На роль леди Анны я назначил актрису Семенову.
Почему? удивленно спросил у меня заведующий литературной частью. Она же совсем не подходит на эту роль.
А почему вы так считаете? поинтересовался я.
Она совсем не такая, сказал он. Уж лучше бы в самом деле Потапову назначили. Она ближе к леди Анне.
Да? задумался я. А чем она ближе?
Лена Потаповаженщина, как бы это сказать, зав-лит замялся. Женщина легкого поведения. Ей легче понять леди Анну.
А разве леди Аннаженщина легкого поведения? поразился я такому театроведческому открытию.
Нет, но она отдалась герцогу Глостеру. Человеку, который убил ее мужа. Причем почти сразу после убийства. Это, знаете ли, аморально. Это не каждая женщина поймет, сказал завлит, качая седой головой.
Вы считаете, что такое может понять только женщина легкого поведения? спросил я. Завлит задумался в свою очередь.
Но уж порядочная женщина, такая как Семенова, точно не поймет, убежденно сказал он.
На этом мы тогда и закончили с ним разговор. Он остался при своем мнении. А у меня мнения тогда вообще не было. Просто мне показалось, что серьезная женщина Семеноваэто именно то, что нужно на роль леди Анны.
Кроме всего прочего, Семенова была еще и председателем профсоюзной организации, так что в серьезности ее можно было не сомневаться.
И вот теперь случилось худшее. Сразу после репетиции, когда я пил принесенный помрежем чай с мятой, ко мне в кабинет пришла Семенова.
Вы сегодня смотрели на первый акт, сказала она, волнуясь и комкая в руке шарфик. И остались недовольны. Вам что не понравилось?
Она смотрела на меня строго и требовательно. Она хотела получить конкретный ответ на свой конкретный вопрос.
Да, я смотрел, и мне не понравилось, ответил я. Скажу вам больше. Я в отчаянии. И очень боюсь, что у нас мало времени до премьеры.
Но вы сами виноваты, сказала Семенова голосом профсоюзного лидера. Вы ничего толком нам не объяснили. Я, например, не понимаю, что я должна играть.
Я вздохнул. Бывает. Но ничего не поделаешь. Онаактриса и у нее вопросы. Она не понимает, и я должен ей объяснить.
Чего вы не понимаете? сказал я, стараясь внутренне настроиться на нужный лад.
Ну вот, эта первая моя сцена, сказала Семенова. Глостер убил моего мужаЭдварда. И я знаю об этом. А этот же Глостер теперь меня соблазняет. Это делается цинично. Он как будто заранее уверен в моей женской слабости. Уверен в том, что я пойду с ним в постель, едва он меня позовет. Он держится так, словно он меня осчастливит А я, вместо того чтобы плюнуть ему в рожу и уйти, вдруг соглашаюсь и отвечаю ему взаимностью.
Да еще над гробом убитого им мужа, подхватил я. Старик Шекспир не давал нам поблажек. Он жестко выстраивал схему.
Ну да, сказала потерянно Семенова. Я не понимаю, как я должна это играть. Это невероятно. Так быть не может. Объясните мне, что я должна чувствовать?
Вот классический актерский вопрос. Нас еще в институте предупреждали, что это любимый вопрос у русских акте-ров. «Что я должна чувствовать?» А действительно, что она должна чувствовать в этом эпизоде? Откуда я знаю? Трагедия хорошая, но этого момента я и сам не понимал. Однако сказать такоезначило расписаться в том, что ты никудышный режиссер. А ронять свою маркуэто стать кандидатом на расправу в театральном коллективе.
Хорошо, на этот случай есть режиссерский прием. Пусть Семенова думает сама. И если придумает, то будет думать всю оставшуюся жизнь, что это я ее натолкнул
Хорошо, сказал я решительным голосом, как будто знал ответ на ее вопрос и просто хотел чтобы она поразмышляла сама. Вы замужем?
Да, ответила Семенова, почему-то краснея.
Вы любите своего мужа?
М-м В общем, да, сказала она.
Представьте себе, что у вас есть сосед. Ну, он живет с вами в одном доме или друг детства И вы к нему неравнодушны. Ну, он вас волнует. Представили?
Семенова залилась краской и молчала.
