Распахнулась дверь. Зэки, отбросив в сторону нетрезвого контролера, выкатились в коридор. Теперь Иван освободил вторую руку. Скрюченными пальцами ударил Парохода в глаза, сбросил тело и локтем сломал угловому нос.
Пароход откатился к ногам стоящего на коленях петуха. Гребень улыбнулся беззубым ртом и вогнал «скальпель» в глаз угловому. Таранов устало сел. В камеру ударила струя пены.
* * *
Опер сидел на подоконнике, курил и покачивал ногой. За его спиной сидели на карнизе жирные голуби, валил снег.
Хреново начинаешь, Таранов, сказал опер.
Что начинаю? спросил Иван.
Срок свой долгий. Пожар в хате, драка со смертельным исходом хреново начинаешь, Пивовар.
Пожар устроил не я. И Парохода не я убил.
Опер стряхнул длинный столбик пепла, произнес:
Ты пока ничего не понимаешь, Иван Сергеич. Ты не представляешь, как легко я могу превратить твою жизнь в ад.
А сейчас рай? усмехнулся Иван.
Сейчас рай, Пивовар, кивнул опер головой. Сейчас рай. Знаешь, что такое пресс-хата?
Слышал.
Слышал А я могу тебе в натуре устроить место в пресс-хате. А там ребятки шерстяные, беспредельные. Опер замолчал, сильно затянулся сигаретой и посмотрел на Таранова. Вот там, Ваня, ад. Там Дахау, помноженное на Бухенвальд Там взрослые мужики плачут, как дети. Вешаются, вскрываются. Тебе это надо?
Нет.
Тогда давай дружить, Иван Сергеич. Ты, я вижу, мужик с характером. Мне тебя прессовать интересу нет. Мне уже намекали, что надо тебе создать «тепличные» условия. Но я тебя ломать не хочу. Плевать мне на то, что ты на воле накосорезил. Завалил Колобка? Так туда ему и дорога Не хочу я тебя, Иван, ломать, не хочу. А сидеть тебе долго. Очень долго. По-любому меньше десяточки не дадут. Тебе сейчас сорок один год. Тебе здоровье беречь надо. Будешь со мной дружитьвсе будет окей ну, что?
Таранов почесал голову, спросил с улыбкой:
Как же дружба-то наша будет выглядеть?
Ты же умный мужик, Пивовар.
Стучать, значит, надо? Так, гражданин начальник?
Опер рассмеялся, ответил:
Ну зачем так? Ты же интеллигентный человек, а не таракан какой-то засиженный. Да и они на контакт идут. Я тебя уверяю: идут. У меня в каждой хате по человечку. А то и по три. Они только понты кидают: привет анархистам, пидец активистам! Жизнькентам, смертьментам! Это понты все голимые, Пивовар. Сдают друг друга с потрохами. Я же все про них знаю, все движения отслеживаю. Знаю, от кого кому малява пошла, кому завтра анашу контролер принесет, а кому адвокатмобильник. Могу это пресечь, а могу и позволить. Со мной, Иван Сергеич, хорошо дружить вот, кстати, телефон. Опер сделал жест в сторону телефона на столе. Можешь позвонить родным, друзьям.
Таранов рассмеялся, кумовской тоже улыбнулсяпонял, что подловить не удалось. Впрочем, он особо и не рассчитывал.
Ну так что, Иван Сергеич? Будем дружить-то?
Дружить-то? Дружить будем отчего не дружить?
Ну вот и хорошо. Я же знал, что ты умный, интеллигентный человек.
Дружить будем, а вот стучать, начальник, извини, не буду.
Несколько секунд кумовской молчал. Потом произнес:
Пятнадцать суток ШИЗО. Для начала.
Глава 2«ВО ВЛАДИМИРСКОМ ОСТРОГЕ ШКОНКУ ТЕЛОМ ГРЕЛ»
Тарановым интересовались не только правоохранительные органы. Самый пристальный интерес Таранов вызвал у Танцора. С одной стороны, выстрел Таранова в Колобка работал на группировку Козыря А с другой, он создавал массу проблем. Как в криминальной, так и в ментовской среде знали о трениях между Козырем и Колобком. Сразу после выстрела на 2-й Никольской менты активизировались. Зацепиться им было не за что, но вокруг группировки Козыря прослеживалось движение. Это раздражало, мешало работать. Танцор распорядился поменьше болтать по телефонам и вообще снизить число контактов. Танцорубывшему оперуполномоченному уголовного розыскабыло очевидно, что вскоре менты успокоятся. В конце концов, у них есть киллер.
