Ларсен? напряженно спросила она.
Верно!
Я рассказал ей, как мнимая Барбара Дун позвонила Сюзанне Фабер и сообщила, что шантажистом являюсь я и как ей следует использовать своего силача приятеля, дабы тот «убедил» меня отказаться от подобных планов. Рассказал ей и про Карен Рейнер тоже. Она слушала все это напряженно и сосредоточенно.
Итак, наконец подошел я к финалу, по моему мнению, голос мнимой Барбары Дун принадлежал либо Карен Рейнер, либо вам. Вообще-то я рассчитывал застать здесь старину Харва, поскольку уверен, что он не так скрытен, как вы, и я собирался его хорошенько разозлить, чтобы в запальчивости он кое-что мне выложил
А почему вы считаете, что это должна быть либо вдова Рейнера, либо я? холодно осведомилась Марсия. Во-первых, откуда вы знаете, что Фабер говорит правду? Что она все это не придумала?
Это не она, твердо заявил я. Иначе чего ради она со своим мускулистым телохранителем стали бы поджидать меня вчера вечером на пороге моего дома?
Об этом я ничего не знала. Но существует и альтернатива: Фабер говорила правду.
Вот это чистая бессмыслица. Начнем с того, для чего Барбаре Дун было меня нанимать, а после этого немедленно звонить Фабер и просить ее прибегнуть к услугам своего телохранителя, чтобы напугать меня?
Возможно, нанять вас посоветовал ей кто-то другой, тот же Ларсен. И ей пришлось с этим согласиться. Если бы Барбаре в руки попали эти ленты, она бы тут же усмотрела превосходную возможность поквитаться с Фабер. Именно из-за нее произошел развод. Барбара обнаружила, что Харвей обманывал ее с Фабер. Неужели вы об этом не знали?
Нет, сказал я, но все же чего ради она захотела бы шантажировать Ларсена, помимо Сюзанны Фабер?
По той же самой причине, по которой она притворилась, будто шантажируют ее, заявила Марсия. Чтобы отвлечь подозрения.
Все это хорошо, но я по-прежнему считаю шантажисткой Карен Рейнер.
Меня абсолютно не интересуют ваши предположения. Я хочу одного: чтобы вы немедленно убрались отсюда.
Если вы попросите меня об этом вежливо, я так и быть смогу отвернуться, пока вы сходите за халатом или чем-то другим.
Большое дело! Она злобно сверкнула глазами, но тут же спросила:Вы говорите серьезно?
Конечно, но если вы попросите вежливо и мило.
Она скрипнула зубами:
Рик, пожалуйста, не могу ли я сходить за халатом?
Почему же, конечно! улыбнулся я. А я посижу здесь с закрытыми глазами, пока вы сделаете это.
Но если вы по забывчивости откроете глаза, обещаю, что я вырежу у вас сердце тупым ножом! мило прощебетала она.
Я действительно зажмурил глаза, до меня долетали едва различимые звуки, как будто бы где-то скреблась мышка, затем захлопнулась дверь. Я снова раскрыл глаза и закурил сигарету, потом подошел к телефону и осторожно приподнял трубку. Раздались два тихих щелчка: это Марсия закончила набирать номер на параллельном аппарате наверху, в трубке раздался телефонный гудок, потом загудел сам Харвей Маунтфорт.
Харви? заговорила Марсия очень тихо, но напористо. Слушай! Здесь Холман. Вошел в дом минут пятнадцать назад. Барбара, должно быть, дала ему свой ключ.
То, что ему требуется, это добрый удар по носу! свирепо заявил Маунтфорт. Я сейчас приду и сделаю это.
Нет! запротестовала она. Именно этого он и хочет. Он ищет тебя. Оставайся в стороне, слышишь, Харв?
Она быстро передала ему содержание нашего разговора, а когда закончила, на другом конце провода воцарилась тишина.
Теперь ты понимаешь, Харв? Я не знаю, чего добивается Холман, но я ему не доверяю. Так что держись подальше от него, слышишь?
Слышу, Марсия, медленно ответил он. Но до меня не доходит. Какого черта он собирается делать?
Говорю тебе: я не знаю! нетерпеливо бросила она. Но я сейчас спущусь к нему и постараюсь выяснить. Потом перезвоню, окей?
Окей, хмыкнул он и положил трубку.
Я дождался, когда она тоже положит трубку, и аккуратно поместил свою на рычаг. Разговор оказался пустым, единственной фразой, показавшейся мне значительной, был вопрос Харвея: «Какого черта он собирается делать?»поскольку, откровенно говоря, я сам не знал, что на него ответить.
