А ты, Пивовар, что сидишь, как неродной? спросил Пароход. У нас так не делают. Надо, брат, отметить третью вешку.
Таранов спрыгнул со шконки, сел к столу. Потом расстегнул браслет «Омеги», положил на столешницу:
Вот, ребята, вношу свой пай а больше у меня ничего и нету.
Пароход, жадно глядя на дорогие и престижные часы, произнес:
Брось, брат. Какие между арестантами счеты? Сегодня я тебя угощу, завтраты меня. Мы же не барыги.
Он уже прикидывал, как присвоить часы.
Все население хаты разбилось на кентовки только опущенный остался в своем углу на дальняке. Пахло чифирем, колбасой и хорошим табаком. Как и все, сидельцы любят встретить Новый год «красиво». И то, что на воле кажется сущим пустяком, за решеткой приобретает совсем иной смысл например, пачка приличных сигарет.
Ну, братья, сказал Пароход торжественно, проводим уходящий год. Ну-ка, Петруня, Петруня, тощий и шустрый, вытащил из-под стола пластиковую бутылку из-под «пепси». Он почти дрожал от предвкушения выпивки. Он достал бутылку и быстро налил по четверти кружки. Остро шибанул по ноздрям запах спирта.
Напополам разводил, сказал Петруня.
А почему он красный? спросил Иван. Пароход засмеялся и сказал:
Чтопо понятиям красный западло?
Нет, пожал Иван плечами, не западло. Я просто спросил.
Петруня понюхал спирт и произнес:
Да я его клюковкой подкрасил а че?
Пароход ухмыльнулся:
А ниче, Петруня. Вспомнил я, как на малолетке парился. Там, на малолетке-то, многим пацанчикам хочется под блатных косить. Там за красный цвет и опустить могут. Вот, помню, один пацанчик, сильно умный, решил на Новый год сделать блудиловку
О! перебил углового Петруня. Блудиловку я уважаю. Сам делал. Берешь, значит, батон и разминаешь в шлемке со сгущенкой. Сверху обмазываешь масломи карамелек, карамелек Ништяк выходит блудиловка.
Не перебивай, Петруня. Так вот, пацанчик один на Новый год блудиловку смастрячил. Вот, мол, пацаны, торт. А пацаны посмотрелии торт этот ему в морду а почему?
Почему? спросил Фара. Ему не терпелось выпить.
Потому что этот бес блудиловку для красоты свеклой покрасил. Запомоил, стало быть, Новый год пацанам. Но ладно, мы-то не шалупонь малолетняя наблатованная Выпьем, братья!
Выпили. Спирт был явно не высокого качества, но в условиях СИЗО и такая выпивка для большинства сидельцев не доступна. Закусили вареной колбасой тоже, кстати, не у каждого на столе.
Как тебе наша елка, Пивовар? спросил Пароход.
Красиво, похвалил Иван сдержанно.
Э-э, брат, это что? Вот под Нижним один барыга чалится. Так он себе на зоне-то двухэтажную фатеру поставил, а из Канады выписал елку по каталогу. За полторы штуки баксов.
А Фара спросил:
А кто этот Каталог? Катала, что ли, главный?
Образованный Пароходон почти девять классов закончилответил:
Ну ты, Фара, грамотей! Вместо мозгов у тебя мускулы. Каталогэто такая книжка, список с товарами. Выбираешь и посылаешь маляву: хочу, в натуре, котлы. Пароход ткнул в «Омегу». Или, например, резиновую бабу тебе и присылают.
Фара спросил недоумевая:
А что же он себе резиновую бабу не заказал? Я бы заместо елки бабу заказал.
Ты что же думаешьу него на бабу денег нет? Да на кой хрен ему резиновая нужнаему прямо на зону живую доставят. Да не одну А торезиновую!
На другом конце стола, где сидела другая кентовка, выпили чифирю. Там шел свой разговор:
Это еще не чифирь, говорил, размахивая руками, благообразного вида сиделец. Мы вот на больничке год назад как чифирек варили? Берешь сто граммов молока, воды тоже стошку. Половину маленькой ложки маслица добавляешь и ложек восемь чая. Но чай чтобы обязательно«Майский» Как сварилсцеди. Получается граммов сто пятьдесят. Ух, забирает! Вроде как стены хаты шире становятся и свету больше Вот это чифирь!
А отходняк с твоего чифиря? спросил другой сиделец.
Вот отходняк, брат, тяжкий, вздохнул первый.
Таранова уже накрыла волна алкогольного теплаобманчивого и коварного часы показывали без трех минут полночь.
У тебя точные? спросил Пароход. Дипломатично спросилон уже считал часы своими и ему не терпелось примерить их на руку. Но время для этого еще не пришло.
Точные, ответил Иван.
