Теперь Дэвиду сделалось по-настоящему страшно, он решил возвращатьсяпройти обратно до главного туннеля, присоединиться к экскурсии и выбраться на белый свет. Он прикинул, что пробыл здесь не больше часа.
Фонарик уже горел не ярче, чем те свечи, с которыми работали шахтеры в старину. Дэвид светил себе под ноги, а поднятой рукой страховался от внезапного удара о потолок. Век будет помнить адскую пропасть, куда запросто мог загреметь! Но здесь уже нет провалов, все остались позади. Держась прямо по курсу, он выйдет в нужное место.
Мелькнула тревожная мысль. Он до сих пор не дошел до развилки, хотя она должна быть где-то поблизости. Или миновал ее, не заметив второго коридора, и теперь шел по большому рукаву? Тогда это не страшно.
Он опустился на четвереньки, вспомнив о резком снижении кровли в полусотне шагов от загороженного входа. Но кровля оставалась вверхувыше, чем мог достать слабеющий луч фонарика, стены были далеко, выработка казалось, становится все просторней. И всюду мерно падали капли, пугая и дразня.
И наступил безумный миг, когда сбылись худшие страхи. Спасительный свет стал уже таким слабым, что приходилось пробираться ползком, держа фонарик на фут от неровного пола. В нескольких дюймах от Дэвида серо-голубой цвет сменился чернотой. Он чуть не полетел вниз головой с обрыва!
Сдавленный вздох вырвался из пересохшего горла, от испуга Дэвид не смог даже выругаться. Скорчившись, он пополз обратно; первой мыслью было, что он каким-то образом снова очутился в большой пещереможет быть, свернул не в тот коридор и сделал круг. Нет, не может быть: сейчас он вообще не в пещереэтот проход сразу обрывался в ужасную пропасть.
Он нащупал увесистый камень, швырнул в темноту и, напрягая помутившийся рассудок, стал считать: пять, шесть десять пятнадцать двадцать. Слабый, почти неразличимый всплескслишком далекий, чтобы вызвать эхо. Небоскреб в сорок этажей! Этот провал доходил до следующего уровня шахты, а то и глубже.
Дэвид Уомбурн прижался к полу; каждая жилка в нем трепетала, словно бабочка за стеклом в ловушке теплицы. Отчаяние подавляло волю к борьбе. Фонарик едва светился, батарейки могло хватить от силы минут на десять. Подросток тихо заплакал; всхлипывания, казалось, разрастались в череду стенаний, опускались в дьявольский пролом и оттуда всплывали эхом. Шепот, стоны и такой холод кругомс каждой секундой все холодней.
Голоса. Издеваются над ним. Вот мать. Куда бы он ни пошел, в самом отчаянном положении ему никуда не деться от ее плаксивых причитаний. На этот раз она повторяла слова отца: "Неужели ты хочешь ползать под землей! Там можно заблудиться, ты упадешь и сломаешь ногу".
Он отодвинулся от пропасти и выключил фонарик: все равно батарейка вот-вот сядет, надо сохранить то, что осталось. Придется ползти назад, другого пути нет.
Тьма кромешная. Непрерывная капель, она будет длиться тысячелетия. Всхлипы, несмолкающее эхо.
Теперь он услышал Элейн: "Думаешь, мне нужен малолетка вроде тебя, Дэви? Впрочем, ты свое дело сделалдал мне то, что надо, когда мне хотелось. Теперь Джеф опять со мной. Вот будет забавно, если я от него забеременею, а? Тогда ему придется жениться. Может, я его специально заловлю. Могла бы тебя заловить, если б захотела. Но что толку?"
Дэвид схватился за голову, пытаясь заглушить голоса. Это удалось ему с большим трудом. И тут он снова услышал плач и стоны, уже громче и ближе. Это не могло быть эхо. Тут был еще кто-то. Дети, судя по голосам. Он почувствовал внезапный прилив надежды. Он уже не один. Только бы их найти, тогда они будут вместе сидеть и ждать, пока за ними придут.
Он закричал: "Эй, вы слышите? Я тут!"
"Я тут тут тут"
Он озирался кругомвсюду темнота. Зажег фонарик; показалось, ближайшие тени отпрянули, как от огня.
"Ту ту тут!" всхлипы перешли почти в визг. Голоса раздавались отовсюду, в их хоре выделялось нытье матери: "Дэвид, ты еще мал лазить по пещерам. Ты заблудишься, упадешь и сломаешь ногу. И вообще, под землей темно и холодно, тебе не понравится".
