Единственная примета дурновкусия, отметил Фалько. В остальном Морской клуб Сан-Себастьяна с честью носил свое изысканное имя. Он был отделан по последней дизайнерской моде пустые поверхности, квадратные столы, плетеные стулья со стальными причудливо изогнутыми ножками. За баром лестница вела в особый салон, отделенный от общего зала раздвижной панелью из матового стекла. Когда Фалько вошел, официанты как раз убрали со стола, оставив на скатерти чашки кофе, стаканы, сифон, вазу со льдом, бутылку виски «Уайт Лейбл» и две пепельницы с клубной эмблемой. Перед адмиралом лежал его старый кожаный портфель, неизменно внушавший Фалько страх. Вепрь, подобно зловещему фокуснику, ничего хорошего не извлекал оттуда никогда.
Это мой агент, отрекомендовал он Фалько. А это сеньор Губерт Кюссен.
Третьего сотрапезника а за столом, не считая шефа НИОС, сидело двое мужчин, черноволосый и седой, он не представил. Брюнет поднялся и, протягивая Фалько руку, чуть щелкнул каблуками. Полноватый, в хорошем сером костюме, по типу лица он напоминал уроженца Балкан. Усы подстрижены на английский манер. Легко представить, подумал Фалько, как он играет в гольф где-нибудь в Лозанне или из ружья «Пёрди» стреляет косуль в Тироле и между делом, легко переходя с одного языка на другой, заключает сомнительные сделки. В его внешности не было бы ничего примечательного, если бы не уродливые глубокие морщины, слева от подбородка до затылка покрывавшие истонченную, пергаментную, как у древнего старца, кожу.
Просто Гупси, сказал он на приличном испанском. Меня все зовут Гупси Гупси Кюссен, к вашим услугам.
Вы немец? по акценту догадался Фалько.
Боже упаси, елейно и старательно улыбнулся тот. Австриец.
Фалько перевел взгляд на дальний конец стола, где безмолвно сидел седой: судя по всему, он был невелик ростом. Темный двубортный костюм, галстук в полоску. На вошедшего он смотрел со спокойным интересом.
Хочешь скотча? спросил адмирал, когда все расселись.
Фалько отказался, доставая из кармана пузырек с кофе-аспирином недавнее напряжение схватки еще давало себя знать. Потом налил из сифона воды и, разжевав таблетку, проглотил. В таком виде желудок принимал ее охотней.
Начнем без прелюдий, сказал адмирал. Эти сеньоры уже знают, кто ты таков.
Фалько время от времени поглядывал на седого, но тот сидел неподвижно и молча, рассматривая новоприбывшего светлыми глазами. Правильным чертам его лица, быть может, немного не хватало резкой определенности. Откуда-то я его знаю где-то видел, подумал Фалько, но вспомнить не смог.
Мы слышали о вас много хорошего, подал голос черноволосый.
Он улыбался с покоряющей, почти обольстительной любезностью. С такой улыбкой хорошо на восточном базаре торговать коврами.
Не похожи вы на австрийца, сказал на это Фалько.
Улыбка расползлась вширь:
Австрия прежде была очень велика.
Понимаю.
Фалько откинулся на спинку стула, поправил узел галстука, закинул ногу на ногу, постаравшись не измять стрелки на брюках. Сидевший напротив седой не сводил с него глаз, храня на лице выражение учтивого любопытства. Фалько повернул голову к черноволосому, разглядывая жуткую отметину у него на шее. Известно, откуда берутся такие рубцы. Кюссен, без сомнения, привычный к подобным взглядам, чуть кивнул, подтверждая его умозаключения, и безразличным тоном произнес:
Август восемнадцатого, Аррас.
Граната?
Огнемет.
Ого Вам повезло.
Да уж Из всех, кто был тогда в блиндаже, выжил я один.
Они помолчали, глядя друг на друга. Фалько отметил, что глаза у этого уютного толстячка жесткие и умные, с затаенной хитрецой.
Дело Баярда, о котором я говорил тебе нынче утром, повернулось новой стороной, произнес адмирал. Ради этого мы здесь и собрались.