Насыпай, Петруня, скомандовал Пароход. Петруня снова налил в алюминиевые кружки спирту. Добрый Пароход взял со стола кусок колбасы и огурец, повернулся к опущенному. Со словами: на, Гребень, отметь праздник, швырнул их человеку у параши. И колбаса и огурец были съедены мгновенно. На глазах у человечка выступили слезы.
Потом еще получишь, сказал Пароход благосклонно и бросил ему сигарету. Человечек благодарно закивал головой. А Пароход добавил значительно:Как себя поведешь, Гребешок понял?
Петруня заржал и произнес:
Как сосать сегодня будешь, Гребень.
Но Пароход осадил его резко:
Никто Гребешка трогать не будет что же мыне люди?
Без минуты, сказал Фара. Все посмотрели на него. За несколько секунд до того, как секундная стрелка подошла к двенадцати, Пароход встал с кружкой в руке. Торжественно сказал:
Ну, первый тост: за воров!
Кружки сошлись с жестяным стуком. «С Новым годом, Светлана, прошептал Таранов, с новым счастьем!»
Ну, Пивовар, как тебе на тюремке-то? спросил Пароход с набитым ртом. Таранов закурил, задал встречный вопрос:
Вот мы сидим, выпиваема как контролеры на это смотрят?
Пароход собрался ответить, но не успелвместо него ответил Петруня. Он очень быстро окосел от спирта, язык развязался:
Пупкари-то? сказал Петруня. А че онитоже квасят. Новый, бля, год вот завтра начнут шухер наводить. Тут, кореш, другое важно: с кумовьями
Следи за метлой! зло бросил Пароход. Чучело бухое!
А че я? Я ниче, пробормотал Петруня и запел фальшиво:
Мне плечи жаль твои еще девичьи, Закованные в лагерный бушлат, Из рукавов которого как спички Стыдливо пальцы белые дрожат.
Петруня пел и раскачивался из стороны в сторону. Пароход смотрел на него с ненавистью и презрением Была надежда, что за общим базаром, возбужденные спиртом или чифирем, сокамерники не заметили неосмотрительно брошенной фразы. А если заметили? В любом случае, решил Пароход, Петруню нужно наказать. Пивоваришкато, видать, не врубился, салага он, тюремной жизни не знает А Петруню нужно наказать. И так давеча на прогулке, когда Пароход с блатарем встретился, так тот мутный какой-то разговор завел, что, мол, много нынче сук развелось. Говорил, а сам все взглядом буравил.
Ты, кореш, угощайся, сказал Пароход Таранову, светлый нынче праздник.
Спасибо, сказал Таранов. Зря Пароход подумал, что Иван в оговорку Петруни «не врубился». Таранов «врубился» и сделал выводы Уроки старого зэка не прошли даром.
Светлый, светлый нынче праздник, разглагольствовал Пароход. Он прикидывался охмелевшим, но сам мысль держал. В такую ночь не грех и дырявому плеснуть как смотришь?
Иван кивнул. Заметив одобрение, Пароход продолжил:
Ты поближе сидишь. Не впадлу тебе плеснуть Гребешку?
Не впадлу.
Только ты его не касайся, брат, опомоишься.
Таранов налил спирт в свою кружку, встал и двинулся, протискиваясь боком, к опущенному. И без подсказки Парохода он знал, что к опущенным и их вещам прикасаться нельзяопомоишься, сам опущенным станешь. Даже если это произошло случайно Тебе при этом могут посочувствовать, но помочь не может никто: клеймо «опущенного» не стирается. Оно на всю жизнь. Петуха можно использовать как сексуальный объект, можно истязатьэто не «помоит» бродягу. Но случайно прикоснуться к отверженному, сесть на его место, взять по ошибке его ложку, шапку, пожать руку, не зная, что перед тобой опущенный, означает навсегда перейти в клан опущенных. Впрочем, это бывает крайне редкоих, опущенных, сразу видно, издалека. Тут ошибиться трудно.
Таранов взял кружку, кусок колбасы и пару сигарет. Стал боком выбираться из-за стола. Он не знал, какую подлянку затеял Пароход. Он даже предположить не мог, что, пока он спал, Пароход переговорил с дырявым. Под шумок, когда вся хата была занята кулинарными делами да развешивала гирлянды, угловой пошептался с Гребнем. Пообещал ему свое покровительство, если Гребень все сделает как надо. Забитый, затравленный, затраханный бывший учитель биологии средней школы согласился. Статья у него была дряньразвратные действия в отношении малолеток, и он по тюремным законам сразу попал в касту опущенных. При этом в самый низший ее разрядпроткнутых педерастов. В первый же день пребывания в СИЗО учителю «разорвали фуфло на немецкий крест»изнасиловали. Жизнь его стала просто невыносима, и после трех месяцев постоянного насилия и истязаний он был готов на все. А требовалось от него не так уж много поцеловать Пивовара.
