Дорога круто пошла в горуон зашагал медленнее, тяжело дыша, словно не привык к физическим нагрузкам. Один раз обернулся, вытянул обе руки в сторону видневшейся внизу крыши трактира: пух пух пух па-па-пах! За воинственным жестом последовал знак победыдва раздвинутых углом пальца По подбородку потекли слюни, он засунул руки глубоко в карманы.
Ральф ускорил шаг, тяжело дыша от жары. Возле сланцевых пещер шесть или семь автомобилей выстроились в ряд у ворот; не дойдя до них, Ральф свернул с шоссе на узкую тропинку, которая привела его к ограде из колючей проволоки вокруг молодых хвойных посадок. Выцветшая надпись предупреждала: "Прохода нет, за нарушениештраф". Он плюнул и попал в плакат с двух шагов. Ральф не умел читать, но знал, что смысл надписипредостеречь его.
Он продирался сквозь ели, не обращая внимания на колючую хвою, а места, где ветви нависали низко над землей, преодолевал ползком. Деревья постепенно редели, открылся крутой склон, негусто поросший рябинами, прозябавшими среди сланца и чахлой травы. Парень присел в тени отдохнуть, прикрыв глаза. Можно не спешить. Впередицелый день и ночь, если понадобится, и весь следующий день. Ему удалось избежать любопытных глаз деревенских жителейбольшего ему пока и нужно.
В его полусонном мозгу проносились бессвязные обрывки мыслей. В деревне не было других ребятздесь жило много стариков, а их дети разъехались. В Кумгилье нет работыэто служило им оправданием, но на самом деле им было просто страшно остаться. Порой Ральфу тоже хотелось уехать, но он не мог. Ему придется остаться здесь, как если бы его приковали цепью к изъеденному непогодой воинскому мемориалу на площади. Его папаша каждую неделю получал на почте деньги, каким-то образом связанные с неспособностью Ральфа учиться в школе. И ясное дело, все забирал себе, не давал даже мелочи на карманные расходы, ублюдок! Мать каждый вечер приносила из "Лагеря" бочковое пиво в кувшинах, сидеть и пить его там они боялись. При этом воспоминании Ральф сипло расхохотался.
Девчонок в деревне не было тожекроме Ди Энсон, которая училась в колледже и приезжала на летние каникулы к дяде и тете. Сейчас она находилась здесь, ей исполнилось семнадцать и она была, по словам деревенских, самым очаровательным созданием из всех, навещавших Кумгилью в последние сто лет. Ральф ухмыльнулся про себя. Уж он-то рассмотрел ее лучше, чем кто-либо из этих старых козлов. Она, конечно, ни о чем таком и не подозревала.
Два дня назад она забыла задернуть на ночь занавески в спальне, и Ральф, спускаясь с горы, заметил желтый квадрат света. Он без труда вскарабкался на плоскую крышу сарая напротив и оттуда мог безо всяких помех рассмотреть ее комнату.
Сейчас, лежа на склоне, он с волнением вспоминал подсмотренное, дыхание его участилось. Ди разделась догола, собираясь накинуть легкую ночную рубашку; тело у нее оказалось молочной белизны, гладкое и гибкоеи все прелести были при ней. Вдобавок она, словно от сильной усталости, распростерлась на кровати, легкомысленно раскинув ноги, так что Ральф увидел у нее все, что до сих пор было для него тайной. Растянувшись на крыше сарая, он впивался в нее глазами. Дрожа, как животное, он удовлетворял себя, не в силах удержаться. Кончив, он дал клятвубессвязное обещание ночному ветру проделать с Ди Энсон то самое, что делали парочки, которые он выслеживал летними вечерами в закоулках Кумгильи. С тем большим удовольствием, что она, сучка, задается всякий раз, проходя мимо него по улице, задирает нос и отворачивается. За это ох и даст он ей прикурить, видит Бог! А потом он еще не решил, что сделает с ней потом, но во всяком случае ничего хорошего.
На несколько минут он отдался буйству воображения. Затем вздрагивая, лежал в тенирваные штаны спущены до колен. Он снова задремал, а когда окончательно проснулся, не думал больше о Ди Энсон. Ральф не забыл о ней, но шквал его страстей поутих.
