Не зови Дубовицкого к нам, сказала она.
Хорошо. Да я его и не звал. Он сам заявился.
Спустя месяц я случайно встретил Вадика на улице возле Арбатского гастронома. Он еще с института пил весьма изрядно и был, как всегда, на взводе. На этот раз Вадик взял совсем другой тон. Что-то похожее на фамильярность старого приятеля:
Как фирма? Пашет?
Пашет.
Ну, ничего, я тоже себе что-нибудь найду. А ты забываешь добро. Ведь это я познакомил тебя с Катькой.
Всех нас кто-то знакомит, философски заметил я.
Смотри, расскажу Катьке!
Что именно?
Как ты богатую невесту искал.
Валяй, хоть сейчас. Но коли ты еще раз появишься возле нашего дома, будешь иметь дело с начальником охраны тестя. Знаешь, что он делает с такими, как ты? Молча ломает им руки и ноги. В зависимости от настроения.
Приятель исчез. Он знал, что с моей семьей связываться опасно. Больше я его не встречал. Вскоре Дубовицкий окончательно спился и погиб нелепой смертью. Поздно ночью жена не пустила его пьяного домой, он упал со ступенек, разбил голову и замерз. За ночь никто к нему так и не вышел. На похороны мы не пошли. Но спустя годы во мне шевельнулось чувство вины. Ведь Дубовицкому я был обязан. Несмотря на зазнайство и болтливость, он был веселым и открытым парнем, часто выручавшим меня мелочевкой на сигареты или пирожки. Я мог помочь ему, но не сделал этого.
Теперь о том, как складывалась наша жизнь с Катей.
Спустя год у нас родилась дочьНастя. Тесть понемногу привыкал ко мне, а после рождения дочки признал, как члена семьи. Не совсем, правда, полноценного, но все же Мы с ним хорошо напились, он даже снизошел до беседы со мной и подарил новенькую небесно-голубую «Ауди». Спустя некоторое время я возглавил небольшую, но доходную фирму, где шестьдесят процентов акций принадлежали мне и Кате.
Шло время больших перемен. Вдруг исчезла КПСС, потом прекратил свое существование Союз, сменился президент, и грянула небывалая инфляция. Разваливалась страна, армия, экономика, и где-то бастовали шахтеры. Но все это не затрагивало благополучия нашей семьи. Тесть, получивший доступ к нефти, разбогател еще больше. Мы с Катей летали загорать на Кипр и каждые полгода меняли иномарки. Но если с материальной стороны все обстояло благополучно, то мои отношения с богатой женой складывались куда сложнее.
Когда мы шагали с Катей под венец, наша будущая жизнь виделась мне следующим образом. Жена-дурнушка обожает своего красивого мускулистого мужа, отнюдь не дурака и умеющего удовлетворить ее в постели. Я всячески доказываю ей свою любовь и являюсь хозяином в семье или, по крайней мере, полноценным партнером. Конечно, пользуюсь определенной свободой и плюс нашими деньгами. А деньги и свобода это такая заманчивая вещь, что я начинал невольно облизываться. Я любил женщин, веселую жизнь, поездки к морю и московские тусовки. От перспектив кружилась голова.
Тесть и Альбина Николаевна в наши семейные дела не лезли и жить мне не мешали. Зато быстро охладила мои восторги Катя. В безалаберной девочке-подростке был заложен властный характер отца и далеко не детская проницательность. Эти качества не слишком выделялись, пока летели медовые месяцы. Летом Катя вынашивала и рожала дочку, шумно праздновались крестины, и мы принимали многочисленных гостей.
Ее характер дал себя знать после рождения дочки. Насте шел второй или третий месяц. Катя сидела дома, а я продолжал праздновать. Снова, как в студенческие времена, сбилась веселая компания.
Мы шатались по барам, и я, наверстывая упущенное, переспал с полдесятком молодых подружек. Катя, как я считал, ни о чем не догадывалась. Однажды вечером, когда по наспех выдуманной легенде я собирался к друзьям в баньку, Катя вдруг заявила, что я никуда не поеду.
Там будут не только друзья, спокойно объяснила она. Я видела твой носовой платок, он испачкан губной помадой.
Но ведь это же глупости. Кто-то в шутку поцеловал. Я и не собирался его прятать.
Думаю, Катя не подозревала меня всерьез в неверности. Иначе ее реакция была бы куда более бурная.
Все равно, посиди сегодня дома, она вдруг улыбнулась. Красивых мужей надо держать возле себя, так ведь?
