А я как-то обходился без друзей, вставил Геннадий, и ничего, как видите. Не горюю.
Дело привычки.
Может быть.
Балуев вдруг почувствовал, что ему уютно потягивать виски с этим человеком. Однако привыкший быть всегда начеку, он не выказывал никакого расположения к собеседнику.
В ораторию ночного бара неожиданно ворвались восхищенные стоны. Гена сразу догадался, в чем тут дело.
Женщина средних лет, в шикарном черном костюме от кого-то из «высоких» французов, уселась за свободный столик. У нее были красивые, темные волосы, безукоризненно уложенные в модную прическу, огромные карие глаза, прямой нос с едва заметной горбинкой и маленький, припухлый рот.
Я должен вас покинуть, сказал он Мише Гольдмаху. Надеюсь, еще увидимся.
Все может быть, неопределенно заметил хозяин игровых автоматов, резко развернулся на крутящемся табурете и кивком головы поприветствовал женщину в черном. Она ответила тем же.
Геннадий взял свое виски и направился к ней.
Вот и встретились, улыбнулась она.
Что тебе заказать? Виски? Коктейль?
Возьми мне пятьдесят грамм водки и бутерброд с красной икрой.
Вкусы, однако, меняются, изрек он и хотел было вернуться обратно к стойке, но услужливый бармен уже сам бежал к ним.
Через пять минут на столе стояло все, что было угодно даме.
Ничего не понимаю, Света, признался Балуев. Почему меня до сих пор принимают за помощника Мишкольца? Прошел год, и все прекрасно знают
Никто ничего не знает. Она вынула из сумочки пачку сигарет.
Они одновременно, как по команде, щелкнули своими золотыми зажигалками от Картье и так же как по команде прыснули смехом.
Решили повыпендриваться друг перед другом! прокомментировала Света. А вкусы у нас с тобой всегда были схожи.
Так ты говоришь, никто ничего не знает? вернулся он к прерванному разговору.
Мишкольц не стал афишировать твой уход. Он сказал: «Пусть Гена отдохнет». И все считают, что ты где-то отдыхаешь.
Он никого не взял на мое место?
Ты вообще ничего не знаешь? удивилась Света. Он же ездил несколько раз в Москву. Вы что, не встречались?
Встречались. Он консультировался со мной по поводу приобретения новых картин. Я работаю сейчас консультантом. Часто выезжаю за границу на аукционы. Ни о чем другом мы с ним не говорили.
Тогда ты, наверно, многому удивишься. Мишкольц уже три месяца живет в Америке. Он официально развелся со своей женой в Венгрии и собирается жениться на Кристине. Их мальчику уже, слава Богу, восемь лет! Он ходит в американскую школу. Но Кристина вряд ли стала счастливой, хотя не мне об этом судить. Мишкольц по-прежнему ездит к старшему сыну в. Венгрию. Володя упорно хочет сделать из него помещика. Впрочем, каждый по-своему сходит с ума.
Кто же, в таком случае, занимается делами?
О, это будет для тебя сюрпризом! Помнишь такого горе-бизнесмена Охлопкова?
Данила? Это мой университетский товарищ.
Слышала. Так вот, Володя подобрал его и пригрел. У Охлопкова было шесть магазинов. Уцелел только один художественный салон. К тому же он оказался старым должником Мишкольца. Но его салон себя-то не окупал, где уж там с долгами расплачиваться! Володя сделал его своим временным помощником. Вот уже полгода Охлопков фактически во главе изумрудной империи. И Мишкольц им доволен.
Развалить империю сложно, но возможно, заметил Балуев, и Данила для этого самый подходящий человек. Как твои дела?
Мои? Отлично. День-деньской заседаю в Городской думе. Делаю политику.
Не жалеешь?
О чем, Геночка? По-моему, я наконец нашла себя в этой жизни, жалею только, что тебя нет рядом.
Ты сама сделала выбор. Мы могли быть счастливы.
Мне слишком дорога моя независимость, поставила точку Света.
Как поживает твоя мама и ее чилийский муж? Ты к ним ездила?
Некогда. Да и потом, они нас ждут вместе, как тогда.
Твоя мама ничего не знает?
Нет. Она спит и видит своим зятем Геннадия Сергеевича Балуева, обаятельного искусствоведа, знающего три языка, читающего в оригинале Хименеса и Верлена.
Да, пожалуй, мы ее разочаруем, согласился он.
