Опять ты.
Как договорились,сказал Сырцов и поставил на асфальт рядом с полосатым матрасом «Распутина». Хотелось посмотреть, как будет радоваться водочке гебисткоммерсанталкоголик. Обрадовался, конечно, алкоголик, реалистично обрадовался, достоверно. С шальным блеском в глазу, с кривой улыбочкой, с трясением рук. И с репликой подходящей:
Ну, тымолоток!
Выпьем!предложил Сырцов.
А то!восторженно отозвался Паша.
Устроились на привычной бетонной балке. Малыш и возникший ниоткуда Бидон маячили в отдалении, делая вид, что беседуют.
Позовем?спросил Паша.
Как хочешь. Бутылкатвоя.
За какие такие заслуги-услуги?
Которые ты мне окажешь.
Бидон, стаканы тащи!громко приказал Паша, совсем не заботясь тем, что ему придется оказывать услуги бывшему менту.
Бидон скрылся в конуре, а Малыш подошел к балке и расстелил на ней листы бесплатного «Рекламного вестника». Обеспечивал прием по вышнему разряду. Но закусь была все та же: два яблока, извлеченные из кармана Малышом и им же разрезанные на восемь ломтиков каждое. Вернулся Бидон и поставил четыре граненых стакана в ряд. Не стесняясь, Сырцов взял один из них и рассмотрел на свет. К его удивлению, стакан был мытый. И Бидон его окончательно успокоил:
Да не дергайся ты! Водка все дезинфицирует.
Водочка заставляла вздрагивать, укладываясь в желудке, потихонечку согревала, дарила беззаботность, развязывала языки.
Хорошо!решил в связи с этим воздействием водочки Малыш. Уже приняли по третьей, уже готовились к неспешной беседе, уже смотрели друг на друга с симпатией. Единственно возможный вариант социального примирения!
Приятно,дружески поправил его Бидон.
Надолго ли?задал философский вопрос Сырцов.
Сейчас приятно. А это главное. Сейчас! Сию минуту! Сие Мгновение! Остановись, мгновение, тыпрелестно!продекламировал Бидон и приступил к разливу остатка.
Лингвист,похвастался за него Паша.В Университете дружбы пародов имени Патриса Лумумбы преподавал.
А тыгебист,совершенно правильно изволил отметить Сырцов.В сером здании на Лубянке куковал.
Это ты к чему?осторожно полюбопытствовал Паша.
Есть такая картинка. Парализованная старушка в кресле. И рядомразвалившаяся усадьба.Картинка называется «Все в прошлом»,выказал с намеком эрудицию Сырцов.
Хочешь меня завести?загорелся Паша.Не стоит, Жора.
Тебе обязательно надо жить в конуре?
Обязательно.
Неужели и родственников никаких нет, у которых пожить первое время можно? А потом па работу устроиться и свой уголок найти?
Ну, родственники у всех есть,сообщил Паша.Бидон, у тебя родственники есть?
А как же!обрадовался Бидон.Сын. В частном банке служит. Говорят, большие деньги зашибает.
Хочешь к нему?спросил Паша.
Ни в коем разе. Скучен, бездарен, говнист.
А ты. Малыш?вопросил вторично Паша.
Чтоя? Чтоя?элегически начал Малыш.У меня женаформенная ведьма. А разве с ведьмой можно жить?
Сдохнете вы все здесь вскорости,жестко предсказал Сырцов.
Все сдохнем,согласился Бидон.И ты тоже.
Но не вскорости.
Какая разница?Бидон поднял стакан.За свободу! За свободу, которая у нас есть!
Как же за свободу не выпить? Выпили. Паша немногочисленными зубами укусил осьмушку яблока и сказал просветленно:
Мысвободные люди, Жора. Единственные в этой стране.
В нашей,автоматически поправил Сырцов.
Чтов нашей?
В нашей стране.
Ага. В вашей. Но не нашей.
«Все те же мы: нам целый мирчужбина. Отечество нам Царское Село!»возгласил Бидон и плавным движением правой руки указал на картонные домики.
Свободные!разозлился Сырцов.Свободныеот чего? От обязанностей, да? Тогда у вас страшная свободасвобода безответственности.
Вы по-прежнему в плену избитых марксистских постулатов,грустно проговорил Бидон.«Свобода это осознанная необходимость!» А если не осознанная? А если не необходимость? У Кропоткина...
Подожди про Кропоткина,перебил его Малыш и потребовал у Сырцова:Давай деньги на вторую. Мы сбегаем.
Пришлось выдать. Малыш и Бидон удалились бодрыми и быстрыми шагами. Паша закурил «Приму».