Когда Иван подошел к петуху, вся хата притихла. Таранов положил на пол колбасу, сигареты, присел рядом с Гребнем на корточки. Он ощущал какую-то скрытую угрозу, но еще ничего не понимал Напряжение, в котором он пребывал все последние дни, и алкоголь притупили бдительность.
Подставляй кружку, сказал Иван. Петух подвинул кружку. Таранов начал лить подкрашенный спирт в жестянку без ручки. Вся камера молча следила за происходящим. Опущенный жадно ел колбасу беззубым ртом.
С Новым годом, сказал Таранов, когда жидкость перетекла из одной кружки в другую и в этот момент петух метнулся к Ивану. В первый момент Таранов подумал, что петух хочет вцепиться ему в горло. Он мог бы убить доходягу одним ударом, но не хотел этого делать. Он просто сделал кувырок назад, и снова сел на корточки.
Ты чтоочумел? спросил Иван. С отчаянной решимостью, с глухим утробным ревом петух снова бросился вперед. Иван встретил его несильным, но болезненным ударом в нос. Брызнула кровь, петух сел на бетонный пол и заплакал.
Чего он у вассумасшедший? спросил Иван. Несколько секунд в хате было очень тихо. Потом кто-то ответил:
Опомоить он тебя хотел, Пивовар ты руки-то вымой.
И враз вся хата заговорила, зашумела глухо, возмущенно. Только теперь до Ивана дошло, что могло случиться, окажись он менее проворным Он несколько раз тряхнул головой, отошел от петуха и долго, тщательно мыл руки.
Вот ведь гнида какая! шумела за спиной хата.
Видать, и правда тронулся умом петушок наш.
Да еще в светлую ночь! Убить мало пидора.
Иван мыл руки, ощущал спиной чей-то взгляд и думал: чуть было не влип. Чуть было а что было бы, если бы этот урод сумел в меня вцепиться? Жить опущенным? Спать у параши? Нет, ребята, так не пойдет. Так не пойдет, ребята. У меня всегда есть выход Иван покосился на левую руку с малозаметным шрамом.
Он вернулся к столу, и его пропустили, посторонились. Пароход снял с руки часы Таранова, положил на стол и негромко сказал:
Примерить хотел не возражаешь, брат?
Иван не ответил, закурил. Руки слегка дрожали.
Давай выпьем, Пивовар. За тебя ловкий ты, брат, быстро говорил Пароход, наливая спирт. Выпили. Пароход продолжал еще что-то говорить, но Иван почти не слушал, кивал механически
Теперь ты можешь его убить, Ваня, горячо бормотал угловой. За кочета не спросят
И вдруг в голове Таранова как молния сверкнула. Он вспомнил слова Германа Константиновича: «Людей по-всякому ломают, Олег. Бывает, что в лагерных разборках в ход не только заточки идут, но и пидоры Как, спрашиваешь? А очень просто: подсаживают втихаря пидора к нормальным людям. Ивсе! Те, кто с ним пил-ел, сигареты у него брал, за одним столом сидел, все переходят в категорию непроткнутых пидоров. Тут, брат, ухо держи востро».
И все стало Ивану ясно: петух хотел с ним «обняться» не случайно. Не по вспышке безумия, не по злобе но почему? По чьей указке? Таранов поднял глаза на Парохода, посмотрел в упор. Пароход вдруг осекся, спросил:
Что ты, брат?
И вспомнилось Ивану торопливое движение, которым угловой снимал с руки «Омегу». Концы срослись. Таранов улыбнулся. Он быстро прокачивал ситуацию: бодягу с пидором замутил угловой. Зачемэто уже десятый вопрос. Возможно, чтобы завладеть часами Не в этом дело. Дело в том, что попытка может повториться. Если человека сознательно хотят подставить, то всегда, или почти всегда, это удается. Тюрьма и зона в этом отношении имеют огромный опыт и широкий арсенал средств. Даже опытного бродягу можно подловить, а уж первоходцанаверняка есть способы, есть. Значит, нужно что-то предпринять. Прямо сегодня, сейчас, немедленно. Откладывать на завтра нельзя. Опустить могут сонного. Константиныч рассказывал: проводят спящему членом по губамвсе! Ты уже опущенный. Этопо понятиямблядский поступок. И того, кто блядство совершил, могут потом наказать. Но для опомоенного это ничего не меняет.
Иван улыбнулся нетрезво, криво.
Выпить-то есть у нас, Пароход?
