Невский проспект, дом 192
Всем неравнодушным
Я задумываюсь. Этот мужик был больше похож на меня, чем на спокойно-апатичных прохожих. Может, он видел то же, что и я? Может, кроме меня, Марка и этого мужика есть ещё такие же? «Неравнодушные»? В любом случае, не просто же так он дал мне этот адрес?
Последнее, что окончательно убеждает меня найти это место: может, Марк там? Я твёрдо уверена, что дома его нет, настолько твёрдо, что это даже пугает. Я просто-таки знаю, что он не дома. И всё это время с момента его исчезновения я боюсь, что с ним что-то случилось, мне просто физически необходимо его увидеть, найти, убедиться. Это сводит с ума не меньше остального.
Я иду по Невскому, стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не увидеть что-нибудь такое, чего мне видеть не хотелось бы. Иду, пока не дохожу до его конца. Последний дом по Невскому проспекту имеет номер 190, и я понимаю, что на бумажке в моём кармане написан несуществующий адрес.
Только и всего.
Я вспоминаю, как бурлила чёрная Мойка, и решаю осмотреться повнимательнее. Кажется, сегодня день странностей это мягко говоря, так почему бы не поискать ещё? Я изучаю дома, перехожу туда-сюда дорогу, вглядываюсь во все цифры. И спустя минут десять я нахожу обшарпанную дверь в подвал, на которой мелом выведено «192». Похоже, это и есть Невский проспект, 192. Самостоятельно созданный. Я стараюсь не удивляться, но получается плохо. Хотя несуществующий адрес всё же пока не переплюнул Дворцовую площадь.
Я подхожу к двери и вижу под нарисованным номером маленькое окошечко. Не очень хорошо представляя, что я делаю и зачем, и уж тем более что меня ждёт, я осторожно стучу.
Маленькое окошечко приоткрывается, и из него доносится:
Пароль?
К такому я не была готова. В голове прокручиваются бессмысленные парольные фразы, почерпнутые из фильмов и книг, в горле пересыхает.
Динозавры вымерли молча, брякаю я помимо воли.
За окошечком слышится шорох. Мучительно долго я стою, не зная, чего ждать, не представляя, к чему приведут мои слова.
Проходи, доносится наконец чей-то ватный голос, и окошечко с лязгом захлопывается.
А дверь открывается.
Я вхожу в полутёмный подвал, и сердце у меня подпрыгивает до горла.
Я вижу Марка, Кару, Яна.
Господи! вырывается у меня. Где ты был? Где ты был?! трясу я Марка за плечи, не в силах остановиться. Я чуть с ума не сошла!
Честно говоря, я сам не понял. Увидел тебя в троллейбусе, был уверен, что это ты а потом оказалось, что нет, а дальше вообще была какая-то ерунда, отвечает Марк, и я слышу чьё-то покашливание за спиной.
Это неудивительно, раздаётся незнакомый голос, и я оборачиваюсь.
В этом подвальном помещении кроме нас находится мужчина, с потолка свешивается тусклая лампочка, а на стенах висят какие-то обрывки текстов, в том числе и с определениями из словарей, и карты неизвестных местностей. Мне мгновенно становится не по себе, но тут голос подаёт Кара:
Как вас зовут?
Аристарх, вежливо отзывается мужчина. Но это не важно. Сейчас уже всё не важно.
Судя по всему, Кара, Ян и Марк оказались здесь совсем недавно, буквально передо мной. «Пожалуй, мы пойдём», хочу сказать я, но вместо этого почему-то спрашиваю:
Кто вы?
Такой же человек, как и вы. И раз уж вы здесь, то это, вероятно, не случайно.
Что
Наверняка вы заметили, что город меняется. Что-то происходит. Обстановка постепенно накаляется, и в прямом смысле тоже. Думаю, сейчас снаружи около тридцати пяти градусов в привычном нам понимании. И думаю, что это ещё не предел.
Мы все одновременно начинаем что-то говорить, но Аристарх останавливает нас взмахом руки.
Конечно, заметили. Но не понимаете, что происходит, да? Вот ты, например, видел её в троллейбусе. И ты правда видел именно её, можешь мне поверить, обращается Аристарх к Марку.
Я вспоминаю его, смотрящего на меня сквозь троллейбусное стекло, тот ужас на его лице, и у меня невольно вырывается:
Вы же не хотите сказать, что по городу ходят наши копии?