Нечего было приходить сюда так рано, он вполне мог явиться и к концу дня, но в деревне ему нечего было делать. Рострэмам удалось сдать свой пансионат на длительный срок. Только чокнутые могут провести весь отпуск в Кумгилье. Ральф задался целью выследить этих двоих. Накануне вечером он подкрался к коттеджу и заглянул в окошко на заднем дворе. Боже, ну и чудная парочка! Они, закрыв глаза, молились перед ужином. При виде женщины с ним опять стало твориться то самое, но сперва он займется Ди, а уж потом всеми остальными. С ублюдком Лилэном разделается тоже, может статься, подпалит ночью его трактир, да так, чтобы хозяин не вырвался из огня в спальне наверху. Но сначала его ждет испытание сегодняшнего вечера
Наконец, наступили сумерки, небо заволокло дымным золотом. Ральф Рис медленно встал и побрел вверх по утоптанной овечьей тропе. Он больше не думал ни о Ди Энсон, ни о новых обитателях Кумгильи, ни даже о Лилэне. В пустоте его сознания носились, как в тревожном сне, отрывочные, бессвязные образы.
Перед ним был отвесный склон, по краю шел узкий уступ, которым пользовались лишь самые проворные горные овцы. Ни секунды не колеблясь, Ральф двинулся боком, словно краб, хватаясь за скальные выступы. Он ни разу не подумал о глубочайшей пропасти внизу и об острых скалах, о которые он разобьется, если сорвется туда. Мысль о падении вообще не приходила ему в голову.
Когда он добрался до входа в большую пещеру, уже совсем стемнело, даже звезды не освещали путь. Вокруг только глубокая тьма с затхлым запахом сырости и гниющих растений. Только теперь, стоя внутри у самого входа, он дрогнул, не осмеливаясь ступить дальше.
Она могла не прийти сегодняминуло много ночей, когда она не приходила. Однажды, несколько недель тому назад, он в конце концов смирился с мыслью, что она никогда больше не придет, и тут, в миг его полного отчаяния, она появилась снова, будто никуда и не исчезала. Такое могло случиться всегда, порой она отсутствовала неделями.
Сидя на корточках, Ральф ждал, привалившись своей широкой спиной к шершавому камню. Он даже не пытался вглядываться в темноту, зная, что это бесполезно. Терпеливый, сосредоточенный, он был вовсе не похож на деревенского дурачка из Кумгильисловно неведомая сила заставила его переродиться, оставив от прежнего Ральфа лишь уродливое тело.
Ущербная луна медленно взошла на востоке, в ее бледном серебристом свете проступила мерцающая поверхность скалы, вдалеке угадывалась деревнясерая покойницкая, обитатели которой безмолвно дожидались смерти. Ральфу вспомнился еще один новосел, тот малый, что купил развалюхуона больше года стояла с вывеской "Продается" в заросшем саду. Белл как-его-таму Ральфа Риса была плохая память на имена.
Уже через месяц-другой жена новосела пошла по стопам всего женского населения деревни и стала вести растительное существование в четырех стенах, страшась выйти из дому даже днем. Беллмэны, вот как их звать. Он из тех, что могут стать помехойфанатик, ползающий под землей, предпочитающий пещеры всему наземному миру. Такому могло прийти в голову исследовать катакомбы Кумгильи Подумав об этом, Ральф хрипло захихикал. Если Беллмэн затеет такое дело, ему навряд ли удастся унести оттуда ноги.
Внезапно Ральф понял, что он здесь уже не один. Он скорее почувствовал, чем услышал шум в проходе, соединявшем гору с пещерой. Потом скрежет железа по сланцевому полу, шорох одежды. Съежившись, он обернулся, как затравленное, загнанное в угол животное. Силуэт, похожий на детский, сливался с темнотой, так что Ральф не мог толком его разглядеть. Но он знал: здесь та, кого он ждетдевочка, чье лицо всегда скрывала тень.
Не знаю, как долго я еще смогу приходить, в ее низком голосе была печаль, она всхлипнула.
Я хочу тебе помочь. Он не знал, как это сделать, но действительно хотел.
Но тебе нельзя ходить в пещеры! теперь в ее голосе зазвучала тревога. Ты, Ральф, единственный, кто не должен туда ходить. Его имя она произносила "Раф", что всегда его озадачивало. Он становится все сильнее, все злей, и скоро сможет добраться до нас. Твое присутствие ничем не поможет, только разозлит его еще больше. Рано или поздно он все равно нас схватит, и уже ничто нас не спасет. Когда это случится, не приходи больше сюдаиначе тебя ждет та же участь в этом дьявольском месте.
