На протяжении всего рассказа Одетты я сидела, не веря своим ушам, пораженная ужасными вещами, которые Монтегю Родс сотворил с собственным телом.
Что же могло быть настолько чудовищным, чтобы оправдать такое ужасающее самоистязание?
Не знаю,ответила Одетта.Я не хочу этого знать. И вы тоже не должны хотеть.
Думаете, что-то подобное случилось и с полковником?
Глаза Одетты сузились.
Что вы хотите сказать?
Я слышала, что во время шторма она упала со скалы у поместья,сказала я.Может быть, ее смерть вовсе не была несчастным случаем? Может быть, она тоже страдала от этих... видений, и именно из-за них она сбросилась с обрыва?
Одетта одарила меня взглядом, какого я не видела со времен схолы, когда настоятели были мной недовольны.
Вы правы, но только наполовину,согласилась она.
Что это значит?
Это значит, что полковник умерла не в результате несчастного случая. Но и самоубийством это тоже не было.
Так что же тогда произошло?
Лодочник, который ее нашел, сказал, что у нее почти не было головы. Она раскололась и была пуста, как разбитое яйцо.
Скалы очень высокие. Удар о камни при приземлении легко объясняет такую рану.
Это так, но лодочникбывший гвардеец,сказала Одетта.И он видел не одну показательную казнь, устроенную комиссаром.
Одетта заметила мое замешательство и пояснила:
Дело в том, что он прекрасно знает, как выглядят последствия выстрела в затылок.
У меня не было желания оставаться в этом жутком коттедже ни одной лишней минуты, а воспоминания о Монтегю Родсе до сих пор вызывают во мне отвращение, хотя теперь я лучше понимаю, что побудило его поднести к лицу осколок зеркала.
Когда я уже стояла в дверях коттеджа, Одетта вложила мне в ладонь сложенный лист бумаги и сказала:
Возьмите его. Я не хочу, чтобы он оставался здесь ни на секунду дольше. Возможно, он поможет вам. Или просто сожгите его.
Она отступила назад и закрыла за собой дверь, прежде чем я успела еще что-нибудь спросить.
Мне было отчаянно жаль Одетту и ее мужа, но я быстро пошла прочь от их дома, желая оказаться как можно дальше от отчаяния, пропитавшего это место подобно болезни. С каждым шагом и каждым глотком свежего морского воздуха я чувствовала, как остатки влажной и затхлой атмосферы покидают мои легкие.
Я еще не была готова вернуться в поместье Грейлок, поэтому направилась в магазинчик Ганта. Я собиралась купить кружку горячего кофеина, надеясь придать немного тепла конечностям и прогнать лед, осевший в костях. Мне было нужно время, чтобы переварить все, что я узнала из рассказа Одетты. Что все это значит и как много из услышанного мнойправда?
Я расположилась в укромной кабинке в дальнем конце зала и принялась за напиток. Теперь я начала понимать, как мало я знала на самом деле и как много еще осталось пробелов в истории жизни полковника Грейлок.
Могла ли полковник быть убита?
Если да, то кем и почему?
Какие ужасы таились в монографии, заставившей Монтегю Родса нанести себе столь ужасные увечья? Какую опасность представляло для меня само пребывание здесь? И, что самое важное, смогу ли я вынести то, чего не вынес он?
Это были вопросы, на которые у меня не было ответа с моим текущим уровнем осведомленности. Я сделала глоток из чашки и полезла в карман туники, чтобы вытащить журнал и понадеяться на новые озарения. Я листала его страницы, пока не наткнулась на рваные края двух вырванных страниц.
Развернув бумагу, которую дала мне Одетта, я положила ее рядом с оборванными краями в журнале.
Их края идеально совпадали, однозначно определяя происхождение преданных мне страниц.
Бумага была в смятом состоянии с тех самых пор, как ее вырвали, на ней виднелись засохшие пятна крови. Я представила себе, как Одетта, скомкав листок, стоит перед камином в раздумьях, не бросить ли его в огонь. Я удивлялась, почему она этого не сделала, как удивлялась и тому, что она решила в итоге передать его мне.
Страница была заполнен повторяющимися наборами из шести цифр.