Все-таки что ты хотел сообщить Маше за двести долларов?для того, чтобы Паша особо не задумывался, зачем он пришел, спросил Сырцов.
Ничего я тебе не скажу, Жора. Ничего!Паша блаженно прикрыл глаза.А хорошо она во мне легла, родимая!
Выходит, ты меня не боишься, Паша?
Выходит. А надо?
Подумай.
Подумал. Не надо.
Еще подумай.
Не буду, Жора, я думать. Не желаю и, может быть, даже не хочу. Все кричат: думай, думай! Дерево думает? Трава думает? Цветы думают? Живут себе, цветут и пахнут.
В одном ты очень похож на цветок. Сильно пахнешь.
А ты меня не нюхай,посоветовал Паша.
Тогда пойду,решил Сырцов.Будь здоров.
И пошел было к дырке. Остановил его Пашин вопрос. Он ждал этого вопроса.
Ты почему это подхватился?
Сырцов с радостью отозвался заранее приготовленным:
Чтобы тебя не нюхать, цветок ты мой ненаглядный.
Садясь в «девятку», взглянул на часы. Было четверть первого. Опять к Деду ехать. А тут приходилось оставлять пустоту. Человечков бы ему, Сырцову, человечков, чтобы незаметно где надо топтались!
Глава 28
Чтобы не примелькаться, да и по ряду других причин он возвратился в город на старой казаряновской «восьмерке». Ему был известен график ответственной Элеонориной работы, но он взял время с захлестом: был в логуновском дворе за час до ее выхода, в восемнадцать ноль-ноль. Очень удачно пристроился за трансформаторной будкой рядом с полуразложившимся трупом «Москвича-408» и стал спокойненько ждать.
Без четверти семь появился «БМВ» глубокого синего, естественно, цвета. Нынче темно-синее богатые носят. К подъезду сей шикарный автомобиль не подъехал, скромно остановился в отдалении. И неподалеку от Сырцова, что приятно облегчало работу, ибо, не суетясь, прямо из «восьмерки» можно было рассмотреть паренька в шикарном прикиде. Паренек как паренек. Удивительно точны законы капитализма. Спрос порождает предложение. Нужны хозяевам жизни атлеты без мозговвот они, пожалуйста! Сколько надо? Десяток? Сотню? Тысячу? К вашим хорошо оплачиваемым услугам.
Атлет без мозгов в шикарном прикиде вылез из «БМВ» и, поднявшись на три ступеньки, уселся в тени на лавочке дворового сквера. Привычно уселся, автоматом, и стал ждать, рисуя что-то прутиком на песке. Интересно что?
Без пяти семь вырвалась из подъезда Элеонора. Без передника, без кокошникав штатском. Атлет тотчас двинулся ей навстречу. На полпути встретились. Неслышно было, о чем они щебетали, но после щебета атлет вернулся к «БМВ»подогнал его к подъезду и открыл багажник. Пока они выносили из подъезда,объемистые пластиковые пакеты (судя по всему, Элеонорины продовольственные запасы), Сырцов в невыносимой жажде узнать, что же рисовал на песочке атлет, незаметно рванул к скамейке. Можно было и не бегать: голая баба и мужской половой орган. Сырцов в раздражении растер ногой картиночку и вернулся к «восьмерке».
Лучший путь до Абельмановскойнабережная, и «БМВ» зашелестел по набережной. На Фрунзенской оторвался было от «восьмерки», но после Крымского моста пошли светофоры, сужения, легкие подвижные автомобильные полупробки. Так что Сырцов мог не волноваться.
У высотного здания в Котельниках над Яузой свернули налево и мигом выкатили на Таганскую площадь. А здесь уже она, Абельмановская.
«БМВ» въехал во двор необозримого, сложной конфигурации светлого дома. Сделав малую паузу, «восьмерка» последовала за ним.
Везуха так везуха: посреди двора расположилась спортивная площадка, огороженная полутораметровым деревянным заборчиком, продолжением которого вверх была частая металлическая сетка. Лучше не придумаешь для скрытого наблюдения. «БМВ» подъехал к третьему от арки подъезду, и атлет с Элеонорой, подхватив пакеты, скрылись за монументальными дверями. Поговорка есть: «Хуже нет ждать да догонять». Тогда, следовательно, нет худшей работы, чем сыщицкая, так как основное занятие сыщикаждать да догонять. Но Сырцов привык. Загнал «восьмерку» за спортплощадку так, чтобы ее не было видно от третьего подъезда, нашел скамейку позакрытее и уселся ждать. Догонять придется потом.
