
Он умер еще до того, как упал в глубокое черное озеро далеко внизу.
Боже милостивый!
Люди, сгрудившиеся у фуникулера, уставились друг на друга в тусклом свете фонарей. Что-то с грохотом ударилось в верхний вагончик и пронеслось дальше, как метеор.
Спустя мгновение показалось тело, неузнаваемое, если не считать помятого шлема. Нелепый силуэт с вывернутыми руками и ногами, с кровавым месивом на месте лица, пролетел головой вперед вслед за снарядом.
Побелевшие лица невольно обернулись к Мэтисону. Он начальник, он должен все объяснить.
Это Эндрюс, да?
Он, это точно, Артур Мэтисон смотрел в темноту.
А может, священник?
Ерунда, это был Эндрюс. Священник выбрался. Он бы столько не продержался в шахтном стволе.
Снизу раздался тихий всплеск, потом еще один.
Что будем делать, Мэтисон? Видит Бог, здесь нельзя оставаться.
Ну так полезайте наверх. Как Эндрюс. Сами думайте, выбор у вас есть. Лично я остаюсь, пока не заработает фуникулер.
Наступило молчание. После того, что они сейчас увидели, рисковать никто не хотел.
Время потянулось еще медленней. Только монотонный стук капели в туннеле за спиной. Но вот раздался другой звук, сперва невнятный, словно эхо медленно замирало в пустоте. Но этот звук, наоборот, становился все громче, превращаясь в многоголосое бормотанье; казалось, оно раздается с главной туристской трассы.
Что такое?
Думаю, ветер шумит. У Мэтисона было наготове объяснение для экскурсантов, жалующихся на жуткие голоса в пещерах.
Нет! Это опять те самые звуки, которые никто не может объяснить. Про которые вы велели говорить, мол, ветер, если кто спросит. Теперь сами слышите, босс.
Я вам говорю, это ветер. В горе множество проходов, целый лабиринт. Вполне возможно, их продувает на всю глубину.
Может, и так, только не тот это звук, Мэтисон. Их раздражение и страх росли с каждой секундой. Мы не туристы, нас не проведешь. Ты бы не потащил сюда священника, будь тут все в порядке. Тут что-то есть, чего ты боишься до смерти, и мы имеем право знать. Так вот, мы слушаем. Говори!
Мэтисон, опершись спиной о платформу, направил луч фонаря на своих подчиненных. Мрачные лица, зубы стиснуты, в глазах страх. Готовы сами вершить суд, если придется.
Ну-ну, спокойно, весь дрожа, он обернулся назад, к широкому туннелю. Это могут быть те, кто остался за завалом. Живые зовут на помощь.
Нет, это не их голоса. Потому что они все мертвы, и тот парнишка, что хотел побродить один и заблудился. Ты слишком долго скрывал эти дела, Мэтисон. Они погибли из-за тебя, и мы все из-за тебя погибнем. Но видит Бог, ты за это поплатишься!
Вы с ума посходили, трусы! Мэтисон понял, что придется бежать. Он повернулся и быстро зашагал туда, где сейчас было самое страшное место на земле. Потом побежал, минуя загороженный проход по правую руку, с братской могилой в нем. Оттуда никто не выйдет живым.
Он слышал за спиной приглушенную брань преследователей, злоба победила в них страх. Они его убьют, если догоняткулаками и пинками тяжелых ботинок выместят на нем свою ярость, молотя по избитому телу до тех пор, пока он не испустит дух. Он бежал наугад, то и дело поворачивал и, похоже, далеко оторвался от погони. Фонарь почти выдохся.
Мэтисон понял, что находится в большой пещере. Где-то наверху вечно трудился восковой горняк, балансируя на краю уступа. Другой силился сдвинуть перегруженную вагонетку, которой суждено вечно оставаться на месте. Их положение было таким же безвыходным, как у него.
Преследователи, похоже, отстали. Возможно, их отпугнул мрак заброшенных туннелейили просто ошиблись поворотом. А владелец сланцевых пещер Кумгильи вдруг пожалел об этом! Лучше бы они сейчас набросились на него, вцепились грубыми руками. Потому что это были живые люди.
Шепот, бормотанье и стоны раздавались со всех сторон, призраки подкрадывались и кружили возле него, ловко увертываясь во тьму всякий раз, как он пытался поймать их тусклым лучом. Они тянулись к нему, прикасаясь влажными холодными пальцами; дразнили, заманивали в царство живых мертвецов.
Мэтисон хотел крикнуть, но не мог, и закрыл глаза, чтобы случайно не увидеть страшные лица. Он услышал другой звукнарастающий грохот. Закружилась густая пыль, забивая рот и нос, не давая дышать.
Обвал. Дно пещеры дрожало, стены вот-вот готовы были рухнуть. Он пожелал себе быстрой смерти. Обрушилось сзади, там, откуда он пришел. Господи Боже! Он попробовал молиться, но не вспомнил ни слова. Лишь бы только у проклятого церковника не истощился их запас!
Голоса визжали и завывалитоварищи Мэтисона по бессрочному заточению. Призраки все приближались, выкрикивали проклятья, тыкали в него пальцами. Волны их ярости захлестнули его обезумевший мозг.