Почерк был мне знакомбезумное отражение поврежденной психики на бумаге. Как и более поздние записи в дневнике, эти тоже трудно было прочесть, но учитывая обстоятельства, в которых эти цифры были записаны, было чудом, как что-то можно было разобрать. Что такого важного могло скрываться в этих цифрах, что последние остатки здравого смысла, которыми обладал старик, заставили его записать их после того как он вырезал стеклянным кинжалом оба глаза?
Несколько часов я смотрела на них, желая, чтобы они открыли мне свое значение. Проведя пальцем по бумаге, я ощутила грубую текстуру спрессованных волокон, рельефные линии высохших чернил.
Была ли в этих числах последовательность или какой-нибудь порядок?
Была ли посл
И тут я поняла.
После разговора с Одеттой и того, как я увидела, что стало с ее мужем, у меня не было особого желания возвращаться в поместье Грейлок. Но надежда на то, что мои подозрения подтвердятся, была слишком велика, и я не могла ей противиться.
Солнце уже давно перевалило за зенит, но я не чувствовала его тепла. С океана пришел сильный шторм.
Бушующие пенные волны, разбиваясь об изгибы кратера, повисали в воздухе взвесью из мельчайших капель морской воды. Из-за этого тумана мне казалось, что мои глаза застилают слезы. Поднимаясь в гору, я бросила взгляд на моребыло ясно, что шторм, который уже давно маячил на горизонте, теперь был готов выплеснуть всю свою ярость. И хотя стояла только середина дня, небо было свинцово серым, а с океана в сторону берега неслись черные грозовые облака.
Я оглянулась на храм на противоположном мысе. Его одинокий шпиль резко выделялся на фоне облаков. Теперь, когда я знала правду о его плачевном состоянии, было невозможно не ощутить, что свет Императора покинул Вансен Фоллс.
Император защищает,прошептала я, приближаясь к поместью, но воспоминание о разрушенном храме заставило мои слова прозвучать глухо и бессмысленно. В окнах поместья не было света, все они были черны, как пустота космоса.
Стараясь шуметь как можно меньше и не привлекать к себе внимание, я, как вор, прокралась в поместье. Я надеялась, что меня никто не потревожит, и я без помех смогу проверить свою теорию. Над головой прогремел раскат грома, приближающаяся буря словно подгоняла меня.
Дом казался покинутым, что меня вполне устраивало. Я начала подниматься по лестнице в библиотеку. Внезапно по окну забарабанили капли дождя. Снаружи, разбиваясь о выступающие карнизы дома, свистел и завывал ветер.
В доме царил полумрак. Свет не горел, но я знала дорогу достаточно хорошо, чтобы мне хватило того тусклого дневного света, что пробивался сквозь залитые дождем окна. Я быстро направилась к красным дверям библиотеки полковника. Остановившись у двери, я напрягла слух, но не услышала ничего кроме скрипа бревен старого дома и дребезжания черепицы на крыше под ударами дождя. Убедившись, что библиотека пуста, я вошла и закрыла за собой дверь.
Снова прогремел гром. На этот раз громче.
Вспышка молнии осветила официальный портрет полковника и оружие под ним.
Сделав над собой усилие, я подавила нарастающее нетерпение, судорожно вздохнула и развернула бумагу, полученную от Одетты.
1, 6, 15, 28, 45, 61.
За время, проведенное в библиотеке, я прекрасно узнала ее планировку и без промедления направилась к полке, помеченной керамическим диском с цифрой 1.
Я приложила к нему кончик пальца и ощутила, что он слегка подался под моим нажатием. Глубоко вдохнув, я надавила на диск. Когда раздался тихий щелчок, напоминающий звук открывающегося замка, мое сердце радостно застучало в груди. Переходя от полки к полке, я по очереди находила каждую цифру и нажимала на диск. И каждый раз я слышала щелкающий звук поворачивающегося ключа.
Когда я остановилась перед последней полкой, от волнения у меня закружилась голова.
Несмотря на все, что я узнала, несмотря на растущее чувство, что я стою на пороге чего-то, что едва могу понять, я не могла сдержать волнующее, пьянящее чувство азарта.
Нажав на диск с номером 61, я стала ждать.
Долгие секунды ничего не происходило. Все, что я слышалаэто вой усиливающегося ветра снаружи поместья. Но затем до меня донеслись дребезжащие звуки работы сложного механизма, занимающего какое-то предопределенное положение.
