И женщина, которая стоит, раздеваясь, перед тремя молчащими мужчинами Влажными и трясущимися от волнения пальцами я расстегнула крючок на юбке и сняла ее. Потом настала очередь белья
Скорее, поторопил меня старший, нетерпеливо глядя на часы. Путаясь ногами в трусах и колготках, я стащила их с себя, и они комком упали на пол рядом с кроватью.
И не прикрывайся, сказал мне строго мужчина, видя, что я пытаюсь прикрыть руками растительность на своем лобке. Убери руки.
Руки по швам, добавил один из подручных, и все трое засмеялись.
Пойдем, произнес зловеще старший, и меня подели в другую комнату к телефону.
«Вот было бы здорово, подумала я про себя, если бы Вася связался с милицией. Тогда они наверняка засекут сейчас этот телефон. А если засекут, то через полчаса будут здесь. Ну, максимум, через час».
Старший набрал номер и сказал снявшему трубку Васе:
Чтобы ты быстрее поворачивался и быстрее решал, сейчас с тобой опять будет говорить твоя жена.
Он опять отдал мне трубку, и я схватила ее, чтобы услышать родной голос.
Что там? испуганно спросил у меня Вася. Что там происходит? Что они с тобой делают? я услышала в его голосе тоску и тревогу. Сильные, неподдельные, и это меня несколько успокоило. Значит, он сделает все от него зависящее, чтобы спасти меня отсюда.
Ничего, ответила я слабым голосом. Пока ничего Я стою совершенно голая в комнате у телефона.
Как голая? закричал в ужасе Василий, Почему голая? Они что-нибудь сделали с тобой? и такой ужас был в его голосе, такая жалобная мольба, что у меня задрожало сердце в груди и подкосились ноги.
Нет, пока ничего не сделали, ответила я. И тут мой голос дрогнул. Но я очень боюсь Они могут все, что угодно. Вася, помоги мне, выручи меня отсюда
Трубку у меня опять отобрали, и старший сказал моему мужу:
Ну, слышал? Это она правильно сказала: пока. Пока мы ничего с ней не сделали. Но завтрасрок для тебя. Слушай, старший на секунду замолчал, как бы давая Васе понять, что сейчас он скажет важную вещь:Слушай, повторил он значительно, завтра в двенадцать часов придешь на Московский вокзал. Встанешь у пригородных касс. К тебе подойдет человек Ты ему отдашь деньги. Все до копейки. И после иди домой и жди жену. Понял?
Потом он опять замолчал. Видимо, Вася что-то ему отвечал. Это было довольно долго.
Нет, ты ничего не понял, произнес старший. При этом он выразительно посмотрел на парня, стаявшего рядом со мной. Тот мгновенно выбросил вперед руку и, схватив меня за волосы, пригнул лицом к столу, на котором стоял телефон. Я согнулась у стола, тычась лицом в его поверхность, усыпанную пеплом от сигарет и какими-то крошками.
А парень, мгновенно раздвинув мои ягодицы, сильно и больно воткнул мне большой палец в задний проход Я громко вскрикнула. Это было очень больно и стыдно.
Ты слышал? спросил в трубку старший. Это кричит твоя жена. Если ты не принесешь завтра деньги, она будет кричать, не переставая. До того времени, пока ты не принесешь деньги. Но тогда мы уже не гарантируем ее сохранность.
Он оторвал трубку от уха и поднес ее ко мне. В это время парень, стоящий сзади, еще раз с силой вонзил мне в анус свой палец. Только теперь еще глубже и больнее. Я закричала опять
Я пыталась разогнуться и выпрямиться. Но мне это не удавалось, и мои метания ни к чему не привели. Парень крепко держал меня рукой за затылок и прижимал лицом к столу.
Ты опять слышал? спросил в трубку старший. Тебе недостаточно? Думай. Все, завтра ждем тебя в двенадцать, при этом старший повесил трубку.
Отпусти ее, сказал он парню, может быть, он одумается и принесет деньги. Тогда мы должны выполнить наше обещание. До двенадцати часов завтра женщина должна остаться нетронутой.
Почему? Она красивая, сказал вдруг второй парень и засмеялся гнусным смехом. От этого смеха у меня прошел мороз по коже.
От нее не убудет, повторил другой парень, до завтра еще много времени. Мы же ее не покалечим. Только поиграем и потом отдадим мужу.
Нет, отрезал старший, я ему обещал, что не тронем до завтра. Этозакон чести. Слово мужчины. Отпусти ее, я сказал.