Достав кисет, он принялся набивать трубку и тщательно утрамбовывать табак большим пальцем. Казалось, это занимает его всецело, но наконец он сказал, не поднимая глаз:
Сеньор Кюссен маршан, то есть покупает и продает произведения искусства. У него обширные связи, и в том числе с парижским окружением Лео Баярда. Среди прочего занимается работами британской фотохудожницы Эдит Майо Тебе говорит что-нибудь это имя?
Фалько напряг память.
Не она ли напечатала в «Лайфе» репортаж про оборону Мадрида?
Она. Она самая.
Близкие зовут ее Эдди, сказал Кюссен. Работала манекенщицей у Шанель. Потом была любовницей фотографа Мана Рэя.
Сейчас подруга Лео Баярда, прибавил адмирал. Красная левая дальше некуда.
При этом весьма недурна собой, уточнил Кюссен.
Познакомились они полгода назад в Испании.
И оба мои близкие друзья, сказал австриец.
Фалько взглянул на него с новым интересом:
Насколько близкие?
Часто видимся в Париже.
Сеньор Кюссен любезно согласился ввести тебя в этот круг. Это сильно упростит тебе задачу.
Упростит? недоуменно спросил Фалько.
Да, в том и замысел.
Фалько снова покосился на седого, продолжавшего молчать, и снова попытался вспомнить, где мог его видеть.
А с какого боку тут герр Кюссен?
Гупси, просто Гупси, обворожительно улыбнулся тот.
С какого боку тут Гупси?
Адмирал достал из коробка спичку, чиркнул ею и раскурил трубку.
Сеньор Кюссен, сказал он, выпуская облачка дыма, антифашист, известный на всю Европу. Демократ с безупречной репутацией. Покинул Австрию после аншлюса. Кроме того, как человек обеспеченный и филантроп, он помогает тем, кто бежит от нацистов. Есть подозрение, что в его жилах течет толика еврейской крови и что он в поле зрения гестапо.
Может быть, сказывалась мигрень, но при упоминании слова «гестапо» настроение у Фалько испортилось. Выходит, он не забыл курс полицейской техники, пройденный в прошлом году в Берлине, куда его послал адмирал. За три недели Фалько получил много полезных навыков и связей, приобрел обширный опыт по части допросов и ликвидаций, благо сырье для них не переводилось в берлинских казематах. По сравнению с мясниками, обитавшими на Принц-Альбрехтштрассе, инструкторы, наставлявшие его в румынском тренировочном лагере в Тыргу-Муреш, казались просто какими-то телятами.
Не складывается картина, сказал он, вконец сбитый с толку. Что здесь делает филантроп-антифашист?
Кюссен, продолжая невозмутимо улыбаться, не проронил ни слова. Адмирал переглянулся с седым. Потом скорчил Фалько гримасу, которую с натяжкой можно было принять за выражение приязни.
Это легенда, пояснил он. Легенда прикрытия. И несомненно, очень удачная. На самом деле этот сеньор давно уже сотрудничает с германскими спецслужбами.
Фалько поднял брови. Потом с подозрением сощурил серые холодные глаза:
СД?
Да бог с вами! Кюссен взглянул на седого и лишь после этого расхохотался, но так весело, что смех показался натужным. Служба безопасности и моя контора вещают, так сказать, на разных частотах.
Он сотрудничает с абвером, уточнил адмирал.
Сотрудничает с или работает в? Это тоже разные частоты.
Адмирал снова переглянулся с седым.
Сотрудничает. На регулярной основе.
Фалько наконец уразумел, что к чему. Следовало понимать так, что Кюссен достоин доверия. Германская военная разведка была гарантией. Она играла ключевую роль в поддержке, которую оказывал Рейх испанским националистам.
Он вдруг вспомнил. Снова взглянул на седого и ясно понял, почему это лицо показалось ему знакомым. В свой предпоследний приезд в Берлин он видел, как этот человек шел по коридору штаб-квартиры абвера, кивая встречным офицерам, которые вытягивались перед ним. Только тогда он был в адмиральском мундире, и перед ним на поводках семенили две таксы.
Ну конечно, это адмирал Канарис, глава абвера, понял Фалько, но постарался ничем не показать, что узнал.
Я покупаю произведения искусства главным образом, у беженцев из Рейха, евреев и политэмигрантов, продолжал Кюссен. Щедро помогаю организациям, которые переправляют их из Австрии и Германии. Благодаря этому обретаю влияние и связи. И, разумеется, обрастаю полезными знакомствами. Деньги переправляю в Швейцарию, сведения в Берлин.