Я обернулась и увидела, как часть пола отходит назад, открывая каменные ступени, ведущие вниз, в темноту. Вспышка молнии осветила короткую лестничную клетку. Мускусный аромат огнецветов поднимался снизу, и у меня создалось впечатление, что там скрыто огромное пространство.
Я нашла то, что искала, но, тем не менее, все еще колебалась.
У меня пересохло во рту. Внезапно я поняла, что не хочу знать, что находится внизу.
Не здесь ли полковник Грейлок хранила свою монографию?
Не слишком ли это, хранить одну единственную книгу, пусть даже такую необычную, в настолько тщательно замаскированной секретной комнате?
Что еще могла скрывать полковник там, внизу? Что там говорила Одетта?
То, что она привезла с собой...
Но я зашла слишком далеко, чтобы теперь повернуть назад! Поэтому неуверенными шагами, каждый из которых казался мне последним, я двинулась внизв темноту.
Толстый слой пыли покрывал каменный пол комнаты внизу. Запах скверны, витавший в затхлом воздухе, было трудно не ощутитьего не перебивал даже аромат бутонов огнецвета, чьи лепестки были разбросаны повсюду, словно конфетти. Я поморщиласьих сильный запах, напоминавший зловоние переспелых фруктов, или каких-то назойливых безвкусных духовбыл мне неприятен.
Комната под библиотекой походила на кабинет, освещенный масляным фонарем, который отбрасывал пляшущие тени на стены, уставленные полками. Большинство из них были пусты, но на некоторых стояли вызывающие тревогу статуэтки, вырезанные из странного зеленоватого мыльного камня, гротескные, чудовищные черты которых милосердно скрывал мрак. Несколько книг стояли в гордом одиночестве, словно кто-то из прежних хранителей библиотеки, возможно Монтегю, наткнулся на них, но не посмел переместить эти тома забытых знаний.
Остатки упаковочных ящиков и обрывки вощеной бумаги валялись в углу, что говорило о том, что все книги и артефакты, когда-то стоявшие на этих полках, давно исчезли.
Но где они сейчас?
По моей коже побежали мурашки, когда я взглянула на оставшиеся книги. Текстуру переплетов даже при таком слабом освещении невозможно было спутать ни с чем. Человеческая кожа.
Зачем полковнику Астра Милитарум обладать такими вещами?..
Я не могла заставить себя даже просто прикоснуться к ним, чтобы узнать их названия. Просто находясь рядом с ними, я чувствовала себя нечистой и оскверненной самым грубым образом.
Но много хуже отвратительных книг была принципиальная неправильность этого помещения, которую я чувствовала нутром.
С первых дней пребывания в поместье Грейлок я узнала, что прямо под библиотекой находится столовая. Этой комнаты не должно существовать. Столь вопиющее нарушение естественных физических законов заставило меня сжать зубы, сдерживая рвотные позывы.
Я не могла здесь оставаться, но и уйти была не в силах.
Я разрывалась между желанием узнать больше и наполнявшим меня отвращением.
Мое сердце учащенно забилось в груди, и я пошла к казалось все уменьшающемуся пятну света вокруг единственного стола и стула в центре этого невозможного пространства. Фонарь бросал неверный свет на две книги, лежащие на столе в ожидании читателя, что откроет их тайны. Меня тянула к этим книгам нездоровая сила, словно невидимая нить связывала меня с ними и с каждым шагом ее петля затягивалась все туже.
Нет, эти книги ждали не просто какого-то читателя, они ждали меня.
Отрицать неизбежное казалось бессмысленным, поэтому я отодвинула стул и села, чувствуя, что вся моя жизнь и карьера вели меня в это место к этому часу.
Первая книга была тоньше и казалась невзрачным гроссбухом, в то время как вторая была украшена Имперской аквилой и черепом Астра Милитарум. Изучая кампании Лорда-генерала Милитаната Гексиора Падиры III во время своей работы в Кардофийском хранилище, мы с командой изучили бесчисленное количество записей различных командиров, хранившихся именно в таких изданиях.
Хотя это и не было книгой, изображенной на портрете полковника, на ней был тот же круглый символ с картиныкруг, пронзенный стрелой. Я была уверена, что это тот самый том, который мы с Гарретом Грейлоком так долго искали.
