Мохнатые лапы, пузатые брюхи, хищные жвала со сгустками белесой слюны, тонкие и острые черные коготки Но хуже всегоэти ледяные мертвые глазаничего не выражающие, пустые, тусклые, пронизывающие меня и ждущие только того, когда я, наконец, угожу в эти дьявольские сети!
Я присмотрелся и увидел, что сети полны мертвецовсеребристый свет то тут, то там выхватывал из кромешной тьмы причудливые кульки из обмотанных шелковыми нитями тел, потомуже высохшие как мумии кости, обтянутые кожей, напоминающие жуткие фотографии узников Освенцима или Бухенвальда. На всех лицахвыражение дикого ужаса и в то же время какого-то противоестественного сладострастия, пустые мертвые глаза, почти вывалившиеся из глазниц, устремились куда-то вверх, в дальний левый угол пещеры.
Я поднял голову и посмотрел туда. Серебристый лунный «прожектор» услужливо осветил его и Крик застрял в моей глотке, так и не вырвавшись наружу, а волосы зашевелились на голове!
В самом темном и дальнем углу я увидел нечто поистине ужасное. Гигантская туша, размером с кита, словно выплывшая из черных глубин самых жутких кошмаров. Добрая сотня огромных белесых глазищ-шаров, какими-то дьявольскими лучами злобы и сладострастной неистовости пронзавшими меня, без малого пятью десятками лап, размером с толстый канат. Эта тварь с легкостью могла бы раздавить девятиэтажный дом, как куличик из песка! Но не её размеры, не её колоссальная сила ужаснули меня. Ужаснула меня та волна запредельной, нечеловеческой злобы и ненависти, что исходила от НЕЁ, словно гигантский цунами способной стереть с лица земли целые города и континенты!
Королева-мать! Королева-мать! Королева-мать! заверещал паучок, видимо, сам потрясенный увиденным. Молис-с-с-с-сь вс-с-с-с-сем богам, каких ты з-з-з-знаеш-ш-ш-шь, и тем, каких не з-з-з-знаеш-ш-ш-шь тож-ж-ж-ж-же, благодари Вс-с-с-с-севыш-ш-ш-ш-шнего, что ОНА линяет-с-с-с-с-с! С-с-с-с-с-смотри!
Я внимательно осмотрел чудовище и заметил, что её черный хитиновый панцирь, утыканный косматыми черными волосами, кое-где отслаивается, показывая, словно дыры в ткани, нежную, розово-белесую подкладку тонкой кожи.
Чудовище содрогнулось и вместе с ней заплясала, как висельник, вся гигантская паутина, вместе с волной зловония меня потряс дикий вой боли, от которого я едва не оглох, и вслед за этим ещё один кусок покрытой белесым гноем черного панциря, оторвавшись, полетел вниз.
В глазах у меня потемнело, и я потерял сознание.
4.
В чувство меня привел бодрящий аромат только что сваренного кофе. На кухне раздавались привычные звукизвон ложек, шум открытой воды, переставляемых тарелок.
Я кое-как встал и тут же закашлялся, дышать было трудно. Я быстро пошел в ванную и под сильным напором воды выблевалцелый клок шелковистых на ощупь волос!
Я посмотрел в зеркалона шее виднелись отчетливые следы удушья, под глазамичерные круги.
Хочешь побриться? Лучше не надо, тебе идет борода.
Я снова поднял глаза и в зеркале увидел Дианув легком, еле прикрывающем миниатюрное тело шелковом халатике, искусно украшенном прихотливой вышивкой. Она улыбалась, но как-то вяло, щеки побледнели, паутинки еле заметных морщинок обозначились в уголках губ. Глаза вновь скрывали очки-зеркалки в пол лица.
Она поймала мой взгляд:
Прости, сама только что встала, не успела привести себя в порядок. Ну, давай что ли, чмоки-чмоки?
Она подошла сзади и нежно обняла меня за плечи. От неё удушливо пахло каким-то шампунем. Руки, несмотря на всю их миниатюрность, показались тяжелее гири, а тонкие острые ногти-коготки больно оцарапали мне кожу.
Ой, что тут у тебя на шее, паучок что ли?
Спросонья я не успел сообразить, как она одним движением руки уже смахнула его на пол и тут же раздавила тапком. Не как это делает обычная домохозяйка, с отвращением и испугом, а с каким-то поистине сатанинским наслаждением, медленно размазывая его по полу.
Я вздрогнул. На долю мгновения мне показалось, что я услышал какой-то душераздирающий писк.
Это всего лишь паучок, Кир, шляются тут где ни попадя, будто места своего не знают! и она страстно обняла меня и чуть прикусила мочку уха остренькими зубками.