Отлично поставлено дело, восхитился Фалько. Двойная прибыль.
Австриец улыбнулся так, словно услышал удачную шутку. Взглянул на седого и похлопал себя по левой стороне груди:
Грех жаловаться.
Седовласый Канарис все так же молчал и слушал. Фалько успел уже понять, что к чему. Германский моряк, пользующийся уважением Гитлера, легендарная фигура в мире тайных операций, во время Первой мировой войны служил в Испании и обзавелся здесь друзьями, в их числе адмиралом и братьями Франко. Насколько было известно Фалько, эти личные связи весьма пригодились организаторам мятежа 18 июля и оставались тесными до сих пор. Было известно, что Канарис часто наведывается сюда.
Друзья сеньора Кюссена очень помогают нам в операции с Баярдом, сказал адмирал. А на завершающей и самой деликатной стадии окажут поддержку и тебе.
Каким же образом?
Он сведет тебя с объектом и отрекомендует. Не забудь, что в Париже ты превратишься в Игнасио Гасана, богатого испанца из Гаваны. Ты вкладываешь средства в произведения искусства, а сеньор Кюссен тебя консультирует.
И куда же я, к примеру, вкладываю?
В одной парижской галерее выставлены работы Эдди Майо. Ты страшно заинтересуешься и купишь одну-две фотографии.
Сюрреально-транссексуальное искусство так она называет этот жанр, пояснил Кюссен.
Фалько, улыбнувшись, почесал за ухом:
Да? Звучит заманчиво.
Отставить шуточки, заворчал адмирал. В столь поздний час я к ним не склонен.
Я имел в виду «сюрреально».
Молчать, я сказал!
Есть молчать!
Воцарилась тишина. Слышно было лишь, как адмирал посасывает трубку. Потом он обратился к Канарису, кивнув на своего подчиненного:
Ну, что скажете?
Светлые глаза благожелательно остановились на Фалько.
Мне кажется, подойдет, ответил немец. Годится.
Он говорил неторопливо и очень вежливо, с почти незаметным акцентом. В свою очередь адмирал с деловитым беспристрастием уставил на Фалько стеклянный глаз:
У меня какая-то извращенная слабость к этому прощелыге Оттого, наверно, что он никогда не притворяется, будто действует из высоких побуждений. И имеет то неоспоримое достоинство, что производит приятное впечатление как на мужчин, так и на женщин И, как вы сами видите, наделен этаким нагловатым шармом сорванца-гимназиста.
В самом деле, есть некоторое сходство, кивнул Канарис.
Его светлые глаза потеплели: он улыбкой показал, что согласен с такой характеристикой. Что же, отметил Фалько, отличную маску придумал себе этот человек один из трех-четырех самых могущественных людей в нацистской Германии. Сплетенная им паутина шпионской сети опутала весь мир.
Адмирал окутался дымом, потом хмуро оглядел чашечку, проверяя, равномерно ли горит табак, и показал на Фалько мундштуком:
А когда прочухаются и наконец смекнут, как действует этот механизм, поздно: он их уже обул или вот-вот обует.
Обует? заморгал Канарис.
Капут им придет.
А-а, понимаю.
Он владеет ремеслом, как хозяйка преуспевающего борделя.
Фалько переводил глаза с одного собеседника на другого, словно следил за партией в теннис.
Позвольте, господин адмирал, мне
Нет, черт подери! Не позволю!
Повисла пауза. Кюссен, Канарис и адмирал смотрели на Фалько. Тот, чтобы сохранить бесстрастие, принялся считать кольца на портьере. Старый трюк. Когда дошел до четырнадцати, адмирал вытащил трубку изо рта.
Значит, познакомишься с Баярдом, сделаешь вид, что подпал под его обаяние и готов выписать чек-другой для благородного испанского народа и все такое Ни один борец за свободу не станет противиться. Парочка примет тебя с распростертыми объятиями.
А потом?
Потом, отвечал адмирал, Фалько сыграет с Баярдом злую шутку. Сплетет ажурное кружево интриги с тем, чтобы дискредитировать героя-авиатора и, если получится, убрать, причем руками его собственных единомышленников. Излагая все это, адмирал рылся в портфеле и наконец извлек оттуда большой и туго набитый конверт из плотной желтоватой бумаги.