Понравится, еще как. Нет, не нравится. Мне холодно и страшно. Я заблудился. Без фонарика можно упасть и сломать ногу, или
Что-то уж слишком холодно. Стенания стали глуше и превратились в тихий далекий плач. Не уходите. Вернитесь, вы мне нужны. Все будет хорошо, нас скоро спасут, вот увидите. Тишина, только капли падают.
И Дэвид Уомбурн почувствовал, что он уже не один. Ни движения, ни звука, только мурашки по телу: он понял, что радом в темноте кто-то есть.
Он нажал кнопку фонарикани искорки света. Потряс его, постучал. Неожиданно фонарик словно сам выскользнул из пальцев и покатился. Потом долгая тишина и тихий всплеск. Он докатился до обрыва и упал в эту страшную пропасть!
Кто там? пискнул Дэвид дрожащим от страха голосом и замер в ожидании ответа. Не откликнулось и эхо; даже капель, казалось, затихла. Он не знал, сколько это длилось: секунды, минуты или часы.
И тогда услышал приближение этого: не из штольни, а из пропасти! Тяжелое сопение, будто оно запыхалось, карабкаясь по скалам; шорох тела по камням. Так медленно, с таким упорством.
Дэвид вскочил в смертельном страхе и сломя голову бросился бежать по штольне. Он задевал за низкую кровлю, не замечая ударов, смягченных шлемом. Пару раз упал, обдирая колени, разрывая в клочья джинсы. Он спасался бегством, не разбирая пути, лишь бы уйти от неведомой твари, преследовавшей его, как горностай кролика.
Кровля уже не позволяла выпрямиться. В конце концов он встал на четвереньки и пополз, словно краб, волоча ноги, совсем обезумев от ужаса. Он знал: преследователь продолжает охоту. Непонятно, почему в темноте его до сих пор не схватили. Похоже, хотели загнать куда-то, подобно тому, как опытный пастуший пес возвращает в стадо отбившуюся овцу.
Снова голос матери: "Я же говорила, ты можешь упасть и сломать ногу". Поздно. На этот раз он не мог увидеть пропасть, лишь почувствовал, как пол под ним исчезает. Он летел так медленно, словно за спиной раскрылся парашют и, гася скорость, продлевал агонию.
Тишина была прервана: не оттого, что отчаянные вопли, плач и стоны зазвучали вновь, скорее, это он пересек в падении невидимую черту, удерживавшую голоса на дне черного провала. Они все приближались, раздирая слух: "Мы здесь. Иди к нам на вечные муки!"
Он падал, как в ледяной погреб: порывы ветра хлестали, обжигая кожу, швыряя тело из стороны в сторону. Дэвид вспомнил про воду и еще успел подумать, сколько времени понадобится, чтобы утонуть. Но если внизу людитам не может быть воды
Удара он не почувствовал: видно, потерял сознание. А когда стал приходить в себя, обнаружил, что лежит на острых обломках сланца. Он попытался встать, но не смог двинуться. Наверняка все кости переломаны, но боли не было, тело словно онемело. Возможно, он ослеп, но не мог проверить догадку.
Вопли стихли, но Дэвид догадывался, что они здесь, притаились в темноте, наверно, боятся подойти. Он хотел позвать на помощь, крикнуть: "Не бойтесь, нас скоро найдут", но слова застряли в горле, он не мог даже беззвучно пошевелить губами. Господи, ну пусть скажут хоть что-нибудь, дадут знать о себе
Тогда откуда-то издали донесся жестокий смех, от которого застыла кровь в жилах. Дэвид задрожал и зарылся лицом в сланец; зазубренные осколки кололи глаза. Долго раскатывался безжалостный хохот, пока наконец не замер. Навалилась ужасная тишина.
И Дэвид Уомбурн понял тайну катакомб Кумгильи. Он лежал, не в силах шевельнуться, и чувствовал их присутствиеледяное, как окружающий воздух. Незримые силы затаились и ждали его смерти.
Глава пятая
Саймон Рэнкин отправился в трактир "Лагерь Карактака", уговорив Андреа оставаться дома.
Я вернусь еще засветло. Ты же знаешь этих чудаковатых стариков. Джо Льюис наверняка предпочтет мужской разговор без свидетелей. Он, надо думать, недолюбливает всех, кто моложе его, и разговорить его все равно будет нелегко.
Будь по-твоему, Андреа была явно разочарована. Она любила непринужденную атмосферу сельских пивных, но пришлось согласиться с доводами Саймона.