Я не без труда освободился от её опротивевших мне ласк.
Но но ты же люб-бишь па-уков еле выдавил я, заикаясь, не в силах оторвать взгляда от мокрого пятнышка с еле заметными ниточками-ножками, которые продолжали судорожно дергаться.
Это не ценный экземпляр, словно издалека донесся до меня её ставший металлически безразличным голос. Обыкновенный домашний. Таких много. К тому же я не люблю, когда они сбегают от меня. Паук должен знать свое место!
Так говорит их Королева? я пронзительно взглянул на неёи она не отвела взгляд.
Мы простояли так молчаминуту, может, две.
Наконец, она четко и твердо процедила сквозь зубы:
Да, Королева. И этоМОЕ царство.
А кто же тогда я?
Ты секунда замешательства. Тымой гость, пока
не закончится линьказакончил я за неё.
Уверяю, ты узнаешь об этом первый, отрезала она. Ну а теперьпрошу к столу. Надеюсь, ты не против яичницы с помидорами и колбасой и крепкого кофе? Две ложки сахара, все как ты любишь
Завтрак, откровенно говоря, совсем не лез в горло, но я почему-то решил его доесть во что бы то ни стало, несмотря на тошноту, рвотные позывы. Оставаться в Логове мне не хотелось ни минуты, я твердо решил покинуть это место навсегда. Пусть с этим чудовищем бьется кто-нибудь другойБог, боги, Герои, Спасительили кого там ещё придумывали авторы бесконечных мифов со времен Гильгамеша? С меня хватит! Моя жизнь мне дороже. Пока у неё линька, я «слиняю» без всяких последствий для себя. А тамбудь что будет! Мои амбиции, слава Богу, не таковы, чтобы считать себя новым спасителем всего человечества!
Диана встала со стола.
Уже уходишь? голос её предательски дрогнул. Ну что ж, прощай, как говорится, не поминай лихом. Кстати, внимательно осмотри, ничего не забыл у меня?
Я не ответил. Молча осмотрел спальнюда и что мог я забыть, если вся одежда на мне? Вопрос риторический.
Я молча подошел к входной двери.
Она открыта. Я никогда её не закрываю, донеслось из комнаты.
Диана сидела на кроватиплечи её опущены, спина как-то жалобно ссутулена, губы дрожалисловно вот-вот разрыдается. Смотрит в зеркало, что-то поправляя в волосахтеперь таких обычных, как и у любой другой нормальной девушки.
Я невольно залюбовался еюона мне показалась в этот момент такой хрупкой, такой ранимой, такой слабой, совсем не похожей на ту женщину-вамп, к которой я привык.
Видимо, даже уверен, она заметила мои колебания, глядя в зеркале не столько на себя, сколько на меня.
В конце концов, я не виновата, что яТАКАЯ! в голосе её зазвучала такая обычная женская обида, в воздухе запахло типичной женской истерикой. Да, яхищница, ячудовище, но кто-то же сделал меня такой! Вы же тоже, если, к примеру, любимая кошка загрызет несчастного воробья или мышь, не выбрасываете её на улицу, а пожимаете плечами: «мол, что с ней поделаешь? Она же хищник» и тискаете её потом, как и раньше! А чем Я хуже кошки? Да, я такая и ничего с собой поделать не могу!
И она громко разрыдалась, размазывая по бледным щекам слезы.
Я чувствовал, что сдаюсь. С каждым её словом, обволакивающем меня как липкая паутина, я становился все мягче и мягче и вот я уже почти готов простить её, зарыдать вместе с нею.
Я закрыл глаза и мысленно представил себе, что ещё минутаи я развернусь, обниму её, плачущую, несчастную, хрупкую и начну гладить по голове, целовать её влажные от слез щеки, руки, а потом
Но в этот момент я словно вновь увидел раздавленного паука в ваннойи в голове возникли совершенно другие образы. Я вспомнил ВСЕи Лешу, и его раздавленную горем, обезумевшую мать, и похороны, и, наконец, кошмарное чудовище в Логове
Мысли эти пронеслись у меня в голове с быстротой молнии, я снова взглянул на Диану и увиделОНА СМЕЕТСЯ!
Да, эта стерва, это чудовище, эта дьявольская женщина беззвучно, одними губамисмеется в зеркале, улыбается своей наглой, циничной ухмылкой. Она сняла очкии я воочию увидел вновь эти страшные, чудовищные глазавечно открытые, никогда не закрывающиеся глаза!
Я вспомнил пустой террариум, приготовленный для меня, и в меня словно вселился дьявол. Я решился.