Я прошел в передний холл и уже практически приоткрыл входную дверь, когда услышал позади себя возмущенный голос:
Разве хорошо так поступать, Рик Холман?
Обернувшись, я увидел Марсию Роббинс. Она стояла у подножия лестницы.
Черный шелковый халат был плотно затянут вокруг ее талии.
Вы уже уходите, даже не попрощавшись со мной? Стекла ее очков возмущенно блеснули. Разве так делают, Рик Холман?
Я знаю, когда следует удалиться, ответил я ей печально. Когда я вытащил пустышку, вот когда.
О чем это вы толкуете?
Я вышел на крыльцо, решительно закрыл за собой дверь и прошел к машине. Неожиданно в голове моей мелькнула одна мысль, которая заставила меня вернуться и позвонить в звонок. Дверь отворилась так быстро, что были все основания предположить, что моего возвращения ожидали.
Руки Марсии дернули за пояс на талии, черный халат соскользнул к ее ногам, предоставив мне возможность полюбоваться глубокой впадинкой между ее грудями и крутым изгибом бедер.
Почему бы вам не вернуться назад с холода, Рик? спросила она мягким чувственным голосом. Возможно, мы найдем общий язык?
Я вернулся, чтобы задать один вопрос, пояснил я. Что происходит между вами и Харвеем Маунтфортом такого, что заставляет его без конца врываться к вам сквозь французское окно? Ларсен уверяет, что это секс, но, когда я только что об этом подумал, решил, что это бессмыслица. Мне это напоминает комедийный эпизод в старых порнографических фильмах. Старина Харв мог бы разыгрывать подобные сцены, но это совершенно не ваш стиль.
Она снова завернулась в свой халат беспомощным жестом, как будто подумала, что ее обнаженное тело не способно отвлечь меня от работы, что же, дескать, еще остается бедной девушке?
Вы Губы у нее предательски дрожали. Вы и ваши грязные мысли!..
Значит, раз он врывается в кабинет не для того, чтобы быстро поразвлекаться на ковре, грубо заговорил я, так чего же ради он тогда является? Может быть, у вас есть общие интересы? Не так ли?
Ничего не ответив, она резко захлопнула дверь у меня перед носом. Немного подождав, я снова пошел к машине и направился домой.
В доме стояла мертвая тишина, когда я выдвинул ящик бюро и достал свой тридцать восьмой вместе с наплечной кобурой. По большей части, когда я оказываюсь по ночам в доме один, дом мой по-приятельски перешептывается со мной, но, очевидно, к оружию у него такое же отношение, как и у меня: дом нервничает. Когда ты берешь с собой пистолет, то знаешь, что тебе будет необходимо в кого-то стрелять. И эта мысль действует на меня угнетающе, хотя я каждый раз неизвестно кого заверяю, что делаю это только для самозащиты. А мое подсознание тут же задает еще один противный вопрос: «Так ты уверен, что кто-то первым собирается выстрелить в тебя?»
Я закрыл глаза всего на мгновение и совершенно ясно представил себе, как один неортодоксальный психиатр пробирается на четвереньках сквозь заросли тростника, с завидным упрямством надеясь добраться до дичи. А тут другой малоопытный охотник, видя, как что-то движется в зарослях, без раздумий стреляет в него. И после этого моментальный переход: другой охотник, настойчиво следящий за головой психиатра с помощью мощного оптического прицела, выжидает в сотне ярдов от него удобный момент, чтобы спустить курок. На таком расстоянии убийство человека теряет свою специфику, его можно даже сравнить с уничтожением назойливого муравья
Я заставил себя потрясти головой и сказать себе, что все это ровным счетом ничего не значит. Возможно, Рейнер был убит преднамеренно, но, возможно, и нет. В данный момент я не мог с уверенностью сказать, как это было на самом деле. Но мой ум безжалостно заявил, что если он был убит, то возможно и еще одно убийство.
Я перестал прислушиваться к внутреннему голосу и выскочил поспешно из дому, чтобы сесть в машину.
Я нажал на тормоза на красной подъездной дороге дома в Бел-Эйр приблизительно в полночь и бегом поднялся на ступени парадного портика. Все окна были темными, поэтому я нажал на кнопку дверного звонка и не снимал с нее палец. Секунд через тридцать, когда ничего не произошло, я потерял терпение и стал барабанить кулаками по двери. Она содрогалась под моими ударами, стараясь показать, что не привыкла к такому грубому обращению, так что под конец я ударил по ней плечоми пораженная таким неуважением дверь распахнулась. Я нащупал выключатель, вошел в передний холл и зычно закричал: «Карен! Карен?»