Даже в такой приятный вечер деревенская улица была безлюдна. Закатное солнце обливало расплавленным золотом ряды серых домов, отражаясь в пыльных окнах. Опустели даже скамейки у цоколя воинского мемориала на булыжной площади. Жители Кумгильи попрятались за стенами своих мрачных жилищ, растравляя горькую память.
"Лагерь Карактака", каменный барак с облезлой вывеской "Торговля со скидкой", выглядел вполне в духе шахтерской старины. Саймон постоял у входа; изнутри доносился гул мужских голосов и звяканье стаканов.
Дверь шаркнула по стертому линолеуму, в нос шибануло прокисшим пивом. За столиками в просторном зале сидело около дюжины мужчин; в дальнем углу играли в карты и в домино. Головы в кепках и фетровых шляпах повернулись к Саймону, враждебные взгляды скрестились на нарушителе старческого уюта. Мертвенно-бледные лица в морщинах, из почерневших обкусанных трубок кольцами вьется едкий дым. Саймон очутился в викторианской эпохе бедности и лишений. В глазах защипаловоздух здесь был явно не для него. Он огляделся и кашлянул.
Слушаю, трактирщик вызывающе посмотрел на него, опершись на стойку бара. У него была тяжелая челюсть и редеющие русые волосы, но прежде всего бросались в глаза черные кустистые брови вразлет, похожие на крылья коршуна. Да, хозяин шахтерской пивной не очень-то жаловал новых людей.
Пинту легкого, пожалуйста, Рэнкина не смутила откровенная враждебность.
Бочкового нет. Только в бутылках.
Тогда бутылку.
Спиной он чувствовал впившиеся в него взгляды. Очевидно, сюда не заходили туристы, и стариков можно было понять.
Разговоры смолкли. Люди следили за каждым его движением, молча негодуя против вторжения на их территорию. Они хотели, чтобы чужак повернулся и ушел.
Спасибо, он взял стакан, но трактирщик демонстративно отвернулся. Саймон почувствовал неловкость, как ведущий актер на премьере, забывший реплику, и в поисках нужных слов обернулся к публике. Лица завсегдатаев ничего не выражали.
Добрый вечер, джентльмены. Надо было сказать хоть что-то, чтобы не растеряться вконец под их молчаливым напором.
Ни слова в ответ. Смотрели молча, не отрываясь. Он подумал, нет ли среди них Джо Льюиса Фрэнсис говорила, что старый шахтер обычно сидит в курительной.
Мне нужен мистер Джо Льюис, Саймон инстинктивно напрягся, ожидая реакции.
Их глаза сузились. Карты были забыты, фишки домино брошены на стол. Старики обменялись взглядами. Потом снова наступила тишина, враждебные взгляды уперлись в дерзкого незнакомца.
Хозяин, вы, верно, можете помочь? Саймон Рэнкин держался решительно, с подчеркнутой невозмутимостью. Мне сказали, мистер Льюис бывает у вас почти каждый вечер.
Вам так сказали? выговор трактирщика определенно не был валлийским. Значит, в этот замкнутый мирок каким-то образом сумел пробраться чужак. Конечно, у трактирщика была фора: он торговал пивом и табаком. Вы его найдете в курительной, и он снова отвернулся.
Спасибо. Священник ощущал их взгляды, идя со стаканом в руке через всю комнату. Дверь захлопнулась за спиной.
В тесной курительной сидел всего один человектщедушный старикашка в длинном синем макинтоше, невзирая на жару. Как и другие, он был бледен, словно покойник, но еще сильнее сморщен, в складки кожи за долгие годы въелась несмываемая грязь. Драная кепка надвинута так низко, что, казалось, лишь оттопыренные уши не дают ей сползти на глаза. Он окинул Саймона пронзительным взглядом водянисто-голубых глаз и задиристо выпятил подбородок.
Мистер Джо Льюис?
Тот поднял кружку, отпил большой глоток и поставил на стол. На безгубый рот налипла пена.
Угу.
Можно к вам присоединиться? Не дожидаясь ответа, Саймон присел за столик. Похоже, будет нелегко. Его собеседник был очень стар и явно не привык к разговорам, раз сторонился даже пожилых односельчан. Его нужно как-то привлечь на свою сторону, иначе он не захочет помогать. Если захочет вообще
Стало быть, разрушили шиферное дело такое начало было ничем не хуже любого другого.
Угу, долгая пауза, потом старик быстро заморгал.
Вот бы поглядеть, как было в старину.
Саймон ожидал нового "угу", но вместо этого неожиданно услышал: "Вам бы не понравилось работать внизу".
Возможно, первый шаг был сделан. Но туризм отнял у людей кусок хлеба.