Не помню как, но уже через мгновение я осознал, что нахожусь на кухне. Из ящика я выхватил большой нож для резки мяса.
Ещё мгновениеи я уже перерезаю бельевую веревку в ванной и сматываю её на локте.
Ещё миги я уже в спальне.
Она смотрит на меня и в лице её застыл ужас. Но меня это только подстегнулово мне клокотала ненависть, жажда мести, неистовое, необоримое желание совершитьздесь и сейчас! расплату, возмездие за все, что ОНА натворила или собиралась натворить.
Одним ударом кулака в лицо я опрокинул её на кровать. Затем крепко связал её руки, привязал их к железной спинке кроватитой самой, у которой ОНА, всего каких-нибудь пару недель назад душила, истязала моего единственного близкого друга.
Я занес было нож, но тут вспомнил предупреждение паука«в волосах её сила!»
Я намотал её длинные, мягкие шелковистые волосы на кулак.
Ужас в её глазах сменился отчаянием. Оставался один удари все будет кончено! Навеки! Навсегда! И для всех!
И тут ненависть пересилилая отбросил первоначальное намерение и стал бить ей в лицо. Не помню толькокричал я или думал, что кричалибо от бешенства слова застревали в глотке.
Сука! Стерва! Мерзость! Б! Это тебе за Лешу! Это тебе за его мать! Это тебе за первого, за второго, за третьего!..
Я бил её и не мог остановиться. В тот момент моему воспаленному разуму казалось слишком легко лишить её волос. Я хотел истерзать каждый клочок её тела, уничтожить её проклятое лицо, заставить навсегда закрыться эти ненавистные немигающие глаза, выбить эти проклятые хищные зубы!
Удар следовал за ударом, кровь брызнула на подушку, я ликовал. За все пережитое, за свои страхи, за боль, за Неутоленную страсть!
Стоило только мне подумать об этом, как в тот же миг я осозналда, неутоленная страсть! С того самого момента, когда я пожал ей руку-лапку в кафе, эта страсть мучила меня, змеиная зависть сжигала мне сердце, когда я читал откровения Леши в дневнике. Я вспомнил и то, что запрятал в самые темные уголки своего подсознания, мысль, промелькнувшую всего на мгновение, но крепко засевшую там. Мысль о том, что я бы и дьяволу продал душу за одну ночь тех удовольствий, что получали все они! Все восемь её «рублевских» любовников!
Огонь желания охватил меня целиком, как вспыхивает сухая трава, сухие ветви кустарника. Я перестал бить её. Я разорвал её халат, стал царапать её плечи, груди
И сам не заметил (сколько прошло времениминута, пять, десять, больше? я не знал), как в какой-то момент услышал её торжествующий, исполненный холодной, но дикой и необузданной страстью, поистине сатанинский смех:
Да! Да! Ещё! Ещё! Так! Так! А-ха-ха-ха-ха!
Её тело призывно изогнулось.
Грубым движением раздвинув её ноги, я пал так низко, как никогда ещё в жизни не падалв самую преисподнюю
Когда все было конченосколько времени длился этот кошмаря не знаюя упал без сил на залитую кровью кровать. Не в силах пошевелиться от истомы, истекая потом, я слышал её сатанинский смех. Каждая нота этого смеха терзала мою душу, причиняя ей невыносимую боль, ещё худшую, чем поток самой оскорбительной площадной брани. Звуки-иглы вонзались в плоть моей души, не оставляя ни одного живого места на ней. В этом смехе переплеталось всезапредельное сладострастие, злоба, ненависть, презрение, наглость, торжество нежданно одержанной полной победы. Одним словом, он был худшей мукой на свете, но наилучшим возмездием за то, что я так нелепо поддался темной стороне своего существа.
Створки ловушки с шумом захлопнулись (и ЕЁ дьявольский смехэто именно шум захлопнувшейся дверцы!) и я попал в Западню, из которой не было больше выхода. По крайней мере, для меня. Я был полностью побежден, раздавлен, как тот жалкий паучок в ванной. Раздавлен хладнокровно, расчетливо, и теперь ялишь мокрое пятно, с судорожно сучащими тонкими ножками.
Не в силах пережить свой позор, а тем более слушать её дьявольский смех, я, шатаясь, поднялся и направился к двери.
Куда ты, любимый, а-ха-ха-ха! Тебе нечего стыдиться! Я так давно мечтала поиграть в ЭТУ игру! Ты исполнил мою самую заветную, самую тайную фантазию! О, если бы я могла хоть раз испытать оргазм, я бы испытала его именно сейчас!
Ты испытываешь его только тогда, когда вешаешь своих жертв на бельевой веревке?! в порыве озарения прокричал яи сам поразился, насколько глубоко я проник в тайну этой черной как сам ад души.