После этого меня повели обратно. Ноги мои сначала дрожали так, что я едва могла стоять, а потом онемели и стали как ватные. Я с трудом переставляла их. Мысль о том, что эти мужчины могут надругаться надо мной, что их грубые руки будут терзать меня, приводила меня в оцепенение. Тем более что я только что ощутила их на своем теле
Меня отвели в туалет. Он был во дворе, так что на меня накинули пальто поверх голого тела и повязали опять повязку на глаза. Втолкнув в кабинку, меня оставили там на несколько секунд. Это тоже было очень неудобно и страшно. Не видя ничего, на ощупь, я быстро управилась. Было холодно, ледяной зимний воздух забирался под наброшенное на плечи пальто.
Весь оставшийся вечер и ночь я провела все на той же металлической кровати. Правда, меня развязали почему-то и заперли дверь на ключ. Сначала я удивилась этому, ведь я могла убежать через окно, но потом поняла. Вся моя одежда был убрана куда-то, и я осталась совершенно голая. Куца же побежишь ночью в таком виде?
В комнате было тепло, так что я не замерзла. Только мысли, одна другой ужаснее, толпились в моей бедной голове.
«Почему я не сказала Васе, как сильно я страдаю? думала я. Почему я не кричала ему, как мне страшно тут, среди этих ужасных людей?»
Я казнила себя за то, что я мало говорила ему о том, как я хочу, чтобы он меня вытащил отсюда
«Но он же и сам прекрасно все это понимает, отвечала я себе, необязательно мне было говорить все это Вася и так страдает от неизвестности и мечется сейчас по городу, стараясь добыть деньги для моего спасения. Или милиция уже спешит сюда на своих машинах»
Я чувствовала себя оскверненной прикосновением грубых мужских рук к моему телу. А то, как парень бесцеремонно воткнул в меня палец, приводило меня в бешенство и отчаяние одновременно.
Хуже всего, позорнее всего мне казалось то, что я кричала при этом. Он два раза ткнул в меня, и оба раза я послушно кричала. Значит, он мог заставить меня кричать по его желанию
«Только бы завтра все прошло хорошо, думала я, сжимая кулаки, Только бы Вася все сделал правильно»
Вдруг мне пришла в голову мысль.
Я вспомнила о Шмелеве и наш с мужем разговор о том, что Шмелевкрупный рэкетир и что он предлагал помощь Васе в сложных криминальных ситуациях. Я еще тогда была настолько глупа и безрассудна, что высокомерно и недальновидно говорила мужу, что таких ситуаций с нами произойти не может
«Да, как я была не права, говорила я себе, но вот теперь, так скоро, пришла пора воспользоваться предложением друга детства».
Я надеялась, что у Васи хватит сообразительности вспомнить о предложении Шмелева и что он, не мешкая, обратится к нему за помощью.
«Можно ведь просить о помощи милицию и Шмелева одновременно, думала я, лежа в темноте. Одно другому не помешает. Кашу маслом не испортишь. Пусть попробуют те и другие. Господи, только бы мне любыми путями вырваться отсюда»
Как ни странно, но в ту ночь я почему-то заснула. Уже начинало светать, и вдруг я, утомленная всем пережитым и собственными мыслями, заснула. Я даже не заметила этого. Только провалилась куда-то.
Меня разбудили потряхиванием за плечо. Надо мной стоял парень и протягивал мне миску супа. Суп был горячий, красного цвета, с мясным запахом.
«Это харчо, решила я. Они тут питаются блюдами своей родины. Какой патриотизм». Мне совсем не хотелось есть, и я покачала отрицательно головой.
Почему? спросил парень. Хороший суп. Тебе надо поесть. Кушать, тут же поправился он.
Сколько сейчас времени? спросила я, садясь на кровати. Сейчас я уже не обращала внимания на то, что совершенно обнажена. Я уже прошла через этот этап.
Сейчасдвенадцать, сказал он, поглядев на часы. И вновь протянул мне миску:Кушай.
«Сейчас мне уже этого не надо, подумала я. Сейчас двенадцать. Сейчас Вася на вокзале отдаст им деньги, и, наверное, через час или два я буду дома». Меня очень обнадежили последние слова старшего о том, что ончеловек чести и что его мужское слово крепко.
«Поем уже дома, решила я, вздыхая про себя даже с некоторым облегчением. Как хорошо, что я спала. Теперь уже двенадцать и скоро все закончится».