Почему-то это меня до смерти пугает. Такая жуть мне с детства не нравилась.
Нет, это ни к чему.
Кому «это ни к чему»? встревает Ян.
Кому? Хороший вопрос. Правильный. А вот ответ на него вам вряд ли понравится.
Мы снова стоим и молчим. Иррациональность происходящего снаружи потихоньку прокрадывается сюда, и лампочка начинает нервно мигать. Аристарх подкручивает её, нежно улыбаясь, и она успокаивается. Он смотрит на нас, и мне становится жутко, очень жутко. Потому что в глазах у него отчётливее некуда читается вселенская жалость к нам. Словно бы мы животные на убой, к которым он успел привязаться, но спасти которых не может. Я инстинктивно делаю шаг назад, и голос Аристарха разрезает повисшую тишину:
Скажите мне, что такое диссонанс?
Негармоничное сочетание музыкальных звуков, машинально отзывается Кара, закончившая музыкальную школу с отличием. А от себя добавляет: Что-то очень неприятное.
Что-то неправильное, добавляю я, и по спине бегут мурашки.
Марк глазами находит на стене листок на букву «Д» и зачитывает:
«То, что вносит разлад во что-нибудь, вступает в полное противоречие с чем-нибудь».
Аристарх улыбается и кивает.
Совершенно верно. Точнее и не скажешь. Собственно, именно это сейчас и происходит. Диссонанс.
Мы молчим. Часть нашего коллективного разума торжествует ура, нашлось название, даже определение происходящего безумия! Другая часть захлёбывается непониманием и недоверием.
Я прекрасно понимаю ваши чувства, говорит Аристарх. Поверьте, понимаю.
Что всё это значит? Марк выражает наш общий вопрос.
Видите ли, всем нам известны такие понятия, как «баланс», «мера», «предел». Правда же?
Ну, нетерпеливо переминается с ноги на ногу Ян. Всегда так делает, когда нервничает.
Вселенная, природа, всё вокруг изначально стремится к балансу и всегда будет к нему стремиться. Иначе ничего не имело бы смысла. Баланс может быть достигнут между весьма разными величинами и весьма разными способами. У всего есть мера, и все меры вместе и составляют бесконечность. У всего есть предел, и когда мир достигает определённого предела, нарушается баланс. Изменяются меры. Бесконечность рассыпается, теряет будущее. Иными словами, для Вселенной всё становится очень плохо.
Лампочка над нашими головами взрывается, мы инстинктивно закрываем головы руками, Кара вскрикивает. Теперь единственный источник света тусклая боковая лампа. Снаружи слышится грохот, и Аристарх махает рукой:
Впрочем, это всё сложно и не ко времени. Его у нас мало. Скажу так, чтобы вы попробовали понять. В нашем городе у людей слишком много проблем. Большая часть из них надуманная. Люди здесь вечно усталые, вечно недовольные, считающие себя несчастными. Не все, конечно. Нет. Но всё это длится слишком долго и прекращаться не собирается. За все эти годы усталости и озлобленности накопилось слишком много. А всё это передаётся городу. Всему есть предел есть предел и тому, сколько город может вытерпеть. Наш уже достиг предела. Мы все постарались. Город обезумел, и безумие это заразно. В целом мы все вместе с городом всё это время катились в бездну и теперь почти достигли её дна. Всему своё время и теперь пришло время Диссонанса. Диссонанс также заразен. И необратим. Печально, не правда ли?
И когда он закончится? спрашивает Марк с лёгким оттенком сарказма.
Когда баланс будет восстановлен.
В каком смысле? Каким образом?
Таким же, как это произошло с Атлантидой. Или с Помпеями.
Атлантиды же не существовало, удивляется Кара.
Это спорный вопрос, Ян насупился и смотрит себе под ноги. Лицо у него очень бледное, это видно даже в полумраке. Кажется, его проняло.
Меня точно проняло. Перед глазами промелькнули затонувшие дома и постройки, улицы и люди, погребённые под пеплом, неотвратимость и масштабность гибели цивилизаций.
Это просто произойдёт, долетает до меня голос Аристарха.
И что, в Атлантиде или Помпеях тоже сначала все и всё сходило с ума? У нас тут именно это, а не извержение вулкана и не наводнение, говорит Марк.
Очень может быть. Почему бы и нет? Я склонен верить, что так и было. Что так всегда и бывает. Превышение предела порождает безумие в самых разных формах, что в целом выражается Диссонансом и заканчивается всегда одинаково восстановлением баланса.
