Кладу трубку и смотрю в окнотам в соседний дом подтягивается народсегодня плешивый дворовый кот остался без присмотра взрослых на все выходные и принимает гостей у себя.
Я вздыхаю, оставляю телефон на столе и иду в ванную.
***
Половина первого ночи, и это уже попахивает патологиейя смотрю на его машину, и даже не злюсь, я злобно скалюсь в ехидном раздражении«Скай» ходит ходуном, но меня забавляет даже не этоего дом грохочет, его буквально распирает от басов, и кажется, что крышу вот-вот сорвет. Если сложить дважды два, то нетрудно получить четыреесли в его доме куча пьяных людей и музыка долбит так, что я могу разобрать слова в припеве, то зачем тащить её в машину? Нет, ну серьезно? Вас никто не услышит, даже если вы оба будете голосить во все горло. Я улыбаюсь и смотрю, как задние колеса врываются в землю, с каждым толчком уходя чуть глубже. Таким вот нехитрым способом он когда-нибудь пробурит скважину на заднем дворе. То-то будет умора, если под его участком окажутся залежи никому не известного нефтяного месторождения. Я смеюсь, представляя себе интервью в местных новостях:
Кирилл Алексеевич, как вы узнали, что у вас на заднем дворе залежи нефти?
Ну, значит, тащу я очередную блядь к себе в машину
Я смеюсь.
Машина замирает и останавливается. Я буквально слышу финальный вздох, смешивающийся с тяжелым и быстрым дыханием. Интересно, откуда у меня такие реалистичные фантазии о сексе, если я никогда не занималась им? Наверное, в прошлой жизни я безумно любила это дело
Задняя дверь открывается, и оттуда вылезает еле ползущая брюнеткаона смеется и что-то говорит, но голос еётакой тихий, что я не могу разобрать, о чем речь. Да и надо ли разбираться? О чем может идти речь, когда вы только что спустились с небес на землю? Она неуверенно переступает ногами и ползет в домслишком много алкоголя и секса свели на нет все её попытки настроить вестибулярный аппарат, а потому она, не стесняясь никого и ничего, спотыкается и запинается, сопровождая свои потуги на нормальную ходьбу пьяненьким смехом.
Как только она заходит в дом, он вытягивает длинные ноги и закуривает. Музыку включать нет смыслаон её все равно не услышит. А я смотрю на его ноги и не понимаю, зачем МНЕ все это? Я понимаю, для чего это ей, понимаю, для чего это ему, но совершенно не понимаю, зачем Я смотрю на это изо дня в день?
Он поднимается и садится на край заднего сиденья. Докуривая сигарету, тушит её и выбрасывает. Я смотрю на длинное тело и вспоминаю тяжесть его веса. Мне становиться безумно обидно. Он поднимает голову и смотрит прямо на меня. Я знаюон видит меня. Я показываю ему средний палец. Он смеется. Я поднимаюсь, пересекаю чердак и топаю в свою комнату. По дороге я думаю, что никто в этом гребаном мире никому ничем не обязан. Никто и никому! Но люди упорно отказываются в это верить и раз за разом тыкаются носом от человека к человеку, как слепые котята в поисках мамкиной груди. И все, что они хотят услышатьДА, я ответственен за тебя! ДА, я хочу заботиться о тебе, больше, чем о самом себе! ДА, твои интересы мне важнее своих собственных! И по херу, что такого не бывает, что это совершенно противоестественноглупые, слепые люди все равно будут искать то, чего нет. Они называют это любовью и ищут её в каждом встречном. Они называют это верностью и с пеной у рта отстаивают свое право на неё. Они называют это ответственностью и требуют её ото всех на свете, кроме самих себя. Они называют это величайшим сокровищем, а потом закапывают его в землю, топят на дне морском, отворачиваясь от былого счастья. А потом по ночам, когда становится особенно невыносимо, они пишут песни, картины и книги, облекая свои воспоминания в неправдоподобные образы, дабы те, кто будет после них, искренне верили, что где-то есть величайшее сокровищеоно спрятано под землей, оно лежит на дне морском, и каждому, во что бы то ни стало, необходимо его отыскать. И они ищут. Все те песни, картины и книгиих карты, и они внимательно вслушиваются, всматриваются, вчитываются, дабы понять, куда им идти. Где искать то, что оставили им другие? Ищут, как слепые котята. Ищут, и все никак не могут найти.
Либо нас всех надули, либо мы не умеем читать карты.