Катюша, но мне надо ехать, продолжая собираться, говорил я.
У меня было назначено свидание с красивой секретаршей, которая в этот вечер обещала мне отдаться. Я был возбужден и рвался из дома. Кроме того, я чувствовал, что это пробный камень. Многое в будущей жизни зависит от того, кто возьмет верх в нашей первой стычке.
Я с треском проиграл.
Попытки убедить Катю, что я имею полное право отдохнуть с друзьями, ни к чему не привели. Я пытался решить вопрос испытанным способомзатащить жену в постель, а уж после этого она сделается мягкой как воск. Но Катя отказалась заниматься любовью. Когда я, вконец разозлившись, вызвал по телефону нашу машину и стал обуваться, она коротко объявила:
Водитель тебя никуда не повезет. Попробуешь уехать: сам посмотришь, что будет!
Ну и что будет? крикнул я.
Катя больше со мной не разговаривала, и я понял, что лучше не рисковать. Так я потерял свободу.
В дела фирмы Катя не лезла, но следила за всеми моими передвижениями. Она уволила мою хорошенькую секретаршу, с которой я так и не успел переспать. Веселая компания была безжалостно разрушена. Приятели боялись Катю и не хотели с ней связываться. Я был ограничен в своем передвижении и уже не мог, как раньше, рвануть от скуки в Сочи или посмотреть на новых девушек в рижском варьете. При этом я не скажу, что отношение ко мне стало хуже. Катя смотрела на меня, как на ребенка, которого любят, но которого надо постоянно опекать, а иногда и бить по пальцам. Ради его же пользы. В то же время Катя меня никогда не унижала, и со стороны наши отношения выглядели вполне пристойно. Любящая пара, да и только!
Поведение Кати было непредсказуемым. Мы могли полдня готовиться к банкету в Доме актеров, но в последний момент, отшвырнув платье, она заявляла, что не имеет никакого желания глазеть на этих раскрашенных дур. В другой раз, фыркая и злясь неизвестно на кого, уезжала домой в разгар вечеринки, и я плелся следом.
Она любила читать и тратила кучу денег на книги. Вообще, к деньгам Катя относилась легко и тратила их, не раздумывая. Могла просто так сунуть подружке стодолларовую бумажку. Ей часто звонили какие-то бабки, кажется, дальняя родня, и Катя выносила им к подъезду деньги.
По своему характеру Катя была домоседкой. Мы месяцами жили в загородном доме, и, кроме работы, я почти нигде не бывал. Катя держала меня рядом с собой. По вечерам я смотрел осточертевшие боевики или читал книгу. У тестя была огромная библиотека, занимавшая целый зал. Посмотреть на нас со сторонысплошная идиллия. Я сидел в кресле, Катя валялась на диване. Оба читаем. Здесь же спит наша любимая дочка.
Я с детства любил книги, но сейчас, когда у меня имелись деньги, казалось глупым читать о всяких чудесах, когда их можно потрогать руками. Тесть летал на охоту в Конго и однажды пригласил меня. Я никогда раньше не думал, что такое возможно, и, конечно, согласился. Африка казалась мне сказочной страной. Но Катя сказала, что ей жалко животных, и никуда меня не отпустила. Тесть, усмехнувшись, пожал плечами, и я остался в осточертевшем загородном доме перечитывать Чейза и гулять по лесу с любимой женой.
Богатые тоже плачут! За широкой спиной тестя мы не знали никаких проблем. Я имел все кроме свободы. Попытки отстоять независимость наталкивались на жесткий характер Кати. Я метался, как птичка в золотой клетке. Что толку, что жена дарила мне после своих выходок платиновые часы или сверхмодный костюм? Их некуда было надевать. Моих карманных денег вполне хватало, чтобы слетать на выходные в Италию и весело провести там время. Но жена меня туда бы ни за что не отпустила.
Может, погуляем? отрываясь от книги, переползала на мое кресло Катя. Ты, я и Настя
Она терлась об меня, как кошка, и щекотала языком ухо. Или сходим в спальню
Лучше вечером.
Вечером еще раз, гладила мне живот Катя. Ты же хочешь приласкать свою Катюшку?
Ее нежности раздражали. Я знал, что Катя не отстанет, и шел с ней в спальню. Как женщина, она мне приелась, но показать этого я не мог. Жена продолжала меня любить и считала, что я также крепко люблю ее. Любовь слепа.
