Не кричи, детей разбудишь.
И не перпетум мобиле, я женщина, взвалившая себе на загорбок всю Камчатку. А вы только смеетесь надо мной, я знаю.
Никто над тобой не смеется, Софочка, окстись!
Этот старый спор всегда инициировала жена. Несмотря на то, что театр имел стойкий успех, любители драматического искусства, которых всегда находится в избытке в любом провинциальном городке, якобы понимавшие в сём толк, весьма иронически оценивали её драматургический дар.
Да, я не Александр Николаевич Островский! И даже не Короленко!
Николай Владимирович не выдержал и всплеснул руками.
Ну, кто же спорит с тобой, матушка ты моя!
Вот! Вот! И ты туда! Софья Михайловна отбросила со лба полотенце и опрокинулась лицом на подушку. Убийцы, убийцы!!!
Николай Владимирович тяжело вздохнул и, погладив жену по затылку, просто сказал.
Какие ж мы с тобой убийцы? Убийцы вон Ивана Генриховича убили и прячутся теперь как тати хитровские.
Софья Михайловна притихла и в страхе посмотрела на мужа.
Ты уверен?
Но Николай Владимирович уклонился от прямо поставленного вопроса.
А ты еще лучше спектакль сделаешь, я верю. Такое кабаре во французском штиле, где всё вертится и ходуном ходит. Помнишь, в «Савое»?
И тихонько запел слегка надтреснутым голосом запомнившуюся им обоим шансонетку, слышанную в приамурском ресторане.
Мне новые ботиночки
Купили-пили-пили-пили,
Страсть мою девичию
Сгубили-били-били-били.
Я ботинки так люблю,
Я ботинки так люблю,
На ночь я их даже не снима-ю!
Спи, голубь мой, постарайся заснуть.
Софья Михайловна облегченно выдохнула, закрыла глаза и горестно прошептала:
Значит, все-таки убили За что, Господи Всемогущий, Пресвятая Параскева Пятница?
* * *
Невыспавшийся, злой и голодный, только чаю хлебнул, Павел Михайлович поспешил с денщиком Белугиным на берег. Обыкновенно носил за ним портфель Кузьмич, но сегодня чиновник особых поручений держал его самостоятельно, потому что в нём лежала карта государственного значения.
Вообще-то в городскую акваторию редко заходили киты, но случалось, что и касатки стаей гуляли вдоль берега, и морские львы заплывали отдохнуть в мягких и спокойных водах бухты.
Солнце стояло высоко, и берег полуострова казался с борта катера каким-то тропическим раем. Буйная свежая и яркая растительность закрывала сопки с головой. Наверху притаился туман с океана, готовый в любой момент обрушиться вниз. Берег противоположной стороны в дымке не виден, поэтому сопки и вулканы словно выплывали ниоткуда, из какой-то тайской сказки.
Клочков никак не мог привыкнуть к тому, что цвета здешнего края постоянно менялись по погодена дню по нескольку раз. Как в детском волшебном калейдоскопе. Встряхнешь его, и рисунок меняется на неузнаваемый. Лазурный и прозрачный над розовыми сопками небосвод на глазах становился глубоким синим с фиолетовыми облаками, и глаз не успевал привыкнуть к этому блеску, как всё враз затягивало тяжелым свинцом с белеющей кромкой горизонта.
На носу катера стоял Отец Дорофей, молодой иеромонах камчатской епархии и вслух декламировал собственные стихи.
Город под сенью вулканов,
Гул океанских штормов,
Белые крылья орланов
Средь белизны облаков.
Первоверховных
Апостол
Благословенный покров
И златоглавые храмы
На стыках вселенских ветров.
С праздником, Павел Михайлович!
Ротмистр понял, что сегодня очередной церковный праздник, не вспомнил какой, но ответил улыбкой. Он чувствовал душевное расположение к нему. При всем том, что Отец Дорофей всем сердцем любил этот Богом забытый край, но климат его капризный ему не подходил. Он часто болел простудными заболеваниями и просился у владыки Нестора благословить его в южные широты на горькие миссионерские хлеба.
Когда они на самодельном катере, сделанном из баржи, добрались до места, вокруг кита уже кипела работа. Кит в длину двенадцать саженей поражал воображение своими размерами.
Экая безобразная туша, а, Павел Михайлович? воскликнула Софья Михайловна, едва сошли на берег.