Но
что, если две маленькие девочки и правда нашли этот клад? И без всяких карт. Они нашли его случайно, просто споткнувшись о него маленькими ножками. Они не знали, что нашли, а иначе, возможно, и не стали бы иметь с этим дело, побоявшись взять в крохотные ручки такое богатство. Но они не знали, а потому им досталось то, что все мы ищем. Досталось совершенно бесплатно. Счастьедаром. Как в той книге
Глава 4. Любовники и друзья
Мама написала кучу сообщений, но в итоге все-таки позвонила. Видимо, побоялась, что я разучилась читать. Вся суть её сообщений сводилась к тому, что кто-то там подает прошение о досрочном освобождении, и ей срочно нужно быть в другом городе, потому как подсудимого этапировали туда несколько лет назад. Наверное, кто-то из её бывших клиентов. Я не знаю. Честно говоря, мне не интересно, потому как это происходит уже не в первый раз. Нередко её могут поднять с постели посреди ночи, потому что кому-то из её клиентов светит пожизненное, или вытащить из дома в воскресенье, потому что у кого-то совершенно случайно нашли что-то запрещенное. Это нормально, и я к этому уже давно привыкла. Все-таки мамаспециалист по уголовному праву, а не по разводам. Хотя, полагаю, за немалый гонорар и развестись тоже можно тридцать первого декабря, за пять минут до боя курантов. Были бы деньги и желание.
Итак, мама будет не раньше вторника.
Утро субботы. Я уже позавтракала и, стоя у себя на крыльце смотрела, как мимо моего дома время от времени проходят зомбито парами, то компаниями по пять-шесть человек, то поодиночке. Они выходили из соседней калитки и весьма реалистично напоминали нежить из самых жутких картин постапокалипсиса. Некоторые из них выглядели на редкость хреново, другие совершенно безнадежно, а третьи вызывали стойкое желание поднять трубку и набрать «03». Я смотрела на них и думала, что какой-нибудь Денни Бойл или Френсис Лоуренс отдали бы правую почку за такую массовкуих хоть сейчас можно на съемочную площадку. Даже грима не надо. Бледненькие, зелененькие, красные, синенькие и даже какие-то фиолетовые, они шли по улице, и их взгляды не выражали ровным счетом ничего. Кто-то прикладывался к бутылкам с газировкой или пивом, кто-ток заборам и задушевно блевал. Еще бы! Столько пить
Вчерашний загул продолжался как минимум до четырех утра. Точного времени окончания я не знаю, потому как уснула. Но нисколько не удивлюсь, если самые стойкие до сих пор пляшут в самых глубоких и мрачных закоулках соседского дома. Тут до моего уха доносится еле разборчивое бормотание пьяного языка:
ладно? Только не забудь!
Я поворачиваю голову и вижу, как Бредовый пытается вытолкнуть из калитки вчерашнюю брюнетку. А она очень настойчива и до сих пор пьяна:
Ты только не забудь! она путается в собственном языке. Я тебе телефон записала. Он надевушка силится вспомнить, на каких скрижалях занесен в анналы истории её десятизначный штрих-код. НаКирилл нарочито терпеливо смотрит на неё, растягивая губы в милейшей из его ухмылок и тихонько ведет её под локоть к выходу, на
Теперь уже даже мне интересно, где же этот чертов номер телефона?
На верхушке Эвереста?
На стенах шаолиньского монастыря?
На жопе у самого Кирилла?
Конечно, позвоню, добродушно отвечает ей Кирилл, когда дама оказывается за высокой калиткой. Иди
Только не забудь
Ни в коем случае, улыбается Бредовый и закрывает тяжелую массивную дверь.
Он поворачивается и смотрит на меня. Глядя на мой ехидный оскал, он улыбается по-настоящему:
Как дела, Хома?
Я окидываю взглядом его загаженный двор и молчаливый домсудя по всему, это был последний гость.
Как там мое местечко, на качелях? Не занято? щурится он в лучах утреннего солнца.
Я разворачиваюсь и захожу домой.
***
Я смотрю на дом с красной черепицейего окна, завешанные шторами, его тяжелую, металлическую входную дверь, окрашенную в темно-серый, кремово-белый фасад и высокий дощатый забор. Я стою на противоположной стороне улицы, потому что знаюродители Аньки меня тоже не любят. Тожепотому что моя мама Аньку терпит с огромным трудом. Не знаю, откуда это пошло и чем именно наши семьи не устроили друг друга, но наши родители стискивают зубы и бессильно сжимают кулаки всякий раз, когда мы выходим из дома вместе. Даже страннополное взаимопонимание между нами зеркально противоположно ненависти (и я сейчас не драматизирую, и даже не преувеличиваю) наших родителей. Их недовольство растет в той же геометрической прогрессии, что и наша любовьчем ближе мы становимся с Анькой, тем хуже это воспринимается родными.