И выпить есть, и пыхнуть есть, Пивовар, мгновенно откликнулся Пароход. Пьяноватый Петруня налил спирту снова выпили. Петруня пытался что-то петь, но все время сбивался и забывал слова. А вот бычок Фара пил мало, закусывал основательно и был трезв но изображал поддатого. И Таранов тоже изображал поддатого.
Значит, спросил Иван, завалить гада?
Отвернувшись от Ивана, Пароход левым глазом подмигнул Фаре. Ловким движением Фара извлек из-под подкладки пиджака гвоздьодин конец был расплющен и заточен Показал и быстро спрятал обратно. А Пароход наклонился к Ивану и зашептал в ухо:
Вены ему вспороть, гребню пакостному. Хер кумовья чего докажутвскрылся и вскрылся А, Иван? Прощать блядство нельзя.
Дай мне, обратился Таранов к Фаре. Тот вопросительно покосился на Парохода. Пароход прикрыл глаза. Фара вытащил заточку и передал ее под столом Ивану. Таранов повертел гвоздь«стопятидесятку»в руках. Со стороны шляпки гвоздь был обмотан полосками полиэтилена. Оплавленный на огне, полиэтилен образовал грубую, молочно-белую рукоятку, и заточка чем-то напоминала медицинский скальпель. Иван потрогал пальцем расплющенный конецострый. Мгновенно вспомнился сувенирный стилет, которым он заколол ментовского оборотня Коломенцева.
Иван принял решение. Он сжал «скальпель» в руке и тяжело поднялся из-за стола.
Ты что, Пивовар? спросил Пароход. В светлую-то ночь не гоже как-то может, потом?
Голос звучал лживо.
Сам разберусь, буркнул Иван. Снова напряженно замолчала камера. Таранов пробрался мимо людей и сел на корточки перед петухом, несколько секунд смотрел ему в глаза нехорошая висела тишина в хате.
Взгляд Таранова немногие выдерживали. Но петух уже не был человеком. Он давно превратился в животное и не реагировал на такие «мелкие» раздражители, как человеческий взгляд. Так же, как не реагирует на него овца.
Ты жить хочешь? спросил Иван. Он ожидал ответа: «Да», но услышал: «Нет». И это обыденное, лишенное экзальтации или рисовки «нет» поразило Ивана И выбило почву из-под ног: человеком, который не хочет жить, невозможно манипулировать.
Хочешь умереть? спросил Иван после долгой паузы. Сломленное существо шепнуло: «Да» Таранов бросил к его ногам скальпель; встал и повернулся, сделал шаг к столу.
Эй! позвал его гребень сзади. Эй, ты Пивовар спасибо тебе. Тебя Пароход приказал опустить он велел тебя поцеловать.
Вздох прокатился по хате. Десяток пар глаз смотрели на углового. Пароход вскочил, опрокинулась табуретка, забренчали кружки-шлемки на столе.
Братья, произнес Пароход враз побелевшими губами. Кого вы слушаете, братья? Пидора слушаете?
В хате по-прежнему было очень тихо, и в этой тишине негромко прозвучал голос Таранова:
Иди сюда, тварь пакостная.
Слово произнесено. По жестким законам зарешеченного мира на него надо ответить. Тот, кто не ответил на оскорбление, теряет авторитет раз и навсегда Пароход побледнел, щека задергалась, сжались кулаки.
Иди сюда, СУКА, обострил Таранов. Угловой зарычал, вскочил на стол. Опрокинулась бутылка со спиртом, захрустел раздавленный огурец. Кто-то закричал Вскочил Фара, бросился, отшвыривая в сторону пожилого зэка, на Таранова. Одновременно прыгнул Пароход. кто-то из сидящих за столом выронил сигаретумгновенно вспыхнул разлитый спирт. Из горлышка бутылки фукнуло, как из огнемета, обожгло лицо одному из сидельцев.
Иван легко ушел от летящего на него Парохода и встретил Фару прямым в голову. Фара замер на секунду, Таранов провел второй ударФара рухнул Горел стол, бежали веселые огненные ручейки, орал обожженный зэк. Пароход подсек Ивана под колено, а метнувшийся от стола обожженный сбил Таранова с ног, придавил. Мгновенно навалился сверху грузный Пароход, ударил головой в лицо, вцепился в горло.
Хата была наполнена криком и мечущимися людьми. В тесном пространстве хаты полыхал стол. Иван был придавлен двумя телами, почти лишен возможности двигаться, сильные руки сдавливали горло.
Петух под шумок резал «скальпелем» лицо оглушенного Фары.
Кто-то уже ломился в дверь, молотил в кормушку. Неслись крики: пожар! Горим!
Иван высвободил одну руку и ударил Парохода в печень. Пароход зарычал, но продолжал душить. Ивану остро не хватало воздуха, в глазах потемнело. Горим! бился страшный крик.