И она исчезла. Весь дрожа, Ральф Рис проделал обратный путь. Внезапно появился страх, что он оступится, полетит в пропасть, ударяясь о скалы, и глубоко внизу расшибется в лепешку о валуны. Но он справился, добрался до безопасного места и сразу же прилег, еще дрожа всем телом.
Лишь через некоторое время он смог идти дальше. На этот раз он выбрал более длинную, извилистую тропу, потому что не слишком торопился домой.
ПозжеРальф не имел понятия, сколько времени прошлоон набрел на людей в кольце валунов между высокими соснами. Мечущиеся в лунном свете тени вполне могли сойти за очередную прихотливую игру его воображениябезумное эротическое действо, вдохновленное воспоминаниями о наготе Ди Энсон. Их было, наверное, больше дюжиныучастников дикой сцены совокупления, какое и не снилось любовникам в закоулках. Вихрь тел, урчание мужчин и пронзительные оргастические вопли женщинони совокуплялись на четвереньках, верхом друг на друге и лежа, так что невозможно было разобрать, где чьи конечности.
Один стоял посредине, закутанный в диковинные ниспадающие одежды. Лицо скрывала тень; он с видом властелина озирал шабашалчная бестия, ждущая апогея оргии, чтобы присоединиться к ней. Летняя ночь при этом была так холодна, будто низко плывущие тучи принесло сюда дыхание зимы; воздух пронизывали ледяные вихри.
На этот раз Ральф Рис не почувствовал возбуждения, даже когда луна полностью осветила сцену, и голые тела ее участников предстали во всех подробностях. Высокий человек как раз начал разоблачатьсяи в этот миг луна осветила его лицо.
Тут ужас Ральфа достиг предела. Он упал ничком и распластался на ложе из папоротника, издавая нечленораздельное мычание. Он увидел и узнал.
И быть может, понял.
Глава третья
Саймон Рэнкин не понимал, каким это образом он снова очутился в сланцевых копях. Его окружала густая тьма, лишь слабые отблески мелькали тут и там, будто за каждым поворотом бесконечных коридоров горела свеча. Но он ни разу не смог увидеть эту свечу, догнать блуждающий огонек, заставлявший его следовать за собой, уводя все глубже в утробу горы.
Холод был так силен, что цепенели и тело, и разум. Брести вперед стоило неимоверных усилий. Саймон непрерывно бормотал: "Я верую в Бога, он защитит меня", чтобы заглушить в себе дух противоречия. Но тот не унимался.
Восковой горняк все еще держался на отвесной стене. Казалось, он сползает вниз, отчаянно этому сопротивляясь. Его лицо, искаженное страхом, смотрело на Саймонаи видело его.
Рэнкину понадобилось собрать всю свою волю, чтобы отвести глаза, повернуться и убежать. Он знал, что скоро доберется до большой пещеры, этой гробницы безысходности, где стенали в муках неведомые ему проклятые. Он видел слабый свет, слышал звуки, похожие на порывы ветра или шум далекого водопада. Саймон старался убедить себя, что это все так и есть. Несколько мгновений спустя он понял, что ошибся. Эта мысль оглушила его.
Восковой горняк в большой пещере переменил позу: корчась от натуги, он пытался выполнить непосильную задачусдвинуть с места перегруженную вагонетку. Именно черты его лица заставили Саймона отпрянуть в страхе. В них читалось отчаяние и ужас, восковые губы беззвучно взывали: беги, пока и тебя не принудили к труду под бременем вечного проклятья!
И Саймон бежал. С трудом заставив двигаться непослушные ноги, он устремился к ближайшему выходу, не зная и не желая знать, куда тот ведетлишь бы подальше от адской ямы. Ударился головой о низкий выступ скалы и упал на неровный пол. Гул в ушах превратился в пронзительный вой, хор нечленораздельных воплей, смысл которых, однако, был ясен: Помоги нам!
Он поднялся и заковылял дальше, вытянув руки вперед, нащупывая путь в ледяном мраке. И наткнулся на что-то движущееся. Вскрикнул, отпрянул, опять ударился головой. О Боже, избави меня
Ты не веруешь в Бога!
Он лежал, с неожиданным облегчением прислушиваясь к суетливой возне вокруг. Крысы. Это место кишело ими. О, прекрасные крысыосязаемые, обычные живые существа! Но крысы тоже спасались бегством. Они бежали от безликого ужаса.