Атлет появился минут через семь. Зря, значит, он вожделенно рисовал на песке голую Элеонору и свой член. Вероятнее всего, он в этом доме прислуга за все. Прислуга у прислуги.
Атлет в «БМВ» не сел. Независимо засунув руки в карманы широких штанин, он с угрожающей гордостью оглядел окружающий его мир и пешочком направился к арке. Неплохо, совсем неплохо. Автомобильчик кому-то нужен. Имело смысл ждать. Да все равно бы ждал, со смыслом или без смысла.
Ждать надо уметь, и Сырцов умел. Заставив себя существовать вне времени и отключив мыслительный процесс, он жил только видимой картинкой и слышимыми звуками. Так почти не устаешь.
Сырцов чуть не пропустил его. Сгустились мутные сумерки, и вместе с ними пришел Паша Рузанов, такой же мутный и серый в серости. Не таясь, он прошел в третий подъезд.
Было по-ночному темно, когда Паша вышел на свет при подъездного фонаря. Узнал его Сырцов только по седой бороде и, если бы не видел, как он входил в дом, наверняка не узнал бы вообще. Под жалким фонарем сияло чудо в полированных штиблетах, в черных брюках с атласными лампасами, в белом смокинге с пластроном и при бабочке. Немытая, висевшая сальными сосульками грива и неровная неряшливая борода превратились в нечто пышное, парящее, артистическое. Это нечто обрамляло, как говорилось в старину, значительное и таинственное лицо артиста, художника, творца.
Творец небрежно забрался в «БМВ» и умело двинул с места. Сырцов на «восьмерке» еле успел пристроиться вслед.
У Таганки выскочили на Садовое и понеслись: Яуза, чудесное поместье на взгорье, Курский вокзал, Старая Басманная, МПС, Красные ворота... На подходе к Ново-Кировскому, ныне Сахарова, проспекту «БМВ» засадил мощный красный фонарь правого поворота. Направо так направо, Сырцов приблизился, ибо вариантов в выборе пути у Каланчевки предостаточно. Но Паша выбрал самый простой: еще раз показав правый поворот, подогнал «БМВ» к ступеням завлекательного заведения под бодрым неоновым названием «Казино». Увидев заграничный автомобильчик, со ступенек бойко ссыпался нестарый швейцар и поспешно распахнул дверцу с громким и жизнеутверждающим приветствием:
Добро пожаловать, Василий Сергеевич, заждались!
Так остановившийся неподалеку Сырцов узнал, что Паша ко всему прочему еще и Василий Сергеевич. Сунув кое-что в ладонь приветливого швейцара, ПашаВасилий Сергеевич легко, как совсем молодой, вспорхнул на площадку перед буржуазно-аристократическим, в драгоценном дереве и бронзе, входом. Неизвестно как, но швейцар все-таки опередил его и открыл перед ним ворота в игроцкий рай.
Паша был в раю, а швейцар-ключарь остался у дверей и тухло наблюдал за тем, как выбирался из «восьмерки» и поднимался по лестнице рядовой клиент Георгий Сырцов. Но обязанность свою выполнил, открыл перед Сырцовым прекрасную дверь.
Тебя, случаем, не Петром зовут?капризно полюбопытствовал Сырцов, найдя в швейцаре сходство с одним из апостолов.
Меня зовут Борисом Савельевичем,холодно представился швейцар, пропуская Сырцова внутрь. А внутри, а внутри! Белые в золоте стены, бордовый бархатчистый ампир.
От бело-золотой стены отделился хорошо одетый могучий молодой человек и, строго глядя на клиента, приблизился на расстояние, оптимальное для визуального шмона. А приблизившись, вскричал от неожиданности:
Георгий Петрович!
Сырцов же сразу узнал хорошо одетого молодого человека: это был его выпускник по Академии но имени Миша.
Здорово, Миша. А ты, я вижу, на хлебное местечко пристроился.
Так ведь они меня в Академию послали и обучение оплачивали!с ходу начал оправдываться Миша.Контрактный год у них отработаю и подыщу чего-нибудь поинтереснее.
Не торопись пока,успокоил его Сырцов.Ничего особо интересного в нашей с тобой профессии не бывает.
Уж вы скажете!не поверил Миша.Мы с ребятами кое-что о ваших делах слышали. Вы к нам по делу или нервишки захотели пощекотать?
