Будем ждать десять дней, сказал он в стенку. Он сам хочет, чтобы было десять дней. Я не виноват. Десять так десять.
С этими словами он вышел.
Я вообще ничего не понимала. В любом случае, за день или два Вася, конечно же, мог найти эти деньги. Ну, продал бы икону и коллекцию бронзы. Если быстро ее продать, не заламывая настоящую цену, а по дешевке, то это вполне бы «потянуло» как раз на сто миллионов Даже больше, так что еще осталось бы отпраздновать мое освобождение
«Почему?»это был вопрос, который я задавала себе и не могла даже представить себе ответа.
Он предал меня? Вася предал меня? Или он играет в какую-то затейливую игру с бандитами? В этом случае это была какая-то слишком затейливая игра, и я ее не понимала
Открылась дверь комнаты, и вошли двое вчерашних парней. Я подняла на них глаза и содрогнулась. Теперь это были другие люди. Теперь им было можно Муж предал меня, их начальник развел руками, и они получили меня в свою полную власть. Их лица были волчьими. Они как-то искоса смотрели на меня и приближались медленно, кося глазами в мою сторону. Наверное, так приближаются к овце в загоне перед тем, как заколоть ее.
Нож уже отточен, овца обречена, но идут к ней с некоторой опаской. Так же было и тут.
В руках одного их парней я увидела веревку.
Давай сюда руки, сказал он, и я встала. Он опять завязал мне руки за спиной. Становись вот сюда, сказал он мне, указывая на пол рядом с кроватью. Да не так, поправил он меня, когда я встала на то место, где мне указали. Ложись на пол.
Как? не поняла я и обернулась к нему. Я вообще очень плохо соображала в ту минуту. Все было как в тумане. Все тело мое было мягкое, ватное, и голова чуть кружилась.
Ложись на пол, повторил второй парень и рукой подтолкнул меня вниз. Я опустилась на четвереньки, опасаясь ложиться животом на грязный, заплеванный пол комнаты. Что-то во мне еще оставалось от меня прежней, и я испытывала чувство брезгливости. Недолго мне оставалось испытывать это чувство
Парень опустился рядом со мной на одно колено и набросил мне веревку на шею. Я испугалась, мне показалось, что сейчас меня задушат. Я рванулась, крича и пытаясь вырваться из схвативших меня крепко рук. Мне это не удалось. Я ползала не четвереньках по полу и орала, вытаращив глаза, что-то нечленораздельное.
Меня остановили и все-таки намотали веревку на шею. Я билась и пыталась кусаться. Это было все, что я могла сделать, так как руки мои были крепко связаны за спиной
Парень пригнул мою голову к ножке кровати и привязал меня к ней в таком положении, что я стояла на коленях, низко склонившись головой к полу и высоко подняв бедра. Это была наиболее удобная для мужчин поза
Веревка, которой я была привязана к кровати, была очень короткая, так что я лежала щекой на полу и могла только мотать головой из стороны в сторону. Поднять голову я не могла.
Перед глазами была только облупившаяся краска на металлической ножке кровати и пыльный, затоптанный пол. Кроме этого я больше ничего не видела.
Один из парней, стоявших теперь сзади, опустился на колени и погладил меня по ягодицам. Наверное, его пальцы ощутили мою дрожь, и он почувствовал, как колотит и трясет все мое тело.
Не бойся, произнес он. Мы тебя не убьем. Будешь подстилкой.
Оба парня при этих словах засмеялись, и второй добавил, обнаружив неожиданную способность к связной речи на русском языке. Видимо, у него была пятерка по русскому языку в школе, затерянной среди гор. Он сказал:
Что еще может белая русская женщина? Только быть подстилкой для джигита.
Они все время смеялись. Даже тогда, когда первый парень вошел в меня и я закричала
Раздвинь ноги пошире, сказал парень и нетерпеливо шлепнул меня ладонью по бедрам. А поскольку я не сразу сообразила, что он от меня хочет, он еще несколько раз шлепнул меня. Удары были звонкие, они гулко раздавались в пустой комнате. Кроме того, это были болезненные шлепки. Парень бил расслабленной ладонью, просто шлепал, и все равно это было больно. Мои ягодицы судорожно сжались.