Хор стенаний зазвучал сильнеевысокие голоса, женские или детскиене разобрать. Так близко
Потом тьма сомкнулась, исчез даже манящий путеводный огонек. Он прислонился спиной к твердой стене, собрался с духом осознал растущую в нем силу. Я верую в Господа! Молись! Это было непросто, словно чье-то незримое присутствие сковывало работу растерянного разума, смешивало слова, стремясь превратить их в хаос бессмысленных звуков. Он боролся упорно, отчаянно.
"Избави меня от врагов, о Боже, защити от осаждающих меня. Отче наш, иже еси на небесах Да святится имя Твое"
Теперь крики отдалились, холод отступил. И где-то рядом шевелилась, нетерпеливо скреблась крыса.
"Да будет воля Твоя яко на небеси, так и на земли".
Ты не веруешь в Бога! злобно выкрикнул внутренний голос, непреклонный в своем стремлении быть услышанным. Порыв ледяного ветра, пронизывающая сыростьСаймон сжался. Минутное колебание Он закричал, чьи-то руки хватали его, трясли.
"Верую во Всевышнего!.."
Саймон!
Тьма пропала, ее сменил ослепительный свет, больно ударивший в глаза. Вместо подземного коридора его окружали гладко окрашенные стены. Было жарко; весь в поту, он отбросил влажное одеяло и сжавшись, исподлобья взглянул на Андреа.
Саймон, тебе снился страшный сон. Вставай, я пойду приготовлю чай.
Он кивнул, не в силах вымолвить ни слова, приподнялся на локтях и сел в постели. Нагота Андреа была способна заставить мужчину забыть о чем угодно. Кроме
А все потому, что мы пошли в эти пещеры, она снова винила себя и пыталась ободряюще улыбнуться, несмотря на душевную боль. Лучше бы мне не настаивать
При чем тут ты, Саймон почувствовал, как сильно он дрожит. Время от времени всем снятся страшные сны.
Но он слишком хорошо знал, что это не был сон. Оправдались худшие страхи, произошло то, чего больше всего боится каждый экзорцист: он подвергся прямой психической атаке. Они пошли в наступление, ужасные видения были лишь началом. Будут новые кошмары. Это делается постепенно, страшно даже подумать, что будет дальше. Хуже того, ведь в любую минуту могут напасть и на Андреа, и тогда они оба погибли.
На следующее утро Саймон почувствовал депрессию, едва проснулся. Он ждал этого, зная, что ему предстоит непрерывная борьба.
Странным образом его мысли были далеки от шахт Кумгильи и того, что таилось в их недрах. Вместо этого он обнаружил, что думает о Джули и о детях. Рэнкин с ужасом осознал, что им тоже может грозить опасность. А он слишком слаб, чтобы помочь кому бы то ни было.
Ты не веруешь в Бога! Ты потерял веру.
Господи, клянусь, это ложь! Он посмотрел на Андреа. Та мирно спала. Слава Богу! Ее сходство с Джули было необычайным, даже пугающим. Джули сперва казалась такой же надежной, такой же любящей, а потом нет, Андреа не переменится к нему, о Боже, нетни через десять лет, ни через двадцать, ни через пятьдесят.
Откуда ты знаешь? Как можешь быть уверен? Не можешь: ты впал в соблазн и живешь во грехе.
Мучили угрызения совести. Разве одна Джули виновата в том, что случилось? Наверное, его собственная одержимость, давившее на него бремя сыграли свою роль. Сможет ли он быть другим с Андреа?
Вернувшись мыслями к психической атаке, Рэнкин старался убедить себя, что просто видел страшный сон. Но безуспешно. Они настроились на его волну так же уверенно, как сам он настроился на их волну. Так просто они его не отпустят. Даже уехав, он не решит проблему. Господи, дай мне силы одолеть этого злого духа!
Он старался понять, отчего потерпел поражение в Дауэр Мэншен. Ты не веруешь в Бога!.. Верую, но возможно, вера моя недостаточно крепка. Этот демон самый сильный из всех, каких я встречал. Перед лицом такого врага нет оружия, нежели неколебимая вера Саймон молился с закрытыми глазами. Через несколько минут он почувствовал, что Андреа ворочается.
С тобой все в порядке? заботливо спросил он.
Со мнойда, она ласково улыбнулась. А с тобой?
Сейчасвполне, его ответная улыбка погасла.
Но, думаю, сегодня нам надо поговорить откровенно, прежде чем приниматься за дела. И не пытайся меня уверять, что прошлой ночью мне снился страшный сон.