По телефону я ей вру. Каждый раз передаю приветы от тебя. Вот такая история. Она курила сигарету за сигаретой, так и не приступив к трапезе. А твоя жена совсем оборзела, вставила вдруг Света, снова набивается ко мне в подружки! Марина знает о твоем приезде?
Нет. Он поморщился при упоминании о жене и, чтобы переменить тему, спросил:Свет, а почему водка? И этот сногсшибательный траур?
Сегодня черная дата в моей жизни. Забыл? Два года назад в этот самый день и в это самое время я сидела с моим бывшим мужем в плохоньком московском бистро. Впрочем, для него оно было в тот момент самым лучшим в мире. Я заказала ему манты и пиво. До этого он несколько дней голодал. Я уговаривала его вернуться в город ради наших проклятых дел. Он отказался. Я села в такси. Он крикнул: «Я люблю тебя!» До этого мы с ним пять лет не виделись. Я уехала в гостиницу. В ту же ночь его убили Что я тебе рассказываю? Ты все прекрасно помнишь. Ты ведь расследовал это убийство. И нашел убийцу. Она залпом выпила водку и принялась за бутерброд.
Я, кстати, живу неподалеку от того бистро, нарушил он минуту молчания. Могла бы приехать в гости.
Зачем тебе я? Старуха? Там живет молодая, красивая.
Откуда ты знаешь?
Телепатирую! засмеялась она и уже не весело добавила:Трудно в одиночестве. И кто же эта счастливая?
Юная грузинка. Учится в консерватории.
Ты ее, конечно, финансируешь?
У нее никого нет. Она очень талантливая виолончелистка. Он сам не заметил, как стал перед ней оправдываться.
Странно, тебя всю жизнь тянет на экзотических женщин. Марина твоянаполовину бурятка. Я Она вдруг умолкла и сунула в рот остатки бутерброда.
Не понял. В тебе-то какая экзотика? удивился Геннадий. Мать у тебя русская. Отца ты своего не знаешь.
Ясиротка, пожала она плечами и театрально хлюпнула носом. Сиротка я!
Послушай, сиротка, что мы с тобой все вокруг да около? Я ведь приехал к тебе. Давай выкладывай, зачем звала? Умоляла: «Срочно нужен!» Уж не затем ли, чтобы отметить твою черную дату?
Не затем. Света нахмурилась и опустила голову. О делах поговорим дома, после того как ты примешь душ, хорошенько выспишься и я заварю тебе крепкого кофе.
Это слишком серьезно. Он даже присвистнул. Похоже, ты собираешься меня запрячь. Не забывай, что я живу новой, куда более светлой жизнью, чем раньше. И мне не хотелось бы здесь надолго задерживаться.
Задержаться все равно придется.
Это почему?
Понимаешь, когда вас разводили, в твое отсутствие, Марина притащилась в суд с детьми. И у детей спросили, как часто бывает в таких случаях, с кем они хотят жить. С папой или с мамой? Так вот, оба пацана в один голос: «Хотим к папе, в Москву!» А девочка ничего не сказала, только прижалась к матери. Как тебе такой расклад? Юная виолончелистка готова к этому?
О чем ты говоришь? Марина никогда не отдаст мне детей. Это мы обсудили еще до моего отъезда.
Со временем все меняется, Геночка. Теперь она готова тебе всучить хотя бы кого-нибудь.
Что это с ней?
Обыкновенный бабский расчет. Во-первых, осложнить жизнь тебе, а во-вторых, она считает, что не все еще потеряно в ее жизни. О принце, конечно, она уже не мечтает. Ну, а вдруг какой-нибудь совсем пропащий мужичонка клюнет? А вдруг, Гена? И что же, она предъявит ему свою святую троицу?
Я не верю своим ушам!
Я вижу, ты рад. Ты ведь когда-то мечтал перевезти детей в Москву. Дать им хорошее образование. На пасынка не рассчитывай. А своегозабирай, пока дают! Но сам понимаешь, оформление документов займет уйму времени. Я могу это взять на себя. Ты палец о палец не ударишь, только будешь расписываться в нужных местах.
Ох и хитра ты, Светка! Ты будешь делать за меня мои дела, а я за тебятвои?..
Светлана Васильевна Кулибина, депутат Городской думы, пристально посмотрела на своего бывшего любовника. Открыла сумочку, бросила туда пачку сигарет и зажигалку. Поднялась из-за стола и не спеша направилась к выходу.