Всё тело кита было покрыто короткой серой щетиной, которая лосниласъ от проникавшего через тонкую кожу жира. С помощью городового Матвеева, галантно подавшего ей руку, губернаторша поднялась с хвоста, и прошла в изящных прюнелевых ботильёнчиках, как по крутой кавказской горе, по спине кита сорок восемь шагов.
Не поскользнитесь! Осторожно! со всех сторон подавали ей советы, тем не менее всеи горожане, и камчадалылюбовались отважной и красивой женщиной на этой чудовищной горе.
Каково впечатление, Софья Михайловна? спросил снизу старший делопроизводитель канцелярии Михельсон.
Грандиозное, Семен Фридрихович, звонко отвечала жена губернатора, который также наблюдал за всем со стороны, прячась в листву от яркого солнца. Ощущение, что я хожу по туго набитой подушке. Ноги скользят и вдавливаются в мягкое тело. Идите ко мне!
Нет уж, увольте, я отсюда налюбуюсь, ответил Михельсон и, сняв фуражку, вытер вспотевший лоб.
Отец Дорофей ходил вокруг монстра, всплёскивал руками и ахал.
Нисколько не пахнет, господа, то есть, он еще недавно был жив. Боже ж мой, как же это он? Почему? Зачем? Аз не внемлю, не осмыслю. Он же не мог не понимать, что на суше ему приидет смерть?!
Природа этого явления непонятна, сказал начальник почтово-телеграфной конторы Королевич. Но вообще-то знавал я охотника-коряка, который утверждал, что камчатские леминги, у которых каким-то образом пропадал запас пищи, приготовленной на зиму, убивают себя совершенно по-человечески, удавливаясь с помощью веточек, начальник почты для наглядности раздвинул руками невидимые ветки, засунул туда голову, предварительно зачем-то сняв фуражку, и отпустил. Вот примерно так, господа, представляете?!
Что ж это вы на себе этакие страсти показываете, голубчик? замахал руками Михельсон.
Так вот я и говорю, что если такая малая тварь способна возвыситься до этакого греческого сюжета, то и кашалотец, думаю, тоже не лыком шит по части ума. Экая у него башка, в ней жить можно!
Вот так там многострадальный Иов и томился, перекрестился Отец Дорофей и трижды сплюнул через левое плечо.
Тем временем Софья Михайловна с помощью палки, поданной снизу, дошла до головы чудовища и опустила палку в дыхательное отверстие, из которого кит выбрасывает фонтаны воды саженей до трёх высотой.
Палка длиной трех аршин, а и до донышка не достала, еще опускать и опускать!
Диво дивное! качался на одном месте Отец Дорофей, с ужасом взирая на происходящее.
По обеим сторонам морды кита лежали длинные усища черного цвета, более трёх вершков толщиной, на концах превратившиеся в абсолютную бахрому.
Городовой легко вспрыгнул на тушу и помог Софье Михайловне сойти на грешную землю. И как по сигналу закипела работа.
Казаки с женами, камчадалы целыми семьями взбирались на спину кита и вырезали пилой квадратные куски жира величиною с аршин. И такой-то величины кусками изрезывалась спина в глубину на три яруса!
Режь ширше, едрёна батона! кричали мужики.
И все это был чистый белый, похожий на свиной, плотный жир, а затем уже оставалась жидкая внутренностьворвань, отвратительно и тошнотворно пахнущая, в которую рабочие остерегались попасть не только по причине запаха, а в ней можно было легко утонуть. Местные жители рубили на берегу деревья, связывали ветки в лестницы и погружали во внутренности кашалота, чтобы сподручнее пилить двуручной пилой как дрова. Каждый нарезывал себе, сколько мог унести. Никто никого не ограничивал. И сколько бы ни резали, работы не убавлялось, даже если бы сюда доставили еще двести человек.
Просто ешь, не хочу!
Женщины тут же на берегу развели костры, в котлах закипел жир, его засыпали мукой или крупой, что у кого имелось, и эту похлебку тут же ели. Скоро заиграла гармошка. Клочков услышал смех Ляли Петровны, оглянулся кругом, но не нашел. Чумазые детишки в кухлянках с визгом носились вокруг с кусками белого жира в руках и смоктали его с большим удовольствием.
Тут, я гляжу, и за неделю не управиться, сказал хозяйственный Михельсон. В руках он держал кусок подкопченного сала, но не решался попробовать. А когда все-таки решился, брезливо сморщился и отбросил в сторону.
Да, это вам не полтавская свининка, Семен Фридрихович.