Он не бил меня сильно, а только шлепал, и это тоже было страшно унизительно. Меня шлепали точно объезженную кобылу на ярмарке
Что мне оставалось делать? Я стонала при каждом его движении во мне, хотя поначалу пыталась сдерживаться. Мне казалось оскорбительным стонать от того, что он делал со мной. Но я быстро поняла, что просто не могу удержаться. Комната огласилась моими протяжными стонами.
Парни опять засмеялись, а первый взял меня за волосы на затылке и потрепал их со словами:
Молодец, хороша
И я опять сравнила себя с лошадью, на которую взобрался молодой наездник. После первого сразу был второй. До этого он стоял рядом и иногда комментировал. Теперь он занял место первого.
Мне уже было все равно. Я стонала, билась под ним, насколько позволяла веревка, которой я была привязана. Как я страдала! Как я хотела, чтобы эта проклятая веревка задушила меня невзначай
Теперь ее можно отвязать, сказал второй парень, когда закончил со мной.
А не рано? ответил ему товарищ. Она еще может начать брыкаться.
Нет, не начнет, уверенно сказал второй и поднялся на ноги. Теперь они оба стояли надо мной во весь рост, а я лежала у их ног, распростертая на полу и раздавленная ими
Не начнет, сказал парень, слегка пнув меня носком ботинка в бок. Она уже укрощена. С ней теперь все будет в порядке.
Меня отвязали, и я смогла лечь на кровать, хотя это вряд ли могло считаться облегчением моей участи. Потому что, во-первых, лежать голой на металлической сетке больно, а во-вторых, меня положили на кровать не с целью дать мне отдохнуть. Лицо мое было залито слезами и потому совершенно мокрое, и я не могла вытирать слезы. Руки мои продолжали быть связаны за спиной.
Я пыталась отвернуться, пыталась сжать губы. Но после нескольких пощечин, которыми меня наградили за строптивость, моя решимость пропала.
Все равно придется, сказал мне парень, и я поверила ему. Десять дней Десять дней, на которые меня обрек мой муж, это было слишком долго, чтобы надеяться на что-то
«Все равно придется», сказала я сама себе и широко раскрыла рот.
Потом, когда оба они по очереди сделали со мной все, что хотели, они ушли, равнодушно оставив меня лежать на кроватиголую, истерзанную и плачущую.
«Вот это и случилось, проносилось в моей голове. То, чего я так боялась. То, чем угрожали Василию. То, чего он, видимо, не испугался или чему не поверил Вот это и произошло. Говорят, что нечто в таком роде суждено испытать хоть раз в жизни почти каждой женщине. Может быть. Хотя я всегда надеялась, что меня это минует. Не миновало. Ошибалась я».
Меня угнетала мысль о том, что теперь мне предстоит провести тут еще десять дней. Может быть, и больше. Теперь я вообще сомневалась в том, что меня отпустят
Я не понимала, почему Вася не дал денег и обрек меня на такое. Следовало ли доверять словам о том, что через десять дней он даст деньги и меня отпустят?
А может быть, он дал деньги, а меня удерживают все равно?! И Вася сейчас в полном отчаянии, обманутый, мечется где-то, пытаясь что-либо предпринять?
При мысли об этом я вся похолодела. Вдруг эти бандиты меня обманули, и Вася отдал им уже все, а меня они удерживают теперь просто так?
Но потом я отбросила эту мысль. Я и так была в их полной власти, им не было нужды меня обманывать
Все, что они хотели сделать со мной, они могли сделать сразу, не вступая со мной ни в какие разговоры.
Нет, понимала я. Вася действительно не захотел отдавать деньги сейчас. Он на самом деле поставил свой срокдесять дней. Это правда. Вот только что будет через десять дней? А если он и через десять дней не заплатит? Что тогда будет со мной?
Тело мое болело от энергичных вторжений, от грубости. Было мучительно стыдно лежать тут, растоптанной и униженной
Открылась дверь, и вошел старший. Он оценивающе посмотрел на меня и подошел к кровати.
Больно было? сочувственно сказал он. Я молчала и старалась отвести взгляд.
Конечно, больно, как бы отвечая сам себе, сказал он. Зураб с Ахмедомпарни не промах. От них и не такие женщины стонали и плакали. Я слышал, как ты стонала, добавил он.