Танцора киллер очень интересовал. По своим каналам он начал наводить справки и выяснил адрес Попова, с документами которого Таранов прибыл во Владимир. Он даже направил в Санкт-Петербург человека. Человек разыскал Попова, но вернулся ни с чемПопов оказался алкашом и ничего вразумительного сказать не мог. Возможно, паспорт у него украли. Возможно, сам потерял. А может быть, продал за бутылку-другую водки. Причем последнее наиболее вероятно. Козырь деятельность Танцора не одобрил:Тебе, Никита, заняться больше нечем? Ты только ментов раздразнишь. Пес знает, как цветные твой интерес истолкуют.
Понял, ответил Танцор, но не нравится мне этот Пивовар. Выскочил, как чертик из табакерки кто ему Колобка заказал?
Колобок беспредельщик был, рвал чужое. Он стольким людям напакостил, что не сосчитать Вот и получил свое.
Так-то оно так, Владимир Дмитрич. Но ведь киллер из Петербурга прикатил.
А хоть из Парижа, буркнул вор. Что с того?
А вы не забыли, что к Волку люди из Питера интерес проявляли? Мы так и не знаем, что за люди.
Брось, Танцор, мутить. Лучше займись делом. Ты лучше найди человечка из централа, который поможет Волку соскочить нашел?
Ищу.
Вот и ищи, а про этого Пивовара я больше слышать ничего не хочу. Понял?
Понял, ответил Танцор. Но сомнения его не оставляли.
* * *
Из ШИЗО Таранов выбрался едва живой, с температурой и чудовищным кашлем. Пятнадцать суток ШИЗОэто тяжело. Это очень тяжелокто бывал, тот знает. Многие ломались.
После изолятора Иван попал в новую камеру. Он вошел в хату бледный, представился, превозмогая кашель.
Дайте человеку присесть, скомандовал чей-то голос. Показалось, знакомый Таранов присмотрелся и узнал пожилого дядьку, которого «откачивал» в ИВС. Таранов слабо улыбнулся, дядька ответил улыбкой и продолжил распоряжаться:Чаю, перекусить, освободить шконку присаживайтесь, Пивовар.
Иван опустился на табуретку. Дядька сел напротив.
Ну, давайте знакомиться, сказал он, протягивая руку. Э-э, да у вас температура, друг мой. Рука-то горячая как вы себя чувствуете?
Неважно, признался Иван. Перед ним поставили кружку с дымящимся чаем, положили два бутербродас курицей и с сыром. Иван покосился на пачку сигарет, и дядька догадалсяпридвинул к нему сигареты. Иван закурил. Уже после третьей затяжки закружилась голова.
Про вас, Иван Таранов, мы уже слышали, сказал дядька. Кое-что знаем А меня зовут Василий Тимофеевич некоторые называют Графом.
Очень приятно, ответил Иван и закашлялся. Граф смотрел на него внимательно. Покачал головой, сказал:
Паразиты Довели человека. Ладно, сейчас вы попьете чаю, и вас посмотрит доктор.
Должен прийти доктор? спросил Иван.
Напротив, он отсюда выйти не может, ответил Граф. Все засмеялись, а бородач в тельняшке сказал:
Я доктор. Я, правда, невропатолог, а не терапевт, но посмотретьпосмотрим.
Иван пил горячий крепкий чай. Вспоминал слова кума: ты не представляешь, как легко я могу превратить твою жизнь в ад.
Не беда, Иван Сергеич, сказал Граф. Отдохнете, подлечитесь. Лишь бы они вас не начали крутить через матрас.
Как эточерез матрас? спросил Иван.
Очень просто. Больше пятнадцати суток ШИЗО дать вам не могут. По закону не положено. Поэтому, когда хотят замордовать человека, его на день выпускаютночь спит на своем матрасе, в хате. А потом находят повод и снова опускают в карцер. Потомопять так же. Все «по закону», Иван Сергеич.
Таранова посмотрел доктор.
Ничего страшного, сказал он. Воспаления легких, кажется, нет. Подлечим.
На следующий день Ивана вновь опустили в ШИЗО. На этот раз «всего лишь» на пять суток. Хотели влепить десять, но вмешался Граф.
Вы что же творите? сказал он ДПНСИ. Он же больной, с температурой. Вы что творите?
ДПНСИ не с каждым сидельцем разговаривать станет. Но с Графом сталавторитет у Шувалова был не маленький. И дежурный отлично понимал, что Граф может и беспорядки в СИЗО замутить. Уж в своей-то хатеточно О чем говорили дежурный и вор, никто не знает. Но срок Таранову скостили до пятерочки, дали с собой аспирина и теплые вещи.