Все детали найдешь здесь. Инструкцию по прочтении уничтожишь, он по столу подтолкнул конверт к Фалько. Здесь же и все остальное, то есть необходимое документы, чековые книжки В Париже спрячешь в надежное место, пока не понадобятся. Пока не придет час вбить гвоздь в гроб Баярда.
Каким кодом мне работать?
«Сория-8» он новый, и красные его еще не взломали. Шифровальной книгой будет «Влюбленная большевичка» Чавеса Ногалеса. Держи. Повестушка тридцатого года. Читал?
Нет.
Ну, вот и пригодится для препровождения времени.
Фалько поглядел на дешевое издание в бумажной обложке: такие обычно продаются на вокзалах. И спросил себя, намеренно или случайно адмирал после истории с Евой Неретвой в Танжере выбрал книжку с таким названием. Глаз здоровый и глаз искусственный прочертили к его лицу сходящиеся трассы, и Фалько почудились в них искры злорадства.
Еще получишь билет в спальный вагон первого класса на утренний поезд в Париж.
Фалько посмотрел на Канариса. Потом, пряча книжку в конверт, на Кюссена:
Мы поедем вместе?
Австриец покачал головой:
Я лечу «Люфтганзой». Увидимся в Париже.
Должен буду остановиться в каком-то определенном отеле?
Вам забронирован номер в «Мэдисоне», на бульваре Сен-Жермен, сказал Канарис. Маленький, но удобный и очень стильный.
Именно такой снял бы себе кубинский миллионер с хорошим вкусом, добавил Кюссен.
И очень недешевый, проворчал адмирал. Восемьдесят, мать их, франков в сутки.
Кюссен улыбнулся Фалько. Светская милая улыбка вообще не сходила с его лица, контрастируя с ужасающими рубцами.
Подходит?
Вполне. Но если в Париже мне придется бывать в людных местах, меня может узнать какой-нибудь республиканский агент.
Канарис нахмурился. Его явно что-то вдруг обеспокоило.
Вы много где бывали в последнее время?
Мало.
Можно узнать, где именно?
Нет.
Ах вот как Понятно.
Я веду довольно замкнутый образ жизни, но от случайностей никто не застрахован.
Ну, если что, будете действовать по обстоятельствам, сказал Канарис после недолгого раздумья.
И перевел взгляд на адмирала, как бы возлагая ответственность на него.
Он парень дошлый, заметил тот не без яда. Такого в море брось жабры отрастут. И плавники.
Канарис покивал с таким убежденным видом, словно долго изучал Фалько и в словах адмирала не сомневается.
У Кюссена уже подготовлен план, сказал он.
Разумеется. Через два дня мы встретимся как бы случайно в ресторане «Мишо», рядом с отелем Я буду там обедать с Баярдом и Эдди Майо. В час дня там большой наплыв посетителей, и надо ждать, когда появится свободное место. Мы поздороваемся как давние знакомые, и я вас приглашу за свой столик. Ну, и с этой минуты игру вести вам, хотя я, конечно, буду рядом.
Тебя что-то смущает? спросил адмирал.
Пока нет, ответил Фалько.
Под седыми усами снова мелькнула сардоническая ухмылка. Адмирал пододвинул ему сифон:
Прими-ка еще таблеточку аспирина, мой мальчик, она тебе понадобится Потому что сейчас мы поведаем тебе вторую часть этой чудесной истории.
Стало жарко. Погасив свет, открыли одно окно и вчетвером постояли перед ним молча и неподвижно, наслаждаясь ночным бризом. За погруженным в сумрак песчаным полукругом простиралось темное пространство бухты, по которому ветер и луна плавно тасовали серебристые блики.
Изысканный город, сказал Канарис.
И он, и Кюссен с наслаждением попыхивали ароматными сигарами. Адмирал, чуждый красотам природы, обернулся к Фалько:
Что-нибудь слышал о Всемирной выставке в Париже? спросил он неожиданно.
Кое-что слышал.
Открывается в начале июня, и красные хотят, чтобы Республика была представлена достойно Поручили создание павильона двоим своим архитекторам и собираются разместить там большое полотно, воспевающее борьбу благородного испанского народа с фашизмом и все такое.
Снова задернув шторы, зажгли свет и вернулись за стол.
Картину заказали Пикассо.