То есть
То есть вырезанием раковой опухоли. Уничтожением.
Но
Уничтожением, повторяет Аристарх. Полным. Абсолютная зачистка. Так что нам с вами недолго осталось.
Кара испуганно смотрит на брата, но Ян абсолютно непроницаем. Он смотрит на Аристарха, и взгляд его постепенно начинает выражать что-то, напоминающее презрение. Аристарх прекрасно это видит.
Я не волнуюсь, поверите вы или нет, говорит он. Потому что знаю поверите. Сами убедитесь в этом очень скоро. Потому что нас настиг Диссонанс, и отрицать этого нельзя даже при огромном желании.
Интересная теория, говорит Ян, но нам пора идти. Если до этого его и проняло, то теперь он выглядит оскорблённым выслушанной фантазийной ерундой. Ян поворачивается и уходит, явно уверенный, что мы последуем за ним.
Идти? Куда? Отсюда не сбежать, не уехать, не улететь, не уплыть. Все, кто находится здесь во время Диссонанса, с ним и уйдут. Он наступил именно тогда, когда было нужно, и все, кто здесь находился, находились на своём месте.
Кара поворачивается и идёт за Яном. Я успеваю заметить испуганное выражение на её лице.
Аристарх лишь вздыхает.
Я вспоминаю всё увиденное мной за день, и в горле застревает какой-то комок.
Они не видели Эрмитаж, бормочу я, почти поверившая в слова Аристарха. Они просто ещё мало видели.
Увидят, отзывается Аристарх. И полагаю, очень скоро. Похоже, Диссонанс распространяется от сердца города, от центра к окраинам, так что далеко ходить не придётся.
Пойдём, говорит Марк, и в этот момент мне почему-то становится страшно. В этот момент я понимаю, что если уйду, упущу что-то важное. В этот момент я чувствую, что Аристарху можно доверять. Но ещё не знаю, готова ли я к этому.
Я сейчас, машинально отвечаю я Марку, он пожимает плечами и направляется к выходу. Чувствую, что ждёт меня около него оставить меня наедине с каким-то психом в этом тёмном подвале он бы не согласился даже под страхом смерти.
Только вот я не уверена, что передо мной псих.
Я вспоминаю людей, беззаботно шагающих по Невскому, не обращая внимания на безумие вокруг, на людей, стоящих в очереди за шмякающимся мороженым, и не могу удержаться:
Но те люди
Аристарх кивает, словно прочёл вопрос в моей голове.
Да, каждый воспринимает это по-своему. Некоторые ничего не замечают, просто тихо обращаются в Диссонанс. Сливаются с ним. Пожалуй, худшая участь. Хотя если не знать, что с тобой что-то не так, то вроде бы всё и хорошо. Некоторые, нормальные, как вы, например, недоумевают, пугаются, мечутся. Некоторые бесятся и становятся неуправляемыми. Все вместе и образуют настоящий Диссонанс. Все вместе и в своё время. Да, всему своё время. Пожалуй, это главная истина из всех существующих.
Откуда вы всё это знаете? спрашиваю я.
Всегда находится кто-то, кто знает больше других, пожимает плечами Аристарх, и я теряюсь с ответом.
Ещё немного стою перед ним, но понимаю, что мне нужно на воздух. Полумрак подвала словно сжимает мои лёгкие. Я поворачиваюсь и иду к Марку, но голос Аристарха, негромкий, но твёрдый, останавливает меня:
Стойте.
Я вопросительно смотрю на него, и он так же твёрдо говорит:
Подумайте о чём-нибудь самом приятном для вас. У всех есть что-то такое. Прошу, подумайте об этом. Прямо сейчас.
Почему-то я повинуюсь. Я даже на мгновение забываю о непонятном кошмаре, творящемся снаружи, о Каре и Яне, ждущих там же, о Марке за моей спиной.
Я думаю о приятном.