«Вот мы теперь какие! подумал Геннадий и снова спросил себя:Зачем я здесь?»
Он бросил бармену долларовую купюру. Тот неуклюже расшаркался: «Заходите еще». Балуев ему подмигнул, мол, не надо лишних фраз, все и так понятно.
Хозяина игровых автоматов не было за стойкой бара. Во время разговора со Светланой Гена старался держать его в поле зрения, но Гольдмах незаметно исчез.
Он накинул пальто, взял саквояж и вышел в морозную ночь.
Машина Кулибиной, маленький «пежо», ждала его у самого крыльца. Света беспрерывно курила.
Он дернул дверцу и услышал простое, жалобное: «Прости меня!»
Пересекая главную площадь города в своем новеньком шестисотом «мерседесе», Гольдмах с тоской посмотрел на гранитного Ильича, указующего перстом куда-то налево, на помпезное здание горсовета с мрачноватой подсветкой, и произнес вслух:
Что вы сделали, батенька, с Парижем?
Миша Гольдмах с детства привык гордиться родным городом. В одной из своих повестей Пастернак назвал его «маленьким Парижем». В свои двадцать пять лет Миша объездил пол-Европы. Видел Вену, Лондон, Берлин, Будапешт и, конечно, настоящий Париж. Убожество родного города мучило его, и он не понимал, что имел в виду Пастернак. После поездки в Швейцарию родной город ему окончательно опротивел. Путешествие в Альпы он предпринял в самый критический момент своей коммерческой деятельности, когда его бизнес потерпел крах. Он уехал на последние деньги и, вернувшись через неделю, вынужден был признать себя банкротом. На вопрос друзей и родственников, что он потерял в Швейцарии, молча показывал приобретенные там часы и при этом грустно улыбался. Друзья и родственники в недоумении пожимали плечами и крутили пальцем у виска. Но неожиданно для всех дела Гольдмаха после поездки пошли в гору. Вскоре ему уже принадлежали не только игровые автоматы, но и самый престижный в городе ночной клуб. За какой-то год с небольшим он стал одним из самых богатых людей в «маленьком Париже». Его называли счастливчиком, баловнем судьбы и употребляли прочие лестные эпитеты, обозначающие на языке обывателей высшую степень жизненного успеха. Однако теми, кто его знал, было замечено, что баловень судьбы совсем перестал смеяться, ходил с опущенной головой и болезненно реагировал на всякие пустяки. Кроме того, предмет своей былой гордости«маленький Париж», он подвергал беспощадному осмеянию.
Светофоры в нервном тике подмигивали одним глазом. Ветер свистел на пустынной площади, бился в лобовое стекло «мерседеса».
Гольдмах покинул площадь и въехал во двор-колодец, за памятником вождю мирового пролетариата. Двор был примечателен тем, что в центре он имел досадный аппендикс в виде длинного, одноэтажного сарая. Здесь располагались художественные мастерские. Возле сарая он обычно и припарковывал машину.
Трехкомнатную квартиру в центре города он купил недавно и обитал там в полном одиночестве. Квартиру родителей в районе сортировочной станции продал без угрызений совести. Родители давно жили в Израиле с семьей старшего брата. Он не уехал с ними, потому что учился в медицинском училище. А когда карьера дантиста не состоялась, просто не захотел оставить свой «маленький Париж», который теперь презирал.
Покупка квартиры явилась еще одним недоразумением в биографии баловня судьбы. Комнаты в ней были смежными, потолки невысокими. В городе поговаривали, что с его состоянием он мог бы иметь дворец с колоннами или, на худой конец, квартиру в «сталинке». Но каково было удивление окружающих, когда оказалось, что Гольдмах не собирается делать евроремонт. Более того, вообще ничего не собирается делать с квартирой, которая лет десять, по крайней мере, не ремонтировалась. Со стен клочьями свисали обои, потолки были в трещинах, полы в пошленьких квадратиках плитки ПХВ. И еще, он не пожелал менять старую, ободранную мебель, оставшуюся от прежних хозяев. Гольдмаха никто не мог обвинить в скаредности, он охотно давал в долг, без процентов, бессрочно. И никогда даже намеком не упрекал должника, забывшего о возврате денег. Поэтому по городу поползли слухи, что хозяин игровых автоматовчеловек со странностями, немного не в себе.