Я молчала и ничего не хотела отвечать. Тогда старший закурил сигарету и присел рядом со мной на кровать. Он курил и серьезно, внимательно смотрел на меня.
Это все твой муж виноват, сказал он спокойно. Скажешь ему потом спасибо. Я уж упросил хозяина ждать до завтра. Хозяин сначала не разрешил. Как услышал, что муж твой деньги не принес, так рассвирепел! Я его просил подождать до завтра Он согласился со мной. Но муж твой Такой человек. Что же теперь сделаешь?
А кто ваш хозяин? спросила я вдруг. Сама не знаю, почему я это спросила. Старший прикусил губу и ответил:
Это не твое дело. Одним словом, плохо тебе теперь будет он помолчал, докурил сигарету, потушил ее, затоптав ботинком на полу, и таким же ровным сочувственным тоном сказал:Нечего долго разлеживаться.
Я не ожидала этого от него, ведь он был довольно человечен со мной и сокрушался, и вытаращилась на него. Но он не обратил на это внимания и вновь приказал:
Давай становись быстро. А то как всыплю
Это был как бы другой человек. Он высказал мне свое сочувствие и сказал даже, что очень сожалеет, что я попала в такую ситуацию по вине мужа. Но потом он повел себя как и все остальные здесь. Он решил, что если уж все равно так со мной получилось, то зачем же ему упускать свое удовольствие
Что же поделаешь, сказал он, когда я встала в требуемую позу. Теперь терпи. Я тебе сейчас задам.
И он задал мне
До того момента я еще как-то была способна смотреть со стороны на происходящее. Было больно, неловко, стыдно, обидно Но я еще оставалась человеком, Когда же за меня принялся старший, я просто обезумела. Да-да, я потеряла себя.
Моя рабски согнутая спина с завязанными руками подскакивала и изгибалась Глаза вылезли из орбит от напряжения, волосы растрепались и упали на лицо.
Мне было не только больно. Самым страшным для меня оказалось мое собственное поведение. Дело в том, что я ужасалась себе, я ужасалась тому, что со мной делают, но вела себя невольно именно так, как ожидали от меня То есть я хочу сказать, что если с первыми двумя парнями я была скована и находилась как бы в оцепенении, то теперь я неожиданно для себя раскрепостилась.
Меня не оставили равнодушными грубые ласки мужчины. Неожиданно я поймала себя на том, что двигаюсь ему в унисон.
Это меня поразило. Я не ожидала от своего тела такого подвоха. Не ждала, что оно подведет меня в такой момент.
Очень хотелось остаться гордой и неприступной жертвой. Очень хотелось остаться холодной и презрительной жертвой. Жертвой, которая не может сопротивляться, но внутренне выше своих палачей.
Именно этого и не получилось. Не берусь судить, как произошло бы на моем месте с другими женщинами. Не знаю. Наверное, у каждой это очень индивидуально. Но я оказалась плохой гордячкой. Потому что меня, что называется, «проняло». Против моей воли, разумеется.
Скажу даже большея стыдилась этого, я презирала и ненавидела себя за это. Я уговаривала себя
«Как ты можешь, говорила я себе, содрогаясь от позора, Тебя грубо оседлал какой-то кавказец. Он терзает тебя, мучит, он мнет твое тело. А ты распласталась под ним и сладострастно стонешь. И двигаешься ему навстречу. Тебе больно, он унизил тебя, а ты еще чувствуешь вожделение. Как не стыдно!
Но с собой я ничего сделать не могла. Я могла проклинать, могла плакать и рыдать о своем падении, но факт остается фактом И он не укрылся от внимания мужчины. Когда все закончилось, он слез с меня и вдруг сказал прямо и открыто:
А может, и не дурак твой муж. Такая сучка ему досталась Бесстыжая шлюха. Правильно Зураб говорит: все вынаши подстилки, он сказал это равнодушно, голосом удовлетворенного самца. И презрительно.
Я лежала, уткнувшись лицом в железные прутья кровати, и не смела пошевелиться. Тогда старший, застегнув одежду, молча вышел из комнаты. Я больше была ему не интересна.
А я осталась опять одна со своим позором и ужасом.
Меня охватил озноб. Наверное, после того, как мною овладели подряд трое мужчин. И они не церемонились со мной. Что, в общем, не удивительно. Удивительным было мое поведение.