Я не виноват! он кричал, пытался умолять их.
"Ты, ты виноват! На этот раз, Джетро, тебе не уйти. Наша долятвоя доля, это вечное чистилище, братская могила схороненных заживо!"
Они набросились на него, колотя и разрывая тело окровавленными мозолистыми руками, сжимая горло, чтобы задушить в нем жизнь. В последний раз он попытался крикнуть "Я не Джетро!" но красная пелена перед глазами почернела, и он понял, что уже не сможет.
Но успел взмолиться о смерти.
Глава десятая
Саймон Рэнкин сидел на диване, когда Андреа, помыв посуду, вернулась в комнату. Ковер все еще был свернут, мебель сдвинута с места, меловая пентаграмма на полу напоминала о кошмаре прошлой ночи.
Пожалуй, нам пора отправляться Слова замерли на губах, ее встревожил унылый вид Саймона.
Он сидел, наклонившись вперед, уронив голову на руки: "Может быть, нам не стоит больше беспокоиться. Ни о чем".
Что на тебя нашло, Саймон? Пять минут назад ты был готов стоять насмерть. А сейчас вдруг пошел на попятный! Андреа говорила резко, жалостьплохое лекарство от депрессии.
А что изменится, если мы уничтожим эту малую частицу зла? Со всем злом в мире нам все равно не совладать. Все эти проповедники пути Господнялжепророки и больше ничего. Иезуиты отвергли меня только потому, что я посмел следовать собственным убеждениям. Для них не имело значения, что мы молимся одному Богу. Они предали меня так же, как жена. Я изгнал дьявола из тысячи мест, но на эту тысячу найдется пять тысяч других, где зло нетронуто. Что эти шахты? Капля в море.
Возьми себя в руки! готова была закричать Андреа. Однако сдержалась, поняла, что следует действовать осторожнее. Возможно, сейчас, при свете дня они снова воздействуют на него, но уже иным, более коварным способом. Теперь они стараются довести его до депрессии, заставить сдаться добровольно. Саймону ли не знать, что очень часто психические атаки начинались именно так? Ей стало страшно.
Ты опять вспоминал Джули, правда? Андреа опустилась на диван рядом с ним. Не отпирайся.
Он молчал, не глядя на нее.
Так что?
Зачем впутывать ее во все это?
Не я впутываю, а ты. Ты жалеешь о прошлом, Саймон?
Нет, дело не в сожалениях. Андреа, тебе не понять всей горечи и несправедливости случившегося. Одиночество, тоска, беспомощность, потеря верыне в Бога, но в других людей. По отношению к Джули и детям у меня остались только обязательства. Как я могу любить ближнего после того, что пережил, как могу изгонять дьявола, если у меня тяжело на душе? Уйдя от иезуитов, я как бы лишился права на экзорцизм. Но я не сдавался, я боролся, чтобы вернуть себе силу экзорциста. Но много ли мог достичь, если все против меня?
А как же я? Андреа положила руку ему на колено. Ты ведь не думаешь, что я такая же, как все? Я и раньше помогала тебе отражать удары, буду помогать и впредь. Не забывай, что у меня тоже был и неверный муж, и развод, и сын встал на сторону отца и не желает меня видеть. В конце концов надо собраться с духом, подобрать то, что осталось от твоей жизни, и начать все сначала. Именно это я пытаюсь сейчас сделать, как ты не понимаешь? Я нужна тебе, а ты нужен мне. У тебя есть вера в Бога. Поверь же и в меня, и давай биться вместе. В этом и заключается смысл борьбы со злом, мы воюем друг за друга. Мы не можем сейчас отступить, неужели ты не видишь, что мы зашли слишком далеко? Я надеюсь на тебя.
Он долго смотрел на нее, не говоря ни слова. Затем его рука нашла ее руку и крепко сжала. Андреа чувствовала, он с трудом удерживает плач.
Спасибо. В глазах Саймона стояли слезы; губы приблизились к ее губам. Нелегко верить в будущее, когда ты одинок.
Не выпуская его руки, Андреа помогла ему подняться и повела к узкой лестнице в холле.
Куда мы идем? Недоумение отразилось на загорелом, обросшем бородой лице.
Если сам не догадываешься, я не собираюсь тебе растолковывать. Она улыбалась, глаза ее сияли. У нас сегодня полно дел, но я думаю, часок-другой ничего не изменит ни для Джо Льюиса, ни для пещер Кумгильи.
Дом Джо Льюиса стоял на отшибе, к нему вела крутая извилистая тропа. Саймон и Андреа шагали спокойно и неторопливо. Деревня выглядела, как всегда, пустыннойна этот раз более, чем обычно, из-за укороченного рабочего дня. Немногочисленные магазины имели столь заброшенный вид, словно не собирались когда-либо открыться вновь. Обшарпанные двери "Лагеря Карактака" были заперты, заведение будто наслаждалось кратким отдыхом от горестных пересудов старшего поколения. Город съежился до размеров деревни, и та теперь медленно умирала. И казалось, последние жители этой деревни сами желают ее смерти.