Ага, лицо Льюиса подобралось, глаза остекленели. Он возвращался в прошлое, ожили все воспоминания, и приятные, и горькие. Загубили наши шахты. Они затоплены на две трети. Прошлых дел уж не вернуть.
Вы сами там работали, мистер Льюис?
Ага. Этого-то вопроса старик и ждал. Работал бы и нынче, кабы не придумки молодого Мэтисона.
Ясное дело. Скажите, мистер Льюис, эти шахты на самом деле мертвы?
Они никогда не заработают.
Наверное, вы правы. Но я не то имел в виду. Вот сегодня утром я совершил глубокий спуск, и это было очень тревожно. Погас свет, слышались странные звукикак бы человеческие голоса.
Джо Льюис со стуком отодвинул кружку, пролив пиво. Он весь напрягся, точно окаменел, с глаз сошла старческая мутьони сверкали, как синеватые осколки сланца, безостановочно моргая.
Вам внизу не место, мистер. Голос, полный сдерживаемой злобы, звучал так, будто старик сбросил с плеч годы. Нечего вынюхивать по кумгильским шахтам!
Я священник.
Да плевать мне, будь вы хоть сам Господь Бог. Бог забросил шахты и тех, кто на них работал. Уступил дорогу им!
Комуим?
Не суйте нос не в свое дело, мистер. Вы влезаете в дела, которые лучше не ворошить. Джо Льюис поднялся на ноги и схватил свою палку, прислоненную к спинке скамьи. До добра это не доведет. И мне оно ни к чему.
Саймон Рэнкин тоже встал. В таком настроении Льюис ничего не расскажет. Последняя отчаянная попытка:
Я нуждаюсь в вашей помощи, мистер Льюис.
Не видать вам ее, как своих ушей! старый шахтер обернулся с порога, грозя палкой. Но могу дать вам один совет. Держитесь подальше от шахт Кумгильи. Там еще не кончили умирать люди.
Джо Льюис заковылял по улице, сердито стуча палкой по плитам тротуара. Удары гулко разносились в тихом вечернем воздухе. Саймон вышел за ним и долго смотрел вслед, задумчиво кивая головой. Так близкои ни шагу вперед. Но старик все же подтвердил, что в пещерах таится смерть: нечто столь ужасное, что он боялся говорить о нем. И вся деревня боится того же.
Саймон раздумывал, идти ли ему прямо к Андреа, как вдруг услышал где-то у шахт вой полицейской сирены. И сразу вспомнил слова старого Джо Льюиса: люди там еще не перестали умирать.
Саймон не сомневался, что на шахтах случилось несчастье. Первым его побуждением было бежать туда, но в таком случае Андреа осталась бы одна, а этого он опасался даже при свете дня. Психические атаки случаются не только по ночам.
Через четверть часа ему полегчало: Андреа сидела в садике с журналом на коленях, делая вид, что читает.
Ну? все ее напряжение выразилось в этом возгласе.
Похвалиться нечем. Он вкратце рассказал о встрече с Джо Льюисом. Это лишний раз доказывает, что там, как я и подозревал, творится некое действо, вокруг которого все вращается. Если бы я смог убедить старика поделиться тем, что он знает! Но боюсь, таковы обычаи всей Кумгильи. Только что к шахтам проехала полицейская машина с включенной сиреной, а может, скорая помощь.
Почему же ты не пошел узнать?
Не хотел надолго оставлять тебя одну.
Тогда пойдем вместе, я только жакет надену.
Через двадцать минут они были у входа в шахты. Подъездная дорога была перекрыта полосатым барьером, пропускали только официальных лиц. Полисмен в мундире следил, чтобы никто из собравшихся зевак не проник за ограждение.
Так и есть, что-то случилось.
Вы что, не знаете? обернулась на слова Саймона толстуха из толпы, по виду заядлая сплетница.
Да нет, мы просто шли мимо.
В пещерах потерялся мальчик. Спустился с группой и не вернулся. Говорят, мать в истерике.
Рэнкин повернулся и дал Андреа знак следовать за ним. Они подошли к барьеру, и полисмен шагнул вперед.
Прошу прощения, сэр, сюда нельзя.
Я священник.
Ну, не знаю полисмен замялся. Я не о вашем санене знаю, можно ли вас пропустить.
Я мог бы оказать помощь, дать духовное утешение родителям мальчика Он злоупотреблял положением, но приходилось использовать все возможности.
Думаю, не будет ничего плохого Ладно, пройдите в вестибюль, но дальше не стоит.