Множество собак обрывали у кита кожу с боков и убегали с добычей в прилесок.
Вот примерно таким образом и закончила свой исторический путь знаменитейшая корова Стеллера, обмолвился начальник почты Королевич, когда уже все чиновники во главе с губернатором зашли на губернаторский катер. Женщины ушли в нижнее помещение. Мужчины остались наверху покурить.
Это как? заинтересовался Клочков.
Растерзали, отрезал Королевич, раскуривая трубку.
А что за корова?
С рогами, что ли?
Она в море плавала или по суше ходила? посыпались вопросы.
Королевич охотно пояснил. В своё время он по просьбе Софьи Михайловны делал в театре доклад на эту тему. Никто на лекцию не явился, тогда Королевич рассказал всё одной Софье Михайловне. И сейчас наступил- таки его звездный час.
Коровой её назвали потому, что она была большая. До десяти метров экземпляры доходили-с, начальник почты для убедительности рассказа раскинул руки, как рыбак, хвастающийся уловом. Из отряда сирен. Без зубов. Пищу перетирала двумя белыми пластинами. Питалась в основном морской капустой. Поэтому её еще называли капустницей. Безобиднейшее существо, господа. Практически не встречающейся в природе доброты-с.
А как она выглядела? Как морской лев?
Голова как у большой собаки, большое круглое и толстое тело без лап, и хвост с раздвоенным плавником. Плавала по поверхности. Совершенно беззлобна и ласкова, как дитя. Жили коровы стадами у берегов Командорских островов.
Не жили, а паслись, поправил начальника почты Багиров. Королевич кивнул головой в знак согласия и продолжил:
Больше нигде. Обнаружили их в 1741 году, а зверски убили последнюю в 1768-ом.
Вы так рассказываете, Андрей Николаевич, будто сами всё это видели и пережили, вставила замечание в разговор Ляля Петровна, вышедшая на палубу из-за духоты внизу.
Совершенно верно, уважаемая Ляля Петровна. Сердцем пережил-с. До сердечной боли-с. Вы представьте себе, с открытия вида до её полного истребления прошло каких-нибудь двадцать семь лет! В действительности, это всемирная катастрофа, ужасное биологическое убийство, которое показало миру лицо человека, насколько он опасен, жесток и недальновиден. Убивали из-за еды, конечно. К ней можно было просто подойти на лодке, отрезать кусок мяса и спокойно отплыть, оставив истекающее животное умирать. Так иногда и делали. Из-за больших размеров своих страдала.
На катере воцарилось глубокое молчание, прерванное губернатором.
Вот очередной пример нашего безрассудного и расточительного к природе отношения. Так же и Камчатку жестокосердно рвут.
Кто рвёт? Почему рвет? озадаченно спросил Родунген, протирая пенсне.
Кто, кто Да кто ни попадя!.. А то вы не знаете, Василий Осипович? с досадой проговорил Николай Владимирович и пошел в нижнее помещение. Остановился на нижней ступеньке, поднял лицо и все-таки сказал, хлестнув перчаткой по поручню. Враги отечества рвут!
На палубе воцарилась тишина. Все поняли, кого имел в виду губернатор, но промолчали. Мотор негромко фыркал где-то внизу под кормой. Уже приближалась городская пристань на сваях, все пассажиры сосредоточились на правом борту для высадки, когда Королевич вдруг сказал:
Между прочим, во Владивосток через две недели приезжает известная французская певичка РашельРашелькак её?
Бутон?! изменилась в лице Софья Михайловна. Сама Бутон?
Собственной персоной. Гастролировала в Харбине, милостивые государи, в Хабаровске, нынче во Владивостоке и обратно ай-люлю! в Америку, а оттель в Парижик!
Как в Америку? растерянно сказала губернаторша. А к нам?
Рылом не вышли, да-с, брякнул Королевич, сразу спохватился и поправился. То есть, я не про вас, Софья Михайловна.
Извинение вышло еще хуже. Багиров рядом радостно осклабился.
Я в том смысле, что гонорар больно высок. Парижская штучка!
Шумилин первый ступил на трап, подал Софье Михайловне руку и весело сказал:
Зато у них, лягушатников, киты на берег не выбрасываютсяв Париже!
Очень остроумно и гумно, опять процедил бывший инженер.
Кто-то прыснул от смеха, громче всех вдогонку Елена Петровна.
В стоячем шкапе на пристани раздавался мощный храп казака Понтрягина, охранявшего таким образом Камчатку от вражеского нападения.