Нет, я не хочу, отказалась я. Мне очень хотелось в туалет, но я постеснялась попроситься. Да и неохота было связываться теперь, когда освобождение так скоро.
Парень ушел, и вместо него в комнату просунулся старший. Он оглядел меня, сидящую голой на железной кровати, и усмехнулся. Я поймала его взгляд и понялавсе моя спина и ягодицы были в красную сеточку. Это оттого, что я лежала голой на панцирной сетке всю ночь.
Хочешь сигарету? спросил он меня. Я взяла сигарету, и он дал мне прикурить.
Ждем, сказал он, прислонясь к дверному косяку. Потом взглянул на меня, вопросительно вскинувшую на него глаза, и пояснил:Мне должны позвонить. Сказать, отдал ли твой муж деньги.
И если отдал?.. с надеждой спросила я.
Он кивнул в ответ, и лицо его сделалось каменным:
Если отдал, мы тебя отвезем домой. Как я сказал, он помолчал полминуты и, наверное для того, чтобы я прочувствовала его честность, добавил:Машина стоит под окном. Только пусть позвонит.
«Только бы все было, как надо, подумала я. Только бы все обошлось, и Вася ничего не перепутал. Сейчас позвонят и скажут, что все в порядке. И мне вернут одежду, и я снова стану нормальным человеком, а не заложницей».
Минуты тянулись томительно. Телефон два раза подряд позвонил, и каждый раз это оказывались другие люди
Наконец раздался звонок. Не знаю, почему, но я сразу догадалась, что это тот самый звонок. Наверное, в минуты опасности у человека усиливается природная интуиция.
Старший вышел из комнаты и говорил по телефону о чем-то несколько минут. Слов я не могла разобрать, потому что дверь была плотно закрыта, а говорил он тихо.
Наконец он вошел. Лицо его было еще каменнее, чем обычно. Он посмотрел на меня исподлобья и проговорил, как будто выплюнул слова:
Ну, и козел же он.
Кто? не поняла я.
Твой муж, выплюнул старший, он не принес денег. Он вообще не пришел. Он сидит дома. Ему позвонили и спросили: «Почему не пришел?», а он ответил: «Нет денег. Чего идти?» Козел.
У меня словно что-то оборвалось внутри. Как будто сердце рухнуло в желудок. Дыхание перехватило. И я заплакала и закричала. Кричала я не словами, а только подвывала. Слезы безудержно катились по моему лицу, и я не успевала вытирать их тыльной стороной ладоней.
«Как же так? спрашивала я себя. Неужели он не нашел денег? Неужели не придумал ничего? А как же Шмелев? Или он к нему не обращался?»
Кругом меня были сплошные загадки, а положение мое становилось все более зловещим.
Не бойся пока, вдруг сказал мужчина. Пока что я не дам тебя трогать. Сиди и не плачь. Вечером опять позвоним твоему мужу, и ты сама с ним поговоришь. Объясни ему все.
У него, наверное, действительно нет денег, сказала я безнадежно, понимая, что эти слова мне не помогут.
У него есть деньги, сказал спокойно мужчина и повернулся ко мне спиной. Он ушел, и появился парень все с той же миской супа, только теперь суп был уже холодный.
На, кушай, сказал он и усмехнулся, показав золотые зубы. Ты тут еще побудешь. Кушай, он издевался надо мной. Наверное, он догадался, почему я отказалась от супа полчаса назад. Теперь он торжествовал надо мной и не скрывал этого.
«Смири гордыню», сказала я себе и приняла миску из его рук. Это были те самые руки, которые пригибали меня вчера к столу и заставляли кричать
Суп оказался харчо, как я и подумала. Он был очень густой, наваристый. Ложка, наверное, стояла бы в кастрюле этого супа. Попросить хлеб я не решилась. Мне вообще не хотелось ни о чем с ними говорить.
«Что же случилось? лихорадочно думала я. Неужели Вася ничего не понял? Неужели он не понял, в каком ужасном положении я нахожусь? Разве мало было ему того, что я сказала вчера по телефону, или моих невольных криков, которые он слышал в трубке? Или он обратился в милицию, и там посоветовали не давать денег? Или это посоветовал Шмелев?»