Только нам до этого нет ровным счетом никакого дела.
Открывается дверь, и Анька выбегает из домаперескакивая через две ступеньки на третью, она приземляется на лужайку рядом с крыльцом, со всей силы отталкивается ногами от земли и бежит ко мне. Она вылетает из калитки, не трудясь закрыть за собой дверь, перебегает узкую улицу и оказывается рядом со мной. Я вижу её красные глаза и распухший нос.
Бежим! бросает она мне, резко хватает за руку и тащит за собой.
Мы бежим знакомой дорогой мимо таких же неприметных домиков к самому концу улицы, где дорога превращается в тропинку. Месяцем позже там будет лежать раздавленная мышь, но сейчас её там нет, и мы бежим знакомой тропой мимо заброшенного сарая и рощицы с кривыми березками. Я чувствую её горячую руку и слышу шелест быстрого дыхания. Мимо огромного сломанного дерева. Её волосы заплетены в косу, и она болтается от одного плеча к другому, а кудри на конце сплелись в одну тугую пружинку, которая подскакивает в такт её бегу. Дорога поднимается вверх. От Аньки пахнет чем-то сладким, её ветровка раздувается под потоками ветра, бьющего нам в лицо. Мы вбегаем на высокую гору и останавливаемсяперед нами раскинулся мост через реку. Внизу слышно, как река радостно переливается весенним хрусталем, пробегая мимо остатков ледяных глыб. Здесь снег и лед остаются почти до самой жары, потому что здесь слишком мало света и много деревьев. Здесь внешний мир теряет свое право первоочередности, уступая место полумраку и тени, пряча от всех свои тайны и готовое с полной самоотверженностью спрятать и ВАШИ тайны тоже. Как свои собственные. И там, в центре старого деревянного моста, под тенью огромных деревьев, Анька, обливаясь слезами, вытирая сопли рукавом куртки, растирая докрасна, и без того пунцовый нос, рассказывает мне то, что никому и никогда не нужно знать. То, что так больно, так обидно и так страшно
***
Закат такой красивый, словно кто-то вылил на темно-синее полотно розовую, желтую и белую гуашькраски такие сочные, такие яркие, такие насыщенные и плотные, что на ум приходит именно гуашь, а не акварель. Обожаю закат. Обожаю ночь.
Эта ночь очень теплая, в ней чувствуется дыхание грядущего лета. Я отталкиваюсь ногой от деревянного пола веранды и слышу легкий скрип прогибающихся досок, чувствую свой вес, который притягивает к земле гравитациейон напоминает мне, что я существую. Что яесть. Ведь то, что не существует, не может весить, верно?
Слышу звук шуршащей ткани и тихий выдох на приземлении. Я закрываю глазачестно говоря, мне безумно стыдно за свою выходку (за средний палец в окно). Как маленькая, честное слово
Смотрю, мое местечко никто не занял
Он делает три прыжка и оказывается на веранде. Еще один короткий шаг, и он приземляется на качели рядом со мной.
Я бросаю на него быстрый взгляд:
Тебе чего?
Он улыбается и пристально смотрит на меня, а затем тянется к моим волосам, заплетенным в хвост:
Твоя мама звонила. Просила время от времени посматривать за тобойон аккуратно стягивает резинку с моих волос, одним глазком. А одним неудобно, поэтому я два притащил.
И свой зад в придачу?
Совершенно верно. Представляешь, как было бы жутко, если бы можно было бы отправить к тебе только глаза.
Он запускает руки в мои волосы, и внутри меня поднимается пьянящая волна, окатывающая тело мурашками с головы до пят. Он смотрит на меня, и его улыбка становиться зубастой. Акула чертова, готова спорить на что угодно, что он знает, что я сейчас чувствую. Не знаю как, но знает. Тут его рука выбирается из паутины моих волос, но вместо того, чтобы вернуться на место, она спускается по моим плечам, по спине и левому боку, а затем притягивает меня к высокому, горячему телу. Я едва слышно выдыхаю, и надеюсь не подавиться своим сердцем. Ох, как зашлось-то Он поднимает одну ногу и подпирает пяткой свой зад, в то время как вторая нога тихонько отталкивается от пола веранды. Под моим ухом медленно, ритмично, гулко бьется его сердце. Его ладонь ложится на моё бедро.