В то же время, пользуясь безалаберностью Кати в деловых вопросах, я понемногу сколачивал личный капитал. Оформляя далеко не все сделки, проведенные фирмой, я сумел скопить семьдесят тысяч долларов. Часть денег я хранил на своем валютном счете, частьналичкой в сейфе. Но между деньгами и теми удовольствиями, которые они могли дать, всегда стояла на страже Катя. Я становился раздражительным и все чаще прикладывался к бутылке.
Упомяну об одном событии, которое имело значение для моей дальнейшей жизни. Однажды ко мне заявился Вася Кошелев. Он с трудом скрывал нервозность и сразу перешел к делу. Ему срочно нужны были тридцать тысяч долларов.
Зачем?
Вася колебался с ответом всего несколько секунд, он понимал, что, заводя речь о такой крупной сумме, надо объяснять, для чего нужны деньги.
Саня, понимаешь. Я буду откровенным. Был заказ убрать одного человека. Я взялся за это дело, но человек остался жив. Сейчас он за границей, то есть ничего исправить я уже не могу. Надо платить. Долг верну через пару месяцев.
Вот куда, значит, забрался мой бывший одноклассник! Передо мной сидел киллер. Давать ему в долг деньги, да еще на такой долгий срок, было бы неразумно. Где гарантия, что через месяц-два Вась-Вась будет жив? Или не скроется с деньгами за границу? Но чутье подсказывало, что Кошелев дешевиться не станет. И, если быть до конца откровенным, это же чутье шептало: «Он тебе еще пригодится. Рискни!». Я рискнул и привез для Васи тридцать тысяч.
Двадцать процентов тебя устроит? спросил Кошелев. Через два месяца верну тридцать шесть тысяч.
Брось! Какие к черту проценты! Земляки все же
Спасибо, Саня. Если со мной что-то случится, жена продаст машину, квартиру и частично с тобой расплатится.
Хватит, Вася! Не надо никаких квартир. Все будет нормально. Бутылка с тебя.
Кошелев был растроган.
Я твой должник. Деньги верну, не сомневайся. Если когда понадобится помощь, можешь на меня рассчитывать.
Деньги, как и обещал, Вась-Вась через два месяца вернул.
У жены было мало подруг. Иринаодна из немногих. Вернее, она являлась дальней родственницей, что-то вроде троюродной сестры. Когда-то ей помогли устроиться в Москве, и она часто появлялась в нашем доме. Катя не терпела возле себя красивых подруг, но для Ирины сделала исключение. И надо сказать, та вполне оправдывала доверие жены. Две-три мои попытки завести с ней флирт ни к чему не привели. Но весь мой любовный опыт подсказывал, что Ирина сопротивляется только из-за того, чтобы не портить отношений с Катей. Жена часто помогала ей деньгами.
Если Катя и после рождения ребенка осталась таким же вихлястым некрасивым подростком, то Ирина была ей полной противоположностью. С мягкими чертами лица и полными, красивыми очерченными губами она была очень привлекательна. Густые светло-пепельные волосы, стройные ноги и широкие бедра словно дразнили меня. Ирина все больше нравилась мне. Кажется, что никогда в жизни я не испытывал такого бешеного влечения к женщине. Ее лицо преследовало меня. Однажды ночью, ничего не соображая, я вдруг назвал жену Ириной. К счастью, она не слышала.
Я временно оставил попытки соблазнить Ирину и занял совсем другую позицию. Я подсмеивался и подшучивал над ней, демонстративно игнорируя ее, как женщину. Хороший приятель, и только! Я добился, чего хотел, жена совершенно не ревновала меня к Ирине и даже выговаривала мне за насмешки. Но Ирина хорошо видела мою игру. Временами я ловил ее странный, быстро ускользающий взгляд, и у меня начинало быстро колотиться сердце. Я скучал и не находил себе места, когда она несколько дней не появлялась у нас.
И в то же время меня все сильнее раздражала жена. Однажды мы крепко цапнулисьэто было едва не впервые, когда я осмелился повысить голос. Результат оказался совсем неожиданным. Куда исчезла ее обычная решимость! С Катей сделалась истерика. Она кричала, что я ее не люблю, волочусь за каждой юбкой и нам лучше расстаться. Она закрылась в спальне. Когда я пришел туда утром, Катя лежала в постели, и на столике перед трюмо я обнаружил короткую записку: «Я от всего устала. Прощайте». Рядом валялась полупустая упаковка фенозепама. Несколько секунд я тупо рассматривал таблетки. Отравилась Я осторожно дотронулся до плеча жены. Оно было теплым.