Болезнь Иван преодолел. И даже проникся каким-то философским спокойствием. Иногда он впадал в некое состояние, которое не было ни сном, ни бодрствованием. Он вспоминал Африку, бой на причале Джишаве
Садилось солнце, длинные тени пересекали порт, стелился над водой дым горящего состава с нефтью. Группа «Африка» захватила причал и закрепилась на нем. В городе шла резня«освободители» генерала Фернандо Луиса Псоя резали сторонников Большого Тангри. Разбираться, кто сторонник, а кто нет, им было некогдапоэтому резали всех подряд. Грабили и насиловали. Батямайор Кислицыннесколько раз связывался с Псоем. Предупреждал: подойдет с севера легион Большого Тангриполупьяное войско не сможет сражаться реакции не было, а легион подошел. Конечно, их в первую очередь интересовал порт. А в порту стояли только сорок советских диверсантов, но о них легионеры даже не подозревали. А потому, не ожидая сопротивления, прислали два грузовика и джип с крупнокалиберным пулеметом Джип катил первым, и его беспрепятственно пропустили. Разведчик, мать его за ногу! Джип пропустили, он проехал до конца причала. Старший по рации сообщил, что на причале чисто, противника нет. Тогда бодренько въехали грузовики. Экипаж джипа перебили ножами, Леха Васильев сел за пулемет. Лешка прицелился в трехлучевую мерседесовскую звезду на капоте, и первый грузовик под напором пуль калибра 12,7 просто рассыпался на куски. Искалеченный остов проехал еще десяток метров, вильнул и рухнул с причала. А Лешка расстрелял второй грузовик.
Все понималиэто только начало, Большому Тангри нужен порт. Его легионеры лезли на причал, как смертники. В сущности, так оно и былосзади их подпирали «кондоры»гвардейцы Большого Тангри. «Кондоры» подгоняли легионеров свинцовыми хлыстами «калашниковых». Порт нужен им был позарезв самом конце причала стояли восемнадцать контейнеров с оружием Если бы это оружие и тонны боеприпасов попали к Большому Тангрирезня распространилась бы на всю страну. Они шли, как мухи, и погибали под огнем советского спецназа. Но потом кто-то умный поджег цистерну с нефтьюдым покрыл причал, и под дымовой завесой легионерам стало проще. Видимость составляла десять-двадцать метров. Дышать сделалось трудно, щипало глаза. А черномазые выныривали из дыма как черти, вели бешеный огонь. Погибли Саня Сафонов, Игорь Два Ствола, Короля ранили. Уроды Псоя даже не подумали прийти на помощьсвалили с награбленным. Дым покрывал причал плотным одеялом. Батя дал команду отодвигаться назад, к концу причала. Они отошли. На двадцать метров, на пятьдесят, на сто дальше отходить было некудас трех сторон море, с четвертойлегионеры.
У торца причала покачивались два баркаса, но даже щенку было ясно, что их всех перебьют в этих тихоходных суденышках. И Батя сказал: нужны трое добровольцы прикрыть отход. Остались Леха Васильев, Цыган и Пьеро.
Баркасы затарахтели движками, ржавые осклизлые сваи причала стали удаляться. А там, на раскаленном, потрескавшемся бетоне остались три старших лейтенанта. Им было по двадцать пять лет. Когда баркасы отошли уже на милюстрельба на причале стихла. А потом потом прогремел взрыв И восемнадцать контейнеров с оружием и боеприпасами дали славный фейерверк.
Таранов вспоминал ночной бой в древнем капище в Ньяс-суби, среди тысяч столбов с человеческими черепами и пирамид, сложенных из костей. Черепа и кости были совсем старыми, черными, хрупкими при случайном попадании пули череп рассыпался, как труха, опускался на сухую землю облачком праха. Были и свежиебелые, глянцевые. Под луной они пластмассово блестели, а в черных глазницах таился ужас.