Куда катится это мир, Хома? Куда катится, если единственный человек, во всей округе, кому твоя мать может доверить тебяя?
Не забыть бы, как дышать
Да уж, прискорбно сейчас пойдем стреляться или все-таки посмотрим, чем вся эта комедия закончится?
Давай досмотрим, раз уж мы все равно здесь. Интересно же
Ладно, пытаюсь говорить так же спокойно, так же уверенно, как он, но получается просто очень тихо.
Он поворачивает голову и зарывается носом в мои волосы. Я в секунде от обморока, и когда он говорит, голос еготихий, пропитанный лаской и самую каплю интимомзвучит где-то внутри моей головы:
Ну, чего ты обиделась, глупая?
Прячу потные ладошки к себе подмышки и молчу.
Не потащу же я тебя на заднее сиденье? шепчет он.
И это не вопрос вовсе, а так, мысли вслух, не более, но я все-таки отвечаю:
А почему бы и нет?
Он смеется, и я чувствую вибрацию голоса, растекающегося по моей коже сладкими волнами.
Потому что нет, Хомаговорит он на выдохе и поднимает голову, глядя туда же, куда и яна багрянец заката. Красиво, блин.
Я поворачиваю голову и задираю нос, чтобы посмотреть ему в глаза. Он поворачивается и смотрит на меня, а затем его рука, та, что обнимает меня, поднимается, тянется к моему лицу и проводит большим пальцем по моей щеке. Его взгляд внимательно изучает мои глаза, губы, овал скул.
Думаешь у меня там, на заднем сиденье, благодать небесная? спрашивает он, и я никак не могу оторваться от его губ:
Ну, судя по количеству паломников, там, как минимум, святой Грааль.
Он не смеется и даже не улыбаетсяон внимательно смотрит на то, как танцуют мои губы, превращая воздух в слова. А я жду. Я наслаждаюсь страхом, что трепещет внутри меня, заставляя все моё существо бояться и желать, создавая совершенно неповторимое мгновение вокруг нас двоих. И это ни с чем не сравнить, не заменить и не измерить. Нет ничего прекраснее, чем мгновение до поцелуямгновение, когда предвкушение сливается в желанием и рождается действиеодна секунда, один вздох, одни взмах ресниц Ну же! Не тяни!
Его губы прикасаются к моим. Я замираю, чувствуя тепло прикосновения, жар дыхания и руку, что тянет мое тело, как можно ближе. Поцелуй легкий, нежный, за ним волна горячего дыхания, и снова касание губ. Его рот открывается, я слепо следую за ним, вторя каждому движению, и вот его язык нежно скользит внутрь моего ртасладко, ласково. Я слышу собственное дыхание с прерывистым выдохом, чувствую его ладонь, ложащуюся на мою шею. Он открывает рот шире, его язык забирается в меня глубже, вбирая в себя мое дыхание. Я подстраиваюсь под ритм, ловлю каждое его движение. Поначалу, я ничего не чувствую, но потомБах! Желание взрывается во мне атомной бомбой, разрывая на составляющие все, из чего я соткана. Все, что я естьстановится вожделением и пускается по венам, приводя меня в сладкий восторг. Я обнимаю его, слышу как быстро, как сильно он дышит. Его рука на моей спинегорячая, жадная, пытается вобрать меня, вдавить в огромное тело, чтобы забрать все, что у меня есть без остатка. Забрать всю меня. Поцелуй становится жадным, пьянящим, делая нас единым целымсладко, горячо. Дыхание быстрее, движения слаженнее, тела ближе. Мои руки на его спине. Он отрывается от моих губ и спускается ниже. Я задыхаюсь, я не понимаю, где заканчиваюсь я и начинается он, я лишь чувствую его поцелуи, ложащиеся на мою шею, горячий язык, ласкающий мою кожу и свое собственное дыхание, отражающееся от его плеча. Его запах на моих губах, его рука на моем бедре поднимается выше Я слышу:
Идем в дом.
Дома все быстро и как-то скомкано.
Мы поднимается на второй этаж, врываемся в мою комнату. Его руки стягивают с меня мой трехлетний свитер и ложатся на голое тело. Как горячо Я пытаюсь расстегнуть молнию его толстовки, но та отказывается мне подчиняться. Его руки быстро и ловко делают все за меня. Я жадно вцепляюсь взглядом в его плечи и грудьтак близко! Его губы ложатся на мои плечи, покрывают поцелуями и горячим дыханием мое тело, притягивают к себе, вдавливают меня в него, тянут на себя. Я обнимаю егопод моими ладонями его спина, мои губы целуют его грудь.