Представила, наконец сказала она. По ее глазам я понял, что она добросовестно постаралась и представила
И вот этот сосед убивает вашего мужа, сказал я. А потом приходит к вам и начинает домогаться вас. Вот и представьте себе, как бы вы могли реагировать на эту ситуацию. Только не забывайте, что он вас волнует
А зло всегда волнует, вдруг сказала тихо Семенова. Добро убаюкивает, а зло как раз волнует. Возбуждает, добавила она и внезапно усмехнулась одними глазами.
Знаете, сказала она. Я где-то читала, что смерть тоже очень возбуждает. Что вид покойника вызывает возбуждение.
Вы имеете в видуполовое возбуждение? спросил я. Мне это никогда не приходило в голову.
Ну да, сказала Семенова. Это я читала, добавила она поспешно. Я не про себя, конечно, говорю.
Это я понимаю, заверил я ее поспешно.
Семенова встала. На лице ее было просветление. Она потопталась и сказала:
Ну ладно. Я пойду подумаю.
О чем? спросил я. О нашем разговоре?
О соседе, опять усмехнулась она загадочно и ушла.
«Да, меланхолично подумал я. Почему только Потапова приходит с предложением сделать минет? С Семеновой было бы гораздо интереснее. Все-таки я был прав, назначив ее на эту роль. Она гораздо глубже».
Вот это и было ответом всем тем, кто удивлялся, почему Семенова на этой роли лучше Потаповой. Онаглубже. А значитнеоднозначнее. Может быть, что-нибудь она и придумает к завтрашней репетиции. Какой-нибудь прием
Наступил следующий день. С утра опять мы репетировали первое действие. И я понял, что не ошибся в Семеновой. Судя по всему, она что-то почерпнула из моего путаного объяснения. Загадочная профессияактер. Он может вдруг понять из твоих слов то, что ты и сам не понимал, когда говорил
Стоял гроб с трупом Эдуарда. Была сцена объяснения Глостера и Анны. Герцог уговаривал леди Анну отдаться емуубийце ее мужа. Она отказывалась, позорила его. А потом вдруг я почувствовал, как в леди Анне нарастает волнение.
Она почувствовала притяжение зла. Его магическую силу. Ее стал возбуждать такой цинизм и потребительское, наглое отношение к ней Глостера.
Она поражалась его жестокости, его цинизму. Это была для нее бездна зла. И она, эта бездна, пугала ее и влекла к себе одновременно.
И она не выдержала. Что-то таинственное в ней победило. Так бабочка бессознательно летит на огонь. Огонь опалит и убьет ее, но она все равно летит туда. Это как притяжение зла.
«Доброта убаюкивает», сказала вчера Семенова Леди Анна ушла, и Глостер произнес свой монолог ей вслед:
Я все ж она моя.
Ха-ха!
Уж своего она забыла мужа,
Эдварда храброго, что мной в сердцах
Убит три месяца тому назад.
Она свой взор теперь к тому склонила,
Кто принца нежного скосил в цвету
И дал ей вдовью горькую постель,
Ко мне, не стоящему пол-Эдварда,
Ко мне, уродливому и хромому
И в этот момент меня осенило! Так вот что там произошло Вот то, чего я не мог вместить в свое сознание. Чего я так и не понял бы наверное, если бы мне не помогло прозрение актеров
Лариса любила Шмелева. Ее влекло к нему зло. Именно то, что онзлодей и подонок, и привлекало ее в нем.
И привлекает сейчас. Она вообще все знала с самого начала И сейчас отдается ему на другой день после похорон убитого Васи. Это он и убил ВасюШмелев.
А Лариса мучается этим, оттого она такая несчастная и замкнутая, как побитая собака. Она стыдится своей страсти и не может с ней совладать. Совсем как бедная леди Анна
Весь путь Ларисы мне показала Семенова. Она как бы раскрыла передо мной то, что произошло в Питере между Ларисой и Шмелевымэтим нынешним Глостером. Подонки во все века одинаковы. Как и слабость человека перед силой зла и цинизма
Но тут я что-то вспомнил. Там было что-то очень важное в пьесе Шекспира. Только где? Там был ответ еще на один вопрос.
Эй, крикнул я на сцену актеру, исполнявшему Глостера. Не уходите. Повторите конец первой сцены. Последний ваш монолог в конце первой сцены.
Он повторил его.
Тогда на Анне Уорик я женюсь.
Что ж, что отца ее убил и мужа?
Быстрейший способ девке заплатить
Стать мужем для нее и стать отцом.
Так поступлю не то что из любви,
А ради тайных замыслов моих
Так вот оно что! «Ради тайных замыслов моих» Что это были за тайные замыслы у Шмелева, когда он делал Ларису своей любовницей?
Я остановил репетицию и сказал, что актеры могут отдыхать двадцать минут. Проходя мимо Семеновой, я подошел к ней и поблагодарил.
Вы отлично провели сцену, сказал я любезно. Вам помог наш вчерашний разговор?
Да, призналась она. Я все время думала о притяжении зла. В этом его коварство Я представила себе эту ситуацию с соседом, как вы говорили
Она замолчала и запнулась.
И что же?
Я смогла представить себе только очень злого соседа. Такой мог бы увлечь в той ситуации, сказала Семенова.
Я пошел к себе в кабинет и попросил меня не беспокоить. Но на этот раз меня не послушались. Сразу же, как только я вошел в кабинет, прибежала секретарша директора и сказала, что мне звонили из Петербурга.
А кто? поинтересовался я. Лицо секретарши приняло озабоченное выражение, и она, поджав губы, ответила:
Сказали, что из прокуратуры она помедлила секунду и положила на мой стол бумажку. Вот, они продиктовали свой телефон. И просили, чтобы вы немедленно позвонили им.
Глаза секретарши и все выражение ее лица говорили:
«Я еще не знаю, что вы там совершили в Петербурге, но уверена, что скоро узнаю. От вас, творцов, можно чего угодно ожидать, и не ошибешься. Нахулиганили, небось, или чего похуже»
Секретарша эта раньше работала в секторе учета местного райкома партии. Когда райком разогнали, наш директор из милости взял ее к себе секретаршей. Но, сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит. И хотя Тамара Васильевна по старой райкомовской привычке держалась тише воды, ниже травы и вела себя как мышка, все же иногда она переставала случайно следить за выражением своего лица, и становилось понятно, что в своих самых светлых снах она сладострастно расстреливает нас лично из нагана в подвале НКВД. Всех. Согласно здоровому классовому чутью, как говорилось
Если вы не позвоните им, продолжила она гадким елейным голосом. Вдруг не дозвонитесь или еще что, то я на всякий случай дала им ваш телефон. Так что они сами вам все равно перезвонят.
А в глазах ее стояло при этом: «Не уедешь, гад, не скроешься от тяжелой руки закона».
Спасибо, сказал я ей. Вы очень любезны. Я сейчас же им перезвоню.
Она ушла, и я забыл о ней. У меня и без нее было достаточно поводов для размышлений.
Что им надо от меня, там, в питерской прокуратуре? Кажется, я все сказал им, что знал То есть сказал, что знать ничего не знаю. Чего им еще?
Вот то открытие, что я только что сделал, это было интересно. Какую же цель преследовал Шмелев, делая Ларису своей любовницей?
В общем-то ясно, какую. Он хотел, чтобы она помогла ему расправиться с Васей. А это ему было зачем? Чтобы получить ценности. Вот куда ушло все Ничего Вася перед смертью не продавал. И никуда такая прорва денег не могла испариться. Все это получил Шмелев.
Теперь у меня более или менее все звенья цепи соединились в голове. Теперь я представлял себе в целом ситуацию. Но какая все-таки гнусность
Шмелевэтот доморощенный Бонапарт с внешностью недоноска. Он хоть чужой человек. Но Ларисакак она могла так подло предать своего мужа? Мне ведь всегда казалось, что она любит моего брата Или тут сыграли роль магические чары Шмелева? Я вспомнил его внешность. Худой, прихрамывающий, с косящими глазами. Красавец, одним словом Типичный Ричард Глостер. Может быть, такие мужчины и привлекают внимание женщинуродливые и жестокие?
Может быть, именно это волнует воображение примерных жен, типа Семеновой и Ларисы?
Впрочем, пора было звонить в Питер. Междугородняя связь теперь работает лучше, чем раньше. У нас в городе построили телефонную станцию, и стало можно дозвониться в любую точку мира. Было бы кому звонить
Я дозвонился и представился.
Вам нужно приехать в Петербург, сказал мне следователь на том конце. Вы могли бы выехать немедленно? Это срочно.
А что случилось? спросил я. Отчего такая срочность?
Это я вам расскажу, когда вы приедете, сказал следователь. А поскольку я молчал, он добавил:Это действительно очень нужно, чтобы вы приехали.
Вы знаете, сказал я. У меня спектакль «горит». У меня репетиции идут полным ходом Мне трудно бросить все и приехать. Тем более, я ведь только что ездил в Петербург.
Наступила тишина в трубке. Слышалось легкое потрескивание на линии. Следователь оценивал мои слова. Потом вздохнул.
Вы сами приедете? сказал он, Или мне выписывать ордер на ваше задержание? Вы хотите, чтобы вас доставили сюда?
Нет, не хочу, испугался я. От этих людей можно чего угодно ожидать. Возьмут и вправду арестуют. Вот скандал-то будет И не вступится никто. Кому пойдешь потом жаловаться?
Кто станет защищать твои права? Сергей Ковалев, как известно, защищает только права чеченцев. У него в смысле прав человека очень узкая направленность. Со мной он и разговаривать не станет. Я же не мусульманин и не спустился с гор
Когда я должен приехать? спросил я. Если уж вам так надо, я могу приехать на сутки. Но не больше.
Это мы сами решим, сказал следователь. На сутки или на сколько вы тут задержитесь Если все будет хорошо, то сможете уехать быстро.
Я повесил трубку и чертыхнулся. Вот тебе раз Я ведь с такой гордостью говорил вчера директору, что наверняка выпущу спектакль через месяц. Как бы не провалить премьеру. С другой стороны, похоже, прокуратура настроена весьма серьезно.
В общем-то это должно меня радовать. Может быть, они и вправду занялись следствием и ищут убийц брата?
Но зачем им срочно понадобился я? Все-таки я имею очень косвенное отношение к убийству. Меня там не было, да и вообщеу меня нет мотива Теперь надо ехать опять
Пришлось идти самому к директору. Вообще-то этого следует избегать. Большое начинается с малого. Следует поддерживать театральные традиции. Главный режиссер должен ни к кому не ходить, а сидеть в своем кабинете, как Будда, сложив руки на животе с тремя складками, и принимать посетителей
Тогда его будут уважать и говорить, что он «большой мастер сцены». Но теперь мне было неудобно перед Иваном Ивановичем. Сначала смерть брата. Это он еще мог понять. А теперь какая-то прокуратура
На удивление он отреагировал довольно спокойно. Наверное, потому, что ему уже под шестьдесят и он всякого насмотрелся.
Что ж, сказал он. Если вы вернетесь через два дня, на репетициях это сильно не скажется. Два дня погоду не делают. А если вас арестуют и посадят в тюрьму в Питере, вопрос о премьере отпадет сам собой.
Вы все предусмотрели, сказал я удивленно.
Я же должен смотреть вперед и просчитывать все варианты развития событий, ответил Иван Иванович. На мне коллектив, финансы, постановка, здание. Я же так не могу, как вы, поступать. Я должен предвидеть. Хочешь не хочешь
Наутро я невыспавшийся прямо с поезда пошел пешком в прокуратуру. С Невы дул ледяной ветер. Только что стояли сравнительно теплые дни, но в Питере погода может за одну ночь измениться на сто восемьдесят градусов
Когда я уезжал несколько дней назад, то на улицах уже попадались люди без пальто, и девушки уже показывали свои мини-юбки Светило солнце, и все оживало после бесконечной зимы
Теперь же Питер встретил меня ледяным ветром, мелким дождем. Даже не дождем, а еще хуже. Это типично петербургская вещь, и жители других мест мира этого понять не могут. Дождь не идет сверху. От него нельзя укрыться под зонтиком. Он висит в воздухе.
Ты идешь, и вокруг тебя висит влага. Она залепляет глаза, она делает мокрой одежду. Ты открываешь рот и дышишь водой
Когда я вышел на Исаакиевскую площадь, меня чуть не сшибло с ног. Ветер шквалом летел с Невы. Он дул не переставая. Это было как будто плотная стена.
В темной хмурой мороси виднелся купол Исаакиевского собора. Он тускло мерцал в океане влаги.
Преодолев все эти природные препятствия, я наконец добрел до улицы Якубовича. Прокуратура находится как раз напротив Центрального выставочного зала. Интересно, кто сейчас вообще ходит в этот выставочный зал? Кому это сейчас может быть интересно?