Я терялась в догадках. Ведь, кроме всего прочего, я все же прекрасно понимала, что хотя сто миллионовогромная сумма, но Вася ее достать может. В наличии такой суммы у него, естественно, нет. Но есть ценности, есть коллекция и икона в крайнем случае. Под них можно было бы взять в долг Да и вообще, сто миллионов рублей известный антиквар достать может. Пусть с трудом, но может
Что там случилось? Эта мысль не давала мне даже есть. Я давилась жирным супом, и мои руки дрожали.
Вошел парень, взял пустую тарелку. Я наконец смирилась и, поняв, что, во всяком случае, до вечера мне отсюда не вырваться, попросилась опять в туалет.
Нет, сказал парень, Мы думали, ты тут только до сегодняшнего утра пробудешь А ты задерживаешься. Сейчас водить в сортир тебя нельзя. Светло, могут с улицы заметить, он сказал это, потоптался и вышел. Для того, чтобы зайти через минуту.
Я была поражена. В руках он нес ведро. Он поставил его рядом с моей кроватью и сказал:
Вот тебе ведро. Ночью сама выбросишь, и ушел.
Несколько секунд я сидела над ведром, совершенно оцепеневшая. А потом опять заплакала. Какой ужас, какой позор!
Я не могла воспользоваться этим ведром. Мне не позволяло человеческое достоинство. Я так и сидела, скорчившись на кровати, и терпела до тех пор, пока мне не пришлось убедиться в слабости человеческого достоинства перед человеческой природой
Как быстро все меняется в жизни человека. Как быстро меняется наше мироощущение. Еще вчера я была замужней благополучной дамой, образованным человеком, а сейчас япросто голая женщина, которая, содрогаясь от стыда, слезла с железной кровати и раскорячилась над ведром посреди комнаты
Я проклинала себя за свою фантазию, за то, что могу смотреть на себя со стороны и оценивать
Я проклинала Васю, который не смог за день и за ночь собрать необходимую сумму
Наступил вечер, и вошел старший. Он вновь повел меня к телефону. Набрав номер, он сказал:
Ну, ты, козел! В последний раз даю тебе поговорить с женой. Слушай, и он отдал мне трубку с таким выражением смуглого лица, словно хотел сказать: «Давай, говори. Говори, кричи, вопи. Спасай себя сама».
И я схватила трубку и стала кричать и вопить.
Вася, миленький, кричала я. Спаси меня! Мне тут страшно, я не могу. Дай им денег, только вытащи меня отсюда. Я тут не могу!
Он молчал в трубку, а я, все больше распаляясь, кричала одно и то же:
Не могу, не могу, не могу!
Потом трубку у меня отобрал старший и повесил ее.
Хватит. Иди к себе в комнату, сказал он. Ты уже все сказала, что могла.
Я побрела к себе на железную кровать и села на нее, тупо глядя перед собой заплаканными глазами.
Старший вошел ко мне и опять прислонился спиной к двери. Он вновь дал мне сигарету и сказал потом:
Сейчас ему будут звонить по другому телефону. И тогда он скажет, отдаст ли он деньги за тебя завтра. Теперь ему поставили срокзавтра.
Почему? глупо спросила я.
Правильно, улыбнулся он, не надо было ему поблажку давать. Но это я попросил. Мне тебя стало жалко. Пусть он завтра деньги отдаст. Если завтра отдаст, я не дам тебя трогать. Мое словозакон гор.
Но я же ничего не успела сказать мужу, произнесла я, и он ничего не успел мне сказать.
Достаточно сказала, ответил мужчина. Онвзрослый, не мальчик. Сам должен все понимать Что ему еще говорить нужно? О таком мужчины не говорят, сами понимают.
Раздался телефонный звонок. Старший вышел, поговорил по телефону с кем-то, потом вернулся. Лицо его было мрачно. Я сразу поняла, что дело плохо, и сердце мое вновь сжалось.
Он совсем дурак, произнес весомо и внушительно старший. Или он нас считает дураками. Значит, все равно дурак.
Что? не выдержала я. Что он ответил?
Мужчина пожал плечами, как бы снимая с себя ответственность за то, что он говорит:
Твой муж сказал, что деньги отдаст только через десять дней Наши люди ответили ему, что это невозможно. Нужно завтра. Ну, хоть послезавтра. Но он сказалчерез десять дней.
Почему? тихо спросила я, как будто кто-то мог ответить мне сейчас на этот вопрос. Ведь за день-два он мог бы я оборвала себя на этих словах и посмотрела на старшего затравленным взглядом. Вероятно, весь ужас предчувствия и осознания собственной беспомощности был в моих глазах, потому что он отвернулся.