Катя не отравилась. Она выпила четыре таблетки фенозепама и проспала полдня. Я сам покормил и отвез к теще дочку. Вечером мы помирились, но записку я Кате не отдал. Сказал, что порвал и выбросил.
Ты только ничего не говори папе, просила Катя. Он начнет думать всякие вещи про тебя. А я ведь сама виновата.
Перестань, все нормально.
Я дура, плакала Катя. Не подумала ни о тебе, ни о Насте. Я ведь вас обоих очень люблю. А ты?
Конечно.
Я обманывал ее. Я не испытывал любви ни к Насте, ни к этой некрасиво всклокоченной женщине. Я вдруг вспомнил чувство, которое испытал, подумав, что жена умерла. Это было облегчение.
Шли недели. В моей жизни ничего не менялось. Но мысль о смерти жены все чаще приходила в голову. Я представлял, как она гибнет в автомобильной аварии, травится (уже по-настоящему) таблетками или даже стреляется из пистолета. Я стою возле ее гроба, и все мне сочувствуют. И вот я свободен. Как это ни подло звучит, но весь мир у моих ног. Мне никто не мешает жить
Может, самым лучшим выходом был бы развод, но я хорошо представлял, что произойдет. С Катей начнется истерика, тут же появится тесть и прикажет мне не дурить.
Голым на улицу хочешь вылететь?
И выкинет меня голым, в чем я не сомневался.
Тесть был из породы жестких, беспощадных к людям дельцов. Стоило только увидеть его охрану! Здоровенные «быки» с квадратными затылками и мощными кулаками смотрели на меня, как на пустое место. Я был для них никем. Скажут «фас»разорвут любого на клочки. В том числе и меня.
Командовал ими отставной генерал-контрразведчик. Он напоминал умного бульдога. Толстый, со свисающими багровыми щеками и небольшими свиными глазками, генерал постоянно находился рядом с хозяином. По слухам, он не раз устранял людей, мешавших тестю.
Однажды я сам видел, как охранники выволокли из «Волги» и били какого-то человека. Мне кажется, им было все равно, убьют они или покалечат свою жертву. Человека безжалостно молотили ногами и дубинками. Все это происходило на глазах у людей, и никому не было дела до происходящего. Потом они пробили ломиком бензобак, подожгли машину и уехали. Закопченные остатки «Волги» оставались на улице еще дня три. Потом их подцепили краном и уволокли.
И все же, несмотря ни на что, я продолжал упорно думать о смерти жены.
Это превратилось в навязчивую идею. Мысли о случайной смерти незаметно сменились другими. А что если Кате помочь? Скажем, подсунуть таблетки, от которых она уже не проснется. Или найти сильнодействующий яд. У меня имеется записка, которая объяснила бы причину смерти. Но на пути всех планов вставал грозный тесть. Обвести его вокруг пальцев очень сложно. Если с дочерью что-то случится, он любыми способами докопается до истины. Значит, делать надо так, чтобы у него не возникло ни малейших подозрений.
Яд казался наиболее предпочтительной штукой, но, обдумав все хорошо, я понялэто нереально. Чтобы яд эффективно сработал, надо быть специалистом. Цианистый калий так просто не достанешь. Если я рискну его купить у подпольных торговцев, тесть через столичных уголовных авторитетов все равно проследит цепочку. По этой же причине я не мог нанять киллера.
А если кто-то поможет Кате застрелиться? У жены имелся изящный дамский «вальтер» калибра 6,35 мм. Одна из множества дорогих безделушек, которые она любила. Катя покупала за огромные деньги какие-то непонятные египетские статуэтки, янтарные четки, африканские маски, множество натуральных и поддельных украшений. Пистолет подарил ей отец, он же через МВД сделал разрешение.
Воображение услужливо рисовало картину. Я сижу рядом с Катей, о чем-то разговариваю и кручу «вальтер» в руках, потом стреляю ей в висок, стираю свои отпечатки пальцев и сжимаю мертвые пальцы жены на рукоятке. На столе лежит записка. Никто ничего не заподозрит. Причинабольные нервы, психоз. Но я снова видел перед собой тестя и понимал, что не смогу нажать курок. Слабак! Я всю жизнь был слабаком. Я ругал себя и в то же время понимал, что убить человека способен далеко не каждый.