Не желая прикасаться к этому предмету, я вместо этого подняла гроссбух и начала просматривать его содержимое.
Страницы были вертикально разлинованы. Столбцы заполняли названия, даты, суммы денег и места расположения. Чтобы понять, что я держу в руках, мне потребовалось вспомнить неприятно знакомые названия, которые я уже видела в дневнике Монтегю Родса. Посмотрев на пустые полки, я почувствовала, как ужас скручивает мои внутренности в тугой узел.
Гроссбух содержал записи о различных местах, куда были отправлены книги из этого кабинета. Некоторые из них переслали за пределы планеты к коллегам-знатокам всего извращенного, другиеразосланы по знатным родам по всему Йервонту. Но очень многие переслали в Кардофийское хранилище.
Тексты в библиотеке наверху иногда были рискованными, иногда неуместными для владения, или даже почти незаконными, но книги, фигурировавшие в гроссбухе, были полностью запрещены. Это были сплошь еретические тексты, за простое знание о существовании которых, не говоря уже об обладании, человека следовало немедленно казнить.
То, что она привезла с собой...
Полковник Грейлок распространила множество богохульных книг по всему субсектору, как вирус. И слишком много их сейчас находилось в моем хранилище. Кто знает, какой ущерб они нанесли, сколько невинных людей запятнали своей ересью?
У меня перехватило дыхание от предательства полковника, и я положила гроссбух обратно на стол. Мой взгляд переместился на большую книгу. Это должна быть та самая монография, о которой говорил Гаррет Грейлок, и, хотя я совершенно не хотела смотреть на то, что скрывалось внутри, я знала, что должна это сделать.
Мне необходимо было получить объяснение. Я должна была узнать, почему полковник Грейлок решила собирать эти отвратительные книги и намеренно распространять их еретические знания.
Она была героем Империума, и ее предательство ножом вонзилось в мое сердце.
Когда я открыла монографию полковника и начал читать, слезы ручьем потекли по моему лицу.
Я изучала писания многих великих людей, как святых, так и предателей. На протяжении всей моей жизни письменное слово заставляло меня смеяться, плакать, приносило мне радость или пронзало меня печалью.
Во всех своих формах оно напитывало меня знаниями, приносило удивление и возможность сбежать, укрыться от этого мира.
Монография Елены Грейлок стала первой книгой, которую я хотела бы вырезать из своей памяти.
Начиналось все довольно безобидно, но вскоре переросло в настоящее безумие.
Я не могу заставить себя переписать сюда все отвратительные подробности того, что содержались в этой проклятой книгемилость, за которую вы должны быть благодарны. Я подозревала, что существовало множество журналов, которые описывали логистику командования военной компанией в субсекторе в более ранние периоды, но мне они никогда не попадались. Но можно сказать точно, что к тому времени, когда были написаны слова монографии, в душе Елены Грейлок уже пустила корни самая страшная язва.
Ее падение в глубины предательства началось вскоре после освобождения Гелиогабалуса, мира-улья, где в благородной семье Имперского командира по имени Афра Верлейн укоренился унизительный культ наслаждения. Скверна быстро перекинулась на его давних союзников, что в конечном итоге привело к опустошительной гражданской войне, которая перетекла в соседние системы.
Елена Грейлок возглавила Отпрысков Темпестус, чтобы обезглавить противника и нанести удар по дворцу Верлейна. Они пробивались в тронный зал сквозь орды визжащих культистов, чьи тела были преобразованы хирургическими операциями и мутагенными препаратами в нечто гротескное. В монографии приводились сложные описания и подробные анатомические рисунки врага, столь ужасного, что казалось невозможным, чтобы подобная мерзость могла не только сражаться, но просто дышать.
Со смертью Афры Верлейна силы Архиврага пришли в смятение, ход войны переломился, и Гелиогабалус был освобожден.
Я не могу точно сказать, как началось ее погружение во тьму. Был ли это артефакт, взятый из дворца, который нес в себе какую-то порчу, как рана, которая гноилась и отравляла ее изнутри. Или, может быть, в тот день в ее голове отложился некий психический след Верлейна. Как бы то ни было, когда Елена Грейлок покинула Гелиогабалус, она была слугой тьмы.