Многие ли могут похвастаться тем, что есть что-то, от чего у них буквально подкашиваются колени, сердце смиренно падает куда-то вниз и в голове бьётся только одна мысль: «Разве может быть что-то лучше этого»? Всех в разной степени трогает, воодушевляет, вдохновляет и радует то или иное, но не у каждого есть именно такое. Если разобраться и честно себе признаться, то не у каждого. А мне действительно хочется упасть на колени и никогда не покидать ледокол. Или подводную лодку. Но в ней существовать было бы страшновато, на такой-то глубине, поэтому если выбирать что-то одно и конкретное то это, без сомнений, огромные старые ледоколы. Чем больше и старее махина-посудина, тем лучше. Я ещё не бывала на авианосцах, думаю, они бы мне понравились, но и ледоколы меня вполне устраивают. Я счастлива, обожаю свою жизнь, я горжусь своими достижениями, я люблю своё время и всё, что я в нём знаю. Но стоя там, клянусь, я готова променять всё, абсолютно всё, чтобы работать там, когда он был ещё на ходу. С утра до ночи бросать уголь в топку, что угодно. Только бы не покидать его. Быть на нём. Быть его частью. Клянусь, я бы отдала всё. Хоть это и может показаться странным. Может, это и правда так. Да, пожалуй, это очень странно. Но мне всё равно. А машинное отделение? Это же сердце, огромное, сложное, манящее, загадочное сердце! Как можно остаться к нему равнодушным? А запах старого корабельного оборудования? Запах старья, говорит Марк, но это совсем не так. Это запах прошлого, запах корабля, запах его вещей. Он помогает мне лучше представить то время, как всё тогда было, перенестись туда. Даже находясь дома, стоит мне только вспомнить это ощущение, как внутри начинает разливаться тепло. И сколь долгим бы ни был перерыв между посещениями ледоколов, подводных лодок, да вообще старых кораблей, это чувство никогда не забывается. Оно всегда со мной, стоит только вспомнить, только представить. Это удивительно. Это моя слабость.
Подумали? долетает до меня голос Аристарха, и я машинально киваю. Хорошо. Потому что это был последний раз, когда вы думали о чём-то приятном.
Мне становится совсем нехорошо, и я буквально выбегаю на улицу.
Ян и Кара озабоченно смотрят на меня, но я махаю рукой, давая понять, что всё нормально. Хотя это совсем не так.
Мы стоим недалеко от входа в убежище Аристарха и все четверо молчим. Каждый о своём, полагаю, но и об одном тоже.
Я вспоминаю рассказанный кем-то недавний случай с чьими-то знакомыми: они вышли за сигаретами буквально на пять минут, а когда вернулись, оказалось, что прошёл час. Они безмерно удивились, даже испугались, и при этом одного волновало, куда делся этот час, а другого что он делал этот час (сказались многочисленные просмотренные фильмы о поступках, совершенных в бессознательном состоянии). Так и не разобрались, в чём дело. Мы тогда не поверили, подумали, что это какой-то розыгрыш. Сейчас же я думаю, что это уже было одним из проявлений Диссонанса.
Я даже не замечаю, как полностью поверила во всё, что рассказал Аристарх.
Может, пойдём? говорит Ян, но мне кажется, никому из нас не хочется никуда идти. Мы ещё в состоянии осмысления происходящего и сказанного. А кто-то в состоянии неверия в это.
На другой стороне улицы я вижу ковыляющую парочку выглядят так, будто девушка натёрла ногу, а парень помогает ей идти. Но не это главное я не вижу их глаз. То есть у меня, конечно, не идеальное зрение, в отличие от Яна, но это не мешает мне понять, что глаз нет. Дело не в том, что мне их не разглядеть. Дело в том, что их действительно нет.
Я в шоке отворачиваюсь, пытаясь убедить себя в том, что ошиблась, но знаю, что это не так. Видимо, лицо моё слегка перекошено от ужаса, потому что Ян кладёт мне руку на плечо и явно хочет что-то спросить. Внезапно меня охватывает злость:
Почему тебе, несмотря на всё, что происходит вокруг, так сложно поверить в его слова? Ты же писатель, невольно слетает у меня с губ.
Ян отворачивается, видит то же, что и я, в ужасе смотрит себе под ноги.
Конечно, писатель, говорит Кара. Потому и поверил, наверное, быстрее всех. Но принять это он отказывается. И я тоже.
Но это уже есть! С этим-то вы не поспорите! Да посмотрите вокруг, чёрт! я чувствую, что ещё немного и возникнет вероятность истерики. Пытаюсь успокоиться.
Мимо проходит группа подростков, вроде нормальных на вид (по крайней мере, у них всё ещё есть глаза), что-то бурно обсуждающих. Я делаю глубокий вдох. Выдох. Глубокий вдох