Ответа не последовало, поэтому я заглянул в гостиную, но она была пуста.
Я заглянул поочередно во все комнаты, выкрикивая ее имя. Когда я поднимался по лестнице, последние проблески разума уговаривали меня, что Карен куда-то уехала, возможно, навестить старого друга, или посмотреть кинофильм, или же провести несколько деньков с сестрой на Лонг-Бич. Существовал миллион логических объяснений тому, почему ее нет дома. Но ни одно из них ровным счетом ничего не значило, потому что где-то в тайниках моего мозга, куда никогда не добирались резонные соображения, таилась уверенность, что Карен наверняка дома, так что рано или поздно я ее разыщу.
Я нашел ее в ванной комнате рядом со спальней. Она лежала в ванне, откинув голову на бортик. Лицо Мадонны из цветного стекла было бескровным, темные глаза были широко открыты и выжидательно смотрели на меня, как если бы каким-то образом я знал ответ на ее вопрос. Ее потрясающе красивое тело было холодным как камень, даже холоднее воды, в которой она лежала. Я запустил пальцы в ее коротко постриженные волосы и осторожно приподнял голову. На выложенном кафелем полу темнела густая лужа, а на облицованной кафелем стенке был розовый след в тех местах, куда долетели кусочки мозга
Кто-то выстрелил ей в затылок с близкого расстояния из крупнокалиберной винтовки.
Глава 8
Карен мертва?
Лицо Гаррета Сулливана приобрело нездоровый синевато-белый оттенок, когда он с трудом добрался до ближайшего стула и почти свалился на него.
Она принимала ванну. Я сам говорил с трудом. Кто-то вошел туда и выстрелил ей в затылок с близкого расстояния из крупнокалиберного ружья. Ее мозг был разбрызган по всей стене.
Бедная Карен! пробормотал он. Но почему? Я хочу сказать, кто мог пожелать
Ее напарник, заявил я. Тот, кто забрал все эти магнитные ленты, а затем убедил ее написать шантажирующие письма. Когда я разговаривал с вами раньше, я считал, что записки писала сама Карен, о чем я вам и сказал. Но я умолчал о том, что с самого начала предполагал, что у нее был партнер. Я говорил то же самое еще кое-кому. Это был своего рода тест, Сулливан. Один из троих должен был быть ее партнером по шантажу, он-то и успел добраться до Карен прежде меня. Признаться, у меня и в мыслях не было, что он ее убьет.
Вы думаете, что ее партнером был я? Он тоскливо посмотрел на меня. Думаете, что я ее убил?
Лучше скажите мне, док, где вы были после того, как я позвонил вам? вкрадчиво спросил я.
Здесь. Он заморгал. Нет, у меня нету алиби. Я был тут один. После вас ко мне никто не заходил и не звонил.
Это делает вас очевидным подозреваемым! бросил я. У меня имеется свидетель, который слышал все, что я вам сообщил по телефону. К тому же вы были на той охоте с Рейнером, когда его убили точно таким же образом, каким сегодня была убита его жена.
Я могу поклясться, что смерть Германа была несчастным случаем, заговорил Сулливан хриплым голосом. И я клянусь, что не убивал Карен. Я не выходил вечером из квартиры, Холман, и это чистая правда.
Карен сказала мне, что в офис никто не входил после того, как она вернулась с похорон и решила навести там порядок, заговорил я. Сказала, что имелись всего две связки ключей: одна хранилась в доме, вторую вы ей вернули со всеми остальными личными вещами ее убитого мужа.
Все верно, согласился он, медленно кивая, но
Так что ничто не могло помешать вам сначала воспользоваться ключами, войти в его офис и забрать ленты, а потом уж вернуть ключи Карен.
Я этого не делал! Сулливан выпрямился, глаза его широко раскрылись. Это же безумие, Холман! Чего ради я стал бы вороватьну какой мотив мог быть у меня для того, чтобы шантажировать этих людей?
Я не знаю, хмыкнул я. Именно это мешает мне незамедлительно вызвать полицию и сдать ей вас.
Но возможно, я все же поступлю именно таким образом, Сулливан, если не смогу добиться от вас какой-то правды.
Правды? Он облизал пересохшие губы. О чем?
Доктор СексГерман Рейнер, сказал я. Вчера вечером я прослушал кусочек такой ленты, где клиентка рассказывала ему про оргию во время уикэнда, в которой участвовало пять человек, включая ее саму. Рейнер все время требовал уточнений, заявил, что нужно назвать имена конкретных людей, мол, это ей почему-то поможет. Если вы специалист по психоанализу
Нет, глухим голосом сказал Сулливан, такие сведения не могут помочь ни при каком анализе. Вас это интересовало, не так ли?
Если это правда
Разумеется, это правда! Он обтер пот со лба тыльной стороной ладони. Послушайте, Холман. То, что Карен рассказывала про него, было правдой. Герман Рейнер был человеком, болезненное любопытство которого удовлетворялось если не созерцанием, то хотя бы описанием эротических сцен. Но к тому времени, когда я это выяснил, у меня уже появился комплекс вины, потому что я переспал с его женой. Это случилось один-единственный раз, быстро добавил он. Я приехал к ним повидаться с ним, но его не оказалось дома. Карен приготовила мне выпивку, стала изливать душу о своих горестях и болезнях, и не успел я опомниться, как оказался у нее в постели! Он попытался победно улыбнуться, но у него не получилось, потому что думал он совсем о другом. Короче говоря, она меня соблазнила, добавил он с горестным вздохом.
Таким образом, у вас был этот комплекс вины к тому времени, когда вы обнаружили, что Рейнер был любителем эротических сцен, сказал я. А как вы это выяснили?
Как? Однажды, когда я был у него в кабинете, смущенно заговорил Сулливан, и на щеках у него выступили красные пятна, он сказал мне, что у него есть нечто крайне занимательное и он хотел бы, чтобы я это послушал. Потом он поставил одну из лент. Полагаю, мне следовало бы его остановить, но
Но в каждом из нас имеется что-то от любителя эротики, в том числе и в вас? пришел я ему на выручку.
Ну, нечто в этом роде, согласился он. Я вам солгал, конечно же он никогда не консультировался со мной, но я подумал, что должен каким-то образом объяснить вам, откуда мне известно содержание этих записей.
Он всё дал вам прослушать?
Не знаю Он пожал плечами. Полагаю, к тому времени он уже отобрал несколько самых смачных с записями исповедей четырех своих клиентов.
Я почувствовал, что у меня отвисла челюсть.
Четырех?
Ну да, четырех. Барбары Дун, Сюзанны Фабер, Харвея Маунтфорта и Эдгара Ларсена.
Маунтфорта тоже? А что было на его ленте?
Всякая грязь, как у них всех, поморщился Сулливан. Лично я считаю, что Рейнер редактировал свои трофеи, выбирал наиболее сенсационные кусочки из исповедей каждого.
В таком случае расскажите-ка мне про скабрезные признания Харвея Маунтфорта.
Ну, описание времени, проводимого им с Сюзанной Фабер, когда он был женат на Барбаре Дун. У него было кое-какое оправдание, его жена была холодной и, как он сильно подозревал, имела лесбийскую связь со своей секретаршей.
Он ничего не сообщил о его собственных взаимоотношениях с этой особой?
Сулливан нахмурился и задумался на несколько минут.
Что-то не припоминаю. Хотя обождите минуточку. Он что-то сказал о том, что уже после развода сообразил, какую совершил колоссальную ошибку, что единственная женщина, которую он по-настоящему любил, была Барбара Дун. Но он не надеется уговорить ее вернуться к нему, поскольку ее секретарша находится при ней постоянно.
Что-нибудь еще?
Он твердо покачал головой:
Нет, я в этом уверен. Большая часть его ленты посвящена описанию его свиданий с Сюзанной Фабер, оргий по субботам и воскресеньям в ее доме, ну и тому подобным вещам.
Ладно, сказал я ему, вы больше ничего не забыли мне рассказать про Рейнера?
Нет, это все. На лбу у него опять выступили капельки пота, и руки сильно дрожали, когда он их обтирал. Что теперь будет, Холман?
Убийство Карен Рейнер на моей совести, сказал я, я, можно сказать, подставил ее под удар. Не вызвал полицию, потому что теперь ей уже ничем не помочь, а копы только помешают мне отыскать ее убийцу.
Если вы не против выслушать меня, Холман, Сулливан неуверенно посмотрел на меня, на его лбу снова появились бусинки пота, мне кажется, что вы не правы. Полицию надо поставить в известность, и немедленно. Вы во всем вините себя, а возможно, вы ни при чем.