Да, да, и ещё раз да! заорала она хриплым, каркающим голосом. И мне ещё много, много раз предстоит испытать это дьявольское наслаждение!
Я обернулся.
Она полулежала на кровати, полностью нагая. Всё лицо в кровоподтеках, губы разбиты, на шее и груди глубокие царапины, от левой ключицы до правой грудиглубокая рана от ножаостанется шрам, руки по-прежнему привязаны к спинке кровати.
Но она, казалось, совершенно не испытывала боли. Белесые глаза её хищно горели, розовым язычком она слизывала кровь с губ.
В голове мелькнула мысль: «Она ещё в моей власти! Руки её связаны. Я могу вернуться и доделать начатое!»
Но мысль, родившись в пустой от пережитого голове, не выдержав одиночества, тихо умерла. Где-то внутри я знал, что ТЕПЕРЬ, ПОСЛЕ ЭТОГО, я уже не смогу, не смогу-у-у-у-у! Как Леша в свое время. Не смогу, и все. Тот, кто изведал однажды запредельную сладость запретного плода, не сможет своей рукой срубить Древо, приносящее этот ядовитый плод!
Ну что же ты медлишь, мой голубок? Что стоишь? Иди ко мне, иди! Ты ведь убедился, это безопасно и очень приятно! Я сделаю так, что ты будешь трепетать как птичка на небесах, я воплощу все твои самые сокровенные мечты!
Сердце мое вспыхнуло геенским огнем, меня потянуло к ней с неодолимой силой.
«Яд начал действовать. Я инфицирован. Моя смерть теперь неизбежна» мелькнуло у меня в голове.
Я провел ножом по своей ладони и резкая боль отрезвила меня. Недолго думая, я натянул штаны и рубаху и позорно пустился в бегство. А вслед мнепобедный беспощадный смех Дианы.
Куда же ты, зайчишка-трусишка?! Так все хорошо начиналось! Ату его, ату, а-ха-ха-ха! Беги-беги, пока за тобой не погналось чудовище! Оно тебя больше никогда не оставит в покое! ТЕПЕРЬ Я ВСЕГДА БУДУ С ТОБОЙ!
Не знаю, как я очутился на улице. Я пересек детскую площадку и добежал до угла дома. Из порезанной руки хлестала кровь. Я остановился, чтобы перетянуть рану куском рубахи ине смог не бросить взгляд на ЕЁ окно на девятом этаже.
ОНА была там. И как за такое короткое время она сумела освободиться от пут, учитывая, что нож я бросил у входной двери?
Я посмотрел на окнои тут каким-то фантастическим образом словно кто-то нажал у меня в голове кнопочку «zoom», я отчетливо, словно находился от окна всего в паре-тройке шагов увидел ЕЁобнаженная, она сидела на подоконнике и призывно махала мне рукой.
И тогда я закричал и вонзил что было сил зубы в большой палец. Дикая боль, хруст, солоноватый вкус крови во рту. Я снова протрезвел и забежал за угол.
Через неделю я уже летел в самолете, но даже там, включив на полную мощность плеер, я не мог избавиться от леденящего душу сатанинского смеха чудовища в женском обличье, от мертвящего взгляда её белесых глаз.
Часть II. Петля
Глава 5. На крючке
1.
Три года прошли в какой-то дымке, как в тумане.
Я продал квартиру в Москве, переехал в отдаленный сибирский город. Направление на восток выбрал не случайнохотелось, чтобы меня и ЕЁ разделяла как можно большее расстояние, желательно в тысячи километров.
Сначала вроде бы все пошло на лад. Меня приняли на работу в местный университет, я обзавелся семьей, у меня родился сын. Но словно какое-то проклятие преследовало меня по пятам.
С женой скоро все разладилось. У женщин очень развита интуиция, гораздо сильнее, чем у нас, мужчин. Наташа вскоре стала чувствовать, что я холоден с нею, что-то постоянно не договариваю.
Вдобавок ко всему меня постоянно мучили депрессии и ночные кошмары. В ночь с пятницы на субботу я почти не спал, орал, вновь и вновь переживая запредельный, мертвящий ужас.
То мне снилось, что я выпрыгиваю из балкона девятого этажа, но, не долетев до асфальта, останавливаюсь в полете, и меня словно какая-то сила тянет обратно, в черный зев ЕЁ квартиры. Я смотрел наверх и видел её склоненное чудовищное лицо, пустые бельма её глаз и осознавал, что эта силаэто её длинные живые змеи-волосы, опутывавшие меня с ног до головы в густой, удушающий кокон.