* * *
По возвращении в дом Павел Михайлович пришел в изумление. Даже усы его, всегда тщательно расчесанные, встали дыбом.
Все вещи в комнате валялись разбросанные повсюду, ящички в комоде выдвинуты, книги, бумаги сброшены со стола, даже киот висел на одном гвозде, сорванный со своего места.
Да что же это такое у нас творится?! возопил денщик Белугин. Пятидесятилетний казак, родом из Усть-Камчатска, он сызмальства такого не видел, чтобы кто в чужом дому такое безобразие вытворял.
Ничего не трогай, дай посмотреть, Клочков осторожно, стараясь не наступать на вещи, начал осмотр комнаты в поисках хоть каких-нибудь следов.
И провод у телефонного аппарата разрезан, исследовав кисточку обреза, добавил Кузьмич. Ишь, как подчистую обрезан. Или бритвой аль пареньским ножом.
В окно снаружи нетерпеливой рукой постучали. Ротмистр раскрыл раму, внизу стоял Михельсон, пенсне висело на нитке, галстук съехал на сторону, в глазах испуг. Клочков сразу всё понял.
Что случилось, Семен Фридрихович? Что-нибудь в канцелярии?
Михельсон только мотнул головой и опасливо огляделся по сторонам.
Вы успокойтесь!
Михельсон выдохнул и сосредоточился.
Я вошел, Павел Михайлович, а таммать честная! Всё перебуторено! Как Мамай прошел! И телефон, анафема, из стены вырван!
Стараясь не привлекать внимание горожан, вышли из дома.
А ты, Кузьмич, не за нами иди, а к покойному Ивану Генриховичу следуй. Думаю, что и там то же самое увидишь. Но ничего не трожь, а то знаю тебя! И оттуда прямиком в канцелярию. Мы там будем ждать.
Ваше благородь, обижаете, в такую минуту Да я ни в жисть! и пропал за углом.
В канцелярии царил полный разгром. Даже обои сорваны в одном месте.
Что же они искали, злодеи, а, Павел Михайлович?
Сейф тем не менее преступники открыть не сумели. Трясущимися руками старший делопроизводитель, закрыв телом скважину, набрал код, дверь со скрипом отворилась, обнаружив за собой аккуратно сложенную дохлую стопочку документов.
Семен Фридрихович с облегчением выдохнул и закачал головой с одного плеча на другой, как китайский фарфоровый болванчик.
А ведь неспроста Иван Генрихович приказал долго жить. Ой, боюсь, боюсь, боюсь, Павел Михайлович, как бы эти сюжеты не имели родственных пересечений.
Бояться нам ни к чему, если мы честно трудимся на благо царя и отечества, а вот опасаться надо. Только вы уж, Семен Фридрихович, чтоб никому! Чтоб ни одна мышь!..
В канцелярию зашел Кузьмич. Клочков и спрашивать его не стал, и так всё по нему увидел.
Кузьмич сел на венский стул в углу канцелярии и свесил голову.
Это что ж такое деется, ваше благородия, никогда такого заводу не творилось И кто, и кому енто нужно?
Не твоего ума дело.
Так точно, не моего-с, согласился денщик. Тут учёность нужна, откуда ж нам тут серым учёности набрать?
И помолчи немного, Денис, а то жужжишь как овод, сказал раздраженно Семен Фридрихович.
Это верно, да, покачал головой Белугин. Подумать надо, да. Крепко подумать, вашество.
Ты тут поспрашивал бы вокруг, не видал ли кто чего? осматривая разбросанные бумаги, сказал Клочков.
Знамо дело, поспрашаю, токмо без толку, потому все побежали еще заутре кита глядеть.
А то через час на доклад к губернатору идти, чего говорить?
Павел Михайлович вдруг встрепенулся, будто потерял чего, и захлопал себя по карманам. Вслед за ним встревожились и Михельсон с Кузьмичем.
Что произошло, Павел Михайлович? Потеряли что? вытянув шею, спросил напуганный Михельсон.
Ротмистр кинулся к портфелю из плотной крокодиловой кожи. который всегда носил с собой, и, раскрыв его, засунул кисть руки в потайное отделение, потом в другое покрупнее, потом обратно в потайное. Затем перевернул портфель вверх тормашками и вывернул всё, что там находилось, на пустую столешницу. Михельсон и Кузьмич сделали шаг к столу в желании помочь. Ротмистр исказился в лице и, вытащив из кобуры наган, заорал: