Если это тебя позабавит, насмешливо заметил я, пожалуйста.
Я положил бумажник на стол, затем откинулся на спинку кушетки, раскинув руки по подушкам, и уставился на него. Он подошел к дальней стороне стола, продолжая держать меня под прицелом. Проблема состояла в том, как посмотреть содержание бумажника, одновременно не спуская с меня дула пистолета и глаз. Ответ напрашивался сам: поднять бумажник свободной рукой, затем отступить, делая расстояние между нами слишком большим, чтобы я мог питать надежду на прыжок. Вот-вот, думал я, решение придет ему в голову, и в готовности согнул правую ногу. Он потянулся правой рукой, и в миг, когда его пальцы коснулись кожи бумажника, я вскинул ногу. Носок моего ботинка ударил по нижней стороне столешницы и опрокинул стол вперед, так что внешний край тяжело ударил его по голеням. Он взвизгнул, и пистолет взорвался в его руке, а пуля сделала аккуратный критический комментарий, пробив центр абстрактной картины на стене за моей головой.
Видимо, звук выстрела напугал Монахана до смерти, потому что он так и остался стоять с широко открытым ртом, когда я рыбкой нырнул с кушетки над перевернутым столом и всем своим весом припечатал его к полу. Я упал сверху, что было несравненно более приоритетным положением, и, приземляясь, слышал, как из его легких с шумом вырывается воздух. Когда я поднялся, коротышка все еще не шевелился и, судя по выражению его лица, приготовился к смерти, однако почему так долго? Я схватил его за шикарную рубашку и рывком поднял на ноги. Может, мои шесть дюймов и сорок фунтов преимущества и несправедливы, но я не позволил этой мысли сбить себя и от души ударил его по щеке, продолжая крепко держать за рубашку.
Внезапно он набрал в легкие достаточно воздуха, чтобы издать тонкий, полный ужаса вопль.
Я не садист, ласково улыбнулся я. Мне без разницы, каким способом тебя расколоть. Все, что мне надо, это правильные ответы. Я сделал паузу, чтобы ударить слева по другой щеке, и он захныкал. Итак, имя фотографа и где его найти?
Я отпустил рубашку, приставил к его груди ладонь и с силой толкнул. Он пятился, теряя равновесие, пока не наскочил на стену. Я поднял пистолет с пола и, взявшись за ствол, медленно стал наступать на него.
Рукоятка сберегает руки, которые могут понадобиться для лучших вещей в жизни, небрежно произнес я, подойдя поближе. У тебя свои зубы, Шон?
Он прикрыл лицо рукой в защитном жесте и крепко зажмурился.
Нет, не надо! Казалось, слова выскакивали из него помимо его желания. Я понял: вам нужен Терри Вуд. Он живет в Западном Голливуде.
Адрес?
Дом с наружными лестницами, третий этаж. Монахан отбарабанил номер улицы, словно только и хотел, что угодить мне.
Забираю пистолет с собой, сообщил я ему, не хочется, чтобы ты случайно вышиб себе мозги, когда я вернусь.
В его широко открытых глазах появился неподдельный ужас.
Вернетесь?!
Если имя и адрес не соответствуют действительностиобязательно! пообещал я. И выбью тебе все зубы, по два зараз.
Все честно, быстро сказал он. Клянусь!
Я спрятал пистолет в боковой карман, поднял с пола бумажник и был готов к дороге. Когда я вышел из комнаты, Монахан проводил меня внимательным взглядом, все еще прижимаясь к стене. Пять минут спустя, сидя за рулем автомобиля, я мысленно вздрагивал, вспоминая разыгранную в гостиной банальную сцену. Но успокаивал себя тем, что так хотел Шон Монаханвозможно, повлияли воспоминания детства о дешевом гангстерском фильмеи, вероятно, я разочаровал бы его, если бы не подыгрывал в том же стиле.
Когда я поставил машину перед жилым домом в Западном Голливуде, уже стемнело. Свет уличных фонарей отражался от потрепанных фасадовпохоже, улица так далеко скатилась по наклонной плоскости, что ей уже наплевать на остальную часть квартала. Я поднялся по скверно освещенной лестнице на третий этаж и нажал кнопку звонка. Из квартиры в ответ не последовало ни звука, и я нажал еще пару раз с тем же результатом. Мой блестящий импровизаторский ум осенила идеяможет, следует постучать? Однако едва костяшки моих пальцев коснулись дерева, как раздался слабый щелчок, и дверь приоткрылась.
Я вошел, пошарил по стене в поисках выключателя, зажег свет и закрыл за собой дверь. Квартира состояла из гостиной, спальни, ванной и кладовки, переделанной под кухню. Пара древних деревянных картотечных шкафов в спальне выглядела сиротливо и голо. Все ящики были опрокинуты на пол, и по всему полу раскиданы не менее десяти тысяч фотографических карточек. Сам фотограф лежал на спине, растянувшись поперек кровати, и, когда я взглянул на него поближе, мой желудок тут же взбунтовался: единственной узнаваемой чертой оказались вьющиеся светлые волосы. Кто-то беспощадно наносил ему удары традиционным тупым предметом и жестоко забил до смерти: лицо превратилось в неописуемое месиво.
В самом начале можно было логически предположить, что фотограф не случайно оказался в Малибу во время подъема Флер Фалез на вершину скалы. Но после рассказа Линдермана-Строберга о Майкле Линдермане и Шоне Монахане разумней показалась догадка, что фотограф мог быть связан с ними. Догадка подтвердилась в разговоре с Монаханом всего полчаса назад. Но кто-то добрался до Терри Вуда раньше и первым убил его. Майкл Линдерман, машинально подсказал мне мой мозг, но тут же подкинул противный вопрос: а зачем? Ответа не было, поэтому я оставил всякие попытки догадаться, еще не начав размышлять.
Слегка сжав зубы, я протянул руку и коснулся плоти фотографа, холодной как лед, но легко подавшейся под моими пальцами, а это свидетельствовало, что фотограф мертв уже довольно давно.
Глава 5
Я поставил кабриолет на поворотном круге рядом с одиноко стоящим «линкольном», затем поднялся по внутренней лестнице в дом. Когда я вошел в гостиную, Арлен Доннер с дружеской улыбкой повернулась от бара. Ее светлые с медным отливом, расчесанные на пробор волосы падали на плечи. Она была в широком свободном кафтане с броскими зелено-белыми завитушками, и, когда обернулась, я разглядел под кафтаном контуры ее тела. Похоже, под ним ничего не было, что открывало передо мной весьма заманчивые перспективы. Стараясь делать это не слишком явно, я проследил очертания полного бедра почти до самого паха, где все становилось черным и таинственным. Распиравшие яркий материал груди слегка подпрыгивали при движении, производя одновременно томное и чувственное впечатление.
Готовлю бурбон, объяснила она. Ячеловек предусмотрительный.
Редкое качество в женщине, а даже с такого расстояния я вижу, что тыженщина. Сев на кушетку, я закурил. Как прошел твой день, женщина?
Уныло, как всегда, беззаботно ответила она. Как твой?
Тяжело.
Блондинка принесла бокалы, отдала мне мой, затем уселась на другой конец кушетки лицом ко мне, подвернув под себя ногу. Бедро выдавалось наружу, сжимая округлость, отделявшую его от обольстительного компаньона. Блондинка машинально поглаживала кафтан на животе, и мне чудился слабый шелест.
Обедал, Рик?
Я не голоден. Вид мертвого фотографа отбил мне весь аппетит.
Сейчас позову повара, он что-нибудь приготовит.
Нет, виски вполне достаточно, сказал я. Как Флер?
Все так же. Приходил доктор, но сказал малофактически, только что вернется завтра.
Как его зовут?
Калпеппер.
Имя прозвучало как удар колокола. Калпеппер не только имел солидную профессиональную репутацию, но вызывал восхищение возмутительно высокой платой, взимаемой со знаменитостей, и количеством добровольной работы, которую он бесплатно выполнял в центральной городской клинике.
Мисс Коллинзего идея? вскользь спросил я.
Арлен кивнула.
Мне показалось, самый безопасный способ найти хорошую сиделкуэто обратиться к нему. Я слышала, доктор Калпеппер рекомендует только лучших.
Итак, похоже, маленькая теория Полины об Арлен-злодейке приказала долго жить. Я надеялся, что в этот момент Полине изменила ее умелая техника, и Джордж по крайней мере неделю будет носить на себе следы ее зубов.
Рик? Я повернул голову и увидел, что небесно-голубые глаза смотрят на меня с легким удивлением. Возвращайсягде бы ты ни был.
Извини. Я глотнул бурбона. Даже если скажу, о чем думал, едва ли ты поймешь сложность мыслительных процессов, которые привели меня к данному конкретному выводу. Я сам едва их понимаю.
У меня родилась захватывающая идея, сказала она слегка отчужденным голосом. Почему бы нам не завести нечто, известное под названием «беседа»? Знаешь, как это делается? Сначала ты говоришь что-то, понятное мне, и я, таким образом, получаю возможность ответить тебе.
Не выйдет, ответил я, но если хочешь, давай попробуем.
Я целый день слонялась по дому, не имея другого занятия, кроме как поразмышлять, сказала она. Мне не давало покоя одно: откуда Тео Олтмен знает, что случилось с Флер?
Ему сказала ты, буркнул я.
Рука Арлен дрогнула так внезапно, что коктейль выплеснулся на подушки.
Что?!
Или так думает Тео, ответил я, не повышая голоса. Разве не так он полагал, когда появился вчера вечером?
Как ты узнал? Ее голос охрип. Тео клялся, что вчера именно я позвонила ему и подробно рассказала всю историю. Он бы не пришел, если бы не мои слова о том, что Флер о нем спрашивала. Затем, после того как он попытался войти в комнату Флер и мисс Коллинз остановила его, он впал в гнусное состояние, а я наотрез продолжала отрицать, что звонила ему. Вот почему меня так обрадовал твой приход, Рик. Еще пять минут, ия честно думаюТео перешел бы к насилию. Он вел себя ужасно, словно переживал один из самых унизительных моментов своей жизни и
Возможно, так и было, подтвердил я.
Это моя ошибка, закончила Арлен. Знаешь что? Ты самый возмутительный тип, которого я имела несчастье встретить в своей жизни!
Почему? небрежно поинтересовался я.
Сначала напугал меня утверждением, что это я звонила Олтмену; затем даже не потрудился ответить на мой вопрос, сидишь с высокомерной ухмылкой на лице, словно уже знаешь все ответы; и, наконец, когда я пытаюсь сообщить тебе нечто важное, не даешь даже закончить!
Такой сексуальной девушке?! Я опустил руку на ее крепкое, трепетное бедро.
Прикосновение вызвало слабый отклик в области паха, показавший, как к этому моменту я был уже наэлектризован.
Я даже не возражаю на твои оскорбления.
Можешь хоть на миг стать серьезным? сказала она убийственным тоном. Признавайся, откуда узнал, что, по мнению Тео Олтмена, это я сказала ему о Флер?
Обоснованная догадка, без зазрения совести солгал я. Кто бы ни предупредил его, он хотел сохранить свою личность в тайне. Но кому безоговорочно поверит Тео? Притвориться Флер нельзя, потому что она слишком больна и слаба для телефонных переговоров. В благородство Джорджа Блума Олтмен не поверит, значит, на подозрении остается только преданный секретарь.
Арлен нахмурилась.
Но зачем кому-то его так обманывать?
Хороший вопрос, и у меня нет на него ответа, сказал я, невольно в который раз восхищаясь макиавеллиевским умом простушки Полины.
Так или иначе, слегка просветлело лицо блондинки, я рада, что все закончилось.
Рано радуешься, отрезал я. Олтмен вернется.
Почему? воскликнула она. С какой целью?
Взгляни на проблему с его точки зрения. Олтмен не подвергал сомнению подлинность звонка и, вероятно, часами упивался мыслью, что, угодив в беду, бывшая жена все-таки вспомнила о нем. Наконец кто-то любит Бичевателя ради него самого. Но, примчавшись сюда, он видит, что стал жертвой обмана. Флер его не вызывала, его даже не подпустили к ней, а ты все отрицаешь. И в разгар событий появляюсь я. Теперь ему не важно, звонила ты или нет. Дело в том, что кто-то же звонил, и вдобавок мой приезд: заговор вдруг обрел более определенные контуры. Олтмен не из тех, кто может просто все бросить и уйти. Он вернется, и тому будет немало причин: выяснить, все еще здесь ли я, а возможно, ради новой попытки увидеться с Флер. Сейчас он даже способен усомниться в ее болезни Может, она тоже всего лишь часть заговора против него.