Не хотела бы я тут жить, Андреа невольно вздрогнула. Как красиво могло бы быть здесь, даже несмотря на эти суровые горы. Но вместо этого какая-то злокачественная опухоль убивает все вокруг.
Вот дом Джо Льюиса, Саймон показал на полуразваленное каменное строение в стороне от дороги, два этажа над землей, двапод землей. Над домом витал дух запустения, на крыше не хватало шифера, крыльцо со шпалерами так непрочно крепилось к стене, что казалось, первый же сильный порыв ветра разрушит его окончательно. Окна плотно прикрыты выцветшими, дряхлыми занавесками, точно старик решил отгородиться от внешнего мира и провести остаток жизни отшельником. Саймон отодвинул щеколду на садовой калитке, и та повисла на единственной петле. Клочок земли за оградой густо порос щавелем и уже отцветающей наперстянкой. Сад не возделывался годами.
Они подошли к массивной парадной двери, Рэнкин постучал. Напряженно прислушиваясь, они ждали ответа.
Скорей всего, он вообще не подходит к парадной двери, пробормотал Саймон. В глухих деревнях принято входить с заднего двора. Давай попробуем.
Они обошли дом и оказались в унылом дворике. С трех сторон он был обнесен стеной, а в центре стоял переполненный мусорный ящик. Сквозь закопченное оконное стекло с трещинами, заклеенными полосками коричневой бумаги, невозможно было разглядеть, что делается в доме.
Смотри, сказал Саймон, задняя дверь приоткрыта. Постучим.
Опять им пришлось ждать. Напряжение обоих нарастало, они слышали удары собственных сердец. В глубине души им хотелось, чтобы в этой грязной норе никого не оказалось, хотя они осознавали жизненную необходимость увидеться со стариком.
Священник водил глазами по стене дома, невольно замечая прорехи меж кирпичами, прогнивший подоконник под разбитым окном. Маленький веревочный треугольник, подвешенный на ржавом гвозде. Бог мой!
Андреа похолодела, услышав его встревоженный возглас. Она проследила за его взглядом: "Что это?"
Вот до чего они дошли, сражаясь против нас! прошептал он.
Что это? повторила Андреа испуганно. Какой-то обрывок веревки
Это их знак. Треугольник, который удерживает заклятого крепче любых запоров! Мы не знаем, сколько времени Джо Льюис был заточен в своем доме. Возможно, с того самого вечера, как вернулся из пивной после разговора со мной. Я должен попасть внутрь! Он не мог выйти из дома с тех пор, как это появилось здесь.
Я пойду с тобой! Андреа была исполнена решимости.
Нет, тебе нельзя. До сих пор мы не встречались с такой опасностью. Ты останешься снаружи, так будет лучше для нас обоих. Если что-то пойдет не так и я не появлюсь, позвони священнику. Постарайся объяснить ему, что произошло, и потребуй, чтобы он нашел экзорциста. Ничто другое не поможет. Ты поняла?
Она покорно кивнула. Облако, весь день плывшее по небу, теперь набухло и потемнело, начало моросить. Было холодно и уныло, как в середине ноября.
Саймон стоял в дверном проеме, осеняя себя крестным знамением. Глаза его были закрыты, голос, вначале тихий, постепенно набирал силу: "Боже, Сыне Божий, смертью смерть поправший, победив того, кто властен над смертью. Порази скорее Сатану. Избави сей дом от всех злых духов, от помышлений суетных, оскверняющих, и похотей лукавых и не дай им чинить зло, да будут изгнаны в место, им предназначенное, и останутся там на веки. Боже, облекшийся плотью, пришедший с миром, дай нам мир!"
Он вошел внутрь, как можно шире распахнув скрипучую дверь, теперь его голос звучал тихо и монотонно: "Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною; Твой жезл и Твой посохони успокаивают меня".
Андреа с трудом подавила крик, когда каменный пол поплыл у нее под ногами, и она услыхала заунывный скрип деревянных перекрытий. Внутри раздался шум, как будто треснула балка; оторвавшаяся плитка покатилась с крыши и, ударившись о землю на другой стороне, разбилась вдребезги. Затем наступила полная тишина и неподвижность.
Она отпрянула, готовая бежать, чтобы исполнить наказ Саймона. Но тут из дома послышались голоса: одинстарческий, жалобный, бормочущий что-то бессвязное, другойголос Саймона, успокаивающий, вопрошающий. Она поняла, что ее любимый цел и невредим. Все остальное не имело значения. Его вера выдержала испытание.
Злой дух покинул дом внезапно. Саймон Рэнкин сравнил его с диким кровожадным зверем, которого ткнули горящей веткой в морду, и он, скалясь, в страхе и ярости обратился в бегство. Саймон почувствовал дрожь и слабость во всем теле, затем облегчениебеда миновала, он был в безопасности.
В комнате, куда он вошел, стояли запахи кухни и грязного белья. Низкий потолок заставил его пригнуться. Маленькое окно почти не пропускало света пасмурного дня, и ему пришлось подождать, пока глаза привыкнут к полумраку.