Он вспоминал свой одиночный рейд к океану по долине Мамбезе. Четырнадцать суток он шел по джунглям, питался змеями. Из оружия у него был только нож и ракетница. Он ставил петли на мелкую дичь, но добыча проходила мимо А однажды на Таранова вышла из джунглей собака. Черт его знает, как эта дворняжка оказалась в лесу, вдали от человеческого жилья. Наверно, заблудилась. В любом случае, это была невероятная удачав собачонке было килограммов восемьдесят мяса. Еще во время учебы Таранов убивал, разделывал и ел бродячих собак. Это входило в обязательный курс выработки психологической устойчивости. Если сегодня ты не сможешь убить ни в чем не повинную собачку, то как же ты будешь завтра резать мирного жителя, который случайно обнаружил группу в чужом тылу? Отпустишь? А он наведет на тебя охотничков Собачек отлавливали и пускали в разделку. Вынутыми потрохами фаршировали труп «противника»манекен в натовской форме. Кишки и прочая требуха выпирали из полурасстегнутого мундира. И это «учебное пособие» требовалось тщательно обыскать, а потом на себе, на своих плечах, доставить «в штаб». Таранов не был сентиментален или жалостлив. Если бы он поймал собаку петлей но она пришла сама. Она несколько раз тявкнула, завиляла хвостом и села рядом. Она пришла к человеку, она ему ДОВЕРЯЛА. Иван схватил собаку за холку, вытащил нож и увидел ее глаза. Пронзительные, почти человечьи. Несколько секунд (или лет?) человек и собака смотрели в глаза друг другу. Таранов отпустил пса, прошептал: черт с тобой, псина. Живи. Как-нибудь лягушками прокормлюсь Собачонка лизнула ему руку, и до океана они дошли вдвоем. Об этом случае Иван никогда никому не рассказывал. Если бы об эпизоде узнало начальство Ивана, он был бы отчислен из группы.
* * *
Через пять суток Иван Таранов вышел из ШИЗО. Он был спокоен, уверен в себе и тверд. Он был готов к тому, что его снова прокрутят через матрас, но этого не произошло.
В хату он вернулся так, как возвращаются домой. И встретили его так, как встречают своего.
В тюрьме время течет медленно. Оно как будто превращается в физически ощутимую тягучую субстанцию. Густую, вязкую, как воздух камеры, наполненный волнами сигаретного дыма и запахом человеческих тел Время узника наполнено ожиданием. Ожиданием вызова на допрос, встречи с адвокатом. Ожиданием прогулки, передачи, письма, свидания. Ожиданием утра ночью и вечера днем. Ожиданием суда и этапа. Бани. Обеда ужина. Колеса следствия вертятся неспешно, иногда арестанта не вызывают на допрос по нескольку месяцев. Он терзается, он не знает, что ждет его впереди. А впередисуд. Но и судебные колеса крутятся неспешно. То судья заболеет, то заседатель, то адвокат не придет свидетель или потерпевший судья назначит дополнительную экспертизу или направит дело на доследование потом уйдет в отпуск или сломается автозак или не будет бензина для автозака или «устал конвой».
А арестант сидит. В скученности невероятной, в духоте, насыщенной палочками Коха. Ему не хватает солнца, кислорода и движениябольшинство российских тюрем строились давно. Их строители не предполагали, что в камерах, рассчитанных на одного-двух человек, будут содержаться десять-двенадцать-шестнадцатьдвадцать зэков! Ему не хватает общения с родными и близкими. Зато в избытке «общение» с сокамерниками А среди сидельцевразные люди, среди них полно отморозков законченныхнасильников, подонков, готовых за бутылку водки или дозу героина ограбить ребенка, искалечить старуху, вырвать серьги из ушей женщины. Много, в конце концов, психически больных или изломанных жизнью людей
Против сидельца стены и решетки, бактерии и люди. Все против него. Порой даже он сам против себя.
Он сидит, и время тянется медленно. И в стенах тюремных ничего не происходит.
И все же тюрьма живет. Она наполнена явными и тайными движениями, борьбой, катастрофами, победами, страстями. Она хранит в себе память о тысячах, десятках тысяч арестантов. Если бы стены Владимирки могли заговорить! О, если бы они смогли заговорить но стены молчат.
Следствие по делу Таранова двигалось не шатко не валко. Собственно, все сводилось к тому, что Ивана изредка дергали на допросы, но он молчал, протоколов не подписывал. Адвокат приходил, вел с Иваном задушевные беседы. Сразу было видноадвокат не простой, «специального назначения». Он уговаривал дать чистосердечные показания, потому как делотруба. Срок дадут «огромный. Поверьте мне, Иван Сергеевич, огромный, и даже Плевако, Спасович и Карабчевский вместе взятые ничего не смогли бы сделать. Сотрудничая же со следствием, можно добиться значительных поверьте мне, значительных успехов». Адвокат приносил сигареты, бутерброды, совал Ивану телефонвы можете позвонить куда угодно. Таранов сигареты брал, бутерброды ел и с радостью воспользовался телефоном. Поставил условие: адвокат затыкает уши, отворачивается и не слушает разговор. Тот сразу согласился, уши «заткнул» и превратился в одно большое ухо.