Спасибо, мистер Холман, решительно поблагодарила Арлен. Вам потребовалось всего десять минут, чтобы испортить целый вечер. Я рисовала в воображении нечто уютное и теплоенемного выпивки, немного веселья и только мы вдвоем. Она хрипло рассмеялась. Похоже, я лишилась моего по-детски доверчивого ума!
Все еще впереди, не унывай, успокоил я. Если Олтмен сегодня и появится, когда-нибудь он все же уйдет.
К тому времени мои нервные окончания будут валяться по всему ковру, разорванные на мелкие кусочки, горько вздохнула Арлен. Благодарю покорно!
Сегодня я беседовал с Харви Линдерманом, сообщил я, и мой голос при этом звучал очень непринужденно. Он сказал, что одно время ты встречалась с его сыном?
Да, с Майклом. Арлен отвечала столь же непринужденно, но не сумела сдержать блеска в глазах.
По словам старика, он просто зверь.
Это правда, тихо сказала Арлен. Неразборчивый в средствах, безжалостныйон именно такой. Но в Майкле есть великолепное обаяние темной ауры, перед которым за шестьдесят секунд может растаять любая девушка, если только он пожелает! Ее большой рот искривила горькая усмешка. Я навсегда запомню Майкла Линдермана как опыт самый необыкновенный!
Что помешало продолжению этого уникального эксперимента? спросил я.
Похоже, я ему наскучила. Горечь перешла из улыбки в голос. Пока я воображала, что у нас роман века, он спокойно канул в неизвестность. Ни телефонных звонков, ни даже открытки. Думаю, Майкл просто не верит в прощания. После пары месяцев без единого слова от него даже такая ясноглазая мечтательница, как я, сообразила, что все кончено. Но, пожала она плечами, пока это продолжалось, было хорошо.
А если он вернется? поинтересовался я. Что ты почувствуешь тогда?
Я?.. Трудно сказать. Возможно, магия темной ауры будет действовать снова и снова, но, по крайней мере, на этот раз я хоть знаю, что ненадолго. Глубоко в душе я очень подозреваю, что Майкл пользуется женщинами, как большинство мужчинбритвенными лезвиями. Когда в четвертый раз лезвие слегка затупится, его выбрасывают и берут новое. Глаза Арлен сузились, она подозрительно взглянула на меня. Как это тебе удалось заставить меня разговориться? Может, теперь перейдем к опыту твоей сексуальной жизни? Чтобы все по справедливости!
Моя сексуальная жизнь сейчас на нуле. Я печально вздохнул, и мое медленно разворачивающееся хозяйство сочувственно дернулось. Увы и ах. Я забыт.
Тихий, настойчивый сигнал зуммера прервал Арлен посреди еле сдерживаемого приступа смеха.
Телефон у ворот! воскликнула она в отчаянии. А вдруг это Тео Олтмен?
Впусти его, сказал я.
А если он взбесится?
Не волнуйся, я натравлю на него мисс Коллинз, холодно ответил я.
Так я и поверила! огрызнулась она.
Через несколько секунд Арлен вернулась в гостиную, подхватила свой бокал и направилась к бару.
Ворота я открыла, бросила она через плечо, и, пока он здесь, больше пальцем не пошевельну. Замру у бара и буду только пить.
Черт возьми, а мне что делать? поднимаясь, жалобно спросил я. Только настроился, и вот, пожалуйста, ты решила напиться.
Арлен бросила на меня презрительный взгляд, от которого по спине пробежали мурашки.
Не столько напиться, сказала она хрипло, просто согреть душу.
Я усмехнулся.
Так-то лучше.
В гостиную решительным шагом вошел Бичеватель; его полуприкрытые веками серые глаза оценивали ситуацию. Сегодня вечером он надел красно-коричневый костюм, желтую рубашку с соответствующим карманным платком, тщательно измятым для придания ему большей небрежности, и широкий галстук в красно-белую диагональную полоску.
Все еще орудуете метелкой, Холман? Он поймал меня на мушку своего массивного крючковатого носа, затем навел по ней глаза. Удивительно, сколько грязи можно найти в одном месте!
Что с вами? спокойно спросил я. Сломались астрономические часы или?..
А! Вот и она! Олтмен перенес внимание на дальний конец гостиной. Вы знаете, какой я люблю мартини, не так ли?
Если хотите, не оборачиваясь, глухо ответила Арлен, готовьте его сами!