Михаил прошел в спальню, где висел детский коврик с тиграми над кроватью с панцирной сеткой и стояла ветхая этажерка с древним приемником «Балтика», до сих пор ловившим «Маяк». Единственная деталь, которую он внес в интерьер квартиры, был телефон. Обыкновенный телефон, являвшийся, по-видимому, роскошью для бывших жильцов.
Первым делом Гольдмах прослушал записи на автоответчике. Номер его сотового телефона знали немногие. Он служил ему для деловых разговоров, оставляя лирику для спальни с трогательным, безвкусным ковриком.
Разгневанный сосед снизу запрещал слушать радио по ночам, стращал милицией.
Школьный товарищ, недавно севший на иглу, просил денег, обещал помолиться за него в церкви.
Неизвестный патриот прокричал: «Убирайся, жиденыш, в свою Жидомасонию!»
Какая-то Оля уверяла, что они познакомились три года назад в Эмиратах, и просила о встрече.
«Миша! услышал он вдруг взволнованный женский голос. Это Таня Семенова. Не знаю, помнишь ли ты меня, но больше обратиться не к кому! Позавчера в Москве убили Салмана. Он тебе когда-то помог в бизнесе. Мы с ним расстались полгода назад и не поддерживали никаких отношений (в этом месте женщина всхлипнула). А сегодня мне позвонил какой-то тип и сказал буквально следующее: «Жди расплаты, чеченская шлюха!» Представляешь? Я не знаю, что мне делать. Кажется, за мной следят. Боюсь выходить из дома. Помоги, если можешь!» (Она продиктовала свой телефон и домашний адрес.)
Он еще раз прослушал последнюю запись.
О гибели Салмана, чеченского авторитета по кличке Пентиум, Михаил узнал из газет. Когда-то под руководством Салмана он начал торговать компьютерами. Потом Пентиум обеспечивал «крышу» его аттракциону «Виртуальный мир», который Гольдмах открыл в нескольких кинотеатрах города. Но все это было до поездки в Швейцарию. Потом их пути разошлись.
Что касается подружки Пентиума, то ее он помнил смутно. Кажется, смазливая девчонка. Пару раз они сидели вместе в кафе.
Он тут же перезвонил ей. В ответ раздались короткие гудки. Во втором часу ночи это выглядело странно.
Он врубил приемник. Западная радиоволна, заглушившая «Маяк», передавала джазовые оркестровки Глена Миллера.
«Сосед внизу, наверно, запрыгал от радости, подумал Михаил, все-таки музыка его молодости!»
Снова набрал номер подружки Салмана, и сновакороткие гудки.
Развалившись в жестком, потрепанном кресле, Гольдмах на некоторое время отключился, ушел в себя.
«Кому помешал Пентиум, перебравшийся в столицу? Тем более его брошенная подружка? «Жди расплаты, чеченская шлюха!», «Убирайся, жиденыш, в свою Жидомасонию!» Это что, националистическая организация? «Россиярусским!», «Смерть инородцам!»так пишут недоумки на заборах. Недоумки взялись за оружие? Несколько лет назад на колхозном рынке азербайджанцы закололи шампурами русского сборщика дани. Жуткое было зрелище! Что тогда началось! Настоящая охота на азербайджанцев. Досталось и другим кавказцам. Кто осуществлял расправу? Люди Шалуна. Ему помогали армяне. Они до сих пор у него в организации. Да в любой организации полно инородцев! Шалун напрямую связан с Мишкольцем. С помощником Мишкольца я только что познакомился. Приехали! Бред сивой кобылы!»
Телефон Тани Семеновой заливался короткими гудками.
Надо ехать! приказал себе Гольдмах. Судя по ее телефонному звонку, даже в такой поздний час она будет мне рада.
Он спустился вниз, сел в машину и снова оказался на площади, перед монолитом вождя, зловещим зданием горсовета и веселыми светофорами.
Таня жила в новом микрорайоне. По ночному городу он добирался не больше десяти минут.
Лифт оказался неисправным, и он поднимался на седьмой этаж пешком.
Уже дверь ее квартиры говорила о многом. От «глазка» в двери, словно паучьи лапки, отходили лучи свастики.
В длинном, тускло освещенном тамбуре, пахнущем кошками, было тихо, как на кладбище.
Звонить не имело смысла. Дверь была приоткрыта.
Гольдмах потоптался на месте, огляделся вокруг и толкнул незапертую дверь.
В темную прихожую пробивался тонкий пучок света из ванной комнаты. Оттуда едва доносилось журчание водяной струйки.