Я не покончила с собой, не разбила себе голову о стену. Нет, я лежала на кровати и плакала.
После этого я перестала различать день и ночь. Я уже перестала понимать, сколько времени прошло с того момента, как все это началось. Все слилось в одно сплошное сношение
Все трое мужчин пользовались мною постоянно. Они входили ко мне по одному и по двое, иногдавсе трое сразу. Они делали это в любое время сутоккак только кому-то из них приходило это в голову.
Мое тело стало все в красную сеточку оттого, что я сутками лежала под тяжелыми мужчинами голая на этой незастеленной кровати. Прутья впивались в тело, но я этого не замечала. Я работала. Работала тяжело, пыхтя и отдуваясь Работала бесконечно.
Руки мне давно развязали. Я превратилась в безвольную куклу, которая давно забыла о том, что она человек, и превратилась в машину, в животное для удовлетворения необузданной похоти мужчин, безраздельно властвовавших мною.
В те дни я лишилась возможности думать и анализировать. Я потеряла счет не только времени, но и всему на свете. Можно сказать, что я потеряла себя.
Иногда меня оставляли в покое, и тогда я валилась на кровать и лежала, радуясь передышке между унижениями и оскорблениями. Я лежала, тупо уставившись в одну точку, и не думала ни о чем. Только о том, как бы подольше лежать так, чтобы отдохнуть как следует перед следующим разом В том, что он наступит, я уже не сомневалась.
И следующий раз наступал через час, или через два, или через три. Свет в моей комнате никогда не выключался. Иногда я засыпала и спала урывками при этом свете. Мне почти ничего не снилосьтак, только иногда мужские руки и торсы
Так продолжалось не знаю сколько времени. Много ли нужно, чтобы превратить приличную замужнюю даму в несчастную шлюху? Оказалось, что всего несколько часов
Однажды в какой-то из дней в соседней комнате послышались громкие голоса. Спустя еще минуту вошел Ахмед и завязал мне глаза черной повязкой.
Не снимай, а то убью, пригрозил он. Я поверила ему. Впрочем, я уже совершенно безучастно относилась к таким вещам. Что для меня была повязка после всего, что уже со мной сделали?
Я продолжала лежать на кровати с повязкой на глазах, и в этот момент в комнату вошли несколько человек. Я по шагам поняла, что их несколько.
Я поняла, что сейчас за меня опять возьмутся, и уже привычно задрожала. Эту дрожь я заметила у себя почти сразу после первых насилий. И больше всего стыдилась именно ее. Это была дрожь предвкушения Предвкушения боли, стыда и под конецпозорного, оскорбленного наслаждения
Этой дрожью я оскорбляла сама себя. Эта дрожь была как бы символом моего падения. Моей низости. Она показывала мне самой, кем я стала. Пусть под давлением обстоятельств, но все же.
Потому что меня принудили ко всему. Это так. Но никто не мог бы принудить меня к оргазмам Это уж, как говорится, было моей собственной инициативой. Моим ответом на оскорбления, унижения и боль.
Как она? раздался вдруг надо мной мужской голос. Этот человек был мне незнаком. За последнее время я уже достаточно научилась различать голоса всех трех моих мучителей. Но этот голос был голосом постороннего человека.
Она хорошо, ответил старший и засмеялся при этом. Она уже ко всему привыкла.
Ладно, произнес незнакомый голос, уходите отсюда. Я сам ею займусь.
Про голос можно было сказать только, что этот человек был не кавказцем. Он говорил без всякого акцента. Послышался скрип ботинок, и мы остались с ним вдвоем.
Я, совершенно отупевшая от сношений и собственных бесчисленных вымученных оргазмов, лежала неподвижно. Мужчина сел на кровать рядом со мной. Потом погладил рукой по ягодицам:
Девочка, сказал он. Бедная девочка. Как тебя замучили здесь. Ты вся дрожишь, рука его при это продолжала гладить меня. Она переместилась с ягодиц на спину, прошлась по ней, потом дошла до шеи.
Несчастная измученная девочка, произнес опять ласковый сочувствующий голос. Сколько тут тебе досталось от этих животных
Он принялся гладить меня по волосам. Мне стало стыдно вдруг своего внешнего вида. Мои волосы давно не были мыты, не расчесаны. Они спутались и скатались за это время, пока я валялась по полу и на этой железной кровати.