Да по глупости я здесь. Обознался. Показалось мне, что передо мнойя мимо проезжалвышел из машины мой приятель сценарист Виктор Кузьминский. Я выскочил и за ним. И только когда этот тип в освещенных дверях оказался, понял: не Виктор это. Но уже перед вашим холуем, как идиоту, неудобно сталоведь уже и по ступеням поднялся. Вот и вошел,очень длинно объяснил Сырцов, понял, что ненужно длинно, и тут же обнаружил игривую азартность:А что, если вправду игрануть, а? Чем я хуже этого фраера в белом пиджаке?
Ничуть не хуже!поддерживающе весело заверил Миша.Вылучше. Вы сюда случайно попали, а Василий Сергеевич каждую ночь как на службу, крупно играет.
Коммерсант, банкир, наверное?впроброс, как бы без любопытства спросил Сырцов.
Да нет, говорят, кинорежиссер.
Знал Сырцов׳, что у кинорежиссеров по нынешним временам особо больших бабок не может быть, но промолчал. Кинорежиссер так кинорежиссер. Вот только стоило посмотреть, не контактирует ли с кем в этом казино кинорежиссер Паша. Или Василий Сергеевич. Как ему угодно. Сырцов изобразил на лице раздвоение собственной личности и сказал нерешительно:
А если сильно проиграюсь? Я ведь азартный, Миша.
Не позволю!со слегка подхалимским смехом рявкнул Миша.Пойдемте со мной, я вам входные десять долларов сэкономлю.
Еще одни двери, и они в раю.
Жека,подежурь за меня у входа,попросил Миша очень похожего на него самого молодого человека.Ко мне друг пришел.И, когда миновали изящную стойку с дамочкой, которой Миша кивнул:Ничего, что я вас другом своим назвал?
Друг, у меня в глазах зарябило,признался Сырцов, оглядывая заполненный людьми и ровным негромким шумом зал.Для успокоения выпить бы самую малость. Где у вас тут можно выпить?спросил он, заранее высмотрев стойку бара, от которой можно с удобством и незаметно, через зеркальную стену, наблюдать за залом.
Прошу.Миша деликатно, под руку, отвел Сырцова к стойке. Взгромоздившись на высокий стульчик, тот предложил:
Миша, со мной за компанию, а?тем самым косвенно напомнив Мише о его служебных обязанностях. Миша вмиг опомнился:
Извините, Георгий Петрович, работа. Не могу. Ну, вы здесь развлекайтесь, а я пойду. Через полчаса вернусь, посмотрю, как вы тут.
И пошел себе посетителей шмонать. Заказав себе любимого «Джим-Бима» и попутно содрогнувшись от цены, Сырцов устроился поудобнее на кожаном сиденье и стал смотреть кино на широком экране зеркала за стойкой. Вон декольтированные дамочки у карточного стола. Глазки выпучены, лобики наморщены, зубки оскалены. Нехороши сейчас, нехороши. Рядом два быка, играя, плохо делали вид, что им все равновыигрывать или проигрывать. Скромно, даже бедно одетая дама, неподвижная, как соляной столб, только глаза неотрывны от рук банкометаэто неизлечимо больная. Несколько парочек, каждая из которыхскоробогатей с курочкой, играли для престижа и показухи.
Паша был у колеса рулетки. Вальяжен, элегантен, даже красив. И улыбался, открывая замечательно белые ровные зубы. Это он у Эли хорошие запасные бюгели вставил. И, несмотря на бороду и гриву, далеко не стар. Как там отец Афанасий описывал? «Хорошо сложен, хорошо одет, высок, спортивен, в меру интеллигентен, в роскошной полуседой бороде. Возраст между сорока и пятьюдесятью». Подошло, все подошло. Но скорее пятьдесят, чем сорок. Ай да Паша, ай да молодец!
Молодец Паша яростно и неотвратимо проигрывался. Он широко ставил и на цвет и на числа, но Сырцов
ни разу не заметил, чтобы фишки вернулись к нему во множестве. Они вообще к нему не возвращались.
И не было здесь у Паши контактов. Не до контактов. Он играл всерьез.
Сырцов не спускал с Паши глаз до прихода Миши. Миша пришел, а Паша в это время впервые и крупно выиграл. Придвинув к себе горку фишек, он достал из специального кармана смокинга золотой портсигар и закурил. В первый раз выиграл и в первый раз закурил. Примета у него, видно, такая имеется. И закурил не «Приму» ли свою любимую? А что? «Прима» в золотом портсигаре. Шикарнее некуда.
Так и не решились?отвлек его Миша.
Страшно, Миша, ей-богу, страшно!признался Сырцов.Выпил, а все равно боюсь.
Тогда уж лучше не начинайте,как знаток, посоветовал Миша.Те, которые боятся поначалу, самые безрассудные.